7. Дети войны- продолжение

Владимир Переверзев

На своей страничке продолжаю печатать
воспоминания о военном детстве моей супруги
Переверзевой(Долговой) Людмилы Васильевны

               Дети войны - 7
                (продолжение)

                *7*

     Лето заканчивалось. На  завалинке  дома  у дяди Саши и тёти Наташи по -прежнему собирался народ, о чём-то говорили, спорили. А ребятишки тут же играли в городки, поодаль старшие ребята и девочки крутили верёвку и скакали через неё. Но ни Лёшки, ни Зои, Гали, Раи там не было. Оба Коли сидели со взрослыми ждали стадо. И так было  всё время, пока мы с Витей пасли стадо. Каждый раз Николай и Коля ,встретив стадо, подходили к Вите и они уходили на край деревни. Я же никуда пока не ходила, так как не хотелось красоваться с завязанным носом, да и любила поспать. Утро приходило быстро и мне же приходилось Витюху будить, а это не просто: приходилось иногда и ругать его.
Вот и подходит к концу действие нашего договора с дядей Сашей о нашей работе. Мы сдружились с ребятами, строили большие планы на будущее. Но только, как говорится в сказке, всё кончается красиво и добром.
А у нас с Витей на последок случилась беда.  С утра, как только мы привели стадо на новое место, где побольше травы и я с телятами отошли на дальний край поляны, чтобы отделить телят от всего стада, услышала рёв Мишки. Смотрю, а из перелеска бежит волк прямо в  самую середину стада овец. А из стада он выскочил с ягнёнком на спине. Я затрубила в рожок. Овцы побежали с того места, где паслись. Я с телятами бегу к ним. Витя старается не подпускать овец к лесу. День был испорчен! До полудня мы с Витей зорко следили за перелеском: а вдруг волку понравилось и он снова вернётся.
Приехали доярки на дойку. Мы рассказали о случившейся с нами бедой. «Жалко овечку,- сказала Варюха-доярка, - но, ведь, и волку кушать хочется, все хотят кушать». – «Так пусть зайцев , хомяков ловит», - возразил Витя. – «А ты стереги их лучше». – «У меня  ружья нет, я бы не дал ему овечку, убил бы волка, - сказал Витя и горько заплакал, - что я теперь скажу дяде Саше?»  Мне стало жалко себя и Витю.  Я обняла Витю и шепчу ему: «Не плачь, стыдно же, не маленький, тебе же 11-й год!». На этот раз мы привели стадо раньше обычного. Солнце ещё было высоко. Народ только возвращался с полей. К  Вите подошёл Никола: «Что случилось? Волк?».  - «Да», - ответил Витя.
Хозяйки были недовольны, что рано привели стадо. Они, ведь, не успели, придя с поля, сделать домашнюю работу и встретить своих коровушек. Я повела телят на двор. За ними и коровы шли. Их вёл Мишка. Буян замыкал шествие. Доярки тоже были не готовы. В общем – ничего хорошего в этот день не случилось. Мы очень расстроились  и оба молча плакали у дверей дяди Саши. Сидели, наверное, долго. Пришёл дядя Саша. Он уже знал про волка. Присел рядом с нами, закурил, потом сказал: «Витя, ты храбрый парень, тебя дед Фёдор видел, как ты за волком-то побежал. Ягнёнка отнять хотел?» - «Да я, дядя Саша, упал, и ружья у меня нет». – «Ружьё у меня есть, но дать тебе его я не могу, не имею права. Годков у тебя маловато, подрасти надо. Но то, что ты делаешь, – за взрослого делаешь! Эх, ребята, я хочу, чтоб эти ваши слёзы последние. А если и плакали, то только от радости и смеха. Идите , отдыхайте. Утром на работу».
Мы пошли в дальний конец улицы. Нас встретила хозяйка, пожалела и просила, чтоб не расстраивались: «Этот распроклятущий волк каждый год озорует». К нам подбежали Зоя, Рая и Коля, а потом подошли Лёша с  Николаем. О волке ни кто не спрашивал, а говорили о школе, что уже через неделю поедут в школу. Лёша ездил в центр и много узнал нового о школе и обо всём рассказывал. Нам тоже очень захотелось в школу.  «Вы знаете, какая моя учительница хорошая – Павла Николаевна Бокарева?»– заговорил Витя, - и стал рассказывать про свой 2-«А» класс и про то, как его дружок Васька, с которым вместе хотели « ехать  за хлебом», обманул. «Ну, какой же это товарищ или друг, - сказал Коля, - ты, Витя, не водись с таким». Мы ещё посидели, в слух помечтали, но хозяйка сказала, что пора спать. – «Идите все спать», - и  ребята ушли.
Наутро всё было по-прежнему, как всегда, только уже строже смотрели за стадом. Так прошла ещё неделя. Когда мы пригнали стадо, тётка Маланья, у которой мы уже по третьему кругу должны были столоваться и ночевать, сказала: «Сегодня собрание собирается, ребят в школу утром повезут». Мы скоренько покушали и пошли на собрание. Оно было возле дома дяди Саши. Там была большая площадка. Народу пришло много, но больше было ребят – больших и маленьких. К народу обратился дядя Саша и дяденька из центра. Дядя Саша говорил о том, как хорошо всем селом поработали. Особо он хвалил детей, работавших на полях, на скотном дворе. Мы с Витей переглянулись, ведь на скотном мы тоже работали, и улыбнулись друг другу. Дяденька из центра говорил о войне, о положении в стране, о том, что надо жить дружно и помогать друг другу; хорошо работать и ещё лучше ребятам учиться. Он поблагодарил дядю Сашу, пожал ему руку, сел на лошадь и уехал.
Дядя Саша закурил, помолчал, потом сказал: «Ну, что я могу сказать? Вы всё слышали. Урожай обещает быть хорошим. Так его ещё собрать надо в срок, ба-бо-ньки (это слово он сказал нараспев), помолчал и продолжил: «На том и порешили!», - А теперь вот что: для всей нашей деревни письмо пришло от Витиной и Люсиной мамы, слушайте, и он стал читать письмо.
«Здравствуйте, добрые люди! Низкий вам до земли материнский поклон за ваш приют и ласку. И Вам, Александр Иванович, за доброту, понимание – материнское моё спасибо. А ещё я Вас прошу отпустить детей в школу, хотя знаю, всем сейчас трудно это сделать. Приходила Витина учительница – Павла Николаевна, сказала, что ждёт его в класс. Сама я не грамотная, в школу не ходила. Нас было у родителей восьмеро. Я, старшая, в домахах и грамоте училась у своих братьев и сестёр. Хочу, чтоб мои дети были грамотными. Спасибо вам всем. Евдокия Александровна».
Тут ещё приписка есть, но это лично для Люси с Витей.
      В приписке было написано, что на письмо, которое мы писали Сталину, пришёл ответ от Ворошилова К.Е.  Теперь карточки на хлеб и продукты дадут и на работу маму устроят. «Я уже работаю и получаю рабочую карточку. А вам, мои детки, надо учиться. Приезжайте, уже освободилась от госпиталя одна школа, где четыре начальные классы. Целую, благословляю вас. Ваша мама». Я прочитала приписку и хотела всем сказать, что в ней написано, но дядя Саша неодобрительно покачал головой: «Не говори, Люсь». А сам спросил у людей: «Ну, что, народ, как решать будем с нашими пастушками? Отпустим?» И стало тихо-тихо. Вышла Лёшина мама и сказала: «Иваныч, мы все здесь мамы и у нас тоже дети, о чём разговор, бабоньки? Разве мы не справлялись до них? Справлялись! И сейчас справимся». – « Ай, да Лукерья Прокопьевна! – сказал дядя Саша.
Из толпы крикнули Витю: «Иди к нам». Ко мне подошла Зоя, взяла за руку: «Пошли к нам, они всё решат». И мы побежали на другой конец улицы. Там играла гармошка и пели: «Вдоль деревни от избы и до избы зашагали торопливые столбы…» -  (это об электрификации ) – и ещё пели хорошие песни. На душе было хорошо, что-то новое ожидалось. Кто-то шёл в первый класс, а кто-то уже оканчивает школу, и всем будет хорошо. Я радовалась, что нам дадут карточки на хлеб, а мама уже работает за зарплату и хлебную карточку. Но Витя об этом ещё не знал, я не успела ему рассказать. Мы все радовались, дурачились, желали друг другу много хорошего, и что после войны мы обязательно будем встречаться. Нам ни кому не хотелось расходиться.
Но тут подошёл к нам дед Фёдор и спросил : «Наплясались? Ночь на дворе! А ты, Люся, рожок-то мне теперь отдай, я теперь в дудку дуть буду». Я спросила: «Отпустили?», - «Конечно, отпустили. Ребята, хоть и не рано поедете, но спать надо. Идите по домам». И мы, простившись друг с другом, разошлись по деревне. С дедом Фёдором мы пришли на наш постой, чтобы отдать ему рожок, в который он будет играть для коров.
Дома нас ждали Лёшина мама и тётя Наташа.  «Пока вы там с ребятами пели-плясали, мы вам котомки собрали, - сказала тётя Наташа, - вы молодцы, Люся и Витя, мы довольны вашей работой. Но урожая ещё нет, платить-то нечем». – «Не волнуйтесь, тётя Наташа, мы же не маленькие какие, понимаем, - сказал Витя, - нам с вами было хорошо, и на этом спасибо». – «Ой, Витюха, закон гласит каждому по труду. За труд платят! А за твоё спасибо – тебе, вам спасибо! Витюха, не озлобляйся, расти крепким, умным мужиком. Люся, а пироги-то я тебя не научила печь, времени не было». – «Мама меня научит печь, она умеет, только не с чего печь-то», - сказала я.  – «Мы тут покумекали, сказала тётя Наташа, - и по крыночке муки вам принесли. Кто овсяной на блинки, кто ржаной , кто гороха. Всё упаковали вам вот в этих котомочках. А маме передавай наш привет».  – «Ну, ладно, разговорились, - сказала тётя Маланья, ребятам спать пора». – «И то, правда, - сказал дед Фёдор, и обнял Витю.  Теперь я за волком побегу». Всем стало весело и они ушли. А мы выпили молока и легли спать на лавки.
Утром мы завтракали. Тётя Маланья собирала в дорогу еду, завернув в тряпицу, и положила в котомку. К нам пришли Никола и Зоя. Никола принёс Вите штаны, в которых ходил в школу и сказал: «Давай меняться: мне твои портки домотканки, а тебе мои». Витя с Николой обнялись и ударили по рукам . Обмен состоялся. Зоя подала мне своё красивое, - в цветочек  мелкий синий и белый, - платье. Мы с Витей мигом переоделись. – «А платок-то красивый повяжи», - сказал Витя. Тётя Маланья  нас перекрестила  и мы вышли из избы. Никола и Витя несли котомки. Они были увесистыми. Мы пошли по прогону. Там стояли две подводы и толпились ребята и провожающие. К нам подошёл дядя Саша. Прижал к себе Витю и сказал: «Ребята, хороших людей много, но они тихие, не шумят; их узнаешь по их поступкам. А на плохих, – их кажется очень много, – не обращайте  внимания,  и не унижайтесь перед ними. Каждому своя цена. Поняли ли?» - «Мы поняли», - ответила я. Дядя Саша скомандовал: «По подводам!». Все сразу расселись на телеги. Я ехала с девочками, а Витя с ребятами.  По дороге вели разговоры о школе, о друзьях с которыми встретятся. Я подумала: какие мы с Витей разные с ними! Как много по-разному  думаем, и что нас ждёт сейчас дома?..  От тяжёлых дум меня отвлекла Зоя: «Люся, уже приехали». Мы стали со всеми прощаться. Ребята разбежались с радостными восклицаниями. Их ждали одноклассники. Они обнимались, визжали, хохотали, были рады встрече друг с другом.
Подошёл Степаныч, он был за старшего.  – «Люся, вот в этом пакете документ на поезд до Подборовья. Вы будете ехать в вагоне. Там всё прописано: в кассу предъявите, там поставят печать и поедете». – «В кассу? А у нас  нет денег», - сказал Витя. – «А денег не надо, там всё уплачено, только нужна отметка в Кабоже и в Овинищах.  Иваныч всё сделал. Давайте садитесь, поедем, чтоб не опоздать на поезд».
Витя почти сразу уснул. А я думала о своей школе. Хотелось учиться в школе, но видеть тех ребят, которые с презрением смотрели  и кидали в нас камнями, не хотелось. Не все, конечно. Но тех немногих мне хватило на всегда.
«Приехали, - сказал Степаныч, - надо идти  к кассе». – «Степаныч, подойдите сами, а то мне могут и не отметить». – «А и то правда. Давай сюда документы-то». Я вернула пакет и он ушёл к кассе. Народу у кассы не было. Все уже ждали поезд на улице. Степаныч принёс билеты и сказал: «Детские. В Кабоже попросишь кого-либо взрослых в кассе отметку сделать, поняла?» - «Хорошо, Степаныч, я так и сделаю».
Вдали показался поезд. Все стали подходить ближе к линии. Но мы,- по привычке,- не мешали людям делать посадку. Ждали, когда освободятся подножки. Степаныч заволновался: «Чего к вагону не идёте? Опоздаете!»  Я опомнилась: «вот же, ведь, билеты. Витя! Бежим!»  Степаныч помог нам с посадкой, а проводнице  сказал, чтоб «посмотрела за ребятками». Проводница провела нас до места. Витя спросил, можно ли ему на верхнюю полку лечь. – «Можно, вагон общий, - ответила проводница и вернула нам Билеты и бумагу (документ). Я всё убрала в кисет.
В Кабожу  приехали к вечеру. В кассу не пошли: а, вдруг скажут доплатить, а нам нечем. Мы отошли в сторонку, за вокзал. Сели на скамейку и поели то, что нам тётка Маланья положила в тряпицу: в ней был хлеб, картошка и фляжка молока. На фляжке нацарапано: Егор И. Мы сообразили, что эта фляжка Егорыча.
Вечером мы, как всегда, пошли на Подборовский поезд. Зашли в вагон и сели на скамью, а не под скамью. Нас ни кто не тревожил.  Кто спать лёг, кто разговаривали про работу, про войну. Говорили, что должна скоро окончиться и ещё о фронте говорили, но я не могла всего этого понять, а спрашивать у взрослых детям – не прилично. Разговор взрослых слушала молча, а может и спала.
Приехали в Подборовье. На другом пути уже стоял поезд. Нам надо было торопиться. Мы побежали, но не успели. Поезд уехал, но в другую сторону, мы обрадовались тому, что опоздали, а то бы уехали в Вологду. Наш поезд ждать пришлось не долго. Пришёл поезд. Мы выбрали подножку, подождали, пока дадут отправку. Поезд тронулся и мы сели на подножку вдвоём. В Ефимовскую приехали днём. День был солнечный, красивый. Мы побежали домой.
     Дома на скамейке лежал дедушка Саша во всём белом. Смерть дедушки нас не удивила: умерало много людей и от бомбёжек, и от болезней, и от голода. Покойников видели часто.
За столом сидели Валик и девочка. Они рассматривали картинки в учебниках. Валя обрадовался и подбежал к нам. Я спросила: «Где мама?» - «Она скоро придёт, - ответила девочка,- они пошли по делам». Я вынула из кармана кусочек хлеба, который не съела по дороге, разломала на две части и дала Вале и девочке. Витя взял топор, пошёл колоть дрова, чтобы затопить печь. Я села за стол вместе с Валиком и девочкой. Витя затопил маленькую печечку, сказав «Раз хлеба не привезли, так кашки поедим». За окном послышались голоса: это председатель колхоза из Машнево с мужчиной и двумя взрослыми парнями пришли и мама с дяденькой, которого девочка звала папой. Они положили дедушку в гроб на сено и подушку из сена в наволочке. Что было дальше, я не помню,  только помню, что мы – Витя, Валя, девочка и я -  были одни.
Возвратилась мама с дяденькой (папой девочки). У меня всё в голове помутилось: зачем здесь этот дядька? Эта девочка? Неужели (в голове мелькнула мысль: мама вышла замуж)? Меня душили слёзы и одолевала злость. Но на кого эту злость выплеснуть?..  И я громко заревела…  Мама подошла, обняла и сказала: «Хватит плакать, Люся, всех слёз не выплачешь». Заговорил дяденька: «Я – дядя Миша, это моя дочь ( указал на девочку), а Евдокия Александровна работает у нас в типографии. Мы вместе работаем. Моя жена тоже работает в типографии, а Валик и Валюша (так звали девочку) ждут нас с работы. Им вдвоём не так скучно».
«Вода вскипела! – крикнул Витя, и попросил маму заварить «загусту», - мама, мы тут муки привезли» Он достал котомки из-под кровати.  – «Хорошо, Витюша, сейчас заварю».
Вошла незнакомая мне с Витей женщина. Девочка подбежала к ней. Дядя Миша сказал, что это его жена. Мама заварила ржаной «загусты». Хватило на всех.
Дядя Миша много говорил о войне, о положении в стране. Но я ничегошеньки не понимала и не слышала: «не хватка бумаги», «информация», и много ещё каких-то отрывочных фраз.  …Я дремала или спала – не знаю. Топилась печь, за столом сидели Витя и оба Вали. Мама спросила: «Проснулась Люся? – надо подкрепиться и идти в исполком за продуктовыми карточками, без вас их не дали. Получили только на Валюшку. Меня на-полдня подменила Валина мама».
Поели «загусты», оставили обеих Валь дома и наказали стеречь огород – свеклу, морковь и картофель, - всё при работе. Сейчас «червячка заморили», а вечером щей поедим. – «Мама, а разве уже можно нам продуктовые карточки получать?», - спросил Витя. – «Можно, Витюша, можно, родной. Пришёл ответ на письмо, которое вы послали Сталину. Ответ пришёл от Ворошилова. В нём было написано, чтоб на вас выдали карточки. – «Да, мы Сталину писали», - сказал Витя. – «Володька вас надоумил?» – спросила мама. – «Да», - ответила я.  – «Ну, вот и хорошо, теперь у нас будут карточки на хлебушек, а у меня – работа постоянная, -проговорила мама вслух, - учиться поедите. Выучитесь, на хорошую работу пойдёте. Война закончится и заживём хорошо. Валентин подрастёт, в школу пойдёт». С такими разговорами  не заметили, как пришли в райисполком. Там спросили наши «Свидетельства о рождении». Я схватилась за кисет, а его и нет. Мама улыбнулась и достала из сумочки наши с Витей метрики. – «Я кисет твой выстирала» - шепнула мама. Нам подали журнал, в котором мы с Витей поставили подпись и получили продуктовые карточки. – «Спасибо Прасковья Васильевна», - поблагодарила сотрудницу мама.
Мы с Витей пошли домой, а мама на работу. – «Надо ещё к бабушке Любе в больницу зайти,- сказала мама, - она ещё не знает о том, что дедушки уже нет». – «Мы с Люсей сходим». – «Не надо, она вас не узнает, такая у неё болезнь. Идите домой, Валя по вам скучает. Поиграйте с ним», - сказала мама. Витя засмеялся: «Мама, да я же уже большой!» - «Ну книжку почитай, как папа вам читал». – «На этом и порешили», - сказал свою поговорку Витя.
Дома на крылечке сидели оба Вали. Валя сказал: «Люся, мы с  Валенькой огород караулили». – «Какие вы молодцы», - сказала я и пошла в огород, чтоб сорвать немного смородинки и пару морковин для Валентин. Намыла в ручье и себе с Витей по морковке. А Витя уже читал книгу – стихи Маршака.
Вечером пришла  мама, принесла хлеба, сварила суп. Пили чай с хлебом. Я разглядывала учебники. Я пропустила два года, и нужно было идти во второй класс. – «Буду переростком? Своего класса не догнать», - подумала я. Мама подошла и сказала: «Люся, Витя, а вы сейчас в школу сходите. Вы пропустили всего четыре дня, догоните, ведь занятия только начались». Витя вскочил из-за стола: «Мама! Какие четыре дня?! – Два года!!». – «Ну, не знаю…  Книжки есть, Павла Николаевна задания принесёт. Надо учиться, дети. Постарайтесь для себя же». – «А как, мама?! Вон, давеча, мы с Люсей шли домой. Из её класса шли ребята. – Отвернулись!!! Я к дяде Саше уеду, там буду учиться, меня ребята звали». – «А я в Подборовье к тёте Ане». – «Ой, деточки мои, нам вместе надо быть и дружить друг с другом. А книжки-то посмотрите, там пометки для вас сделаны.  …А сейчас спать».
Утром попили чаю. Мама пошла на работу, а мы с Витей решили идти за грибами, «брать волнушки». Валя попросился пойти с нами. Мы взяли его с собой и пошли в лес «за Минукову будку».
      Мы с Витей молчали, каждый думал о своём. Валентин всю дорогу щебетал: то рассказывал, как с девочкой Валей играли, то радовался тому, что мы с Витей дома. В лесу было хорошо, кое-где попадались остатки ягод и мы их собрали, попадались и волнушки. Валя устал. Мы вышли из леса на дорогу и пошли домой. Валю я взяла на закурки (на спину). Он попросил, чтобы ему дали кружку с ягодами, в которую он тоже собирал ягоды. К дому шли веселее. Витя говорил, что напишет Лёшке письмо. Я с ехидничала: «Ведь, не умеешь». – «Захочу – сумею . Я читать умею, и писать». – «Не сердись, Витя, я так, просто пошутила». Время шло уже к вечеру и мы устали. Подходим к станции. Как раз подошёл пассажирский поезд. – «Люся, а давай опять поедим в Починок» - предложил Витя. – «Нет, братик, я больше не поеду», - «А что так?», - «Ты сам что говорил дяде Саше?», - «Да помню, но, ведь…», - «Ни каких ведь, Витя, найдём работу дома. Дров надо на зиму заготовить маме помочь, ей тяжело, а Валя ещё маленький». – «Я не маленький» – обидчиво возразил Валя, спрыгнул с моей спины и пошёл сам. Мы подошли к дому. Мама встретила нас у порога. Но тут Валя споткнулся и выронил кружку с ягодами и так расплакался – до истерики! Мама его уговаривает: «Не плачь, ты не ушибся?», - «Мамочка, я тебе ягодок набрал и нёс, и всё рассыпал», - «Не плачь, милый, ягодки мы подберём, помоем и чаю по пьём с ягодками. Какой ты молодец, сыночек».
Кое-как мы его успокоили.
       Мама собрала ужин. Суп: свекольная ботва, укроп, ботва морковная, лук и всё заправлено гороховой мукой, которую мы привезли из Починок. А чай пили из брусники и черёмухи. Поужинав, Валя сразу уснул. Мама попросила нас остаться поговорить.
      «Дети, вы в самом деле не идёте учиться? Как же дальше-то жить? Ведь, вон вы какие взрослые стали!».  – «Мы с Люсей в Подборовье будем учиться, - сказал Витя, - тётя Аня нас в свою школу возьмёт». – «Ох, Витя, Витя… . Не возьмёт вас тётя Аня в свою школу. Нельзя ей. Я сегодня ходила на почту по работе своей,- видела Петра Максимовича Лазарева, поговорили с ним. Если хотите, вот он вас может в ученики взять работать учиться. Согласны? Тогда завтра и сходим к нему». Я ответила: «Согласна». – «И я», - сказал Витя.
      Утром попили чаю с «чем Бог послал», - так говорила мама, и пошли к Петру Максимовичу на почту. Встретились мы с ним у почты, - он шёл из дома на работу. Поздоровался с мамой, посмотрел на нас и говорит: «Подросли ребята. Ты, Александровна, иди, мы сами тут потолкуем. Витя, ты читать можешь?», - «Да», - ответил Витя. – «Так пойдём, познакомлю тебя с твоим тёзкой. Только он постарше тебя будет. Надо его слушать и делать, как он скажет. Хорошо?». – «Понятно», - ответил Витя, и мы пошли в мастерскую будку. Нас встретил Пименов Виктор. Он поздоровался с Витей за руку, как только Пётр Максимович ему сказал: «Учи напарника». – «Ну, а теперь с тобой, Людмила, пойдём, поговорим».
      Мы пришли к нему в кабинет. Пётр Максимович – начальник почты. Он дал мне бумагу и сказал, «Вот эту бумагу хорошо прочитай и запомни. Твоя работа по труднее будет. Военное время». Бумагу я прочитала и расписалась, - «Пётр Максимович, я никому не скажу ничего». – «Работа твоя, дочка, не тяжёлая, но ответственная. Это надо понимать и язык за зубами держать, где бы чего ни видела и слышала. И уже совсем серьёзно спросил: поняла?». – «Поняла», - ответила я. – «Ну и хорошо. Иди сейчас на станцию, я им позвоню». Я открыла дверь, в которую вошли и хотела уже идти. – «Да не туда! Станция телефонная, вот в эту дверь, поняла?», - и он открыл дверь рядом.
      Я вошла в зал…   Стрекотала морзянка, телеграфистки сидели спиной к двери. Телефонистки говорили цифрами. Я остановилась в ожидании. Ко мне подошла женщина с улыбкой на лице. - «Меня зовут Прасковья Васильевна, давай знакомиться». – «А я Люся». – «Вот и хорошо. Скажи, улицы все знаешь?» - «Не все». – «Ну, узнаешь. Вот это – телеграмма. В ней очень срочный ответ или просьба, в общем, очень важное донесение. А вот на этой бумажке попроси расписаться и указать время и число. Поняла? Сегодня с тобой Ганя походит, а там – сама не плошай, хорошо?». Подошла высокая красивая девушка, взяла сумочку со стола, сказала: «Пошли, улицы будешь запоминать». – «Ганя, а эта телеграмма на какую улицу?» - «Эта? - к Быстрорецкому шлюзу не доходя. Дом на дороге к деревне Нос».
      Вот так начался мой первый рабочий день (во взрослой жизни)
 в сентябре 1943 года. Мне было 12 лет 9 месяцев.
                *****