Любовь зла или если бы, да кабы...

День не задался с самого начала. Все, что наметила себе на утро графиня Винтер, пришлось отложить: с ночи бушевала гроза такой силы, что и думать о продолжении дороги не имело смысла. Дождь и тяжелые, свинцовые, тучи убеждали желающих высунуть нос на улицу, что лучше переждать непогоду под крышей тем, у кого она имелась в данный момент над головой. Те же, кому крупно не повезло, и гроза поймала их в пути, проклинали ливень, и искали, куда бы спрятаться.

Гроза, да еще такой силы, и с самого утра – явление нечастое, поэтому миледи Винтер уже начала сомневаться в своей удаче. Именно сегодня, когда ей так важно было добраться до своего поверенного, и разверзлись эти хляби небесные. Графиня заканчивала все свои дела во Франции перед тем, как покинуть Старый Свет навсегда. Она была уже далеко не молода, и рассчитывала продолжить свою жизнь в тишине и покое. Для всякого человека наступает момент, когда ему хочется оглянуться назад, и подвести какой-то итог. Миледи Винтер прожила жизнь бурную и полную приключений. Совесть ее не отягощало ничего: свойство натур эгоистичных и уверенных в своей правоте. В Бога она не верила, богом для нее была она сама, но о безнаказанности уже давно не думала, играя ва-банк всю жизнь. Она столько раз уходила от смерти, что поверила в собственное бессмертие. Да, она была бессмертна, чего не могла сказать ни о своих мужьях, ни о своих любовниках. Она была расчетлива в деньгах, и в средствах достижения цели, хотя и в том, и в другом - не слишком чистоплотна. В конечном итоге, она сколотила себе неплохой капитал, и могла бы уже почивать на лаврах. Судьба лишила ее единственного сына, но миледи не особо печалилась по этому поводу: наедине с собой, она могла признаться, что ее знакомство с собственным ребенком не было особенно продолжительным: сразу после рождения Джон-Френсис был отдан на попечение кормилицы, а вскоре миледи, овдовев (ей это вдовство тоже непросто досталось), вернулась во Францию, оставив сына и кормилицу в Лондоне. Раза три она навестила мальчика, потом жизнь завертела ее не лучшим образом, она едва не погибла, чудом спаслась от топора палача, а когда вспомнила о сыне, то уже не смогла найти его.

Теперь она была опять богата, носила титул баронессы, имела недвижимость в Монреале и поклонников своей неувядающей красоты. Она могла благословлять кардинала Ришелье, который дал ей возможность вступить в "Компанию Новой Франции", открыв для нее запасной выход на случай непредвиденной ситуации.

Тогда, отдышавшись и осмотревшись на противоположной стороне Лиса, куда никто за ней не последовал, Миледи поняла, что жизнь еще раз подарила ей шанс. Решив, что месть – блюдо, которое следует подавать холодным, она на время оставила все свои планы насчет бывшего мужа и его друзей. Потом, она не раз хвалила себя, что сумела не поддаться первому порыву и не вернулась во Францию. Канада – чудное место для тех, кто решил начинать жизнь с чистого листа.

С той памятной ночи 1628 года, когда она камнем ушла на дно Лиса, отделавшись лишь глубоким порезом на шее, ее жизнь превратилась в настоящий театральный фарс с переодеванием и сменой масок. Так продолжалось не один год. Слишком силен был страх разоблачения. Она боялась уже не графа де Ла Фер и его мести: она боялась, что кардинал Ришелье жаждет устранить ненужного свидетеля и вдохновителя в деле Бэкингема. И, хотя Фельтон умер, так и не назвав ее имени, предусмотрительный кардинал думал иначе. Даже после его смерти, миледи не решалась на возвращение.

                ***


Амьен ей когда-то нравился: в пору знакомства с первым мужем она мечтала, что они будут венчаться в стенах его собора. Не сбылось, как и не сбылись все ее планы на супружество. Теперь она могла созерцать его громаду из окон гостиницы: собор выглядел страшным, мрачным монстром, нависшим над окружающими домами. И даже площадь перед ним, залитая сейчас потоками воды, не спасала от давящего ощущения скалы.

Именно в Амьене жил ее поверенный. Миледи написала ему еще из Лондона, прося, между делом, узнать, в чьем владении находится сейчас Ла Фер. Было бы здорово, если бы оказалось, что у нее есть хоть какие-то права на замок. Как она помнила, у графа де Ла Фер не осталось никого, кто бы мог наследовать ему, а запись в церковной книге об их бракосочетании могла сохраниться. Ну, не замок, так хоть какой-то доход с него… деньги счет любят, их никогда не бывает достаточно. Она, почему-то, вспомнила подаренное графом кольцо с сапфиром, и тяжело вздохнула: сейчас и оно было бы не лишним. К зрелости мадам стала несколько скуповата: ей часто становилось не по себе при мысли о возможной нищете. Ее детство и юность сопровождались постоянным чувством голода, потом голод довольно долго был ее спутником в Новом Свете, но это были те страницы ее жизни, которые она не имела желания перечитывать.

От воспоминаний ее оторвали голоса с улицы. У крыльца гостиницы говорили двое: говорили громко, стараясь перекрыть шум дождя, колотившего с неослабевающей силой по крышам и мостовым. Анна из-за занавеси бросила на улицу осторожный взгляд: два всадника договаривались о чем-то с хозяином. Наконец, лошадей увели на конюшню, а новые посетители поспешили зайти внутрь. Миледи не смогла рассмотреть их толком: мешали струи дождя, но она испытала странное беспокойство. И, вся во власти этого чувства, накинув мантилью и прикрыв лицо бархатной маской (обычная предосторожность путешествующих дам), спустилась на первый этаж.

Путешественники были там, и хозяин поспешно растапливал камин, чтобы они смогли согреться и обсушить одежду. Промокли эти двое до нитки: вода ручьем лилась с их камзолов, насквозь мокрые плащи были брошены на стулья и вокруг них натекли лужи. Судя по виду, один был слуга или управляющий, второй – дворянин. И тот, и другой были не молоды: об этом говорила их седина. Но, со спины, кроме этой седины, мало что выдавало их зрелые годы.

Анна сделала еще шаг, поставив ногу на ступеньку, и старая лестница предательски скрипнула; пожилой дворянин чуть повернул голову на этот звук, и глазам миледи де Винтер предстал классический профиль бывшего мужа. Анна едва сдержала рвущийся, из самых недр ее существа, вопль: Оливье жив! Если бы ее глазам предстал сам Сатана, она бы испугалась меньше. Но это был все же он, он, когда-то сдавшийся на волю ее тщеславной мечты о власти и богатстве, он, так жестоко с ней расправившийся за эту слабость, он, пытавшийся ее убить еще раз и снова промахнувшийся… она не промахнется, она рассчитается с ним за все! Старая ненависть вспыхнула с удивившей ее саму силой. Блюдо мести готово!

Граф де Ла Фер, собственной персоной, скользнул равнодушным взглядом по женской фигуре на лестнице, слегка поклонился, и снова повернулся лицом к камину: жар от разгоревшихся поленьев окружил его фигуру легким облачком пара: одежда просыхала с удивительной быстротой. Граф сделал знак своему слуге – долговязому и жилистому старику, и стал, не спеша, подниматься вслед за хозяином, указывавшему ему дорогу, высоко подняв подсвечник. Граф прошел мимо Анны, чуть склонив голову в поклоне, и постаравшись не коснуться ее платья. Минут через пять хозяин гостиницы вернулся и миледи решилась задать ему вопрос:

- Скажите, мэтр, кто это красивый господин, которого вы провели наверх?

- Мадам не из наших мест?

- Нет, я из Парижа, - непринужденно соврала миледи.

- Это здешний вельможа, граф де Ла Фер, - ответил хозяин, гордый знакомством со знатным господином.

- Он здесь живет? - продолжала допытываться мадам.

- Нет, он здесь проездом, по делам. Он живет то в своем замке Ла Фер, то в Блуа, где у него тоже есть замок, - ответил мэтр, но стал уже рассматривать настойчивую даму.
Миледи поняла, что ее любопытство может быть истолковано не в ее пользу, и поблагодарила хозяина обворожительной улыбкой.

- Мне показалось, что я его встречала в парижских салонах, - объяснила она свое любопытство. – У него замечательное лицо: раз увидев, никогда не забудешь.

- Это правда, - добродушно согласился мэтр Бишо. – Господин граф – наша гордость. Он родня Куси, и самой высшей знати, поговаривают.

"Значит, все же он, мне не показалось," – подумала про себя миледи. – "Ну, мой дорогой супруг, на этот раз вы мне ответите за все! В этот раз, сцену из "Красной голубятни" устрою вам я!"

                ***


Дверь неслышно повернулась на хорошо смазанных петлях. Слуги графа рядом не было (она осторожно удостоверилась, что он спит в соседней комнате). Никто не мог предположить, что она явится в ночи подобно привидению. Свеча ей не понадобилась: что удивительного – дама решила навестить одинокого путешественника. За свою репутацию она уже давно не беспокоилась, в худшем случае, если кто и заметит: она пришла к бывшему любовнику, которому назначила свидание в этой гостинице.

Граф не спал: он что-то писал: перед ним лежал лист бумаги, на котором уже были набросаны несколько строк. Он настолько глубоко задумался, что не заметил, что в комнате он уже не один (он так устал, что забыл закрыть дверь на засов, чем миледи и воспользовалась). Миледи наблюдала за ним, стоя в нескольких шагах позади и немного сбоку, что давало ей возможность хорошо рассмотреть бывшего мужа. Да, он постарел: что не говори, а со времени их последней встречи прошло больше тридцати лет. Но, и постарев, он остался на удивление моложав и красив; есть люди, которых годы только красят. И она знала эту его особенность уходить так глубоко в себя, что он казался сомнамбулой.

Граф ощутил, что что-то мешает ему: он зябко передернул плечами, запахнул полы бархатного халата и, наконец, поднял глаза.

Непонимание, потом недоумение, что-то похожее на страх, и, наконец - гнев: миледи могла быть довольна произведенным эффектом.

- Кто вы, и что вам здесь нужно? – она бы восхитилась его самообладанием, если бы не успела заметить в его глазах растерянность: лазурные, изменчивые, как море, глаза всегда выдавали графа.

- Я стала такой старой и страшной, что вы не узнаете меня, Арман? – она помнила, что он не любил, когда именно она называла его этим именем. – А вот я вас узнала, супруг мой: седина вам к лицу, она придает вам благородства. Ровно настолько, насколько вам не хватило его в молодости, на той страшной охоте. Или в ту грозовую ночь - на реке. Вы стали умнее и мудрее? – и, поколебавшись мгновение, Анна протянула руку и провела по волосам графа. Он отшатнулся: пальцы миледи, холодные, как змеиная кожа, дотронулись до его горла, и зажатая в них крохотная бритва, которую графиня всегда прятала в потайном кармашке у корсажа, слегка оцарапала кожу.

- Вы пришли свести наши счеты? Как вы меня отыскали? - голос его звучал глуховато, а может это годы, и прожитое, отобрали у него глубину и звучность.

Она готова была поклясться, что за последним вопросом что-то скрывалось, но близость мести лишала ее осторожности в рассуждениях.

- Всего лишь случай, Арман. Просто случай. Я уезжаю из Франции навсегда. В Амьене – проездом: полюбоваться на собор, в котором нас так и не обвенчали.

Граф не сдержал гримасы: упоминание об их браке было ни к месту, и не ко времени, но Анна продолжила тему.

- Вы не всегда выполняете обещания, граф.

Вопрос предполагал ответ или новый вопрос, но Атос промолчал: он понимал, что это попытка втянуть его в какую-то игру. Да, она все же нашла время рассчитаться с ним, и тогда, когда он и в мыслях не держал, что она жива.

- Когда-то ты обозвал меня гадюкой, мой милый. Да, ты прав, я умею кусаться, и яд мой смертелен, - она усмехнулась, увидев, что граф непроизвольно дотронулся до царапины на шее. – А ты боишься умереть, Оливье! – это имя прозвучало у нее змеиным шипением. – У тебя есть для кого жить?

Что-то промелькнуло в его глазах, и Анна ощутила, что взяла след. Теперь ее охватил азарт, убить Атоса сию же минуту уже не хотелось: блюдо мести можно было приправить какой-то особой пряностью. Так что же граф таит под маской равнодушия и спокойствия?

- Да, годы были милостивы к вам, граф де Ла Фер. Годы, и ваше происхождение. Вы многого добились, вы стали дважды графом. Завидный жених, вдовец, красавец, умница, рыцарь без страха и упрека. Неужто не нашлось какой-нибудь девицы из знатного рода, которая одарила бы вас своей любовью?

В ответ – презрительная улыбка.

- Вас не посещала мысль, что вам некому будет оставить свои титулы, поместья, состояние?

- Сударыня, вам не надоело? – граф де Ла Фер лениво поднялся с кресла, и мадам де Винтер отскочила в сторону с неожиданной, для ее лет, прытью.

- Ну, отчего же? Мы так давно с вами не виделись, нам должно быть интересно, что сотворила жизнь с каждым из нас за это время.

- Вам интересно? – Атос посмотрел на миледи так, словно видел ее впервые. – Полно, я не стану удовлетворять ваше любопытство. Вы мне не интересны. Вы – мое прошлое, и не лучшая его часть. Я забыл о вас, вычеркнул вас из своей жизни.

- Это ваше дело, но я, я ничего не забыла, граф де Ла Фер. И пришел мой час получать по счетам. Вы мне заплатите, заплатите за все.

- Миледи, - он неожиданно резко развернулся, и не успела миледи ахнуть, как ее кисти оказались в железных тисках его пальцев. Бритва скользнула на ковер, блеснув, как рыбная чешуйка. "Господи, - подумала миледи с тоской, - он все такой же сильный."- Мадам, вам совсем не хочется спать?

Нелепость и неожиданность вопроса выбила почву из-под миледи. "Спать? Он хочет спать? Что за глупость: я едва не перерезала ему горло, а он мне предлагает пойти и выспаться. Он сумасшедший! Или просто пытается меня ввести в заблуждение относительно себя: он испуган, он боится меня, но он отлично владеет собой. Нет, лучше последовать его тактике: если его разозлить, он может впасть в бешенство, а бешеный он опасен вдвойне."

- Ваша правда, граф: я бы с большим удовольствием пошла сейчас к себе, чтобы выспаться всласть. Боже мой, Оливье, мы с вами – смертельные враги! И все из-за того, что мы были молоды и глупы. Не лучше ли нам, набравшись житейской мудрости, скоротать эту ночь вместе?

Наглость и прямота, с какой эта постаревшая прелестница сейчас предложила себя смертельному врагу, кого угодно бы впечатлила. Но, кроме волны удушливого омерзения, Атос не испытал ничего. Судя по всему, Анна не подозревала, чем закончилась встреча Мордаунта с графом, и он не собирался ее просвещать на этот счет. Только это не мог он простить себе, только это теперь превращало в кошмар его сон. Сколько раз погружал он кинжал в податливую человеческую плоть, снова и снова переживая тот подводный бой, снова и снова просыпаясь от удушья? Воспоминания преследовали его, как в дни молодости, но теперь страх был иным: он боялся возмездия. Не за себя, видит Бог – за сына молил он Всевышнего о снисхождении. Почему дети должны платить за грехи отцов? Но этот страх Атос научился прятать от всех, и лишь один Гримо мог угадать истинную причину бессонницы хозяина.

В былые времена, когда граф де Ла Фер оказывался в непростой ситуации, почти всегда рядом были друзья. Сейчас, в глубине души, ему хотелось бы встретить понимающий взгляд Арамиса или ощутить спиной, что дверь сторожит Портос, а д'Артаньян подобрался, как кошка, чтобы броситься ему на помощь. Но он был один на один со злейшим своим врагом, о котором и думать забыл, так был уверен, что она, наконец, умерла под топором палача.

- Мадам, в моем представлении, вы все же в разряде привидений, - откровенная издевка в голосе графа заставила миледи задержать дыхание: еще секунда и она бросилась бы на Атоса, забыв, что он крепко держит ее за руки, – так что предложить себя - это полная нелепость. – Неожиданно он отпустил ее руки, при этом довольно сильно оттолкнув от себя. Не ожидавшая свободы, миледи упала в стоявшее за ней кресло. Теперь уже она была в полной власти графа.

- Для привидения вы все же слишком материальны, - странная улыбка исказила его губы: он и верил, и не верил, что перед ним жена во плоти.

- Вам совсем не интересно, как же мне удалось выжить? – Анна поджала губы, задетая за живое его брезгливым безразличием.

- Мне – не интересно. А результат, после стольких лет, не имеет значения.

- Вы хотите сказать, что вам все равно, что я жива? – миледи стало обидно, чисто по-женски обидно за себя: столько стараний, столько страданий было в ее жизни, этот человек с ума сходил от любви к ней, совершал безумства, порвал со своим родом – и, в результате, он не испытывает к ней ничего, кроме интереса естествоиспытателя, увидевшего необычную зверушку! Было от чего потерять самообладание, но она удержалась на самом краю, упав с которого, дала бы мужу преимущество над собой. Ни за что! Она всегда умела подчинять себе мужчин. И годы здесь не при чем: есть способы влиять на мужчин в любом возрасте, и в любой ситуации: надо только понять, чего желает твой собеседник. Но, чего желал граф де Ла Фер, понять она не могла: подсознательно она ждала только его страха, а у Атоса его даже следа не осталось. На красивом лице читалась только скука, и миледи восприняла ее, как жестокое оскорбление. За обиду полагалось мстить, и, не имея возможности убить сейчас графа физически, она перешла в словесную атаку.

- Вы всегда прятали свои эмоции даже от меня, но я видела вас насквозь. Все ваши возвышенные слова о любви были всего лишь прикрытием вашей низменной страсти! Вам нужно было лишь мое тело!

- Не изображайте из себя невинность, сударыня. Это даже не смешно, а вы никогда не страдали отсутствием здравого смысла. Пожалуй, чувства юмора вам частенько недоставало. Как сейчас, например, - Атосу и вправду было все равно, что она будет ставить ему в вину. Единственное, что начало его волновать всерьез: известно ли миледи, что у него есть сын, и не знает ли она, где можно найти Рауля? А, заодно, и троих друзей.
Миледи впилась ногтями в ладони: при чем здесь чувство юмора? Она не видела ничего забавного в ситуации: бывшие муж и жена, ставшие смертельными врагами, на старости лет встретились в тесном пространстве гостиничного номера. Встретились, чтобы свести, наконец, счеты.

- Оливье, - миледи с нескрываемым интересом рассматривала Атоса. – Вы так и не женились еще раз? А почему? Ведь вы считали, что стали вдовцом. Вы были еще молоды, по-прежнему красивы, знатности вам было не занимать, и, насколько я припоминаю, у вас была невеста. Неужто вы так и не продолжили свой род? Зря, очень зря!

Ответить, что ему достаточно было и одного брака с ней, было соблазнительно, но Атос не поддался на провокацию и промолчал, предоставив миледи самой домысливать ответ.
Но она не оставила своих попыток вывести его из равновесия.

- Не хотите раскрывать передо мной свою душу? Ну, так ответьте мне на один вопрос, который мучает меня много лет: почему вы, увидев на моем плече этот мой позор, не стали допытываться у меня, откуда это клеймо? Ведь дворян не клеймят! Вы были безжалостны и несправедливы!

- На этот вопрос я могу вам ответить, - Атос прошелся по комнате, а потом неожиданно присел на край стола прямо перед ее креслом, так, что миледи вынуждена была смотреть ему прямо в глаза. – Мне и в голову не могло прийти сомневаться в том, что я видел. Дворян – не клеймят, но клеймо на вашем плече означало, что вы и не были дворянкой.

- Неправда! – она ухватилась за подлокотники кресла, пытаясь вскочить, но Атос взглядом заставил ее остаться на месте. – Это ложь! Я – дворянка! Вы знаете, что это клеймо на меня наложил Лилльский палач только чтобы отомстить мне.

- Этого, я в ту минуту, знать не мог, - пожал плечами граф.

- Вы должны были выслушать меня!

- Миледи, вы хотите, чтобы я оправдывался перед вами? – насмешливо осведомился Атос. – А вы не считаете, что я оказался в роли оплеванного и обманутого в своем чувстве?

- Вам ваша гордость и ваш род были важнее нашей любви!

- Да, важнее. Если я раз принес их в жертву своей любви, то увидев, во что они превращены вами, я не имел права повторно унижать их перед преступницей. И я уничтожил зло.

- Думали, что уничтожили, - губы миледи сложились в усмешку.

- А ведь вы – и вправду демон, посланный на землю, - серьезно произнес Атос.

- Вы хотите избавиться от меня в третий раз? – в вопросе миледи прозвучало сомнение.

- Бог любит Троицу, мадам. Пожалуй, стоит испробовать еще раз. Так будет лучше для всех, - и Атос встал во весь рост, нависая над миледи, как призрак палача.

Кажется, до нее только сейчас дошло, что он не склонен шутить: она знала его решительность и непреклонность, если он для себя что-то определил. И тем не менее, она и не подумала сдаться.

- Оливье, а что вам даст моя смерть в этот раз? Ведь все уже определено и прожито и вами, и мной. Мне казалось, что наша молодость, с ее страстями, ушла в прошлое.

- Вы сами вернули прошлое, появившись здесь, - только произнеся эти слова, Атос понял, что он совершил ошибку. Вернув ему прошлое, она приобрела над ним толику былой власти, и это никак его не устраивало, что бы она не говорила о былом. Он настолько не доверял всему, что она делала и говорила, что держался теперь настороже еще больше, чем в начале их встречи.

- Так вот в чем дело, - протянула миледи де Винтер, окинув графа заинтересованным взглядом. – Значит, у вас остались еще какие-то воспоминания, что-то еще тревожит ваш покой… мой милый супруг, – прежде, чем он успел отстраниться, Анна встала одним гибким, кошачьим движением, прильнула к мужу, и впилась в его губы поцелуем.

Атос не ответил ей ни объятием, ни поцелуем. Более того, он оттолкнул ее с такой силой, что миледи покатилась по ковру, но тут же попыталась вскочить. Когда же она увидела, с каким отвращением он оттер губы тыльной стороной ладони, а потом, достав платок, стал тереть руку, словно на нее попал смертоносный яд, в ней поднялась застарелая ненависть к Атосу. Осталось только одно желание – убить, увидеть его труп, увидеть, как он захлебывается собственной кровью. Она не рассчитала свои силы вновь: куда ей тягаться с сильным, ловким, с молниеносной реакцией, мужчиной – он вновь перехватил ее руки, сжал запястья с такой силой, что едва не хрустнули кости. Анна не выдержала, взвыла от боли и яростного желания убить, убить, и еще раз убить.

- За чем вы пришли ко мне, сударыня? Что вам нужно от меня? – граф, не менее миледи, жаждал теперь избавиться от этого призрака прошлого.

- Я пришла только с одной целью: убедиться, что вы действительно живы, - честно ответила миледи.

- Убедились?

- Да, к сожалению.

- И что нам с вами теперь делать? Наше существование не даст теперь спокойно жить ни вам, ни мне.

- У меня есть предложение, граф: давайте кинем жребий!

Атос вздрогнул: они уже раз бросали жребий: в Лондоне. Миледи увидела, как тень прошла по его лицу, но неверно истолковала ее.

- Бросим жребий, и тот, кто проиграет, выпьет яд. Быстро, надежно и без мучений: я вам это гарантирую.

- Я настолько люблю жизнь, что не стану перечить воле Господа, который приказывал мне жить и в более сложной ситуации, - твердо отклонил эту идею граф. – Думаю, что и вам совсем не хочется умирать, учитывая, что вы собрались в дальнюю дорогу, - он кивком головы указал на ее дорожный наряд. – К тому же, я не стал бы, ни при каких условиях, доверять вашей честности и порядочности. Так что оставим вашу мысль в покое, и подумаем, как нам разойтись таким образом, чтобы уже точно более не встречаться.

- У меня есть только одно желание, граф – уехать, твердо будучи уверенной, что вы покоитесь в какой-нибудь яме. Я не хочу дать вам даже вашего фамильного склепа. Скажите, вы верите в Бога?

- Да, а вы, мадам?

- А я – нет, - покачала головой миледи. – И я ни в чем не раскаиваюсь.

- Я тоже не раскаиваюсь в том, что дважды пытался казнить вас.

- Убить, - поправила его леди.

- Нет, именно, казнить. Я не раскаиваюсь в том, что совершил, это навсегда останется со мной, и каяться в этом, как в грехе, я не стану. Я убивал на дуэлях, я убивал на войне, часто меня охватывало раскаяние, но, не в вашем случае. Я хотел вас остановить, лишить возможности мстить моему другу, заставить такой ценой прекратить сеять вокруг себя смерть, но Богу было угодно посмеяться надо мной. Я предпочитаю всю жизнь раздумывать над своими поступками. Получить прощение, просто рассказав о них на исповеди – это было бы до смешного просто. То, что сотворил человек, навсегда остается с ним: и на том, и на этом свете.

- О, да вы – фаталист, - улыбнулась бледными губами миледи. – У вас своеобразная вера в Бога. И куда же вы надеетесь попасть с такими мыслями?

- Это не мне решать, - Атос вновь пожал плечами. – но в любом случае это будет решением того, чьему суду подвержены мы все и при жизни, и после смерти.

- Пожалуй, если я вас прикончу, это будет дополнительным шансом для вас попасть в Рай, а меня отправят в Ад, - пробормотала миледи почти неслышно, но Атос услышал.

- Пожалуй. Представьте, что мы с вами там увидимся.

- И продолжим этот спор и там?

- Увы!

- Такая перспектива меня не радует.

- А меня – уж точно, - и граф, мрачно глядя на супругу, скрестил руки на груди.

- Так что же, нам просто мирно разойтись? – подобное ранее никогда не приходило в голову миледи.

- Возможно и такое, но при одном условии.

- При каком?

- Вы собирались, как я понял, в дальний путь, - помолчав, словно и ему требовалось время, чтобы укротить в себе страсти, спросил граф.

- Да, в Новый Свет. Пока еще это неплохое убежище от всех мирских забот, - неохотно процедила та, что некогда звалась Анной де Бюэй.

- Я туда точно не попаду, мадам. У меня достаточно забот и во Франции. Так что, Атлантика надежно охранит нас друг от друга. Вы затеряетесь где-то на просторах Квебека, я буду заниматься своими поместьями здесь. Мы отлично доживем свой век по разные стороны океана. Забудем о своей молодости, забудем об этой встрече. И у вас, и у меня достаточно было в жизни плохого и хорошего, чтобы наши совместные воспоминания похоронить в глубинах своей памяти.

- А вы сможете это сделать, Оливье? – голос миледи прозвучал почти ласково.

- Смогу, обещаю вам. Собственно, так оно и было, пока мы не встретились здесь. Не творите зла в угоду своему честолюбию, Анна, - он впервые назвал ее по имени, - и вы быстро забудете о нашем разговоре. – Мы с вами достаточно пожили на свете, чтобы питаться старыми иллюзиями и старой враждой. Впереди у нас – неизвестность, и стоит готовиться к ней.

- Вы пугаете меня, господин граф. Вы – фаталист, и способны нагнать страху на любого, - Анна попыталась выжать из себя улыбку, но губы плохо слушались ее.

- Я всегда им был, - удивился ее выводу Атос. – Но теперь я не плыву по воле волн.

- У вас есть, для кого жить? – оживилась миледи.

- Я живу ради самой жизни, - он уклонился от прямого ответа, и она поняла, что у Атоса кто-то есть, кто дает ему силы и желание жить. Но выяснять уже не хотелось. Хотелось и вправду забыть обо всем дурном и оказаться далеко от всех французских реалий.

- Я уеду. Утром уеду, - пообещала миледи твердо и спокойно. – Я знаю, что ни вам, ни мне не уснуть уже в эту ночь. Ну, что же, дай Бог, это будет у нас с вами последняя бессонная ночь в жизни. Вы умеете соблазнять, Оливье. Я действительно захотела оказаться среди гигантских секвой, где царят мир и покой, и где ощущаешь себя ничтожной былинкой. Пора стареть.

Прежде, чем Атос успел ей ответить, она поспешно вышла, и неслышно прикрыла за собой дверь. Ее легкая, летящая, как в молодости, поступь, почти тут же затихла в коридоре.
Атос подошел к окну и уставился в темноту за окном. Так он простоял, пока серый, притушенный туманом, рассвет, не забрезжил за окном. Снизу, с улицы, донесся шум экипажа и стук лошадиных копыт – это подали экипаж миледи. Он еще увидел, как мелькнул ее темный плащ на ступеньке кареты, и лошади тронулись.

                ***

Через полгода в Бражелон из Ла Фера передали письмо для графа. В нем была только одна строчка.
"
Ты был прав, я ни о чем не жалею.
Анна."
Больше он никогда о ней не услышал.