Глава 35. Фаворитка

Вытащить мнимого Марчиалли из тюрьмы оказалось намного проще, чем прятать его все эти месяцы после провала с празднеством в Во и ареста Фуке. Портос был надежным стражем, но он никак не мог охватить своим умом все хитросплетения сюжета, рассказанного ему Арамисом. Поэтому прелат ограничился тем, что убедил Портоса получше стеречь узурпатора, который претендовал на королевский трон, и которого они рассчитывали упрятать в надежную тюрьму. Про то, что в Шато-Турен живет близнец Людовика, Портос не догадался; барон верил сказке, рассказанной другом, считая, что узурпатор просто человек, обладающий необыкновенным сходством с королем. Причуда природы, не более того, как объяснил ему это д'Эрбле, но это сходство опасно вдвойне: и для узника, если в нем признают узурпатора, и для Портоса, которого непременно уличат в сговоре с ним.

Мысленно Арамис просил прощения и у Портоса за то, что втянул его в сомнительную историю, и у Атоса, который понятия не имел, кого прячет в его замке генерал иезуитов. Д'Эрбле надеялся, что в ближайшее время сумеет довести до конца свой план. Успех был не за горами, а с ним и все почести, которые мог дать король, обязанный всем епископу ваннскому.

Принц Филипп, всю свою сознательную жизнь проведший в ограниченном забором пространстве, рвался на свободу, и Портосу с каждым днем становилось все труднее удерживать его в пределах Шато-Турен. Узник затребовал верховые прогулки под честное слово ни с кем не общаться, и Арамис, к полному недоумению друга, разрешил их. Барон писал растерянные письма, и Арамис поехал на юг сам, чтобы на месте решить, как быть дальше. Если бы не тайна рождения принца, тайна, которая могла стать роковой для любого, проникнувшего в нее, Арамис непременно рассказал бы обо всем Атосу. Кто лучше графа мог бы оценить права Филиппа на престол, и кто строже Атоса мог бы судить об этом плане прелата?

Все так отлично шло к триумфу: подготовленное празднество в Во, до мелочей продуманная подмена одного брата другим... Все полетело к чертям из-за ревнивой вспышки Людовика, раздосадованного пышностью приема. Не сорвись он в ночь, и не умчись со свитой, оставив растерянного Фуке, и рвущего на себе волосы Арамиса, все сейчас было бы прекрасно; покорный и послушный король на троне, Лавальер, которую он бы помирил с мужем (Арамис успокаивал себя, прекрасно зная, что Рауль не из тех людей, которые способны простить предательство), герцогские титулы у Портоса и Атоса и, наконец, кардинальская шапка у него, д'Эрбле. А в недалеком будущем - папский престол.

Сладкие мечты, которым может и не сбыться... И все же Арамис с упорством, достойным более великой цели, чем рокировка братьев на королевском престоле, искал подходящую ситуацию.

Бурный роман короля с Луизой де Бражелон натолкнул его на интересную мысль и Арамис отправился в Русильон за принцем.

Вечерело, и нежная серебристо-сиреневая дымка лежала на окрестных холмах и прятала горы вдали. Первое, что увидел епископ подъехав поближе, это была фигура всадника, одетая в черное и в полумаске из черного бархата, скрывавшей верхнюю часть лица. Таинственный и мрачный незнакомец был неподвижен, как статуя Командора, и даже конь его не шевелился. Арамис ощутил, как по его спине пробежала дрожь: незнакомец словно олицетворял несчастье, приближение которого д'Эрбле ощущал последнее время все сильнее. Но бывший мушкетер был не из тех людей, что способны уступить призрачным страхам. Он забрался так далеко от Парижа не для того, чтобы поддаваться чувствам: сейчас все было поставлено на карту, и отступать было бы недостойно воина и дипломата.

- Монсеньор! - окликнул он всадника, подъехав почти вплотную к принцу.

- Господин д'Эрбле, - Филипп очнулся от своих грез. - Я задумался и не услышал, что кто-то подъехал.

- Вам следует быть внимательнее, мой принц! - поклонился ему прелат. - Пусть тут и безлюдно и, кроме господина дю Валлона, никто вас не тревожит, все же не следует быть слишком беспечным. Я вижу, что вы вняли моим советам и не снимаете маску, но та же маска может пробудить любопытство у тех, кто вас случайно заметит. Человек в маске запоминается, как нечто не совсем обычное, а ваша величавая осанка может привлечь внимание местных контрабандистов. Вы их не заметите, зато вас он сумеют выследить без труда.

- Так что же вы предлагаете, монсиньор? - чуть раздраженно спросил Филипп, тронув коня и направляя его к замку.

- Я предлагаю вам сменить обстановку, Ваше высочество, и заменить это уединенное место на блеск Парижа и королевские покои.

- Что это значит, господин д'Эрбле? Вы снова поманите меня надеждой, а потом заставите вернуться в небытие?

- О, нет, сир! - Арамис склонил голову перед принцем, как перед королем. - На этот раз все пройдет великолепно! Я не собираюсь дважды подвергать вас такому испытанию души и нервов. На этот раз все будет зависеть только от вас, мой принц. Я посвящу вас в свой план, но не среди этих скал, где нас может подслушать даже дрозд, даже полевая мышь. А мне кажется, что все они могут быть шпионами Людовика, - нервно передернул он плечами.

Всадники въехали под своды полуразрушенных крепостных стен, где их встретил обеспокоенный Портос, не знавший, броситься ли ему искать своего пленника или ждать его дома. Портос был один за всех, и эта роль его несказанно утомила. Другу он обрадовался так трогательно и чистосердечно, что Арамис опять ощутил укол совести: он бессердечно использует его дружбу.

«Все будет хорошо в этот раз, и Портос будет вознагражден так, что быстро забудет о всех своих неудобствах в замке!» - успокоил себя прелат.

Была в его плане только одна тонкость, которую Его преподобие Рене надеялся разрешить, как духовник. Впрочем, епископ надеялся, что принц получил в этой части воспитание в духе знатных юношей. От встречи его с Луизой зависело слишком много.

Назад ехали в карете епископа, с его кучером, который был глухонемым. Портос, которому было уже невмоготу сидеть на одном месте, сопровождал карету верхом. Иногда он забирался к путникам, чтобы поспать, и под аккомпанемент его храпа они спокойно могли говорить обо всем.

Филипп горел мрачной уверенностью в успехе, и Арамиса даже немного пугал фанатичный характер принца. Он начал бояться, что Филипп, при малейшей заминке или какой-нибудь неудаче в ходе замены, может сорваться, прореагировать слишком бурно и выдать их всех своей несдержанностью. Не приученный владеть собой так, как это умел Людовик, которого с детства готовили к роли властелина, принц-близнец мог выдать себя любой мелочью в этикете. И Арамис вновь и вновь экзаменовал Филиппа по тетради заметок, которой вооружил своего ставленника на престол.

Они не стали въезжать в Париж и устроились в Нуази-ле-Сек, где Арамису был известен каждый дом и каждый сад. В былые времена аббат д'Эрбле не раз использовал подземный ход, который вел из дома, избранного для свиданий с герцогиней де Лонгвиль, в архиепископский дворец. Вряд ли он мог пригодиться теперь, но, в случае чего, можно было бы укрыться и там, где никто не стал бы искать заговорщиков.
Епископ оставил Филиппа и Портоса в доме, строго-настрого приказав барону не выпускать Филиппа из виду, и уехал на разведку.

Париж был все тот же: шумный, грязный и полон сплетен. Арамис начал замечать за собой странную черту: он начал уставать от условностей света. Безмерное честолюбие толкало прелата вперед и вперед: он все больше отрывался от старых привязанностей и друзей в погоне за эфемерным успехом. И только старая клятва заставляла его оборачиваться назад, и с нежностью убеждаться, что он все еще нужен друзьям. «Пришло время и мне сделать что-то для старых верных мушкетеров» - убеждал себя Арамис, с рассеянным видом оглядывая гостиные и салоны своих высокопоставленных знакомых. Но пока его взгляд блуждал, мозг работал, анализируя, сопоставляя и вычленяя нужные факты, новости и сплетни.

Парижский бомонд занимала последняя новость, но о ней говорили шепотом и намеками: король настолько увлекся мадам де Бражелон, что подарил ей особняк, где Луиза и ожидала появления на свет ребенка. Мадам никого не принимала, пребывая в великой печали.

Не принять епископа ваннского, которого она знала, как одного из близких друзей графа де Ла Фер, она не сможет. А дальше... кто знает? Арамис не собирался становиться официальным духовником Луизы: этого никогда не позволит король, который недолюбливал Арамиса. Но оказаться в доме королевской фаворитки, понять, что там происходит, каковы тонкости взаимоотношений любовников, какова внутренняя планировка дома - все это необходимо было знать прелату, чтобы успешно воплотить свой план.

Казалось, в этот раз все благоприятствовало заговорщикам. Даже такая непростая помеха, как оспины на лице короля — и та, волею господа, была устранена: Филипп тоже, как и его брат, переболел опасной болезнью, и она оставила на его щеках и теле тот же след.
 
                ***

И господин д'Эрбле тщательно готовился к визиту к Луизе. Госпожу де Бражелон с некоторых пор предпочитали называть Лавальер, словно возврат к девичьему имени мог как-то обелить ее проступок. Увы, в длинной цепи королевских любовниц она была не первой, и не последней. Но Людовик, желая предать своей связи почти официальный статус, пока беременность Луизы не бросалась в глаза, требовал ее присутствия на всех приемах и появлениях короля в свете. Для Луизы это стало тяжелой повинностью и она, хоть и пребывала в печали, свою беременность стала использовать как повод отказаться от посещения всевозможных визитеров. Просьба об аудиенции, переданная епископом ваннским, удивила и встревожила Лавальер. Все, что напоминало ей о замужестве, было для нее болезненным ударом, и визит епископа, старого и закадычного друга графа де Ла Фер, грозил ей бедами. Но не лишенная мужества, Луиза все же решилась принять его: если господин д'Эрбле нес ей дурные вести, лучше встретить их достойно.
 
Арамис, одетый в светское платье, только подчеркивающее его моложавость, показался ей коварным и опасным искусителем. Со стороны же прелата это был своеобразный расчет: фаворитка не увидит в нем духовное лицо, так будет проще объяснить свой визит. Предварительно он выяснил, что король в это время занят государственными делами, и они с Его величеством не столкнутся в покоях Лавальер.

«Когда все закончится, и Филипп займет место Людовика, я найду способ вернуть Луизу к мужу!» - утешал себя несбыточной надеждой Арамис. Говорил себе это в сотый раз, зная, что Рауль никогда не простит падшую жену, как бы не любил ее.

Фаворитка приняла его в гостиной. Она была на последних месяцах беременности и д'Эрбле понял, что и короля она, если бы это было в ее силах, предпочла бы не принимать. В таком виде женщины избегают появляться на глаза кого-либо, кроме домодчадцев. Епископу Луиза просто побоялась отказать в визите.

Он помог ей сесть на диван с галантностью человека, привыкшего ухаживать за дамами. Хозяйка и гость молча смотрели друг на друга, но Арамис пошел в бой первым. Делать вид, что он не в курсе всего, что произошло за годы, прошедшие после его посещения молодоженов, было бы глупо. Молодая женщина отлично это понимала, но уйти от разговора не было никакой возможности. У нее оставалась слабая надежда, что от епископа она сможет узнать о том, как растет сын. Не будь этого, она бы отказалась принять д'Эрбле так же, как отказывала в этом другим.

- Итак, Ваше преосвященство, я очень надеюсь, что вести, которые вы мне принесли о моем сыне, самые обнадеживающие. Как мой мальчик? Здоров ли? Спрашивает ли обо мне?

Арамис слегка опешил: он не подумал, что Лавальер объясняет себе его визит таким образом.

- Но, сударыня, я не видел никого из тех, кого вы подразумеваете под вашими вопросами. Я набрался смелости навестить вас по совсем другому поводу.

- Вы не от ...господ? - она так и не смогла вымолвить их имена. Лицо ее сразу приняло холодное и высокомерное выражение, совсем не идущее ко всему ее облику.

- Нет, я никого из них не видел, и не решился бы вмешиваться в ваши дела, мадам. Если моим друзьям будет угодно, они найдут способ связаться с вами. - Арамис сразу отбросил добродушный вид. Сражение предстояло совсем не шуточное.

- В таком случае, господин епископ, мне придется напомнить вам, что я бы не хотела, чтобы Его величество знал, что я кого-либо принимала в его отсутствие.

- Я постараюсь сделать все, сударыня, чтобы мое посещение никого не смутило, - поклонился Арамис. - Но мне все же, я надеюсь, будет позволено изложить цель моего визита?

- Простите мне излишнюю резкость, господин д'Эрбле, но я — верная раба Его величества, и более всего боюсь огорчить или рассердить короля.

- Вам не о чем беспокоиться, сударыня, - успокаивающе поднял руку прелат, - я не стану смущать вас длинными речами или пугать врагами, которых у вас не может быть...

- Вы ошибаетесь, монсиньор, враги у королевской фаворитки есть всегда, - печально улыбнулась Луиза.

- Вы бы хотели, конечно, чтобы у вас их не было, мадам?

- Я никому не хочу мстить или преследовать кого-то только за то, что я занимаю свое непрочное положение, на которое, да-да, на которое у меня достаточно завистников. К тому же мои недоброжелатели стоят так высоко, что не имеет смысла сопротивляться их власти.

- Однако же... - начал Арамис.

- Его величество поселил меня в этом доме только с целью оградить меня от всякого преследования, монсеньор. Но скажите мне, господин д'Эрбле, неужели вы совсем ничего не знаете о моем сыне? О, как это жестоко со стороны его родни, лишать ребенка материнской ласки! Впрочем, - добавила она враждебно, - это вполне в стиле графа.

- Вы не можете судить о том, что не знаете! - неожиданно для себя вспылил Арамис.

- Я сужу о том, что он сделал со мной и моим ребенком, - Луиза неожиданно разрыдалась, а Арамис с досадой понял, что разговор не состоится: Лавальер не в том состоянии, чтобы говорить с ней о чем-то серьезно.

- Мадам, вы разрешите мне прийти к вам еще раз? - прелат встал, прощаясь. - Я обещаю вам, что в мой следующий визит я постараюсь порадовать вас вестями о вашем сыне.

- Вы действительно готовы это сделать для меня? - поразилась бедная женщина.

- Я постараюсь сделать все, что в моих силах, - поклонился Арамис.

- Тогда я готова принять вас в любое время, монсиньор! - воскликнула Лавальер, молитвенно складывая руки.

- Рауль чрезмерно строг, - подумал, выходя от Луизы, епископ. - Если он согласится дать малышу видеть мать, Луиза — мой верный помощник. А там — там... Господь поможет нам.