Целовать поля...

Этим летом мне довелось рыбачить на одном из озер, которые относятся к Ушачскому бассейну (Витебская область). Поклева не было, и я отправился по окрестностям - любоваться местной природой. Картина, надо сказать, захватывающая! Южный берег высокий, приподнятый, и голубая гладь внизу - как большая нерасплесканная чаша. А богатая помесь чебреца, расторопши, пижмы, васильков и десятков других растений под ногами – живая роспись хатнего уюта: заходи, ты дома. Ощущение: тебе навстречу протянут праздничный букет, основание которого – в глубине родниковой чаши.

Я долго любовался окружающим миром, пока не поймал торчащие на фоне близкого неба стреловидные формы мобильной связи. Стальные вышки подпирали высь и казались сторонними наблюдателями.

…Наступал жаркий день, вода прогрелась мгновенно, а может, и не остывала вовсе – ночи были теплые. Я подошел к кромке берега и увидел две женские головки, увенчанные высокими прическами. Блондинки купались на фоне белых лилий, «разбрызганных» по поверхности.

Я спросил, чем знаменито озеро, и был поражен. Зашелестел тревожно прибрежный чарот. Убаюкивающее настроение испарилось, и вместо лирического образа, который олицетворяло озеро (а оно называется в миру Девичьим, хотя Википедия преподносит как «Островно»), всплыла черная бездна беды.

Здесь жил человек. Он был поэтом, его звали Кляшторный. Тодор Кляшторный. Белорусам знакомо это имя. Это мне сейчас неловко – я не слышал о своем земляке ничего, не знал, откуда он. Оказывается, родился в здешней деревне Поречье, на солнечном берегу.

Вдруг вся палитра красок - и разноцветных, и черных – выплеснулась в моем представлении, и захотелось прочесть его стихи. Какой была душа моего земляка?

«Тут каждый куст поет блаженно,
Тут речка сказкою журчит…»*, - писал он.

Действительно, «речка-сказка» начиналась в Девичьем и устремлялась на север, в Западную Двину, разнося белорусское тепло. Ей дали имя Дива, хотя ранее называлась Туровлянкой. Речка дивная тем, что пронизывала Ушачскую низменность, перетекая из одного озера в другое. Девичье и Поречье – повязаны одной пуповиной.

«Как будто из туманов
Об этом озере предание…»**

Край с необыкновенной историей, заповедный, не мог не трогать живой струной, и в сердце поэта рождались волнующие строки:
 
«И так хочется в думах безмолвных
Золотые поля целовать…»***

Он любил свою землю необыкновенно, сливаясь с мировоззрением предков, с хрустальными звонами родниковой воды, с высокими, в цветах, берегами, распаханными для жизни:

«Тут каждый крест - борьба и истязанье,
Тут каждый угол - вечная любовь…»****

Когда слышишь проникновенную, душевную песнь, хочется подняться выше индустриальных башен, что загородили небо. Возникает ощущение полета:

«Иду один, а тысячи крылатых
Мне о любви несбыточной поют…»*****

Тодор писал на белорусском языке. Он не был националистом в сегодняшнем понимании этого слова. Он был певцом своего народа.

И вдруг… Он только-только перешагнул «возраст Христа», - исполнилось 33 года, как волна репрессий накрыла Беларусь, и поглотила молодого поэта. Кляшторный в 1936-м был арестован и исчез в застенках НКВД.

За что его осудили?

А за что судил Сталин?

У Тодора болело сердце. Не в прямом смысле, он не мог мириться с железной поступью нового поколения, не мог принять безжалостное и разрушительное вторжение в традиционный крестьянский уклад:

«Не буду, милая, укоры
Из чаш твоих я допивать,
Когда над нами будут зори
И звезды сталью отливать»******

Это второй полюс в творчестве Кляшторного. Если взгляд на Девичье – жаркий и влюбленный, то действия властей – жестоко холодные. Отсюда в его стихах повторяющаяся из раза в раз студеная, стылая нотка. Чуть ли не в каждом стихотворении – образ ледяного серпа:

«Кто-то там на широком приволье,
Где размежья горят серебром,
Вдруг запел про широкое поле,
Засвистел ледяным соловьем»*******

«Ледяной соловей» - это пропаганда превосходства и насилия, силового давления, закрепощающего разум и отнимающего свободу.

«Стынет все...
Ледяными серпами
Осень косит рябину, полынь…»********

Чуть ли не в каждой строфе – «ледяной перезвон»: «засыпан Минск холодными снегами…», «в пунцовой склянке белая зима…», «задымился морозом сыр-бор…». Это не от скудости мысли. Нет. Он таким образом совершал старинный обряд - привлекал внимание. Помните, в древние времена люди зажигали огни на стенах крепостей, чтобы передавать знак опасности. И, как следствие, строчки философского акцента:

«Здесь не играет конница,
Не блудит мракобес,
Душа с машиной спорятся:
Кому взять перевес…»*********

Трагическую суть поэтического творчества Тодора Кляшторного выразила на «Стихах.ру» поэтесса Надежда Виктори. Не имея в виду конкретно ни его, ни Девичье, она сказала:

«Картина озера возникла вдруг,
Седая зыбь сквозь кромки облаков.
А в бликах светлых вод - горбатый круг,
Сиял, как млечный путь среди веков»

«Седая зыбь сквозь кромки облаков». Седая зыбь – это мы, дети тех, кто «утонул» в водовороте сталинских идей. Время лечит, время расставляет правильные акценты.

«А в бликах светлых вод - горбатый круг…». Не знаю, в связи с чем возник у Надежды образ «горбатого круга», но он как нельзя точно характеризует тридцатые годы прошедшего века.

Тодор не высмеивал Советскую власть. Он передавал то, что видел и слышал.

Сейчас я думаю, что в мире все органично. И воспетая любовь к земле, и восход горячего солнца, и васильковый берег озера, и девушки в купальном обличье. Только вне связи с сутью деспотизм и насилие, покорение воли человека, лишение всех возможностей творить и наслаждаться жизнью. Это из разряда выходящего за рамки разума.

Очень хотелось бы, чтобы голосовые "связки" вышек, воздвигнутых на взгорье, ассоциировались не с холодным блеском стали, а несли здоровый посыл человеческой доброты и миролюбия – того, чем славится Беларусь и о чем писали народные поэты.

В этом году, 30 октября, исполняется 80 лет, как не стало Тодора Кляшторного. Но есть озеро, да такое красивое, что сливается с его стихами и рождает новые.

ЛЮБОВЬ-СТРУНА НАЛАДИТСЯ…

Он был поэтом озера,
Он целовал изгиб,
Где речка в гости просится,
Рождая трепет-зыбь.

Он не боялся осени –
Настигли холода,
Ногами красно-босыми
В сырые дни вбежал…

И верил, и надеялся
Поля доцеловать,
Что хлеб и чувства скрестятся -
Теплом весь мир объять.

Да не сбылось, не ссужилось,
Не встретил он рассвет,
Душа на дно погружена,
Где предков вербный след.

И озеро-красавица
Хранит его покой,
А блики солнца кажутся -
Несут стихов настрой.


Пусть черти адско каются,
Пусть светит солнца круг,
Любовь-струна наладится,
Отринув стали звук…


* и ****** Из стихотворения «Кляновые завеі» в переводе Геннадия Римского;

** Из стихотворения «Завечарылася бярозавая просінь...», перевод мой;

*** Из стихотворения «Зноў вясна...», перевод мой;

**** и ***** Из стихотворения «Ўпрадае дым у залатую гладзь», перевод Геннадия Римского;

******* и ******** Из стихотворения «Зазімак”, перевод Геннадия Римского;

********* Из стихотворения «Па слядах мінулага», перевод мой.

На снимке из интернета: озеро Девичье (Островно).
07.10/17