старый тополь

         Старый тополь - старожил. Он самый старый в нашем дворе. Когда мы поселились здесь, он уже был молоденьким деревцем, стройным, гладким.  Таких тут было много посажено по периметру нашего двора. Наши молодые папы и мамы по выходным гуляли с нами, малышами, сидя под этими тополями. Крона их была ещё низкой и под ее тенью ползали по траве совсем грудные детки возле своих мам, вышивающих крестиком или читающих книжку.

          Росли дети. Росли и тополя. Уже гуляют дети их детей, а тополя поднялись выше домов, намного выше. Весной они раньше листвы обрастали  красными сережками. Потом  блестящие клейкие листочки звенели на солнце и становились крупными листами. А в июне сережки толстели и выпускали в мир своих детей - тополиный пух летел и ложился на траву. Тополя отпускали свои семена, своих детей, к детям людей.

           Дети постарше, мальчишки и девчонки, поджигали сугробы пуха и шли по следу огня. Взрослые ругали их, а они снова поджигали.
           Вначале пух умилял и радовал молодых жителей нашего двора, но позже, когда старость подкралась к ним, а тополя стали мощными, толстыми и сильными, и в мире  человеческом  появилось понятие 'аллергия', - стали люди раздражаться и злиться на дорогих своих современников и сожителей - тополя.

           А ещё стали тополя при сильном ветре своими крупными  сильными ветками раскачивать электрические провода. А незаметный в молодые годы уклон деревьев теперь был очень заметен и рискован.
           И вот приехала из ЖЭКа  бригада с вышкой и спилила все кроны и толстые ветки деревьев, оставив длинные стволы дворовых тополей голыми! Они торчали угрожающе страшно - ни одного листочка!  Не было совсем кроны, птицам негде было спрятаться от дождя, негде было строить свои гнезда. Тени не стало совсем.

           Но почему-то один тополь не тронули. Именно наш, напротив наших окон. Он остался как живой памятник своим собратьям. Он был самым крупным, в три обхвата. В нем жил дятел с семьёй. Каждое раннее утро, когда ещё нет никаких звуков, чётко и громко раздавался  его стук. Он, как доктор старой формации, простукивал тополиный организм, ища спрятанные болезни. Они навряд ли были, потому что ни одной сухой ветки у этого дерева не было.

            Много этот тополь знает: сколько раз вокруг его корней происходили глубинные раскопки - прокладывали новый водовод и теплотрассу, и тогда весь тополь виден был снизу:
огромные его корни приходилось отпиливать, обрубать, чтобы освободить место  новым трубам.Пока велись работы, корни были оголены, открыты, высушены жарким солнцем. И казалось, что ещё чуть-чуть и не выдержит дерево без большей части корней и просто упадёт, рухнет, причём рухнет под тяжестью широкой кроны именно на наш дом, прямо на нашу квартиру! Дух захватывало от такого предчувствия!

           Но потом трубы уложили, положили дорогу, спрятав поврежденные корни и оставив его стоять, как стоял. А он и стоял, как ни в чем не бывало. Ни одна веточка его не высохла. Но работы дятлу прибавилось. Он тоже переживал за свой дом и боялся за здоровье тополя.

           А мы боялись за его стойкость: ведь корни были сильно подрезаны  именно с нашей стороны, и мы боялись большого ветра, грозы, когда крона наклонялась  прямо к нашим окнам, сильно шумя листвой, будто аплодисментами.
           Уже друзья его, тополя, обрезанные налысо, дружно обросли новой листвой, а наш тополь стоял мощным памятником, угрожая нам во время бури.

           С годами вопрос обрезки деревьев, как и все простые жизненные вопросы, стали очень сложными: надо было  писать коллективные письма в специальную службу, оплачивать  немалую сумму самим жильцам, которым угрожало дерево. Поэтому все оставалось по-прежнему. И никого это не волновало.

            И вот сегодня мы смотрим из нашего окна на голый тополь, без единого листочка, и встревоженный дятел бегает по его стволам, простукивая их со всех сторон.
            Службы сами приехали. Обрезали всю крону, оставили все толстые ветки-стволы, и тополь начал новую жизнь. Теперь он тут самый молодой.   В окне стало много света.