Записки людоеда записка первая-глава 2

Записка первая

«Привет, малыш. Не знаю почему, но мне очень хочется чтобы ты узнала меня поближе. Я очень хочу стать для тебя близким и родным человеком. Поэтому я решил описать свою историю в коротких записках. Сначала я хотел назвать это дневником, но мне придется писать о вещах давно минувших и довольно сумбурно, а дневник все таки более упорядоченное и хронологически выверенное дело.
Начну с самого главного, я людоед. Звучит не очень по доброму, но это правда. Сразу оговорюсь, что я не ем людей. Вернее ем, но не так, как в сказках. Я ем человеческое мясо по необходимости и я никогда никого не убивал. Вернее один раз было, но я защищался и другого выбора у меня не было. Хотя давай я расскажу все по порядку. Главное помни, я положительный герой.
Первое мое осознанное воспоминание связанно с отцом. Я помню, как он с озабоченным видом собирался на охоту. Он был высоким крупным мужиком с длинной густой чернючей бородой и седеющими курчавыми волосами. Его глаза недобро поблескивали серым цветом из под густых черных, как смоль бровей пока он натягивал хромовые сапоги на старые видавшие виды шаровары.
Эти сапоги я помню на много лучше чем отца. Потому, что такие были только у него и у барина. Они так завораживающе скрипели при ходьбе, что все кто был рядом невольно затихали. Отец их холил и лелеял, иногда мне казалось что они ему дороже чем я и мама.
Наконец сапоги с положенным скрипом были одеты и отец накинув на плечи потертый армяк вышел из избы. На дворе стояла лютая зима тысяча восемьсот двенадцатого года. Старики говорили, что на Орловщине таких морозов никогда не было и видимо это сам господь так карает народ за то, что пустили француза на русскую землю.
После падения Смоленска многие крепостные из наших мест пошли в ополчение, но моего отца барин не отпустил, так как такого рогатчика не было и на тысячу верст вокруг. Рогатчик, это тот кто ходит на медведя с одной только рогатиной и ножом. Для того, чтобы одолеть медведя рогатчик должен быть храбрым и очень сильным человеком. Но даже самые удачливые рогатчики редко выходили из схватки с огромным зверем без тяжелых ранений. И после того, как издыхал медведь изломанный охотник-победитель часто проживал не на много дольше. Мой же отец заломал пятерых косолапых и этим был славен на все близлежащие уезды. За это и носил один одинешенек из всех крепостных душ дареные хромовые сапоги.
Наконец отец ушел со двора и мне даже задышалось легче. Не знаю любил ли я его, наверное любил. Но в воспоминаниях он всегда вызывает во мне трепет и граничащую с паникой боязнь. Сегодня он пойдет на шестого медведя. Говорят этого зверя специально привезли откуда-то с Урала, чтобы тот заломал таки моего отца. Еще я слышал, как бабы судачили будто если отец сдюжит, то барин даст нам вольную, и отцу и нам с мамой.
Отец конечно победит, потому что ночью он ел мясо того мужика, которого убил в том году по весне. Человечина придает отцу огромную силу, но только свежая. А этот мужик уже старый, да и в соли весь, чтобы не затух. А это значит отец все равно убьет медведя, но его самого принесут изломанного  и всего в крови. И моя мать опять пропадет на несколько дней и где-нибудь на Брянщине в далекой деревне исчезнет маленький ребенок. Исчезнет навсегда, чтобы мой отец вопреки здравому смыслу уже к весне стал подниматься с постели и заниматься не тяжким трудом».
Маленькая девочка спавшая рядом со мной в тесной палатке тревожно заворочалась и стала тихонько всхлипывать во сне. Я тут же потушил фонарь и убрал тетрадку в сторону. Несколько минут я лежал боясь пошевелиться и старался дышать, как можно реже и тише. Наконец-то ребенок успокоился, ее насупленное личико разгладилось и маленькие губы растянулись в тонкой полуулыбке. Она ровно и протяжно засопела уложив под пухлую щечку ладошки лодочкой.
Ее звали Женя, ей было четыре года. Я знал ее всего несколько часов, но за это время она полностью перевернула мою жизнь. Вытеснив из нее все правила и приоритеты, сама став для меня главным смыслом моей такой долгой и такой бессмысленной жизни.