Глава третья. Дерзкий замысел

               
    К началу 70-х годов в обществе сложилась многочисленная и довольно сильная оппозиция Екатерине, недовольная её правлением, ожидавшая смены власти и восшествия на престол цесаревича Павла Петровича. Главенствующее  положение в ней  занимал многолетний воспитатель и наставник цесаревича граф Никита Иванович Панин. Будучи человеком бессемейным и  по натуре своей честным и благожелательным, он относился к Павлу по-отечески  и воспитывал его не только в  нравственном отношении.  В совершенстве владевший качествами дипломата и политика, обладавшего знанием межгосударственных отношений, он к этому времени сумел подготовить Павла к роли правителя государства, в том числе вложив в его сознание необходимость демократических преобразований в стране.
    Но смены власти не произошло, несмотря на то, что еще в день переворота, - 28 июня 1762 года Павел был провозглашен цесаревичем, великим князем, наследником Всероссийским и царствующим герцогом Шлезвиг-Гольштейнским. Екатерина тогда клялась и божилась, что будет править страной лишь до совершеннолетия Павла. Прошло десятилетие, этот день наступил, но императрица не пожелала, ни уступить, ни делиться властью со своим  сыном. Она даже не отметила совершеннолетие Павла  всенародным торжеством, каким  по традиции сопровождалось такое событие. 
    Никита Иванович Панин не мог остаться к этому равнодушным, и, судя по всему,  стал искать способ передачи управления государством в руки своего воспитанника силовым методом, - попросту говоря, обдумывать  совершение государственного переворота. При этом привлек к решению этой задачи своего брата и единомышленника – генерала и сенатора Петра Ивановича Панина, – человека решительного, весьма авторитетного в обществе, прославившегося  в сражениях Семилетней и Турецкой войны.
    Нельзя не остановить внимание читателя на сложившихся к тому времени взаимоотношениях Екатерины с братьями Паниными. Императрица во многом была обязана Никите Ивановичу. Ведь, по существу, именно он был главным организатором переворота  1762 года. Правда, занимался он этим  не ради возведения её на престол, а ради свержения антирусски настроенного императора Петра III в интересах наследника Павла, воспитателем которого он уже был в то время.  Как уже говорилось, Панин надеялся, что регенство Екатерины, то есть временное исполнение ею полномочий главы государства продолжится  лишь до совершеннолетия Павла.
    Будучи руководителем внешнеполитического ведомства, Никита Панин занимал при дворе весьма высокое положение, принимая участие в решении большинства вопросов государственного значения, исключая, разве что те, по которым Екатерина принимала решения  под влиянием своих фаворитов. В отношении вмешательства фаворитов в решение государственных дел Панин занимал резко отрицательную позицию, и потому между ним, братьями Орловыми и в значительной мере Григорием Потёмкиным вскоре сложились неприязненные, если не сказать враждебные отношения.  Но без Никиты Панина, его знаний, способностей и дипломатического таланта императрица обойтись не могла,  и вынуждена была с ним считаться, хотя он и раздражал её своими предложениями о демократизации российского общества и проектом конституции, с которым она никак не желала согласиться.
    С генералом Петром Паниным отношения у Екатерины были тоже довольно натянутыми, несмотря на его успехи на воинском поприще. Правда, вернувшись после Семилетней войны в ореоле воинской славы, он получил орден святого Георгия 1-й степени, был пожалован  Екатериной в генерал-аншефы,  назначен сенатором и членом совета. Однако императрица осталась недовольна большими потерями под Бендерами и разрушением города, при этом заявила: «...Чем столько потерять,  и так мало получить, лучше было бы вовсе не брать Бендер».
    Рапорт, в котором Петр Панин ходатайствовал о награждении солдат и офицеров его армии, остался без внимания. Генерал был неудовлетворен, и не скрывал этого. Из-за его прямодушия, откровенности в суждениях и неза-висимого поведения императрица  стала относиться к нему довольно сухо.          Чувствуя себя несправедливо обиженным, а также вследствие усилившейся болезни, Петр Панин в том же году подал прошение об отставке и уехал жить в Москву. При этом  резко выражал своё неудовольствие правлением Екатерины. Это дошло до сведения императрицы, которая, стала считать его «первым врагом», «себе персональным оскорбителем» и «дерзким болтуном».  Повелела учредить за ним тайный надзор.               
    Государыне досаждали в это время не только братья Панины. Не давал ей покоя и весьма авторитетный и влиятельный в литературных кругах Николай Новиков. Имевшийся у него опыт литературных дискуссий с государыней в журналах «Шмель» и «Всякая всячина», показал, что  Екатерина на первых порах отнеслась к этому довольно либерально, терпимо даже к тем колкостям, которые он порой допускал в её адрес в своих публикациях. В 1773 году  она, руководствуясь,видимо, принципом кнута и пряника, и решив начать с пряника, даже приказала  выдать ему две тысячи рублей на издание «Древней российской вивлиофики». При этом предоставила  возможность пользоваться некоторыми материалами,  как из государственного архива, так и из своей личной библиотеки. Однако публикации Новикова в журналах приобретали все более критический по отношению к государыне характер, приобретавший порой уже личностный характер, что не могло  не вызвать её резкого неудовольствия. Во всяком случае, современники отмечали внезапное и резкое охлаждение их взаимоотношений.
    У  читателя, должно быть, невольно возникает вопрос: разве Новиков  не понимал, что играет с огнем?  Неужели он не видел того, что при внешней демонстрации гуманности и человеколюбия за минувшее  десятилетие Екатерина  из романтически настроенной почитательницы идей французских просветителей  превратилась  в матёрую волчицу-прагматика, беспощадную к тем, кто покушался на её власть? На что надеялся Новиков, выступая со столь смелыми, если не сказать, дерзкими  обвинениями в адрес императрицы, порою переступавшими грань приличия? Может быть на свой авторитет, как признанного   писателя и книгоиздателя? 
    Среди его почитателей были действительно весьма важные персоны, с которыми императрица вынуждена была считаться, - такие, как князья Юрий Никитич и  Николай Никитич Трубецкие; князь Алексей Александрович Черкасский; братья Никита и Петр Панины, целый ряд других видных деятелей. Но могло ли это остановить императрицу?   
    Единственное, чем можно объяснить  такое поведение Новикова, так это то, что и он сам и его окружение  ждали, даже были уверены в скорой смене власти, - смещении Екатерины и возведении на престол законного наследника - Павла. Об этом действительно  было немало  разговоров.


                *

    В исторической литературе есть упоминание, притом не единственное,   что граф Никита  Панин со своим  братом Петром еще в 1772 году,  увидев, что Екатерина не намерена уступать  трон законному наследнику престола, составили план,  по  которому в руках цесаревича должно было сосредоточиться все управление государством. Правда, что это был за план,  какие действия он предусматривал, и предпринималось ли что-либо по реализации этого плана, никаких прямых свидетельств не сохранилось.
    Это и не удивительно. Мало того, что нас отделяет от принятых тогда решений завеса времени в четверть тысячелетия, так они еще и носили во многом  скрытный, тайный характер. Так, что пытаться  раскрыть загадки того времени можно лишь, руководствуясь хронологической очередностью происходивших событий,  логикой человеческих отношений, и теми немногими прямыми и косвенными свидетельствами  наших предположений, которые сохранились в  исторических архивах. Насколько будут верны и убедительны эти предположения – судить читателю.
    Для совершения задуманного одной лишь оппозиции было мало.  Нужна была еще и военная поддержка, подобная той, какой явилась  гвардия во время переворота 1762 года при  восшествии  Екатерины на престол.  Екатерина тогда клялась и божилась, что будет править страной лишь до совершеннолетия Павла. Историки пишут, что  был даже составлен соответствующий документ. Только где он теперь этот документ, подписанный Екатериной? Да и гвардейские полки вот уже десять лет, как  находятся под тщательным надзором императрицы,  братьев Орловых и Григория Потемкина.
               

    Несмотря на жестокую расправу с участниками восстания 1771-72 г.г. бунтовское настроение среди казаков  яицкого  войска сохранилось. Яик, - пишут историки, - затаился, но огонь восстания в любую минуту мог вспыхнуть с новой силой. Есть основания полагать, что  братья Панины  воспользовались этим для достижения поставленной цели.
    Внимательно следивший за событиями в стране граф Никита Панин знал о прибытии яицких казаков-посланцев к цесаревичу Павлу. Очень может быть, что Павел рассказал своему воспитателю и о содержании состоявшейся с ними беседы. В исторической литературе нет прямых на то указаний, но не явилось  ли прибытие к цесаревичу Павлу делегации яицких казаков, недовольных действиями императрицы, тем толчком, который привел Никиту Ивановича к решению использовать в качестве военной поддержки задуманного дела яицких казаков?
    Я в полной мере сознаю, что многие читатели  с саркастической усмешкой примут такое суждение, - расфантазировался де автор.  Однако не торопитесь с выводами. Занимаясь поисками материалов о действиях Василия Нарышкина в этот период, я  встретил множество разного рода архивных документов, - решений  Военной коллегии, свидетельств  участников тех событий и воспоминаний их потомков,  протоколов следственной комиссии по делу Пугачевского бунта, описания иных обстоятельств,  подтвержденных архивными документами,  из которых следует, что для такого предположения есть основания. Что так называемый Пугачевский бунт в начальной своей фазе  не был стихийным народным восстанием, как это принято считать, а был акцией, тщательно спланированной братьями Паниными,  направленной на  свержение  с престола Екатерины и возведение на трон законного наследника рода Романовых – Павла.

                *
               
    При  Никите Панине, как  руководителе внешнеполитического ведомства,  доверенными секретарями  были Денис Иванович  Фонвизин (в будущем – знаменитый комедийный писатель)  и Петр Васильевич Бакунин младший, - оба участники  оппозиции. Фонвизин, свято веривший в идеалы Просвещения, убежденный в необходимости воспитания просвещенного монарха, стал искренним соратником, единомышленником и другом Панина. Он, как и Никита Иванович, возлагал большие надежды на вступление цесаревича Павла на престол. Его воцарение должно было положить конец самодержавию Екатерины, беззаконию и фаворитизму. Под руководством Панина он подготовил текст конституции, – основного государственного закона, ограничивающего самодержавие, в необходимости введения в действие которого они убедили цесаревича. Для всех недовольных правлением Екатерины имя Павла Петровича стало знаменем, вокруг которого старались сплотиться люди, жаждавшие перемен.
    Не таким был Бакунин. Из честолюбивых, своекорыстных соображений он решился на предательство. Трудно сказать знал ли он в деталях план реализации панинского заговора, по всей вероятности  – нет, но он сообщил  Григорию Орлову  имена  участников оппозиции, что немедленно  стало известным  Екатерине. Она вызвала к себе сына, между императрицей и цесаревичем произошла бурная сцена, в ходе которой она гневно упрекала  его за участие в замыслах против матери. Позже будут писать, что в оппозиции  кроме братьев Паниных приняли участие княгиня Е. Р. Дашкова, князь Н. В. Репнин, кто-то из архиереев (чуть ли не митрополит Гавриил),  многие из тогдашних вельмож и гвардейских офицеров.
    Ну, а что же братья Нарышкины? – спросит меня читатель. Какую позицию занимали они в это время? Алексей, послушно следуя взглядам своей повелительницы, изменил отношение к идеям великого французского просветителя, стал преданным исполнителем  воли императрицы,  доверенным человеком графа Григория Орлова. Что же касается Василия и Семена, то  они по-прежнему были одержимы идеями либеральных преобразований в  российском обществе. Как и представители многих других родовитых русских семейств,   были возмущены коварством Екатерины. Они оказались в другом стане – партии Никиты  Панина, оппозиционно настроенной и к Екатерине и к её фаворитам,  стали убежденными сторонниками цесаревича Павла. Это предопределило их  судьбу.

    Екатерина, таким образом, к середине 1773 года  знала  и об оппозиции,  о том, кто её возглавляет,  о  составе наиболее влиятельных её участников, и о том влиянии, которое они оказывают на её сына. Но не видела каких-либо конкретных практических действий, направленных на её свержение с престола.
    Руководствуясь всё тем же принципом «кнута и пряника», государыня не сочла возможным использовать в этом деле кнут. Она была достаточно умна, чтобы не вызвать этим еще большей оппозиции, - слишком авторитетными и влиятельными были эти люди. Но нужно было что-то делать, чтобы воспрепятствовать угрозе её царственному положению. И императрица положилась на  уже неоднократно оправдавший себя  «принцип пряника».
    Бакунин  был  пожалован  чином тайного советника,  а графу Никите Панину императрица  29 сентября 1773 года направила благоволительный рескрипт, которым он  освобождался от обязанностей воспитателя цесаревича Павла с пожалованием ему «за труды» звания первого класса в ранге фельдмаршала с жалованием  столовыми деньгами по чину канцлера. Кроме того, - 4.512 душ в Смоленской и  3.900 душ в Псковской губернии;  ежегодного пенсиона в 25.000 рублей  сверх получаемого им уже ранее пенсиона в 5.000 рублей; ежегодного жалования по 14.000 рублей, серебряный сервиз в 50.000 рублей;  провизии и вина на год; сверх того -  экипаж и ливреи придворные. Было повелено купить для него дом в Петербурге, который он сам выберет,   и дать сто тысяч рублей на его обзаведение.
    Одним словом, Екатерина осыпала Никиту Панина почестями и подарками, рассчитывая этим приручить его,  сделать  своим преданным сторонником. Еще и повлиять тем самым на поведение его брата – генерал-аншефа Петра Панина, досаждавшего императрице  критическими высказываниями в её адрес. Над всеми прочими  наиболее влиятельными участниками заговора был по её поручению установлен негласный надзор.
    Осыпая Никиту Панина милостями, императрица лицемерила. 25-го сентября 1773 года в  письме московскому главнокомандующему - князю Михаилу Никитичу Волконскому она писала: «Что касается до дерзкаго известнаго вам болтуна (речь идет о брате Никиты Панина), то я здесь кое-кому внушила, чтоб до него дошло, что, естьли он не уймется, то я принуждена буду его унимать, наконец. Но как богатством я брата его осыпала выше его заслуг на сих днях, то чаю, что и он его уймет же, а дом мой очистится от каверзы. Чего всего вам в крайней конфиденции (то есть - доверительно) сообщаю для вашего сведения, дабы наружностию иногда вы б не были обмануты».
    Уволив графа  Панина от должности обер-гофмейстера великого князя, Екатерина  назначила состоять при цесаревиче генерал-аншефа Николая Ивановича Салтыкова,  снабдив его особой инструкцией.
 
                *

    Между тем барон Ассебург, отправленный на поиски невесты  цесаревичу Павлу, успешно справился с поставленной задачей и к середине 1773 года в Петербург прибыли под надзором принцессы Генриетты-Каролины  Цвайбрюкен-Биркенфельдской три её дочери, из которых Павел  выбрал   приглянувшуюся ему  Августу-Вильгельмину-Луизу Гессен-Дармштадтскую.
    Так как Екатерина ставила непременным условием брака принятие принцессой православия, то  Вильгельмине пришлось немедленно приступить к ознакомлению с учением православной церкви под руководством московского архиепископа Платона, выбранного ей в наставники. 15-го августа совершилось миропомазание принцессы, принявшей имя Натальи Алексеевны с титулом великой княжны. На следующий день было торжественно отпраздновано её обручение  с Павлом Петровичем, а полтора месяца спустя, - 29-го сентября 1773 года состоялось их торжественное бракосочетание. Едва окончились брачные торжества, как 14-го октября в Петербурге было получено  первое известие о появлении Пугачева и начавшемся грозном мятеже.
    Павел был в полном восторге от своей избранницы, которую  называл не иначе, как «тихий ангел». Была ею довольна и императрица. Весной 1774 года  английский посланник Гуннинг писал своему двору: «Недавно императрица высказала, что обязана великий княгине за то, что ей возвращен ее сын, и что она поставит задачей своей жизни доказать ей свою признательность за такую услугу …».
    В действительности же, «тихий ангел» оказалась, как писали потом со-временники, «хитрой, тонкого проницательного ума, вспыльчивой и настойчивого нрава женщиной», которая «без труда обнаружила секрет воздействия на мужа, причем делала это так, что он отстранял от себя тех немногих близких ему людей, которых он сам выбрал…». Сменивший Гуннинга английский посланник Д. Харрис отмечал, что она «управляла мужем деспотически. Не давая себе даже труда выказать малейшей к нему привязанности». Скоро  отзывы Екатерины о Наталье Алексеевне приобрели иной характер. Уже в том же 1774 году она писала Гримму: «… нет в ней ни добродушия, ни осторожности, ни благоразумия, … во всём одно вертопрахство. И Бог знает, что из этого будет …».
    Но Павел Петрович  ничего этого не видел и был доволен супругой.  От него, не имевшего от жены никаких секретов,  она вскоре узнала о планах и намерениях оппозиции,  и решила  руководить этим процессом, разумеется, прежде всего, в своих собственных интересах, ни в коей мере не совпадающих с интересами императрицы. Таким образом, ожидания  Екатерины не  оправдались. 
    Между тем план братьев Паниных к этому времени уже стал осуществляться, - началось восстание яицких казаков,  а в 1774 году цесаревич  представил императрице записку под заглавием: «Разсуждение о государстве вообще, относительно числа войск, потребнаго для защиты онаго, и касательно обороны всех пределов». В этой записке, которая по существу своему являлась не чем иным,как жестокой критикой её царствования, начавшегося в 1762 году, наглядным образом отразилась политическая и военная мудрость обоих Паниных, - Никиты и Петра; поэтому Екатерине не трудно было узнать в сыновьем «Разсуждении» мысли своих  непримиримых недругов,  а сына признать их послушным последователем.
    Своим сочинением великий князь, в глазах матери, окончательно уронил свою политическую правоспособность. Признав невозможным переубедить сына, и полагая, что ближайшее участие цесаревича в управлении государством привело бы только к бесполезному столкновению его с разными лицами иного образа мыслей, императрица решилась оставить наследника в стороне от дел, ограничившись только самыми необходимыми сообщениями. Ей оставалось одно — лишив Павла права наследования престола,   терпеливо ждать появления внука, чтобы воспитать в нем преемника своих дел.

               
                Продолжение следует.