Перевал, глава 10

- Стой… Стой!!


Пленники дожевывали неизменную кашу, когда в дверях появилась Айгуль.
Увидев Гришку, девушка опрометью кинулась вон, а тот, смеясь, стал кричать ей вслед и хлопать в ладоши.

- Ну чего ты её опять пугаешь, - укоризненно выговаривал Илья.
- А чего она… Что я её… съем, что ли?
- Съешь, не съешь… Пугать-то зачем? Она молодая… боится…


С тех пор, как сарай, благодаря кошке, сделался самым популярным местом в ауле, обитателей его перестали опасаться и «посмотреть котят» даже самых маленьких детей отпускали без сопровождения.
Айгуль тоже часто приходила одна, но несколько дней назад, когда, расставив блюдечки и погладив ласковых, льнущих к рукам котят, уже собиралась она вернуться в дом, в проходе нос к носу наткнулся, налетел на неё торопившийся на обед Гришка.
Опешив от неожиданности и не успев ничего сообразить, он лишь увидел огромные, полные ужаса глаза и чёрный, в развевающихся платках силуэт, метнувшийся сначала обратно, в глубину помещения, и уже оттуда, как от пружины, отскочивший вовне, на улицу.


- Чего это она? – оторопело спрашивал он появившегося следом Илью.
- Чего, чего… Напугалась! Чего… Влазишь как медведь, не смотришь даже.
- Вот ещё не хватало! – возвращаясь к обычной самоуверенности, задиристо заговорил Гришка. – Ещё буду я тут… каждую тут… Сама-то она чего? Ненормальная…


Но случай запомнился. Работая во дворе, таская помои и воду, приходя и уходя, он невольно искал глазами чёрные живые глаза, любопытно и настороженно взглядывающие с узкой светлой полоски, ограниченной с четырёх сторон тёмным, скрывающим тайны полем.
Завидев его, девушка опасливо сторонилась и спешила подальше обойти, а Гришка, бормотал себе под нос что-то про ненормальную, не замечая, как губы сами собой расходятся в улыбке.


Теперь, отправляясь в сарай, Айгуль старалась кого-нибудь брать с собой, и если находился там Гришка, торопливо ретировалась, предпочитая зайти в другой раз. А тот, чуть только показывалась она в дверном проёме, делал страшное лицо, кричал и хлопал в ладоши, так же, как хлопал он, когда хотел, чтобы разбежались котята.


Айгуль легко могла бы прекратить эти дурацкие шутки, стоило лишь пожаловаться матери или Асланбеку. Но она почему-то не жаловалась, а молча смотрела из-под своих платков пытливо-внимательными, непроницаемыми как ночь, глазами.
                ______________


Однажды после обеда Гришка сидел на лежанке, а кошка, в поисках местечка потеплее, забралась к нему на колени и тихонько урчала, прищурив глаза.

В это время вошла Айгуль, неся в мисочке что-то котятам.
Увидев Гришку, она подалась назад, но заметив Илью, не убежала, а стоя на пороге, напряженно и вопросительно обводила взглядом тесное пространство, как бы оценивая шансы на безопасное проникновение во вражеский стан.

- Иди, иди, не бойся, - приглашал Илья, отходя в сторонку и гостеприимно указывая рукой на свою солому, где среди тряпок и мохнатых овчин кувыркались котята.


Осторожно, по стенке, недоверчиво поглядывая на Гришку, девушка на цыпочках прокралась в угол, поставила блюдечко и стрелой вылетела наружу.

- Я ж говорю – ненормальная, - неизвестно чем довольный, заулыбался тот. – Вот, Мурка, - и та уж не боится, а эта… Ненормальная.


Хозяева, окликая кошку, как-то называли её, но ни Илья, ни Гришка не могли не только повторить, но даже как следует расслушать это замысловатое слово.
Тем не менее, раз уж решила она обосноваться на их «территории», они посчитали себя вправе придумать ей имя.
Думали недолго. Слушая, как урчит она, вылизывая своих котят, как «разговаривает» с ними, мурлыча на разные лады, - так и назвали.
На своё новое имя кошка не очень-то реагировала, но к пленникам привыкла, позволяла себя кормить и легко шла в руки, особенно к Илье.


На следующий день, заметив, что Айгуль с одним из младших братьев направилась в сарай Гришка бросил недометённый птичник и со всех ног помчался в обход, чтобы опередить их.
Вбежав, он сграбастал кошку, возмущенную до глубины души таким бесцеремонным обращением, уселся с ней на полати и когда вошли «посетители», стал гладить её, чесать за ухом, как будто только этим и занят, как будто нет у него важнее дела.

- Ты же моя хорошая, ты же моя красавица, - приговаривал он, нежно рассматривая кошкин затылок и совершенно не интересуясь, кто это там пришел с блюдечками.


Девушка, уткнувшись глазами в пол, суетливо расставляла миски, а мальчик, остановившись посреди комнаты, открыл рот и безмолвно уставился на Гришку.

- На, погладь, - сказал ему тот, жестами показывая, что надо делать.

Мальчик неуверенно подошел и, протянув руку, несколько раз провёл ладонью по кошкиной спине.

- Видишь, какая пушистая.


Гришка разговаривал с мальчиком и всё смотрел на Айгуль, но та не поднимала глаз. Устроив на «обеденном столе» плошки, она поспешила выйти из сарая.

Мальчик побежал за ней.


                *            *            *


Стоял февраль в половине, холодное, вьюжное время и безрукавки, по милости кошки презентованные пленникам, пришлись очень кстати.

Аул стих, накрытый снегами, без особой нужды никто не выходил из дома и даже контрабандисты не выезжали на своё «дело».
Горная тропа обледенела, ходить по ней стало опасно и только изредка отдельные смельчаки, вооружившись специальными средствами, рисковали взобраться вверх или спуститься вниз в гости к родственникам.

Уголь и всё необходимое на зиму запасли ещё с осени и ослы, переведённые в нижнее селение на зимние квартиры, отдыхали и отъедались, готовясь к новому трудовому сезону.


Заигрывания Гришки с дочерью хозяина, начавшиеся легко, почти неосознанно, час от часу становились серьёзнее и грозили необратимыми последствиями.
Не довольствуясь тем, что видит девушку только когда она приходит навестить кошку, Гришка стал наблюдать, следить за ней, отмечая, где она чаще бывает, и сам, как бы невзначай, оказывался там же.
Из каких-то фантиков и бумажек он сделал игрушки для котят и теперь Айгуль, приводя малолетних братьев, дольше задерживалась в сарае, дожидаясь, пока те наиграются.

Гришка пытался заговаривать с ней, и она уже не шарахалась в сторону, а смотрела внимательно, стараясь понять диковинные русские слова и от непривычного сочетания звуков в уголках чёрных, миндалевидных глаз сквозила тихая, с детской лукавинкой, усмешка.


- У неё ведь жених есть… - неуверенно начинал Илья.
- И дальше что? – упрямо, по-бараньи глядя в упор, отрезал Гришка.

«Убьют…» - хотел и не решался сказать старик и на этом разговор заканчивался.


Медлительная зимняя жизнь наводила благодушное, сонное настроение и даже Ахмет, всегда бодрый и деятельный, распоряжался вяло и лениво. Зная, что, благодаря его суровой школе, рабы выдрессированы как следует, он нередко ограничивался только отдачей приказания, не контролируя процесс его выполнения.


Это давало свободу действий и открывало широкое пространство для Гришкиных манёвров.

Старик снова потерял покой.

Гришка следил за Айгуль, Илья следил за Гришкой и когда тот в очередной раз «нечаянно» сталкивался с девушкой, - следил за всем вокруг, боясь, чтобы не заметили их и не вышло бы из этого какой-нибудь новой трагедии.
Увидев, что кто-то из посторонних приближается на опасное расстояние, он с грохотом ронял ведро или делал вид, что очень сильно закашлялся, или производил ещё какой-нибудь шум, чтобы предупредить, и Гришка, наконец, догадался, что его опекают.


- Ты чего это ходишь за мной? – начал он как-то вечером, когда уже легли спать и из-за темноты даже при всём желании не удалось бы взглянуть в глаза друг другу.
- Ничего я не хожу…
- Главное, - вёдра он роняет… конспиратор…
- А что же… а если бы увидели… что, лучше было бы, что ли?
- Лучше, хуже… Тебя позабыли спросить.
- Угу…

Немного помолчав, медля, как бы сомневаясь, стоит ли говорить это, Гришка произнёс:

- Она сбежать поможет.


Бархатно-неподвижная, глубокая тишина ночи разверзлась, обвалившись громами и молниями прямо на голову старику и, оглушенный этим незримым ударом, он оторопело спросил:

- Как это?
- Так это. Втюрится в меня… и – того…
- Чего – того?
- Дед, ты тупой? Оттрахаю её как следует, она мне все явки и пароли выложит. И дорогу покажет, да сама и проведёт ещё.


Илья не знал, что отвечать. Чуя, как просыпается, казалось, навсегда уже позабытый тревожный холодок внутри, лежал он, уставившись в сгусток мрака, скрывающий потолок, а душа трепетала пойманной птицей, снова пленённая, снова попавшая в сеть.


В тихом покое, воцарившемся после отчаянной Гришкиной агонии, когда так мирно зажили они, ни на что не претендуя, довольные тем, что есть, Илья отдыхал, впервые не чувствуя страха. Ушла настороженность и недоверчивость, а случай с кошкой и вовсе сделал их своими на горе.
Но оказалось, что это – обман.
Ничтожный случай, призрачный полунамёк на возможность недостижимой свободы – и воздушный замок разрушен.

Все страхи, все дурные предчувствия, всё, чем так долго отравлена, изъедена была жизнь, - всё возвращалось вновь. Как будто вывели его из тёмного склепа, пообещав, что больше не вернут туда, но едва успел он глотнуть воздуха, - загоняют обратно.


- Девчонка-то чем виновата? – неожиданно спросил Илья.
- А я чем виноват?! – с пол-оборота завёлся, взвился под облака Гришка. – А ты?! Мы – за что страдаем?! По какому праву этот жирный ублюдок держит нас здесь? Издевается, помыкает? Кто он такой? Почему ему – можно? Ему можно, а мне нельзя? Да? Так? Так тебя понимать?
- Нет, но… почему? Почему ему… Ему тоже нельзя…
- А-а, ему, значит, нельзя. А он – делает! Делает и у меня не спрашивается. Так и я у него спрашиваться не буду. Моё взял, - пускай отдаст своё! Изгаляется, как хочет, а я - церемонится буду? Чёрта с два!!
- Узнают ведь…
- Чёрта с два!


Убеждать было бесполезно и глядя вверх, в тёмное пространство ночи, Илья вдруг загрустил о себе.


Настырный упрямец не оставит своей затеи, можно не сомневаться. Он продолжит заигрывать с девушкой, домогательства его заметят и уж этого не простят ни за что…

Скоро он останется совсем один здесь. Снова останется один.
А он-то думал, что лишился уже всего, что никогда больше не придётся ему терять.


Илья вспоминал Марию, вспоминал, какой полной, насыщенной была жизнь, как дружно, радостно велось совместное хозяйство, как разумно распределялись по дням важные и необходимые занятия.
Вспоминал, каким ненужным, пустым и бессмысленным стало всё это потом, когда Мария ушла.


Всё повторяется. Снова – потеря, снова лишится смысла и без того не слишком наполненное им существование.

Он успел привязаться к Гришке, привыкнуть к мысли, что в чуждой, враждебной среде, где нельзя даже разобрать, о чём говорят окружающие люди, Гришка – свой.
Тот, кого можно назвать близким. Хотя бы с натяжкой. Тот, в чьём присутствии можно забыть о выморочном, оголтелом одиночестве. Хотя бы на время.
И теперь он обречён.

Нечему удивляться.
Не может нормальный, живой человек добровольно согласиться жить в рабстве. Правдой или неправдой, любым путём будет рваться на волю.

И ему не удастся. Они ведь сильнее.


В невесёлых думах Илья уснул, а наутро встал с мыслью, что как бы ни обернулось дело, самому ему остаётся лишь одно – всеми силами стараться отсрочить неминуемую развязку.
Значит, этим он и займётся.

Приняв решение и определившись, старик успокоился и оставив эмоции, обдуманно и хладнокровно стал следить и караулить, заботясь только о том, чтобы выходило это не слишком заметно.

                _____________


Но Гришка не очень-то и занимался тем, следит или не следит за ним Илья.
Знакомое приятное возбуждение, предвкушение нового «случая», волнующего флирта, все главные его способности, так долго не находившие применения, - всё это воспряло из потаённых глубин и целиком захватило существо.
От равнодушной усталости не осталось и следа.

Весёлый и энергичный, улыбчивый и общительный, бегал он по двору, по собственному почину, не дожидаясь указаний Ахмета, выполняя необходимые работы.

В ужасе от того, что Гришка, по-видимому, и не собирается ни от кого таиться, Илья только дивился, как окружающие могут ничего не замечать.


Переменилась и Айгуль. Несмотря на холод, чаще появлялась она во дворе, счастливо и лучисто переглядываясь с Гришкой, и убегала от него уже не в испуге, а кокетничая и дразня.
Теперь, если приходила она кормить кошку, Гришка выгонял старика обедать на улицу под предлогом, что девушка стесняется.

Илья не отговаривал и не возражал, только зорче смотрел, чтобы не застал их кто-нибудь вместе, чтоб выполнена была работа, которую задавал Гришке окончательно потерявший бдительность Ахмет, и чтобы оставшееся, как думал он, недолгое время, провёл самонадеянный, глупый мальчик в сладких объятиях новой иллюзии, не тревожимый ничем.

                ______________


Кроме морозов, заметно усилившихся в конце зимы, гора время от времени испытывала стойкость своих подопечных сильнейшими снежными бурями, когда приходилось заносить в помещение даже огромные котлы с очага, чтобы их не унесло ветром.
Метель налетала неожиданно, часто ночью и поэтому зимой ничего лишнего не должно было быть во дворе. Всякую вещь после использования сразу убирали либо в сарай, либо в дом на определённое ей место.


С появлением первых признаков надвигающегося урагана, все, кроме женщин и детей, подлежали немедленной мобилизации и бросались на спасение имущества.
Накрепко запирали животных и птицу, прятали кастрюли и плошки, выставленные на очаге у Сафара, подчистую убирали всё со двора, включая поленья и небольшую кучу угля, всегда лежавшую под руками, у топки.
Материальные ценности слишком трудно доставались жителям аула, чтобы оставлять их в подарок ветру.


Когда в очередной раз посреди ночи явился Ахмет, Илья уже знал, что это означает.
Накинув незаменимые безрукавки, побежали они с Гришкой прибирать и прятать всё, что попадёт под руку.
Во дворе кипело суетливое движение, каждый что-то хватал и куда-то мчался, а сверху, из космической тьмы свистала и пела хищная, злая стихия, грозя и предупреждая – вот-вот, ещё секунда, и - нападёт. Разинув чёрную пасть, ринется на жалкую горстку людей, уцепившихся за огромную гору, и никому не будет пощады.


Посреди многолюдной суматохи Илья вдруг заметил развевающиеся по ветру платки и от удивления даже приостановился.
При всём строго подвластном положении женщин в ауле, их никогда не отягощали чрезмерно и не утруждали никакими заботами, кроме чисто домашних, обращающихся возле детей и кухни. Поэтому сейчас, то и дело натыкаясь на широкие силуэты в длинных балахонах, старик недоумевал, что бы это могло значить.

Но выяснять и раздумывать было некогда. Ветер усиливался, темнота сгущалась, и Илья едва успевал выполнять то, что сквозь завывания вьюги приказывал ему заходившийся в крике Ахмет.


Требовалось убрать уголь, - только вчера сам он ссыпал к очагу целых полмешка.
Старик стал складывать бруски в ведро, но вскоре понял, что всё туда не поместится.
Кое-что из инвентаря, в том числе и вёдра, для удобства всегда находились под руками, - в углу сарая. Подняв голову, он хотел крикнуть Гришке, чтобы тот принёс их, но во тьме среди снежных вихрей сновали только хозяйские челядинцы.

Захлёбываясь в порывах ветра, Илья бегом бросился в сарай.

Он торопился и не смотрел по сторонам, но подсознательно, боковым зрением ещё на входе отметил что-то необычное, не такое, как привык он видеть и, протянув руку, чтобы взять ведро, инстинктивно обернулся.


Под окошком, в глубокой тени на лежанке застыли, слитые воедино, два тела.


Следующая глава  http://www.proza.ru/2017/10/11/287