Глава 18. Да не судимы будете

- УРА! УРА! УРА! Слава королеве!!
- Да здравствует Ундина!
- Многая лета!
Толпа под окнами дворца была в экстазе, скандируя лозунги, которые в трезвой голове могли вызвать только недоумение. И эта трезвая голова спускалась сейчас по парадной лестнице, но не дойдя до конца, развернулась и пошла обратно. Знакомым путем, налево, в узкий коридор, а там – в третью дверь, возле которой уже толпились часовые.
- Сюда нельзя! Вор Орландо арестован!
- Вор??? – тяжелая рука премьер-министра опустилась на дурную солдатскую головушку, - Высечь ублюдка на конюшне! До кровавых пузырей! Что смотрите? Я все еще премьер-министр, королева не освободила меня от должности. Выполняйте!
Недовольно ропща солдаты скрылись, и у госпожи Брадаманте закралось подозрение, что ее приказ не будет выполнен. Но сейчас не это главное, она пришла сюда, чтобы повидаться с экс-правителем, а не для того, чтобы кого-то высечь.
Орландо, как всегда, что-то писал, не сразу оторвавшись, чтобы посмотреть на посетительницу.
- А, госпожа Брадаманте, я рад вас видеть! Очень рад, что представилась такая возможность. – Он бросил перо, и к величайшему изумлению премьер-министра, подошел  к ней и обнял. – Ну вот, наконец-то я могу вас обнять, а то мы все при исполнении с деревянными лицами, и даже неловко как-то. Как ваши дела?
- Не знаю. Скверно. Сейчас все идет скверно. Очень плохо, что мы тогда упустили короля Марка. Почему я не поверила вам, и не понимала, насколько это важно!
- Полно жалеть. Сделанного не вернешь. Вы уже виделись с принцессой? Как она вам?
Госпожа Брадаманте плюхнулась в кресло, и Орландо отметил, что и правда никогда не видел ее в столь разобранном виде.
- С принцессой? Не смешите мои подковы. Если эта девочка – принцесса, то я королева трех держав.
- Вы совершаете государственную измену, - ухыльнулся Орландо.
- Не впервой, - в тон ему ответила госпожа Брадаманте. – Послушайте, все намного хуже, чем вы думаете. Мы, сами того не желая, получили интервенцию в ее эталонном виде. Король Марк пришел сюда не для того, чтобы подсадить на трон принцессу.
- А вы в этом сомневались?
Госпожа Брадаманте стиснула руки так сильно, что едва не сломала пальцы.
- Я решала первоочередную задачу, мне казалось важным подавить восстание. Я не предполагала, что Его Величество съедет на попе с горки вместе со своим войском. А теперь я не знаю, как затолкать его обратно.
Яркий свет проникал в кабинет правителя сквозь тюлевые шторы. Солнечные зайчики разбегались по стене, беззаботно радуясь жизни. А в кабинете царило напряженное молчание.
- Марк захватил город?
- Окружил. Ну и внутри его гвардия, которая якобы его охраняет.
- А Пятая армия?
- Сидит, кукует на Красном поле, без оружия и командования.
- Плохо. Надо бы знать диспозицию досконально. А по численности как?
Бывший правитель задумался, мысль его лихорадочно заработала, он снова почувствовал себя на своем месте.
- Нужно освободить Пятую армию. Марк сам должен это сделать.
На лице госпожи Брадаманте был написан нескрываемый скепсис.
- Нам нужна провокация. Нужна ситуация, в которой он своими силами не справится, и будет вынужден вернуть оружие нашим солдатам. Подожгите город!
Солнечный свет освещал его стол, а сам Орландо оставался в тени, и только глаза, как два угля, ярко сверкали, заставив съежиться даже госпожу премьер-министра.
- Да, устройте массовые беспорядки, чтобы Амаранта полыхала! Город должен гореть, чтобы все испугались! Чтобы король сам побежал вооружать Пятую армию. Возьмите Тузендорфа и устройте погромы – чем страшнее, тем лучше. А потом вы знаете, что делать.
- Мне нужно точно знать обстановку, но ваша мысль мне кажется подходящей, - госпожа Брадаманте глубоко задумалась, - и, возможно, единственно правильной в нашей ситуации. В мутной воде можно много рыбы поймать: и солдат вооружить, и стратегические объекты захватить… И еще… вам надо бежать.
- Зачем? – искренне удивился бывший правитель.
- Затем, что вас убьют. Я сейчас добиралась во дворец пешком, потому что на карете не проедешь, все забито народом. И умонастроения у нашего народа отчаянные. Эти глупцы винят вас во всех своих бедях.
- Я бы удивился, если бы было наоборот.
- А возле Торговой палаты я и вовсе увидала такую сцену, что хоть из страны беги: какой-то горожанин целовал стремя кучера графской кареты и восклицал со слезами на глазах: «Господин мой, мой истинный, природный господин! Теперь-то я  поклониться вам могу по-человечески! А то сколько ж лет нас притесняли, запрещали господ чтить!» Притесняли его... Мне захотелось этого придурка отпинать от души, но там уже толпа сочувствующих собралась. Да и здесь, во дворце, прибежала вся наша шаркающая шушера – спешат откланяться новой королеве. Некоторые от усердия даже в поле ездили. Мало вы их давили...
- Мало, раз привычка к рабству осталась. Лет сто бы надо, чтобы вытравить ее, чтобы выросли и умерли люди, никогда не знавшие слова «господин». Это как минимум. Вот так всегда – хочешь как лучше, чтобы жертв было поменьше, а в итоге оказывается, что давить надо было со всей дури, заливать кровью. Нет, это не про меня, я все же верил в человечество и его разум.
- Напрасно. Облагодетельствованное человечество сейчас орет «Смерть ему!», а у юной принцессы еще недостаточно мозгов, чтобы не потакать желаниям толпы. Поэтому вам надо бежать.
Орландо встал и прошелся по кабинету.
- Нет, госпожа Брадаманте, это бессмысленно. Вы только зря подставите себя. Мое время вышло. Помните, когда я говорил, что упустил что-то?
Она кивнула, сердце ее сжималось с каждым словом.
- Это я упустил свое время, оно прошло мимо меня и я выпал из истории. Поэтому теперь все равно, что со мной будет.
- Вам может все равно, а мне нет. И Тузендорфу не все равно. Вы должны бежать, скрыться, и затаиться на некоторое время. Пусть они тут сами побарахтаются, а когда окончательно впадут в бардак и анархию, мы появимся снова и восстановим вас на вашем законном месте.
- Вы просто героиня! Смотрю на вас и любуюсь, но не хочу, чтобы вы пострадали из-за меня.
Госпожа Брадаманте пошла пятнами.
- Кто вам сказал, что я буду страдать? Я намерена спасти вас, и через вас потом спасти государство. Нормальное у меня самомнение, да?
- Вы преувеличиваете роль моей личности. Посмотрите вокруг: это все я наделал. Не будь я полным идиотом, я не довел бы страну до бардака и интервенции. Видимо, я переоценил свои силы, когда становился Правителем.
- Нет, не переоценили. Несмотря на все ошибки, вы единственный, кто может хоть что-то сделать. И сейчас вы очень нужны, потому что я не знаю, как выпутаться из ситуации, куда мы вляпались соединенными усилиями.
- Да уж, натворили мы делов...
Они оба замолчали, словно придавленные. Снаружи орала праздничная толпа, отмечая пришествие королевы. А Орландо думал о Лие, которая сегодня окончательно перестала существовать, даже в легендах. Была таинственная и загадочная мертвая принцесса, которая однажды появилась, прошла легкими шагами и исчезла, став красивой сказкой о возвращении. И вот, сказка стала былью, а значит, умерла. Румяное лицо Ундины навсегда заслонило собой тонкий профиль, стоящий в серебряной рамочке на его столе. Орландо тронул его пальцами.
- Все как будто сошли с ума, правда? Как можно, будучи в здравом уме, принять вот это за принцессу?
- Я не знаю. Массовый психоз какой-то. Я не знакома с принцессой, в смысле с настоящей принцессой, но даже мне очевидно, что эта девушка не имеет с ней ничего общего. Кстати, баронесса Ферро нашлась... – сказала она уныло, с тоской в глазах. – когда она узнала, что вместо принцессы Лии к нам идет вот это, ее хватил удар. К счастью, несильный.
- Если даже Мими Ферро хватил удар, то я представляю, что там происходит на улицах. Знаете, а ведь в этом я ее понимаю – я ведь тоже надеялся, что принцесса вернется. Если бы она действительно вернулась, то я был бы счастлив, с радостью уступил свое место, и, если надо, спокойно взошел бы на эшафот.
- Не могу сказать, что разделяю ваши надежды. Впрочем, теперь это неважно – сказка кончилась, и мы живем в реальном мире, а его законы таковы, что мертвые не возвращаются. Все стало абсолютно ясно: принцесса вернулась, а это значит, что принцесса никогда не вернется. Такой парадокс. Впрочем, должна вам сказать, что сейчас в Тронном зале баронесса Ферро зачитала предсмертное письмо Вильгельмины, в котором старая королева настойчиво утверждала, что принцесса вернется. Принцесса Лия.
Орландо поднял на нее глаза, в которых на секунду мелькнул тревожный огонек.
- Вильгельмина была старая мошенница, и даже после смерти она сеет смуту. Госпожа Брадаманте, у меня к вам просьба: сейчас, когда я больше не могу ни на что повлиять, пожалуйста, займите мое место.
- Что?
- Оставайтесь на должности, если вас специально не снимут. Если я буду знать, что вы управляете государством, я буду спокоен. Это же касается и барона, передайте ему. Вы оба должны забыть обо мне и продолжать служение стране.
Премьер-министр подняла брови.
- Я буду работать, пока это будет возможно, но если это потребует от меня отсутпиться от моих принципов, то я никогда на это не пойду.
- Вы сейчас раздражены и расстроены, но когда успокоитесь, то поймете, что я прав. Жизнь большая, и в ней часто приходится поступаться даже самыми незыблемыми принципами. Это не так страшно, как кажется.
Он поднялся и протянул ей руку:
- Вам пора. Спасибо за то, что были рядом со мной все эти годы. Прощайте, моя прекрасная госпожа Брадаманте, и постарайтесь все-таки стать счастливой.

Когда Ундина наконец вырвалась от многочисленных поздравляющих, у нее было ощущение, что ее катком переехало.
- Все! Спасибо... Благодарю... Пожалуйста... И вам того же... До свидания... Чтоб вы все провалились! – она заскочила в какую-то комнату и закрыла за собой дверь. Когда звуки снаружи стихли, Ундина тяжело опустилась на какую-то танкетку, и выдохнула накопившееся напряжение.
- Может, лучше все-таки сбежать, пока не поздно? Уехать в Каррадос, купить там дом и наслаждаться жизнью. Потому что так жить нельзя, это какой-то дурдом на выезде.
Раздался хлопок, и Ундина вздрогнула – то лакеи закрыли дверь зала, и она осталась одна. Странно это было: все ушли, а она осталась, словно про нее забыли. День угасал, свет в больших окнах редел, наливаясь красным. Новоиспеченная королева подошла к окну и посмотрела на Дворцовую площадь – в глазах заалело от мундиров чужеземных гвардейцев. Сейчас она была бы рада увидеть малиновых, но они остались где-то на Красном поле.
Что делать? Она была совсем одна: Рыцарь тяжело ранен, где Ирья – никто не знает. Во дворце она не знала вообще никого, и не понимала, куда ей идти, кого звать и что будет дальше. Ее люди были где-то за городом, бедная глупая крестьянская принцесса оказалась в заложниках у интервента.
- Какая же я идиотка… Куда с моим-то рылом да в калашный ряд… 
Она осмотрелась – вокруг нее были портреты. Многочисленные портреты Сигизмундовичей, парадные и не очень. Галерея королей встречала ее во всем блеске.
- Типа, родственнички? Ну, привет...
Ундина пошла от стены к стене, разглядывая каждое лицо, пытаясь найти сходство хоть с кем-нибудь. Но рыжеволосых среди Сигизмундовичей не наблюдалось. В середине зала, на центральном месте висел портрет королевы Брижитт, тот самый, скандальный, выполненный рукой Петрова. Принцесса остановилась и всмотрелась в ее лицо, которое единственное среди всех, хранило реальные человеческие черты.
- Похоже, правитель любит черноглазых женщин с печатью рока на лице.
Если внимательно посмотреть, у Брижитт и Лии было определенное сходство. Не внешнее, но внутреннее – они обе смотрели в мир через боль. Жажда жизни и огромная боль читалась в их глазах. А разве сам Орландо не был таким?
В конце зала она дошла до портретов последней королевской четы. Красивые, здоровые люди, с пустыми глазами – неужели они действительно родили такую таинственную и мятежную душу? Похоже, что да, Лия была похожа на них обоих, но ее портрета здесь не было.
Ундина подумала, что спустя какое-то время тут появится портрет липовой принцессы, и больше никто не будет знать, как выглядела настоящая. Это было грустно. В кармане все еще лежали ее тетрадки, исписанные мелким почерком. Ундина так долго мысленно общалась с ней, что ощущала ее как реального, живого человека, и ей было не по себе оттого, что Лию так настойчиво выдавливают за пределы истории.
- Надо сделать ее портрет. Обязательно. И повесить тут. Надо как-то разграничить ее и меня, а то и правда – даже воспоминаний о ней не останется.
Ей стало нехорошо, в душе понялась муть. Надо бы убираться отсюда, ее тошнило от позолоченных хором, похожих на пышную гробницу. Она встала и поняла, что не знает, куда идти. Врроде бы она в эту дверь входила? Или в эту? Ундина отворила их все, но легче ей не стало – везде одно и то же, бесконечные раззолоченные коридоры. Ткнувшись туда, сюда, она не нашла выхода и почувствовала, что потихоньку впадает в панику.


Король Марк прибежал на крики. Оказалось, что принцессу Ундину никто не убил и даже не изнасиловал, а она просто заблудилась. Трясясь от страха и злобы, она яростно ругалась, размазывая слезы по красному лицу.
- Проклятое место! Ненавижу его! Поехали отсюда!
- Куда? – удивился Марк. – Это королевский дворец, теперь ты должна здесь жить.
- Ни за что! Поганое место, тут живут одни призраки!! Я ухожу отсюда!
- Успокойся!
С огромным трудом удалось заставить ее выпить успокоительное, которое немного привело в порядок ее взвинченные нервы.
- Так-то лучше. Не стоит сходить с ума на ровном месте, ты теперь почти королева и должна контролировать свои эмоции.
- Королева? Как мило. А кто недавно заикнулся, что нас ожидает протекторат Мриштино.
Марк выглядел усталым, ни тени торжества или злорадства Ундина не увидела на его лице.
- Я не заикнулся, а сказал прямо. Вы не в том положении, чтобы спорить, а учитывая, как сильно моя страна пострадала от вашей, мы имеем право на некоторую компенсацию. Не волнуйтесь, она будет разумной.
- Компенсацию можно обсудить, но протекторат – это лишнее.
- Я так не считаю. И решаю здесь я, не забывайте. Знаете, есть в этом некоторая ирония: Орландо так мечтал подмять под себя Тридевятое царство, а теперь сам оказался подмятым.
- Подмятым оказался не Орландо, его песенка спета. Подмятой оказалась я, а я вам ничего не сделала!
- Успокойтесь, вам ничего не угрожает, вы получите свою корону, но на моих условиях. Только прошу вас – без глупостей, здесь нет ваших людей, и революцию устраивать не с кем. Скоро будут готовы бумаги, которые мы с вами подпишем, и все закончится. А сейчас прошу меня извинить.
Он откланялся и ушел. Королева Брижитт осуждающе смотрела с портрета на рыжую девицу, жалобно скулящую перед чужим мужиком. Не так должна разговаривать королева. Ундина это чувствовала, ей самой было противно от себя, но что делать она не знала, и помочь было некому.


Ундина окончательно упала духом и пошла по дворцу, поискать себе места на переночевать. Комнат было много, но все они выглядели нежилыми, ими явно никто не пользовался много лет. В конце концов она наткнулась на какую-то горничную, и та страшно перепугалась, когда поняла, что принцессе никто не подготовил комнаты.
- Сию секунду, Ваше Высочество, простите... – она убежала куда-то в боковую дверь и пропала. Ундина ждала ее минут десять, но так и не дождалась, плюнув в сердцах на все здешние порядки, она уже решила найти первый попавшийся выход и уйти ночевать на постоялый двор. Но тут ей навстречу вывинулась целая делегация во главе с главным распорядителе дворцового имущества.
- Ваше Высочество, вы несомненно пожелаете занять свои собственные комнаты? Те самые, которые вы занимали в прошлый раз...
- Эээээээ.... да мне все равно. – В какой такой прошлый раз?
Ах, да, Мими же говорила, что Орландо подготовил к приезду Лии целые апартаменты. Ну ладно, пусть будет так.
– Можно и те же самые.
- Одну минуту. Не желаете ли пока принять ванну?
Ванну? Он шутит... Неужели ей доведется такая роскошь, которой пользуются только графья да короли.
- О да, ванну я бы с удовольствием!
Распорядитель царственно обернулся к своим подчиненным:
- Подготовьте ванну Ее Высочеству, а пока она будет принимать ванну, приведите в порядок комнату.
И он снова повернулся к Ундине всем корпусом, словно его шея не ворочалась.
- Ваше Высочество, извольте пройти за мной.
Он привел Ундину в Малый Посольский зал (она еще не знала, как все это называется), где был зажжен огонь в камине и накрыт небольшой столик, на котором сервировали легкие закуски.
- Не соблаговолите ли вы немного подкрепиться и попробовать свежего Роамийского вина? Горничная придет за вами, как только ванна будет готова.
Оторопелая Ундина села в кресло и провела пальцем по его резной ручке – такой красоты она не видела никогда в жизни. Ручка была тончайшей резной работы, позолоченная, как и все вокруг. Даже вилки здесь выглядели драгоценными. Распорядитель переместился вокруг ее стула и изящным жестом откупорил хрустальную бутылку. Неуловимое движение, и розовое вино с легким шипеним полилось в высокий стакан.
- Попробуйте, Ваше Величество, это изысканнейший букет.
Ундина с опаской пригубила жидкость – изысканнейшего букета она не обнаружила, напротив, вино показалось ей слабым и кислым. У них в Арпентере народ предпочитал сладкие наливки хорошей крепости, не размениваясь на такие вот ополоски. А этот змей подколодный словно ждал, когда же она выскажет свое восхищение.
- Ну, бывает и получше... – на его лице застыла растерянность. – Кислое очень. И крепости совсем нет. Может, у вас коньячок есть?
- Одну минуту, – он снял с полки другую бутылку и квадратный низкий стакан. – Вот прекрасный коньяк из Ханг-Нуча, пятидесятилетней выдержки.
Коньяком принцесса осталась вполне довольна. Она накидала себе на тарелку всего, что было в наличии, и принялась с удовольствием уплетать невиданные разносолы. Такого она не то что никогда не ела, а даже и не видела.
- А весело тут у вас. И чисто. – пробормотала она с набитым ртом, когда дверь приотворилась, и молоденькая горничная сказала, что ванна ожидает Ее Высочество. Ундину уже слегка разморило, но она все-таки прихватила с собой бутыль этой кислятины, чтобы не оставлять без присмотра.
Ее снова повели бесконечными анфиладами комнат, в которых она легко бы потерялась без посторонней помощи. Путь их закончился в маленькой гардеробной, где стоял небольшой диванчик и скамейки, больше похожие на пуфики. Ундина отхлебнула прямо из бутылки, и тут поняла, что кто-то шарится по ее карманам.
- Я тебе руки поотрываю, если ты воровать будешь!
Испуганная горничная захлопала глазами, как дорогая кукла. Была она такая чистенькая, что принцессе самой было неловко стоять рядом с ней, чтобы не запачкать.
- Что вы, Ваше Высочество, я помогаю вам раздеться.
- Еще чего! Я и сама штаны снимать умею.
- Простите, как изволите, Ваше Высочество. Ванная комната там, - она указала на маленькую дверь и быстро вышла, опустив голову.
- Без сопливых разберусь... – буркнула Ундина. Неужели надо совсем раздеваться? Вот так догола? Хотя, если лезть в ванну, то, наверное, надо. Все не как у людей у этих богатеньких... Она вздохнула и сняла с себя одежду, грязным комком плюхнувшуюся на красивый паркетный пол.
У маленькой двери была блестящая медная ручка, совершенно кругленькая, и Ундине пришлось повозиться, прежде чем она поняла ее назначение. Когда дверь подалась, она осторожно высунула туда голову – а вдруг это ловушка, и там сейчас заседает почтеннейшая публика, специально, чтобы полюбоваться на голую принцессу-дурочку?
Но там никого не было, зато было такое... От неожиданности Ундина даже слюнями подавилась: комната оказалась большой, очень большой, больше похожей на зал с колоннами. И весь этот зал был выложен ровенской мозаикой – волны и ручьи, совсем, как настоящие, струились по стенам и колоннам, обдавая их пенными брызгами. В зеркальном потолке отражалась вся комната, до самой последней мелочи, а пол... Пол отсутствовал. Вместо него был бассейн, занимавший всю комнату, и в этом бассейне клубилась неестественно голубая горячая вода. А с противоположной стороны пол подняли каскадами, и по ним перетекали потоки, как в настоящем водопаде.
Ундина чуть не умерла от восхищения, ее сердце едва не выпрыгнуло из груди. Такие чудеса и все ради нее! Быть не может... Она ступила на кромку бассейна и ощутила подошвами ног, что плитка гладкая, как стекло, и теплая – приятно согревает ступни. Не веря собственным глазам, она дошла до кромки воды, присела и опустила вниз одну ногу – и правда, вода! Невероятно! Потрясающе! И принцесса Страны Вечной Осени с размаху плюхнулась в воду, словно оттолкнулась ногами от берега озера.
Тепло подхватило ее и понесло. Она ныряла, плавала, скрывалась с головой и снова выныривала. Хватала воду в ладошки, смотрела и не могла понять – почему в ладонях она обычная,  а в бассейне кажется синей. Она и пахла приятно, обычная вода никогда так не пахнет. Вдоволь наплюхавшись в порыве первого восторга, Ундина обнаружила еще одну восхитительную особенность: если доплыть до каскада в противоположной стороне, и перевалиться через край, то вода там была холодная. Аж ноги сводило. Но окунувшись в холодную воду, было так приятно вернуться назад и отогреться в ласковых объятиях бассейна. Это было просто чудо какое-то невероятное.
На радостях Ундина вспомнила про оставленную бутылку и вернулась за ней в раздевалку. После нескольких глотков вкус вина ей начал даже нравиться – несладкий, терпкий и приятно пощипывающий за язык мелкими пузырьками. Прихлебывая холодное вино, она откинулась на край бассейна и мрачно произнесла в потолок:
- Я королева без королевства. Но это все мое. И пока я буду радоваться!
После купания она была способна только добрести до постели, повалиться на нее и уснуть, не успев поразиться белоснежной чистоте белья и огромной перине, в которой она едва не утонула. Синие-синие волны накрыли ее и укачали в своих ладонях до самого утра.

А бывший правитель Орландо провел эту ночь совсем не так празднично. Все началось с того, что ему не подали ужин. Принцесса не давала никаких распоряжений, и не было никого, кто позаботился бы о пленнике. А главный дворцовый распорядитель, очевидно, считал нужным выслужиться перед новым начальством и проигнорировал просьбу начальства бывшего.
Ладно, дальше будет только хуже – подумал Орландо и прошел в свою ванную, в которой не нашел горячей воды и чистых полотенец. Кое-как умывшись холодной, он пошел спать в постель, которую у него пока еще не отобрали, и болезненная горечь терзала его сердце. Он был повержен, все про него забыли, так зачем же еще и унижать его? Разве недостаточно ему горечи поражения? Разве недостаточно знать, что все было напрасно?
В этих двух комнатах он прожил тридцать лет, он сроднился с ними, он врос в их стены, и теперь, когда ему так грубо напомнили о том, что ему ничего не принадлежит, он чувствовал боль, словно от него отрезали какую-то важную часть. Но разве эти серые портьеры ему не важны? Или каминные часы с эмалевым циферблатом, на котором так хорошо видны стрелки? Все мелочи, тщательно подобранные и подогнанные им под себя, теперь выталкивали его, говорили: «Уходи, ты больше нам не хозяин!». Орландо испытывал почти физическую боль оттого, что его комнаты больше ему не принадлежали.
А ведь он сам бросил принцессу в тюрьму. Целый месяц она жила как дикий зверь в тесной и вонючей камере, на гноище, в собственных испражнениях. И он допустил это, считая, что она образумится, и тюрьма пойдет ей только на пользу. Как это чудовищно...
Если бы он знал раньше, как это тяжело, мерзко и унизительно, когда тебя лишают привычных мелочей, позволяющих чувствовать себя человеком. Но она все-таки выстояла, наверное, потому, что и без них была человеком. Настоящим. А он? Кто он? Может ли он существовать вне своей привычной скорлупы, с которой сросся за много лет.
Спал он скверно. Ему не принесли дров, и он мучился от холода, ворочаясь в своей постели. Кроме того, голод давал о себе знать. А завтра, что будет завтра? Его переведут в тюрьму, где он даже не сможет мягко уложить свои старые кости на привычном матрасе. Он, некогда правитель страны и самый могущественный человек во всех трех королевствах, будет корчиться на голых вонючих досках, не зная чем прикрыть свое тело, и куда деваться от всепроникающей вони.
Холодный пот тек по вискам, и сна не было ни в одном глазу.
Орландо вроде бы примирился со своей участью, был готов к смерти, но он не думал, что все это на самом деле так долго и мучительно. Ему представлялось, что когда самозванка войдет во дворец, она заколет его кинжалом, и он только успеет удивиться острой резкой боли, и все закончится – первый и последний правитель умрет, полив бумаги своей кровью. Но на деле все оказалось совсем иначе, про него просто забыли, и забвение было хуже всего.
А если его будут пытать? Он снова облился холодным потом. Конечно, ему нечего сказать такого, что можно было бы вырывать клещами и раскаленным железом, но все же. Народ взвинчен, может потребовать не только его смерти, но мучительной смерти. Бывало же такое, что преступников разрывали на части, привязав за руки за ноги к лошадям. Или сжигали заживо.
Может быть, лучше не дожидаться? Орландо сел на постели и свесил ноги на холодный пол по которому гуляли сквозняки. Да, пожалуй, лучше решить все самому, не дожидаясь, пока придут чужие люди рвать его на части. Легкая смерть – тоже в своем роде награда, и не каждому ее выдают, особенно в столь тревожные дни.
Какая жалость, что у него нет яда – все можно было бы закончить быстро и легко, совсем не так, как закончил свои дни герцог Карианиди. Если бы у него осталась хотя бы крупица убийственного вещества, которым умеют пользоваться ведьмы, то он смог бы показать им всем пример, как уходят из жизни по-настоящему великие люди.
Но яда нет. Тогда остается вскрыть вены. Опять же, нет горячей воды. В горячей воде кровь не сворачивается, и вытекает вся, милосердно и тихо отнимая жизнь. А что будет с ним в холодной? Орландо никогда не знал технологию самоубийств, и сейчас мучительно гадал, нужна ли ему вода, и что будет, если он вскроет себе вены без нее.
В ящике стола у него лежал острый-острый нож для карандашей, и он знал, что ножа будет достаточно, чтобы перерезать тонкую, сухую кожу на запястьях. Было страшно, Орландо встал и босиком прошел в кабинет, выдвинул ящик и нашарил нож. Сжимая его в руке, он пошел в ванную, и только на пороге сообразил, что, видит свой кабинет в последний раз. Обмирая от тоски и страха, он обернулся и кинул взгляд на любимое место, но в скупом свете фонарей, проникающем с дворцовой площади, он не узнал его. Драматическое прощание вышло каким-то скомканным, и боль в сердце только усилилась.
В ванной было так же холодно, даже еще холоднее – мраморная плитка настыла за ночь. Орландо пожалел, что не надел тапки, хотя было глупо, наверное, бояться простудиться перед смертью. Он зажег свечи, все, которые нашел, чтобы осветить ванную как можно лучше. Теплый свет полился внутрь, и на какое-то время ему показалось, что ничего не произошло, все по-прежнему. Орландо забрался с ногами в ванну и перевел дух.
Сидеть было холодно, розовый мрамор обжигал ноги, и лезвие ножа в правой руке тоже наливалось ледяной тяжестью. Сейчас надо взять его покрепче и резким движением чиркнуть, отделяя жизнь от смерти. Всего одно движение, а потом немного времени в этой ледяной ванне, и все закончится.
Сердце билось как подстреленная птичка. Он взял нож и зачем-то стал рассматривать свои руки, потом раскладное лезвие, проверяя его заточку. Запястья его были сухими и костлявыми, пергаментная стариковская кожа обтягивала синие вены, он видел, как по ним толчками двигается дурная черная кровь. Неужели у всех стариков кровь такая черная? Хотя Карианиди был не стар...
Минут пятнадцать он сидел в ванне, никак не решаясь нанести удар. Ноги стали болеть, затекли и совсем замерзли. Надо было или вылазить или резать, сидеть просто так было глупо. Тогда он зажмурился и полоснул по левой руке, сам понимая, что удар совершенно недостаточный. Было отвратительно больно, кровь закипела красными бусинами, но не полилась. А он смотрел с отчаянием, всем существом своим содрогаясь от мысли, что ему надо нанести себе еще один удар.
Нет, это ненормально, это противоестественно, человек не должен с собой так поступать, никогда. Живое тело создано для того, чтобы жить, а не для того, чтобы терпеть боль или умирать. Он не мог убить себя, не мог. Так и сидел в ванне, пока бледный рассвет не стал гасить зажженные им свечи. Отчаяние затопило его, даже умереть он больше не мог. А может, не мог, только поддерживал в себе иллюзию, что в состоянии распорядиться своей жизнью.
Когда наступил рассвет, бывший правитель, всколоченный, помятый, в испачканной кровью сорочке, сидел в постели и глотал слезы, стекавшие по морщинистому лицу. Жизнь кончилась, но она продолжалась, мучая его каждой своей секундой.

Утром за ним пришли. Вытащили из постели, в которой он не мог согреться, даже не дали умыться и привести себя в порядок. Солнце светило, будто и не знало, что в мире происходит страшное. Орландо как во сне пролетел по лестнице, почему-то выхватив глазом солнечный квадрат на красном ковре. В приснопамятную ночь, которая теперь была так далеко, он боялся наступить в лунную лужу, а сейчас его грубо проволокли по солнечной.
Потом была черная, вонючая карета с жесткой скамейкой, которая покатила его привычным маршрутом по Рыбной улице. Оглушенный и подавленный, он вывалился в тюремном дворе, мечтая только об одном – чтобы его оставили в покое. Холодное железо впилось в запястья, больно царапая порезанную руку.
Яркий свет ударил в глаза, и слезы покатились по щекам бывшего правителя. Поневоле он запрокинул голову назад, и уставился в ослепительно синее небо. Чистое, свежее, оно манило к себе, и Орландо подумал, что было славно умереть сейчас: опрокинуться назад и одновременно рвануться вперед, оставляя позади свою неудавшуюся жизнь.
Во дворе царила суета: по случаю воцарения королевы Ундины выпускали преступников. Всех подряд – и грабителей, и убийц, и мелких жуликов. Радостный рев потрясал стены, а железная дверь не успевала открываться и закрываться. Орландо оттеснили к стене, он стоял и смотрел, как мимо него проходят счастливые освобожденные, которых он сюда посадил. Ну не то, чтобы лично он, но…
Корявые серые лица, щербатые рты, грязные головы. И ужасающий запах, к которому он еще не привык, проникающий повсюду, въевшийся в стены, землю и даже небо. Эти люди внушали ему ужас, но они даже не замечали старика, вжавшегося в простенок, ведь перед ними была свобода. И тут Орландо вздрогнул.
В шеренге освобожденных мелькнуло бледное лицо, которое он бы узнал из миллиона. Спутанные белые волосы, грязная одежда – мимо него медленно проходила княгиня ДеГрассо. Орландо сжался, словно ожидая удара: теперь он больше не был правителем и не мог себя защитить. А что, если она пожелает отомстить за себя и за свою воспитанницу? Ей достаточно сказать, кто он такой, и его разорвут на части. Он инстинктивно поднял руки, стремясь защитить себя. А Ирья смотрела на него с ужасом, не отрывая взгляда – так и пронесло ее людской рекой, и спина ее скрылась за воротами. А он остался. Один в этом ужасном месте.

Ундина проснулась в хорошем настроении. Она отлично выспалась, и забыла вчерашние неприятности. Утренний свет мягко проникал сквозь роскошные занавески, щекоча ей ресницы. Она потянулась и только тут ощутила в полной мере то, насколько хороша ее кровать. Белоснежные простыни, хрустящие и прохладные, нежная как пух, перина, и даже расшитый балдахин сверху – да она просто попала в сказку.
Стоило ей открыть глаза и пошевелиться в кровати, как скрипнула маленькая дверь сбоку и в спальню вошла горничная, толкая перед собой тележку, накрытую большим серебряным куполом.
- Ваше Высочество, ваш завтрак!
- Чё?
Она подкатила тележку и подняла купол, под которым оказались просто какие-то чудеса: дымящийся кофе, какие-то соки, тосты, тонко нарезанная пахучая ветчина и сыр. И даже каша была. С маслом. Чудеса невероятные!
Сон исчез в одно мгновение, она открыла рот и совершенно растерялась при виде такой роскоши.
- А... это все можно?
- Все, что пожелаете. Если Вашему Высочеству угодно другой завтрак, только скажите.
- Нет, моему высочеству пойдет и этот.
Не успела она произнести эти слова, как милая, улыбчивая горничная поставила прямо на постель легкий столик, и мгновенно сервировала ей завтрак. Ундина была на седьмом небе.
Первым ее желанием было сразу же после завтрака вернуться в сказочный бассейн и проплавать там весь день, но потом она вспомнила, что у нее вообще-то дел по горло. И очень неприятных дел.
Как только она поела и привела себя в порядок, ей доложили, что к ней просится король Марк. Разглядывая себя в зеркале, она изумлялась тому, какое платье на ней надето, какая ткань и какие пуговицы. А ведь был это всего лишь парадный гвардейский мундир с чужого плеча. Платья на нее еще не успели пошить, да она и не рискнула бы вот так сразу его надеть. Слишком велика была перемена.
- Прихорашиваетесь?
Король тоже выглядел гораздо лучше, он отоспался и отмылся.
- Ну в моих-то тряпках стыдно ходить в новой должности. Как мне этот мундирчик?
- Неплохо. Вам стоит еще платья попробовать.
- Попробую, но попозже. Не все сразу. Да на мою королевскую задницу у них и платьев-то нет, не пошили еще.
Ундина резко обернулась, и лицо ее было совсем не легкомысленным. – Послушайте, Ваше Величество, нам надо поговорить, и разговор будет серьезный.
- Вот как... А может, сначала позавтракаем?
- Я уже поела. Но поем и еще раз, - добавила Ундина, немного подумав. – У них тут все очень вкусно.
Им накрыли огромный стол, на одном конце которого посадили короля, на другом – Ундину. Странно было сидеть вот так, на разных концах стола, и разговаривать, практически крича через всю комнату.
- А это все короли так едят???!!!!
- Все, что орешь-то? – король вел себя спокойно и непринужденно. Видно было, что ему это ничего не стоит, происхождение все-таки давало о себе знать. Ундина смотрела и понимала, что между ней и ним лежит целая пропасть.
- Стремно как-то вот так, кричать через комнату...
- Так ты не кричи, акустика здесь нормальная, все хорошо слышно.
Ундина замолчала и стала пережевывать свою еду, уши ее пылали. Все вокруг казалось ей специально устроенным так, чтобы ярче высветить ее невоспитанность. Зачем так усложнять простой процесс поедания вкусностей? Можно ведь просто покушать, не выпендриваясь.
- Я думаю, что делать с бывшим правителем?
- Как что? Казнить его и вся недолга.
- Ну да... Но как это делается? У королей...
- Не поверишь – просто до безобразия. Сооружаешь помост, ставишь виселицу, берешь веревку попрочнее и вперед.
- Вешать? – Ундине было очень не по себе от такой перспективы.
- Можно обезглавить, это поприличнее.
У короля был такой вид, словно он обсуждал цены на рынке, а не человеческую жизнь.
- Да, лучше наверное, так... Хотя баронесса Ферро считает, что он не достоин казни от оружия. Она говорит, что гадину надо раздавить камнем: повесить или четвертовать.
- Только не четвертовать! Давайте обойдемся без мучений! Он умрет так же, как убил принцессу: на Рыночной площади, на том самом месте, таким же образом. Ему отрубят голову. Это все.
Король поднял бровь, ему забавно было наблюдать за новоявленной принцессой, как за неким забавным зверьком. Она его развлекала. А Ундине стало нехорошо: сидя перед королем, обсуждавшим казнь бывшего правителя, как дело решенное, она вдруг почувствовала, что тот, давно и пламенно ненавидимый – свой, а этот чужой. И ей захотелось кинуть в него тарелкой, да так, чтобы наверняка зашибить. Но кидать через стол было далеко.

Когда король доел и откланялся, Ундина тоже вышла из зала. В хитросплетениях дворцовых коридоров она нашла первого же попавшегося гвардейца и велела ему немедленно сгонять за премьер-министром.
- Одна нога здесь, другая там. Давай, мил человек, поспеши, мне очень надо.
Госпожа Брадаманте появилась минут через сорок – рекордно быстро, учитывая обстановку на улицах. На ней было неизменно темное деловое платье, и лицо ее, как всегда, не выражало ничего, кроме вежливого внимания.
- Вы хотели видеть меня, Ваше Высочество.
- Да. У нас тут неприятности. – Ундина ходила взад-вперед по своей спальне и грызла ногти. – Мне нужен чей-то совет.
- Слушаю вас.
Госпожа премьер-министр слегка наклонила голову и приготовилась слушать. Ундина по рассеянности даже не предложила ей сесть.
- Собственно, у меня две проблемы, но с одной все более-менее ясно, а вот другая меня беспокоит. Короче, нужно казнить экс-правителя и выпроводить из страны короля Марка.
- И какая же вызывает у вас затруднения?
- Вторая. Насчет правителя я уже решила: надо соорудить помост на Рыночной площади и казнить его точно так же, как некогда была казнена Лия... То есть я... – испуганно добавила она, спохватившись. Но госпожа Брадаманте и бровью не повела. - Но как избавиться от короля Марка, я действительно не знаю. Посоветуйте мне что-нибудь.
Госпожа Брадаманте молчала, поджав губы, между бровей ее прорезалась вертикальная складка. Наконец, она разжала рот и произнесла самые неожиданные слова в мире:
- А почему бы вам не обратиться за советом к правителю Орландо? Видите ли, Ваше Высочество, за все в мире надо платить. И когда вы приглашаете в свою страну иностранцев, чтобы загребать жар их руками, будьте готовы к тому, что вас отодвинут от костра.
- Я их не звала, они сами приперлись. А почему вы так переживаете за правителя? Он преступник.
- Я тоже преступница. И вы. Каждый, кто берется за управление общественными отношеними, неизбежно совершает преступление. Ваши жертвы лежат на Красном поле, и это только начало. На вашем месте я бы не бралась судить, не побывав на его месте.
- А на вашем месте я бы придержала язык. Вы разговариваете с королевой.
- Я разговариваю с крестьянской дочерью Ундиной из деревни Коржево.
Госпожа Брадаманте поднялась во весь свой немаленький рост, и, несмотря на то, что Ундина тоже не была лилипуткой, она смотрела на нее сверху вниз.
– Но это на самом деле не имеет значения. Мы все когда-то где-то родились, не факт нашего рождения определяет нашу личность. Если вы хотите меня напугать, можете сразу забыть об этом и не тратить силы зря. Я в этой жизни видела такое, что мой страх забыл дорогу ко мне.
- И что же вы такого видели? Я вот, например, в восемь лет осталась одна в мертвой деревне, я видела смерть всех своих близких. Я видела чуму в лицо.
- Я тоже. Я видела в лицо каждого умершего в Амаранте, я их всех помню. Каждого! С тех пор мне ничего не страшно.
Она говорила ровным голосом, но за ним скрывалась немалая сила и Ундина поневоле оробела. Она ведь так и не выяснила, чем занималась премьер-министр во время чумы.
- Ладно, давайте не будем меряться животами. Вы по существу мне можете что-то посоветовать?
- Могу. Но мне нужно знать в точности, чего требует от вас король Марк.
- Пока еще ничего, он очень туманно выразился, но мне не понравился его настрой. Выглядит он так, словно со дня на день огорошит меня информацией о том, что сам решил править страной, а я могу возвращаться в родную деревню.
- Не исключено. У него для этого есть все возможности. Поэтому первое, что я вам посоветую, это как можно быстрее выяснить его истинные намерения, а я тем временем выясню его истинные возможности. Вы достигли соглашения о том, как следует поступить с пленными солдатами из Пятой армии?
- Нннет, а разве их не просто отпустили?
- С чего бы это? Отпущенные, это солдаты Пятой армии, которые могут собраться вновь, а так это просто военнопленные. Тем более, не он же их кормит.
- А кто?
- Вы. В смысле мы, государственная казна. Вам следует накрепко усвоить, что все расходы теперь оплачиваете вы. И если вы захотите золотую карету, вы заплатите за нее – она не достанется вам бесплатно.
- За нее заплатит казна.
- Верно. Но из казны покупается преданность, верность и лояльность, а также мир и правопорядок. Так что, потратившись на золотые кареты, вы однажды рискуете столкнуться с недостатком одного из этих проявлений народной любви.
Ундина занервничала еще больше.
- Так что делать-то?
- Сначала поговорите с королем, но не давите на него, и не показывайте, что боитесь. Пусть он сам вам расскажет, что он хочет получить. А я пока подумаю и что-нибудь вам предложу. Но лучше всего, обратитесь к правителю Орландо – из всех людей, которых я знаю, я не встречала никого умнее и хитрее его.
- Спасибо, как-нибудь разберусь без него.
- Это все?
- Да, идите. И пришлите мне кого-нибудь, кому я могу поручить подготовку к казни. Ибо, как я понимаю, вы этим заниматься не будете.
- Я была бы вам благодарна, если бы вы избавили меня от этой обязанности.
- Можете быть благодарны. Избавляю. Идите.
Она была раздражена, но все равно ей стало легче – пусть эта дылда подумает, глядишь, как-нибудь и разберется. Марк может тоже не строить из себя владыку мира, их тут таких много, владык без королевства...

Премьер-министр действительно прислала ей советника Неплиха, который оказался куда сговорчивее, и, получив распоряжения, немедленно кинулся их исполнять. С правителем все было решено, а вот с королем дело обстояло не так просто. Чтобы поговорить с ним, надо было его искать, а после утрешнего разговора у нее осталось неприятное впечатление, и видеться с ним совершенно не хотелось. Для храбрости Ундина накатила коньячку, и когда щеки ее загорелись красным, она двинулась искать монарха.
Нашелся он весьма предсказуемо – в библиотеке Сигизмундовичей, где отбирал для себя наиболее ценные манискрипты. Вид у него был нерадостный и неласковый, когда в дверь зашла изрядно пьяненькая Ундина.
- О, а вы все тут пасетесь!
- Пасутся овцы на лугу. А я делом занят.
- П-пардоньте, фигню сморозила. Можно к вам поговорить?
- Ты пьяная, что ли?
- Нееее, так, выпила чуть-чуть. Мне тут как-то грустно и совсем одиноко в этих стенах. А вам?
Король поднялся и отошел к окну, скрестив руки на груди. Ундина явно помешала ему, и он был недоволен.
- Ты не начинай. Алкоголизм дело такое, что не заметишь, как под горочку скатилась. Это быстро, а подниматься назад – дело хлопотное. Предыдущий правитель, герцог Карианиди, как раз от пьянства помер, хотя был совсем еще не старый.
- Да не начинаю я, просто немного выпила. Мне все никак не верится, что я принцесса.
- Правильно не верится, - тон короля был холоден, как ноги трупа, - Но ты не переживай: вот казним бывшего правителя, подпишем договор и будет тебе корона.
Ундина кивнула и запустила пятерню в вазочку с конфетами, отчего та наполовину опустела.
- Чего вы хотите? Я сейчас на полном серьезе спрашиваю. Денег? Или самому править в Амаранте? Вам мало Мриштино и Каррадоса?
Марк поморщился.
- Ты слышала, что было написано в записке Вильгельмины? Три королевства должны принадлежать принцессе Лие. Мы с тобой лишние на этом празднике жизни.
- Угу. Но я нормально спрашиваю, без дураков.
- Значит, Амаранта населена дураками. Ты знаешь, что народ готовится встречать принцессу?
В голове у Ундины слегка помутилось – то ли от алкоголя, то ли от попытки думать. Она не могла уследить за ходом королевских мыслей.
- Баронесса Ферро, которая едва ноги таскает, готовится к казни, и говорит, что сразу после смерти правителя в Амаранту войдет законная принцесса. Разумеется, не ты. Есть предположения, кто это может быть?
- Неа… А как народ, он же мне вчера кричал осанну? Что вообще происходит? Знаете, Ваше Величество, если вдруг объявится настоящая принцесса, я с радостью уступлю ей место, если она даст мне денег. Потому что это совсем ни в какие ворота…

 Назавтра была назначена казнь, о чем Ундина вспомнила, когда ее разбудили. На кресле возле кровати лежал черный костюм, которого она раньше не видела, и настроение сразу испортилось. Была бы ее воля, она бы на казни не присутствовала, да и вообще бы его не трогала. Пусть бы в тюрьме сидел, например. Но король был настроен решительно, и, хоть он говорил ей, что если опальный правитель останется жив, то у него всегда найдутся сторонники, Ундина тащилась на казнь через силу.
Несмотря ни на что, Орландо произвел на нее ильное впечатление. Тяжесть совершенных им реступлений была столь чудовищной, что воображение поневоле рисовало образ невиданного монстра, а на поверку он оказался старым, обыкновенным,  и потрясающим. Такие люди – штучный товар, сказала госпожа Брадаманте, и Ундина была готова с ней согласиться. Здесь почти все были штучным товаром, и как-то получалось, что и казнить-то некого. Но казнить надо было непременно. Что ж, ничего не попишешь, придется надевать этот мерзкий черный костюм и ехать в черной карете. Интересно, как это будет выглядеть – на том же самом месте, в тот же самый час. Надо было, наверное, и в годовщину подгадать, но ждать некогда.
Казнь была назначена на полдень, но уже с самого раннего утра улицы были запружены народом. Все стремились посмотреть, как умрет тиран, невероятный человек, прошедший путь от лакея до правителя, и потерпевший сокрушительную катастрофу. Те, кто помнил Белый День, и те, кто родился после него, одинаково гадали, что произойдет на Рыночной площади в тот момент, когда голова Орландо расстанется с телом. Но в том, что что-то должно произойти, все были уверены на сто процентов.
- Вот увидишь, из его кровушки принцесса покойная-то и восстанет.
- Она ж и так восстала, куда больше-то!
- Да не, восстанет та, настоящая...
- Ой, мать, это вряд ли. Ее тогда хорошо убили – кровищи было страсть сколько.
С вечера на Проклятом месте трудились плотники, возводя помост – точную копию того самого, о котором остались записи в бухгалтерских книгах, да воспоминаниях очевидцев. Неплих расстарался и сделал все, чтобы произвести впечатление на почтенную публику.
Правителя должны были так же везти в повозке из тюрьмы через весь город. Он провел там только одну ночь, но начальник тюрьмы уже мечтал от него избавиться, якобы он «не поганил эти стены своим присутствием». Поэтому, когда его вывели во двор, чтобы везти на эшафот, было еще слишком рано. Но конвоиры торопились, им было велено увезти приговоренного как можно скорее.
Его вывезли из ворот и докатили до ближайшего перекрестка, где телега встала. Там она простояла больше часа, и у всех местных жителей, высыпавших полюбоваться на процессию, была прекрасная возможность рассмотреть его во всех подробностях. Столько дурных слов в свой адрес Орландо не слышал даже от тетки. Если бы не конвой, охранявший телегу, его бы наверное, разорвали на части. Лица, полные ненависти, рты, изрыгающие проклятия, мелькали перед ним, а он мучительно всматривался в каждое из них, силясь вспомнить имя и понять, чем же он насолил этому конкретному человеку.
Но ничего не вспоминалось – он никогда с ними не встречался. За что же люди так его ненавидят? Все, что он делал в своей жизни, было нацелено на их благо, он не виноват, что в итоге вышла такая скверность. Если бы все зависело только от него, они бы сейчас расселились по Славичскому берегу и работали в новых, богатых портовых городах, жили и радовались жизни. Но у него не вышло, и теперь они проклинают неудачника.
Какие-то помои, гнилые помидоры и тухлые яйца летели в его сторону, но ровно до тех пор, пока вышедший из тюрьмы конвой не пригрозил арестовать наиболее рьяных. Толпа тут же присмирела и ограничилась только площадной бранью. Телега покатила. Медленно, тяжело, тем же самым маршрутом, каким везли на смерть несчастную принцессу. Измученный, раздавленный всем произошедшим Орландо, уже не думал о себе. Он не смог уснуть в тюрьме, и вторая ночь прошла для него без сна. Теперь он хотел только, чтобы все побыстрее кончилось, а еще думал о принцессе.
Проезжая по улицам, он как будто ехал не один. Призрак Лии, вызванный его воображением, сидял рядом с ним на узкой скамеечке, прикованный той же цепью. Он смотрел в ту же сторону, что и она, видел то же, что и она, и страстно надеялся, что, когда его голова отделится от тела, и земная жизнь останется позади, он увидит ее. И тогда она улыбнется ему, подойдет, возьмет за руку и они вместе покинут этот город, который предал его как неверная любовница.
Ах, Амаранта, как сильно он любил тебя! Твои улицы, твои дома и фонтаны, каждый закоулок и камень был для него бесценен. И вот ты отшвырнула своего поклонника, бросившего жизнь к твоим ногам, растоптала его и пошла дальше. Больше ничего нельзя взять с этого человека, так пусть умирает на гноище – тысячи живых и сильных только и ждут шанса так же швырнуть своей жизнью.
Телега миновала тесные переулки, окружающие Рыночную площадь, и выехала на запруженную людьми территорию, где все было так же, как тогда – он даже вздрогнул, узнавая жуткий пейзаж. Только теперь здесь уже был снег, смешанный с грязью, и голуби носились над привычным местом, отчаянно крича.
Цепь его отмотали и подтолкнули бывшего правителя в спину – иди вперед, туда, где на помосте играл мускулами другой палач, очень похожий на прежнего. Всем, кто видел Белый День, стало не по себе.
Не по себе было и Ундине, которая вынуждена была наблюдать за казнью, но вместо этого испытывала сильнейшее желание убежать и спрятаться. Ее не порадовало даже появление Бедного Рыцаря, который после курса экспресс-лечения у Ирьи, вполне пришел в себя. Он был торжественно наряден, и даже белая повязка вокруг головы выглядела как прздничная чалма. Баронесса Ферро тоже присутствовала, хоть и злобно косилась на принцессу.
- Сегодня великий день!
Рыцарь был счастлив повидаться с Мими, и она с ним тоже, но главное, о чем они оба могли думать, сейчас разворачивалось перед ними.
- Да, сегодня потрясающий день! Наконец-то свершится справедливость!
Лицо Мими сияло счастьем. Она смотрела словно сквозь толпу, сквозь дома и городские стены, она ждала. Осталось совсем недолго, то, что не удалось ей, получилось у молодой крестьянской дурочки – когда Орландо сдохнет, как собака, она встанет и пойдет к Малиновым воротам. В тот момент, когда солнце склонится в сторону заката, окрашивая золотом крыши предместий, в город войдет королева. Настоящая королева. И все начнется заново, с того самого момента, где остановилось двадцать лет назад. Осталось совсем немного.
Ундине от этой нескрываемой радости было тошно. Вот какое удовольствие в том, чтобы прикончить старика, но им двоим было весело и радостно. У них и вправду был праздник.
Чтобы как-то отвлечься, Ундина грызла ногти и втайне мечтала о том, что когда все кончится, она вернется во дворец, велит запустить бассейн для одной себя, наберет еды и вина, и запрется там на весь оставшийся день, чтобы никого не видеть и не слышать. Ей опротивели люди за сегодняшнее утро.

Орландо завели на помост, где дожидались своей очереди судебные исполнители, палач и хорошая мясницкая колода, обложенная мешками с песком. Он шел сам, спокойно и уверенно, так что крики яростные ненависти почти совсем стихли. Лицо его было скорбным и спокойным – он уходил туда, где находился единственный человек, который был ему важен в этой жизни. И теперь он был спокоен – там нет любимых и нелюбимых, там нет пустоты и боли. Скоро все плохое для него навсегда закончится.
С него сняли плащ, как тогда с Лии, и стали зачитывать приговор, который был куда короче. Он стоял в своем черном сюртуке, и редкие пегие волосы его развевались на ветру. Старый, худой, некрасивый человек, внушавший скорее жалость, чем ненависть, он без страха смотрел на плаху. Сам себе удивлялся – намедни испугался руку порезать, а теперь топора не боится. Удивительное создание человек!
Пока унылый судебный исполнитель читал канцелярские строки протокола, Орландо стал рассматривать толпу. А вдруг и вправду ведьма Вильгельмина не соврала, вдруг где-то мелькнет белокурая голова, или тонкий силуэт окажется вполоборота. А может, он увидит красивую голову госпожи Брадаманте? У него так никогда и не было близкого человека, и теперь никто по нему не заплачет. Орландо не боялся смерти, ему просто было ужасно одиноко в ее ожидании.
А в это самое время, скрытый балконной занавеской, барон фон Тузендорф с ужасом смотрел на происходящее из окна, откуда некогда они смотрели на казнь Лии. Он бы с радостью отдал свою жизнь за Орландо, но сейчас все, что он мог сделать, это только молчать и смотреть. Самый великий человек, которого когда-либо рождала эта земля, был обречен, и толпа радостно гомонила в ожидании казни.
Бывший министр внутренних дел плакал, он страдал так, как страдал, когда умирали его дети. Если бы Орландо знал об этом, ему намного легче было бы стоять там, на пронизывающем ветру. Жирные плечи министра внутренних дел тряслись, как в лихорадке, и вдруг он ощутил мягкую руку на своей голове. Госпожа Брадаманте неслышно подошла сзади и встала за его креслом.
- Вы? Почему вы здесь? Вы должны быть там, с ними...
- Нет. Мое место рядом с вами, потому что только мы понимаем, какой ужас сейчас творится. И только мы искренне скорбим.
Тузендорф вздрогнул и снова залился слезами.
- Ему было бы легче, если бы он знал, что нам не все равно. Это единственное, о чем я жалею.
- Его сейчас казнят!
- А когда-нибудь казнят нас, или мы умрем сами – результат будет одинаковый. Простите, я видела столько смертей, что совершенно перестала воспринимать их как трагедию. И все же мне очень плохо.
Она вцепилась пальцами в спинку кресла, как будто боялась упасть, и проговорила с силой:
- Правителя Орландо никто не заменит, таких людей просто нет. Но мы с вами должны засунуть свои чувства себе в задницу и продолжить работу, потому что больше некому. Наша новая принцесса – деревенская дурочка, и она влет развалит страну, если ей не помешать. Я знаю, это всегда было важно для Орландо, он хотел, чтобы Страна Вечной Осени процветала, поэтому именно мы должны собрать все силы и продолжить его дело.
Он кивал, но все равно трясся и плакал. И госпожа Брадаманте тоже глотала слезы, больше всего боясь, что Тузендорф поднимет голову и увидит ее плачущей.
- Вы нужны мне. Я рассчитываю на вас.
- Я не могу. Не смогу...
- Я буду ждать вас завтра на работе, и требую, чтобы вы собрались и приступили к своим повседневным обязанностям. Можете не трудиться и не писать мне прошение об отставке – я его не приму. Вы будете работать, несмотря ни на что. Я так сказала.

 Чтение приговора закончилось, и тут на площади внезапно воцарилась тишина. Ундина отвлеклась от обгрызывания очередного ногтя и с удивлением поняла, что все взоры обращены на нее. И на нее смотрят не только Марк, Рыцарь и Мими, а и вся собравшаяся аудитория.
- Чего опять?
- Ты должна подать им знак. Все готово для экзекуции, – дружелюбно подсказал Марк.
- Какой знак? Я не знаю никакого знака...
- Это неважно, можешь просто махнуть рукой. Тебя поймут.
- И ему отрубят голову?
- Ну конечно. Мы же ради этого сюда приехали.
- А почему это должна быть я? Вот гады! – злобно выругалась Ундина. Это настоящая подстава, она еще должна и рукой махать, непременно испачкавшись в крови правителя.
- Да маши уже, что человек почем зря мерзнет. Думаешь, приятно там стоять, на эшафоте? Я постоял однажды, и скажу тебе, что каждая минута там идет за год – от страха сердце просто разрывается, и ты молишься, чтобы тебя поскорее убили, пока не потерял разум и не опозорился окончательно.
В словах Марка была правда, и Ундина подумала, что надо уже все закончить. Но стоило ей приподняться на своем месте, как в толпе случилось какое-то движение, и все головы как по команде отвернулись в другую сторону.
- Что там такое?
По ступеням эшафота тяжело взбиралась какая-то женщина, которая совершенно запыхалась и теперь вытирала лицо шейным платком. Волосы ее были совершенно белыми, и Ундину вдруг пронзила внезапная догадка.
- Ирья, что ли?
- Точно, Ирья! Какого черта она там делает? Решила сама его угробить? Так нечестно, я тоже хочу!
Но вопль баронессы Ферро остался незамеченным никем, кроме Ундины и Марка, а старая ведьма уже махала платком, призывая толпу к вниманию.
- Друзья мои, выслушайте меня! Я прошу минуту внимания! Всего одну минуту!
Ропот толпы то затихал, то снова поднимался, и пришлось потратить не одну, а целых пять минут, прежде чем она смогла говорить так, чтобы ее слышали.
- Меня зовут Ирья ДеГрассо, я ведьма из Касабласа...
- Да уж знаем вас, госпожа Ирья, не деревенские, чай!
- Ирья, здравствуй!
- Ура принцессе!
Ведьма выслушала все это и поклонилась на все четыре стороны света.
- Вы знаете, кем мне приходилась принцесса Лия, и вы все знаете, какое зло причинил лично мне этот человек, а также вы знаете, какое зло причинил он каждому из вас.
На площади снова поднялась волна негодования, крики, вопли и проклятия, летели в сторону эшафота, как будто они сами по себе обладали убийственной силой и могли прикончить ненавистного правителя.
- Да замолчите же вы! Спасибо. Так вот, я пришла сегодня напомнить вам, что произошло двадцать лет назад на этом самом месте. Здесь произошло убийство. Погиб невинный человек, оборвалась жизнь, и вы знаете, что последовало за этим. Двадцать лет зимы, холода, голода и болезней. Мы сполна выпили чашу горя, и теперь пришел срок нашего избавления, так зачем же вы хотите повторить свою ошибку?
Вот в этом месте воцарилась гробовая тишина. Теперь можно было слышать, как каждый голубь курлычет в небе, потому что все люди разом замолчали, обескураженные неожиданным поворотом ее речи.
- Вы снова хотите совершить убийство. Здесь же, на этом же самом месте. Хотите стереть одно убийство другим, но смерть на смерть не дает жизнь – это просто две смерти. Опомнитесь, люди, или вы мало страдали?
- Что она несет? – возмутилась Мими.
- К чему это все?
Рыцарь выглядел озадаченным.
- Подождите. Пусть говорит. – цикнула Ундина. Если на то пошло, то старой ведьме она доверяла куда больше, чем всем своим визави.
- Я ведьма, и я всегда была ею, и всегда буду, несмотря ни на какие законы. И я умею видеть будущее, поэтому прислушайтесь ко мне – не пачкайте рук своих кровью, не совершайте второй раз ту же ошибку. Пусть этот человек уходит. Уходит прочь из Амаранты, как некогда пришел сюда. Оставьте его своей собственной судьбе, поверьте, она куда горше, чем любая казнь, которую вы можете для него придумать!
Потрясенный Орландо слушал и не верил своим ушам. Зачем она решила его спасать? Ведь она ненавидела его всем сердцем за то, что он натворил со страной и с Лией, но теперь в ней он не чуял и капли ненависти. Перед его глазами снова встал тот день, когда в лакейской королевская ведьма Ирья почти умоляла его не совершать преступления. Тогда в ее голосе была жалость к нему, и теперь тоже.
- Он заслужил смерть. Но она найдет нас всех, независимо от наших заслуг, поэтому не торопитесь никого осуждать. Я прошу вас, жители Амаранты, ради меня, ради моей погибшей ученицы, отпустите его. Ведь принцесса поступила бы точно так же. Вспомните ее, вспомните, какая она была – она никогда и никого не осудила, и она не стала бы его убивать. Ради нее, позвольте этом человеку уйти. Прочь! Прочь из города!
- Прочь! Прочь! – стали раздаваться выкрики в толпе, на которую поневоле подействовала ее эмоциональная речь.
- ЧТООО??! Ни в коем случае! Ты не смеешь предавать память Лии!!! Он должен умереть!
- Смерть!
- Прочь!
Началась суматоха, и на площади началась потасовка, в ходе которой Орландо, если бы хотел сбежать, непременно удрал бы, даже без посторонней помощи. Но он стоял неподвижно, и только смотрел на Ирью, которая с надеждой всматривалась в лица горожан. Откуда она знала, что его судьба была гораздо горше, чем любая казнь? Откуда знала, что последние двадцать лет он жил в аду, и сейчас даже рад был бы избавиться от бремени своего существования? И не была ли ее великодушная просьба только еще большим издевательством над и без того надломленной душой.
И тут все снова посмотрели на Ундину. Вроде как она имела тут право принимать решения, и теперь люди ждали, что скажет принцесса, которая некогда пострадала на этом самом месте. А принцесса вытащила изо рта очередной ноготь и поднялась в полном замешательстве.
- Не вздумай! – зашипела Мими и схватила ее за подол.
Марк нахмурился, ему не нравился неожиданный поворот сюжета. А Ирья встала рядом с Орландо, словно собиралась сама его защищать. И это отвечало тайному желанию Ундины, которое она не смела озвучить. Поэтому она поднялась, прокашлялась и заговорила, стараясь говорить, как можно громче, чтобы ее было слышно во всех уголках площади.
- Мои подданные, мои друзья... – трудно было на ходу импровизировать, но она решила не отступать, и, подтверждая правильность ее решения,  слова пошли все легче и легче, а саму ее затопило радостное чувство. Теперь она уже не обращала внимания на настойчивое дерганье Мими, которая почти оборвала ей полу нового траурного костюма. – Некогда я была на том самом месте, где теперь стоит бывший правитель. И я хочу сказать, что никому не пожелаю пережить то, что мне довелось, даже ему. Я начинаю свое царствование с чистого листа, и мне не хочется пачкать этот лист кровью. Правитель Орландо заслужил смерть. Да! Он тысячу раз ее заслужил, но я согласна с госпожой Ирьей, что убив его, мы не вернем тех, кто пострадал от его руки.
Вот здесь мы видим эшафот, и я должна сказать, что это самое мерзкое сооружение, которое я видела в своей жизни. Я очень, очень хочу, чтобы мне никогда больше не пришлось его видеть, не пришлось подписывать и приводить в исполнение смертных приговоров. Мы рождаемся в этот мир, чтобы жить, а не умирать...
- Немедленно замолчи! Убейте его!!! Казните!!! – истошно завопила баронесса Ферро, но Ундина была непреконна.
- Данной мне властью я помилую Орландо, бывшего правителя этой страны и приговариваю его к изгнанию! Ему надлежит немедленно покинуть Амаранту и никогда не возвращаться в нее под страхом смерти! Пусть он уходит, и не отравляет даже нашу землю своими останками! Прочь! Вон из города! Вон!
- Вон! Вон! Вон!
- Убирайся!
Потрясенный Орландо смотрел и не верил, что ему снимают наручики. А Ундина крикнула вслед:
- Я запрещаю кому-либо прикасаться к нему или причинять ему какой-либо вред. Он изгнан, и в том моя воля! Кто нарушит ее, сам взойдет на этот эшафот!
Градус экзальтации толпы достиг максимума, и на балконе, уже не скрываясь, навзрыд рыдал счастливый Тузендорф. А госпожа Брадаманте куда-то снова исчезла, не желая тратить время, которое можно было использовать с толком. Ундина едва не получила второй синяк в глаз, тоже постаравшись поскорее выбраться из одной ложи с баронессой, а Рыцарь горячо выражал королю Марку свое неодобрение.
Орландо так и стоял, когда в него бросили его плащом и велели:
- Убирайся отсюда, пока жив!
Он подхватил плащ и прошел мимо Ирьи, которой очень хотел что-то сказать, но не нашел слов. А ведьма отвернулась от него, не желая разговаривать. И вот, на дрожащих от пережитого ужаса ногах, он спустился по свежеоструганным ступеням и оказался на одном уровне с тысячами глаз, неотступно смотрящих на него. Что они будут делать? Бросятся на него и растерзают?
Но люди молчали. Они даже не ругались, они просто стояли и молчали, а ему мучительно хотелось, чтобы хоть кто-нибудь с ним заговорил. Но ни одна душа не пожелала шепнуть ему доброе слово. В гробовой тишине Орландо прошел по людскому коридору мимо тех, кто еще вчера был его подданным.
 
Солнце садилось. Медленно, мучительно медленно, подкатываясь к краю горизонта. Сначало оно было золотым, потом покраснело, потом напиталось холодом и стало проваливаться под землю. Возле Малиновых ворот, опираясь на палку, стояла одинокая фигура. Баронесса Ферро всматривалась вдаль, вздрагивая от каждого шороха. Она ждала, она мучительно ждала, ведь королева Вильгельмина не могла ошибаться.
- Мими! Вот ты где! Я тебя обыскалась! Как же ты справилась без моей помощи?
Запыхавшаяся Ирья согнулась пополам, упершись ладонями себе в коленки. Баронесса Ферро повернула к ней лицо, искаженное не то болезнью, не то злобой:
- Я тебя ненавижу. Что ты наделала?
- Уберегла народ и юную Ундину от дурного поступка. Я видела его в тюрьме сегодня, Мими, и меня как ножом полоснуло: ведь мы все делаем одно и то же! Как под гипнозом! Зло множится само от себя, продолжается под разными именами. Если бы мы убили его, мы бы стали им, понимаешь?
- НЕТ! – выкрикнула Мими, - Я понимаю только то, что сегодня королева должна была войти в город! Он должен был умереть, а она вернуться! Ты видишь ее?!
Старая ведьма покачала головой:
- Лия умерла, детка. Зря ты читала эту записку, Вильгельмина обманула тебя, а может, сама обманывалась. А может, и не обманывалась, ведь принцесса у нас есть, хоть и поддельная. Хотим мы того или нет, но жизнь движется вперед. Мы уходим, приходят новые люди, и пишут свою историю. Все проходит…
Последние отблески заходящего солнца на мгновение осветили городскую стену, а потом она исчезла в сумерках. День закончился, долгий день, который длился двадцать лет.