Холодное сердце Левтолстоя

Ко всеобщему недоуменью, а также частично ужасу, Левтолстой обуреваем был иногда страстями. По самым различным поводам,  особенно таким, о которых в обществе  высказываться не принято. Но вот был ли он при этом честен с собою? Горяч ли был он сердцем?  Что ж, пожалуй, что и был. Правда, только изредка.
По большей-то части левтолстойские безобразия оказывались отнюдь не натуральны, а вовсе нарочиты, ехидно-рациональны, на грани некоторой даже подлости.
Левтолстой словно отправлял к людям одну только плоть свою – забавного, сердитого старичка. Пусть, дескать, побегает там босиком, а то в сапогах смазных пейзанских, пусть устроит там кому-нибудь якобы любовь или ревность, или хулиганство, страданья, наслажденья, воровство из буфета варенья, хватанье за разные места жены и деревенских баб, целованье лошадей и чесанье собачьих пуз – все эти штуки от которых люди трепещут. Да и сам пусть, пусть вострепещет! Поплачет, поругается, горько заскулит, сладко мурлыкнет, торжественно взоржёт! Тело, глупое, тёпленькое тело, что с него взять?
А в это самое время настоящий Левтолстой, его как бы дух, возносился к прохладным эмпиреям и оттудова отстранённо наблюдал, цепенея в ледяном восторге всеведенья.
 Вот как! Вот они, литераторы! И хоть кол им теши на плешивой ихней голове!
Одно извиняло эмпирейского Левтолстоя, только одно. Стоило ему  отвести взоры от земного мельтешенья и наставить их куда-нибудь повыше, как являлась ему там бесконечность, очень страшная в абсолютном своём безразличии, очень! Как совесть, как смерть, как взгляд  болезненно оскаленной селёдочьей головы.
Мышь, спрыгнувшая  с припечка и угодившая прямо на спящего там случайно кота, не так быстро убегает под веник, как шустро возвращалась тогда из эмпиреев домой блудная левтолстойская сущность.
«О, - думала она, - я тут! Я живой! Сижу себе… Нос чешется, на коленку муха села, умывается…  Совсем живой!  Встану вот похожу, а то чаю пойду попью, детей повидаю, с Соней помирюсь…»
Вот тогда-то сердце и нагревалось. И принималось постукивать сильнее и чаще – как будто и вправду живое.