Добрая старая Англия. Ч. 1. Почему именно она?

Если этот остров пойдет сегодня на дно моря, я не охну.

(Михаил Илларионович Кутузов)

Не понимаю, почему этот жалкий остров должен сидеть, как крыса на сале.

(Кнут Гамсун)

Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!

Когда мы говорим о «доброй старой» Англии, как колыбели капиталистического строя, то обычно не задумываемся над вопросом, почему превращение феодализма в общественную формацию, которую мы привычно именуем капитализмом, или рыночной экономикой, произошло именно в Англии? Почему вообще существует капитализм? И при каких обстоятельствах возник в Англии этот строй, характеризующийся поистине лавинообразным увеличением производительности труда?

Когда крестьянин жнет рожь, он «трудится», используя для достижения результата своего труда лишь половину из совершаемых им движений. Другая половина его движений уходит на то, чтобы заносить серп, отдыхать и снова собираться с силами, то есть, накапливать силы для очередного взмаха серпа. Когда он сеет, дело обстоит еще хуже. Кроме непродуктивного движения, уходящего на то, чтобы размахнуться сеющей рукой, крестьянин должен надолго прерывать процесс засева поля вследствие необходимости пополнять запас семян в своем фартуке. Крестьянка, нагибающаяся для того, чтобы вытащить из грядки репу, строго говоря, ничего не производит в то время, когда она нагибается. Ступня ноги пряхи приводит колесо прялки в движение лишь тогда, когда эта ступня опускается. С сегодняшней точки зрения все эти виды деятельности представляются нам пустой тратой времени. В условиях феодализма повышение производительности труда оказывается ограниченным землей и мышцами.

По мере перехода от рабовладельческого общества к феодальному эксплуататоры стали предоставлять трудящимся несколько больше свободы и оставлять им несколько большую долю произведенных трудящимися продуктов труда. В результате трудящиеся стали производить больше, и эксплуататоры смогли отбирать у трудящихся больше продуктов их труда. Аналогичный метод использовали землевладельцы, превращая барщину в натуральный оброк (продуктовую ренту), а позднее – в денежный оброк (денежную ренту). При этом владельцы средств производства не действовали по какому-то заранее определенному плану, а лишь реагировали представлявшимся им наиболее разумным способом на возникновение новой ситуации. После введения в оборот денег феодальное общество лишилось свободы маневра в плане повышения производительности труда. Лишившись свободы маневра, феодалы сделали ту же самую ошибку, избежать которой, в свое время, не удалось и рабовладельцам – они начали отбирать (экспроприировать) у производителей слишком много продуктов труда. В результате крестьяне и ремесленники, несмотря на усовершенствование орудий труда и невзирая на больший трудовой опыт, стали производить меньше продукции. В то же время потребности господ продолжали расти. Класс феодалов никоим образом не смог изменить данную ситуацию, несмотря на имевшееся у него огромное желание изменить ее. В условиях феодального способа производства решения этой проблемы просто не существовало.

Как известно, жнец не может жать как слева направо, так и справа налево (кому это не известно или кто нам не верит, тому рекомендуем попробовать пожать, или, за отсутствием серпа, взять в руки косу и хотя бы покосить так самому хотя бы минут десять). Поэтому необходимо не только помогать мышцам человеческой руки при помощи других орудий труда, но и поддерживать их при помощи энергии, если мы хотим в перспективе производить больше. При помощи и поддержке новых орудий труда и энергии жнец приобретает способность жать как слева направо, так и справа налево. Но в этом случае на смену жнецу-человеку приходит жнец-машина, именуемая жнейкой и являющаяся далекой предшественницей комбайна. Но жнейки появляются лишь при наличии определенных предпосылок.

Развитие производства шерсти и шерстяных тканей в Англии может, на наш взгляд, послужить классической иллюстрацией истории возникновения капитализма.

Англия отличалась от стран Европейского континента тем, что земельные владения, принадлежавшие помещикам, не позволявшим крестьянам обрабатывать эти земли, имели в Англии, в общем, более крупные размеры, чем на континенте. Еще одно отличие заключалось в том, что эти земли в большей мере, чем на континенте, использовались в целях животноводства, причем, прежде всего, овцеводства. Овцеводство отличается двумя характерными особенностями. Во-первых, главным продуктом, получаемым от овцы, является шерсть, которой овца, на протяжении многих лет своей жизни, снабжает шерстяную промышленность. Во-вторых, овца нуждается, для своего выращивания и поддержания себя в продуктивном (производительном) состоянии, в весьма незначительном количестве рабочей силы.

К числу элементарных потребностей человека относится, между прочим, потребность в одежде. Еще лет семьдесят тому назад существовало не так уж много материалов, пригодных для изготовления одежды. В настоящее время мы увеличиваем количество различных видов сырья (не увеличивавшихся на протяжении многих столетий), используя различные синтетические волокна. Различие между кожей или шкурами и шерстью заключается, прежде всего, в том, что для получения кожи или шкур необходимо уничтожить животное, от которого мы их получаем, в то время как в случае получения шерсти животное, от которого мы ее получаем, остается в наличии. Прядение и ткачество более прогрессивны, чем забой и свежевание скота. Прядение и ткачество более прогрессивны как с точки зрения экономики, так и с точки зрения техники труда, или технологии. В XV в. ткацкое производство сукна из шерсти превратилось в важнейшую отрасль ремесленного производства в Англии.

В качестве предмета торговли сукно обладает не только теми же самыми преимуществами, что и пищевые продукты – то есть, своей постоянной и повсеместной востребованностью (за некоторыми исключениями – например, в странах с особенно жарким климатом). До появления холодильной техники сукно обладало, по сравнению с пищевыми продуктами, еще и тем преимуществом, что его можно было в течение продолжительного времени хранить на складах и транспортировать на большие расстояния. И не случайно именно торговля текстильными изделиями нашла особенно быстрое и широкое распространение, значительно опередив в этом отношении торговлю продуктами питания.

До наступления индустриальной эпохи, или эпохи промышленной революции, в большинстве семей одежду изготавливали собственными силами членов семьи. Многие семьи сами изготавливали также сырье для производства одежды – сукно, и даже шерсть для изготовления этого сукна. Другие семьи покупали сукно для одежды у ткачей-надомников. Изготовление тканей и пошив одежды в эпоху до наступления промышленной революции относились к числу видов деятельности, на которые уходила основная часть рабочего времени трудящихся.

Одежду невозможно экономить, одежда постоянно изнашивается, то есть, расходуется, потребляется. Время от времени возникает необходимость адаптировать одежду к размеру и форме человеческого тела, изменяющимся в силу возраста и других обстоятельств жизни человека.

Потребность в одежде возникает постоянно, снова и снова, даже без учета фактора моды. В этом отношении она подобна потребности в пище, утоляющей чувство голода.

Чем больше покупателей обращалось к купцам за товаром, тем с большим нетерпением купцы следили за темпом работы ткачей-надомников. Обнаружение новых масс людей на других континентах и открытие новых морских путей, ведших в Индию, Индонезию, Китай и Японию, предоставило торговцам новые возможности в плане продажи товаров, причем не только сукна. Ремесленники при помощи имевшихся в их распоряжении традиционных средств уже не могли обеспечивать производство в необходимых объемах. В эпоху Средневековья каждый ремесленник, чтобы иметь возможность работать, должен был сам предварительно позаботиться о снабжении своего домашнего производства необходимым сырьем. Кроме того, ремесленник должен был предварительно сам приобрести средства производства – ткацкий станок, прядильную раму и т.д. Если же у него имелся ткацкий станок, то работать за этим станком мог только один человек. Расширение производства оказывалось возможным лишь в том случае, если у ремесленника имелись средства для приобретения еще одного или нескольких ткацких станков.

Торговцы нашли выход из создавшегося положения. Чаще всего, они еще раньше торговали сырьем и готовой продукцией. Тогда они предварительно продавали ремесленникам шерсть, пряжу, шелк, а затем покупали у них изготовленную из этого сырья готовую продукцию. Теперь торговцы стали поступать иначе. Вместо того, чтобы продавать ремесленнику сырье, торговец стал выдавать ему сырье вперед, в качестве аванса, или предоплаты, при условии, что ремесленник, изготовив из этого «давальческого» сырья готовую продукцию, продаст ее, по заранее оговоренной низкой цене, только тому торговцу, от которого получил сырье. В условиях обострения конкурентной борьбы ремесленнику не оставалось иного выхода, кроме принятия условий торговца. В целях расширения производства торговцы стали также отдавать средства производства ремесленникам напрокат. В Германии подобная система именовалась «издательской», в ее рамках торговец как бы «издавал», или «публиковал» (то есть, делал достоянием общественности – в данном случае, достоянием клиентуры) изделия, изготовленные ремесленником. В рамках этой системы ремесленнику больше не приходилось прерывать процесс труда, отвлекаясь на закупку сырья и продажу готовой продукции (в то время как раньше ему приходилось делать все это самому). Таким образом, ремесленник мог отказаться от совершения непродуктивных действий.

«Издательская система» предполагала разделение труда. Не взирая на то обстоятельство, что торговец разделял труд с ремесленником за счет и не в пользу ремесленника, разделение труда давало преимущество покупателям, поскольку в результате к их услугам оказывался больший, чем раньше, выбор, или ассортимент, товаров, которые они могли приобретать по более сходной цене.

Впоследствии торговцы внесли в эту систему дальнейшее изменение. Крупные торговые предприятия, а порой и банкиры, начали скупать ремесленные предприятия, необходимые для производства каких-либо видов продукции: например, овцеводческое хозяйство, мастерские ткачей-шерстобитов, суконные мануфактуры, швейные и красильные производства, и так далее. Они очень быстро сообразили, что гораздо выгоднее объединить все эти производства под одной крышей, чтобы избежать потери времени на сообщение между этими производствами, расположенными изолированно, на расстоянии друг от друга. В этих изменившихся технических условиях произошло возрождение «мануфактуры».

Каждый отдельный ремесленник превратился в звено единой технологической цепочки, все трудовые процессы оказались взаимосвязанными. Правда, каждый ремесленник по-прежнему производил свое изделие целиком (так, портной изготавливал все платье, а не только его отдельные части), однако, вне всякого сомнения, в общем и целом, удалось добиться колоссального улучшения технологии производства.

Торговцы искали все новые возможности сбыта товаров, причем не только в дальних странах, но и на «внутреннем рынке». По их указанию производилось все больше новых товаров, что, в конце концов, для семьи стало дешевле купить необходимый товар на рынке, чем произвести его собственными силами в домашних условиях. Таким образом, уже в XII и XIII вв. сложились гигантские по тем временам предприятия, на каждом из которых трудилось несколько сотен рабочих. Сохранились свидетельства о существовании около 1250 г. в итальянском городе Флоренции мануфактуры по изготовлению готовой одежды, занимавшей более пятидесяти зданий и помещений.

Производственные расходы были на мануфактуре ниже, чем в ремесленной мастерской или при надомной работе. Мастерская рассматривалась в качестве машины, деталями которой являются люди.

Английские мануфактурщики так быстро и так легко сбывали свое шерстяное сукно, что им потребовалось для переработки большее количество шерсти, чем могли им поставить владельцы овечьих стад. Овцеводы использовали сложившуюся ситуацию борьбы за шерсть и стали требовать за нее более высокую цену. Тем не менее, потребность в шерсти постоянно росла. Шерсть закупали не только английские, но и зарубежные фабриканты сукна – главным образом, фабриканты из Фландрии. В 1564-1565 гг. сукно и другие шерстяные изделия составляли восемьдесят два процента (!) от общего объема всего английского экспорта. Англичане сбывали сукно во многие страны мира, вплоть до Персии (Ирана) и Сибири. Потребность в шерсти возросла настолько, что крупные землевладельцы Англии стали переходить к насильственному присвоению общинных земель, на протяжении многих столетий гарантировавших крестьянам хотя бы минимум экономической безопасности. Крупные землевладельцы стали огораживать общинные луга и другие пустовавшие земли, объявляя их своей собственностью и превращая его в овечьи пастбища. Путем «огораживания» были ликвидированы последние остатки первобытно-общинного строя, сохранявшиеся до той поры на английской земле. Высокие размеры доходов, получаемых от продажи шерсти, вскоре побудили землевладельцев (дворян, духовенство, богатых горожан и богатых фермеров) начать изгнание мелких фермеров из их фермерских хозяйств.

По выражению английского политического деятеля, литератора и утописта сэра Томаса Мора (1478-1535), казненного королем-протестантом Генрихом VIII (монархом из династии Тюдоров, правившего Англией в 1509-1547 гг.)за верность католицизму и причисленного впоследствии папским престолом к лику святых, «овцы, обычно столь кроткие и неприхотливые, стали ныне такими прожорливыми и дикими, что начали даже пожирать людей, а также поля, дома, опустошать и лишать населения целые города. Во всех областях…, где добывается все более тонкая и потому все более дорогая шерсть, знати, дворянам, а порой даже настоятелям монастырей, святым людям, стало недостаточно тех ежегодных доходов и прибылей, которые получались их предшественниками от своих владений…Они не оставляют крестьянам ни клочка пашни, огораживают землю, превращая ее в пастбища для скота, сносят дома, разрушают города, оставляя только церкви и овчарни, и… превращают… все населенные пункты и всю прежде обрабатываемую землю в пустыню».

Во многих областях землевладельцы-лендлорды просто сжигали целые деревни, чтобы избавиться от обитавших в них крепостных крестьян. В других районах по приказу лендлордов сельских жителей даже убивали, чтобы использовать освободившуюся землю для выпаса овец.

Землевладельцы создали новый слой населения, которого прежде не существовала – нечто единственное в своем роде. В услугах и труде этих людей никто более не нуждался, они в одночасье оказались лишними и никому не нужными. Обездоленные изгнанники – «бомжи» тех времен – бесприютными толпами бродили по «доброй старой» («веселой») Англии и, поскольку оказались лишенными возможности жить своим трудом, поневоле вынуждены были жить нищенством, воровством и грабежом. По требованию тогдашних законов, такие бродяги подвергались массовому истреблению. Только в годы правления короля Генриха VIII Тюдора было казнено семьдесят две тысячи (!) этих беженцев («тунеядцев»), вынужденных кормиться воровством.

Согласно одному из указов короля Эдуарда VI Тюдора (того самого «доброго принца», которого любимый писатель нашего детства и отдаленный предок автора настоящих строк по отцовской линии Марк Твен заставил в своем романе поменяться на некоторое время местами с бедняком Томом Кенти), изданному в первый год его правления (1547), «тот, кто отказывается трудиться, должен быть обращен в раба человека, донесшего на него, как на тунеядца. Этот хозяин должен питать своего раба хлебом и водой, разбавленным пивом и теми мясными обрезками, которые сочтет подходящими для этой цели. Хозяин также вправе принуждать раба к выполнению самой грязной работы всеми средствами, включая плети и оковы. Ежели раб сбежит от хозяина и не возвратится добровольно через четырнадцать дней после побега, он приговаривается к пожизненному рабству и должен быть заклеймен буквой «S» («С» — начальной буквой латинского слова «сервус» – «раб» — В.А.) на лбу или на щеках». Если раб трижды совершит попытку побега, он признается повинным  в государственной измене, и тогда его казнят. Всякий человек имеет право забирать у бродяг их детей и держать их у себя в качестве учеников или учениц – детей мужского пола до двадцати четырех, детей женского пола – до двадцати лет. При попытке побега они обращаются в рабов своих хозяев и учителей, которым дано право заковывать их в кандалы, бичевать и поступать с ними по своему разумению. Всякий хозяин вправе надевать на шею, руки или ноги своих рабов железный обруч, дабы лучше удостоверить личность раба и затруднить рабу возможность побега».

Бродяги XVI в. являлись предшественниками фабричных рабочих сегодняшних транснациональных корпораций. Именно тогда путем конфискации или, точнее, экспроприации собственности лично свободных английских крестьян – тех самых «гордых йоменов», которых неустанно воспевали сэр Вальтер Скотт в «Айвенго», Роберт Льюис Стивенсон в «Черной стреле» и сэр Артур Конан Дойл в «Сэре Найджеле» и «Белом Отряде» — был создан «пролетариат» – слой населения, ранее не существовавший. Если не считать сходных по названию, но обладавших совершенно иным статусом неимущих граждан Древнего Рима – «пролетариев» (не имевших иной собственности, кроме своего потомства, именуемого по-латыни «пролес», и своего голоса на выборах магистратов, но считавшихся, тем не менее, свободными римскими гражданами), трудиться отнюдь не обязанных, живших за счет регулярных раздач столичными властями продовольственных пайков – «анноны» –, бесплатно получавших от государства «хлеб и зрелища» (гладиаторские игры, травлю диких зверей, колесничные и конские бега, состязания атлетов, музыкальные и театральные представления и пр.) и при малейшей попытки задеть их «честь» гордо восклицавших: «Не прикасайся ко мне – я гражданин Рима!» В отличие от древнеримского «пролетария» (кстати говоря, исконное значение латинского слова «пролетарий» — «орган, производящий потомство», «детородный член»), пролетарием Нового времени является человек, вынужденный обеспечивать свое существование, работая на других и обогащая других, поскольку сам он не обладает собственными средствами производства.

Без наличия этих насильно лишенных собственности людских масс английские торговцы, землевладельцы и богатые ремесленники никогда не смогли бы превратиться в фабрикантов. Именно насильственное лишение большой части населения прав и собственности является одной из главных предпосылок развития капитализма. Капиталистам приходилось сгонять с насиженных мест целые народы, чтобы иметь возможность перекачивать их, как жидкость, из одного производственного центра в другой, в зависимости от ожидаемой прибыли. Это пребывание в «жидком состоянии» означает, что всякому, кто желает заставить других работать на себя, в любом месте, в любой день, в любое время суток, в любой сфере человеческой деятельности, достаточно предложить трудящемуся определенную сумму денег, достаточную для сохранения рабочей силы.

Чтобы возник капитализм, рабочая сила должна стать товаром. Рабочая сила превращается в товар путем экспроприации (лишения собственности) крестьян и ремесленников, превращения их в бродяг и грабителей, воров, разбойников, мошенников и проституток. Людей ставят в такое положение, в котором они не могут содержать себя иным путем, кроме предложения своей рабочей силы на рынке. Капитализм означает отделение собственности на продукты труда от самого труда. Если кто-то является частным собственником средств производства, невозможно принудить его к повышению производительности труда. Поэтому работника необходимо предварительно ограбить до нитки.

Доказательством того, что без лишенных собственности, объявленных вне закона масс людей капитал не способен создать капитализм, является эксперимент, поставленный в ходе исторического развития Соединенных Штатов Америки. Английские владельцы капиталов, переселившиеся в Северную Америку, вплоть до начала ХХ в. попросту не могли найти там рабочих, необходимых для налаживания капиталистического промышленного производства.

Рабочие являлись тем слоем населения, который в Америке еще предстояло создать. Дело в том, что в тогдашней Америке для каждого в избытке имелась дешевая земля, переселенцев было невозможно заставить делить прибавочную стоимость, созданную в результате их труда, с «работодателем». Крайне интересными представляется, в свете выше изложенного, и жалобы предпринимателей на то, как хорошо функционирует надомная промышленность свободных американцев. Последние сами строили себе дома, сами изготавливали себе орудия труда и мебель; они сами пряли и ткали, сами делали мыло и свечи, одежду и обувь. Дело в том, что так называемый «внутренний рынок» возникает не только вследствие разделения труда, но и вследствие насильственного лишения народных масс принадлежавшей им ранее собственности.

Многие предприниматели привозили с собой в Америку из Англии наемных рабочих. Но в Америке эти рабочие очень скоро возвращались в прежнее, доиндустриальное состояние мелких землевладельцев и таким образом, по крайней мере, на первых порах, оказывались потерянными для капитализма.

Английский экономист и государственный деятель Эдуард Дж. Уэйкфилд рекомендовал правительству повысить цены на землю в английских колониях, чтобы «ни один рабочий впредь не был в состоянии приобрести землю до того, как он начнет работать за денежную плату». Часть денег, уплаченных рабочими за приобретенную ими в собственность землю, переводилась в особую кассу, из которой государство оплачивало завоз в колонии новой рабочей силы из метрополии. Таким образом, рабочим приходилось трудиться, оплачивая транспортные расходы по ввозу в колонии новой рабочей силы, предназначенной заменить их после того, как им снова будет дозволено стать землевладельцами.

При феодализме рабочая сила принадлежала землевладельцу. При капитализме рабочая сила принадлежит рабочему. Но прав владения своей рабочей силой не приносит ему никакой пользы, пока он не найдет владельца сырья, земли, недр и средств производства, готового принять его на работу для производства каких-либо продуктов при помощи этих средств производства и из этого сырья. Продукт, создаваемый владельцем рабочей силы, в рамках данной системы принадлежит не тому, кто его создает, а тому, кто предоставляет необходимые для этого средства, то есть – капитал. Цена, которую предприниматель платит рабочему за предоставление последним своей рабочей силы, в силу необходимости ниже, чем стоимость, производимая рабочим. В противном случае у предпринимателя не было бы никаких причин покупать рабочую силу. Отличие товара под названием «рабочая сила» ото всех остальных товаров заключается в том, что она, в ходе своего использования, создает стоимость. Стоимость, безвозмездно присваиваемую предпринимателем, мы, представители поколения, выросшего при социалистическом строе с его обязательной зубрежкой «классиков марксизма-ленинизма», традиционно называем «прибавочной стоимостью» (термин, введенный в обиход первыми переводчиками трудов Карла Маркса на русский язык в конце XIX в.; в настоящее время в экономике используется термин «добавленная стоимость»).

Предприниматели и подкармливаемые ими журналисты отрицают тот вполне очевидный факт, что предприниматели заставляют рабочих безвозмездно работать на себя, и что предприниматели изымают у рабочих прибавочную (добавленную) стоимость, не давая рабочим ничего взамен. Но попытки отрицать очевидное просто смешны, поскольку ничего не стоит убедиться в том, присваивают ли предприниматели себе безвозмездную прибавочную стоимость, или нет, и производят ли производители в свое рабочее время больше, чем они получают. Прибавочная стоимость бросается в глаза всякому, стоит только выглянуть из окна. А чаще всего достаточно бывает одного взгляда на четыре внутренние стены квартиры или дома.

Всякая стоимость создается трудом, и всякая стоимость, которой работники не могут распоряжаться, является безвозмездно созданной ими для работодателя прибавочной стоимостью.

Куда бы мы ни посмотрели, повсюду мы видим настоящие монументы прибавочной стоимости – банки, торговые центры, здания страховых кампаний, гостиницы, фабрики, заводы, многоквартирные «элитные» дома, пентхаусы, световую рекламу, частные виллы в «новорусском» стиле, домашние футбольные поля, бассейны и теннисные корты, роскошные особняки, террористическую роскошь занимаемых начальством верхних этажей, серьги в ушах владелиц «заводов, газет, пароходов» (стоимость которых равна суммарной заработной плате, полученной одним или несколькими рабочими за всю свою жизнь), яхты и меха, частные самолеты, праздники, вторые, третьи и четвертые квартиры, принадлежащие одному и тому же владельцу, летние бунгало на острове Тенерифе, пустующие большую часть дней в году. Одной из форм прибавочной (добавленной) стоимости являются также «офшорные» фирмы, капиталовложения за рубежом, которые ускользают от наших взоров, но составляют много сотен миллиардов ежегодно.

Как только рабочий или служащий вступает в трудовые отношения с частным собственником средств производства, он начинает терять. Если он ничего не теряет, ему не позволяют ничего производить. Тот факт, что предприниматель оставляет рабочему лишь часть того, что рабочий произвел, в обиходе описывается выражением «предприниматель платит рабочему». Хотя в действительности вовсе не «предприниматель платит рабочему», а как раз наоборот, рабочий платит предпринимателю.

Деньги являются удобным средством сокрытия подлинной сути экономических процессов. Если мысленно вынести деньги за рамки экономической сферы, то мы повсюду увидим услуги, оказываемые в форме труда. Деньги являются не более чем свидетельством, или сертификатом, права на приобретение услуг, оказываемых в форме труда.

Всякая стоимость создается трудом. Выражение «прибавочная (добавленная) стоимость» говорит о том, что стоимость, создаваемая человеческим трудом, поддается измерению. Стоимость измеряется как бы при помощи часов, а именно — при помощи времени, необходимого для того, чтобы создать эту стоимость. Это необходимое время не одинаково в разных частях света и в разные времена.

Оно не является одинаковым и внутри одной страны. Одному предприятию для производства продукта требуется не то же самое время, что и другому предприятию.

В понятие необходимого времени входит и время, необходимое для производства содержания, то есть поддержания существования, производителей. На поддержание их существования, то есть, их содержание, требуется разный расход средств. Человек может потреблять больше, но он может потреблять и меньше, он может жить припеваючи, хорошо и скромно.

Размер расходов на его содержание или же размер расходов на воспроизводство рабочей силы, зависит, в частности, и от того, сколько производители могут требовать от предпринимателей, то есть, от того, насколько сильны производители. Их потребности определяются, в частности, их силой. Затраты на восстановление рабочей силы зависят, в частности, от затрат на обучение, необходимого для обеспечения производства. Семья работников наемного труда предоставляет рынку рабочей силы молодое поколение работников, заменяющее старшее поколение. Поэтому в понятие расходов на восстановление рабочей силы входят и затраты на содержание семьи работника.

До тех пор, пока предприниматели конкурируют между собой, и, вследствие этого, продают свой товар по цене, соответствующей его стоимости – цена соответствует стоимости. Этот факт не исключает ценовых колебаний, когда цена то поднимается несколько выше уровня стоимости, то опускается несколько ниже уровня стоимости, но это явление продолжается недолго и не приобретает большие размеры. Конкуренты постоянно стремятся к компенсации. Если один из них продает товар по завышенной цене, конкуренты начинают продавать свой товар по более низкой цене и таким образом отнимают покупателей у того, кто продает товар по более высокой цене. Если кто-то продает товар по заниженной цене, то, в конце концов, разоряется, становится банкротом, неплатежеспособным. Если кто-то продает товар по более дешевой цене, чем конкуренты, и, тем не менее, все-таки получает прибыль – например, вследствие разработки более дешевого, по сравнению с конкурентами, производственного процесса - он тем самым вынуждает конкурентов также производить товары более дешевым способом, если они это сумеют, или же отказаться от продолжения производства, вследствие отсутствия покупателей.

Именно средний показатель реального производственного времени,то есть, времени, действительно необходимого для производства товара, или, во всяком случае, большинства экземпляров того или иного продукта, мы называем экономически необходимым рабочим временем. Именно этим временем определяется стоимость продукта.

Прибавочная стоимость включается в это время и не является ценовой надбавкой. Когда речь идет о продуктах труда, произведенных производителем безвозмездно, деньги скрывают "прибавочный (добавленный) труд", то есть время, выходящее за рамки времени, в которое производитель производит эквивалент для своего содержания и содержания своей семьи. Покупка и потребление не создают стоимости, при покупке и потреблении происходит обмен стоимостью, при посредстве денег.

Короче говоря, работница, трудящаяся на косметической фабрике, ежедневно дает предпринимателю двадцать баночек крема для кожи, ничего не получая взамен. Она замечает это, когда идет в ближайший магазин косметики и покупает там крем того же сорта. Работница должна была бы получить во много раз больше того, что она получила за производства того же количества крема, но для этого необходимо уменьшить величину прибыли предпринимателя и увеличить его затраты на выплату заработной платы работницам.

Нельзя осуждать производство прибавочной стоимости. В случае, если бы производители пожелали в индивидуальном порядке присваивать себе в полном объеме все продукты своего труда, не смогло бы существовать никакое общество. Прибавочная стоимость должна существовать, она должна вкладываться в производственное оборудование, в центры обучения, в учреждения здравоохранения, дома престарелых, детские учреждения, в развитие транспортных коммуникаций и т.д. Весь вопрос заключается в том, кто решает, как должен распределяться прибавочный продукт.