Офисный БДСМ -12-я часть

Эта история началась два с половиной года назад. Выбирая между сезонными заработками в аудите и работой внутреннего аудитора в конторе с громкоговорящим названием «Группа компаний "Триумф"», я выбрал последнее.

Отработав там пару месяцев, я не очень понимал, для чего наш божественный начальник Золкин Олег Анатольевич пригласил меня к себе. Тут сразу возникает два вопроса: почему я не понимал смысла своей работы и почему Золкин божественный?

Ну, во-первых, хотел бы ответить о божественности Золкина. Ореол своей божественности начальник вбивал сам всем своим подчиненным, публично унижая каждого из своих сотрудников, он любил с угрожающим взглядом добавлять: «У всех вас вместе взятых нет и одного процента знаний, которыми обладаю я». И после этой фразы Золкин обычно погружался в рассказы о том, что он – великий юрист, бесподобный математик, один из лучших программистов и все в таком духе. Чтобы люди не смели сомневаться в его божественности, в каждом из кабинетов Золкин установил прослушивающие устройства, с тем чтобы слушать, что о нем говорят его сотрудники. Однажды к нам в офис даже нагрянули сотрудники ФСБ, которые с помощью своих технических устройств выяснили, что в нашем офисе находится незаконное подслушивающее оборудование.

Отвечая на второй вопрос, отчего я не понимал смысла работы, нужно сказать честно, что никакого смысла в моей работе, как и в работе остальных работников офиса, и не было, за исключением обязанности развлекать нашего любимого шефа. Золкин владел «Интеркоопбанком», который находился вдалеке от нашего офиса, а в нашем офисе находились программисты, юристы, бухгалтеры и приближенные Золкина. Программисты, по словам Золкина, разрабатывали какой-то неведомый программный продукт для американского НАСА. Разрабатывался этот продукт на протяжении последних десяти лет, притом что вся выручка организации программистов за эти десять лет составляла лишь девятьсот евро. То есть пятнадцать человек все эти годы получали зарплату просто так, но всех это устраивало, перечить Золкину в офисе никто не мог. Наш юридический отдел порой достигал десяти человек и, опять же, занимался вопросами, которые не могли приносить каких-то денег. Так, на протяжении нескольких месяцев юридический отдел занимался тем, что пытался отменить решение суда о депортации рабочих таджиков с участка Золкина. Участок и дом Золкина находились в элитной подмосковной Жуковке, и как-то к нему заявились представители ФСБ, которые сказали, что Жуковка – особо охраняемая территория и таджикам здесь не место.

Нужно заметить, что в принципе Золкин не сильно выделялся из сложившейся системы организации бизнеса. Бизнес в России служил не пагубной цели обогащения и получения прибыли, а цели распределения доходов государства, полученных от продажи недр, между чиновниками. Кое-что при дележке попадало и простым гражданам, в зависимости от знакомства с «нужными» людьми.

Если говорить о моем личном опыте, то я мог получать 5 тысяч долларов, просто приходя раз в месяц в офис зарплатой. Что для России считается очень приличным заработком. А мог написать за год 50 статей в различные бухгалтерские журналы, переделать кучу работы и не получить ничего, кроме геморроя и упреков начальства. Не зря кто-то сказал, что маленькие деньги даются большим трудом, а нормальные деньги не имеют к труду прямого отношения.

Что касается моего места у Золкина, то я, будучи аудитором и налоговым консультантом, долго не мог понять своего функционала. В нашей бухгалтерии числилось порядка пятидесяти организаций с практически пустыми бухгалтерскими балансами и с полным отсутствием начисления налогов. Была одна организация, которая занималась производством натурального молока, но так как молоко продавалось через подставные организации, то и здесь обязанности по уплате налогов у организаций Золкина не возникало. Проверять, контролировать или оптимизировать мне было просто нечего. И на протяжении нескольких месяцев я просто сидел на работе, развлекая себя редкими консультациями.

Пара месяцев мне понадобилась на то, чтобы понять, что никакой финансовой подоплеки в работе нашего офиса нет, офис существует лишь для того, чтобы развлекать нашего шефа. К счастью для меня, основным его развлечением был юридический отдел. Приезжая к пяти вчера из Жуковки и нагнав страху на всех сотрудников, Золкин в девять вечера собирал этих бедолаг на заседание, где развлекал себя тем, что унижал своих «бездарей» до часу ночи, а ведь к десяти утра им снова надо было на работу.

Я же приходил на работу к десяти утра, развлекался своим самообразованием в разных областях. Во время обеда, с часу до двух, я гулял по территории Новоспасского монастыря. Территория монастыря была облагорожена какой-то экзотической растительностью и обладала особой энергетикой, которая приводила мою психику в порядок. А расстраиваться мне было из-за чего, перспективы в своей бестолковой работе я не видел, во многом из-за этого у меня началось непонимание с моей подругой.

Но через пять месяцев Золкин вспомнил про меня и пригласил на первое мое вечернее рабочее заседание. Заседание началось с того, что Золкин обозвал моего непосредственного начальника мудаком и бездарностью. Прочитав в моих глазах, что такое обращение руководства к работникам для меня неприемлемо, Золкин добавил, что время от времени нужно людям устраивать некий разгон, чтобы они излишне не расслаблялись. Затем Золкин пустился в воспоминания о том, как он служил в армии и какие у него были спортивные достижения. Эти рассказы выглядели комичными от человека в красных штанах, с несерьезной футболкой и огромным животом. Золкин действительно был здоровенным мужиком с огромными кулачищами, но его вес за 120 кг позволял сомневаться в его сегодняшних спортивных успехах.

Я на правах новичка первый дочитал свой доклад, получил порцию комплиментов от шефа, был отпущен домой. Напоследок Золкин даже сказал, что со мной интересно. Для меня эта похвала носила скорее негативный характер. Я понимал, что если ему это интересно, то теперь мой рабочий день будет на 5-6 часов длиннее, притом что компенсировать это материально никто не планирует.

Конечно же, я понимал также, что как новенького рабочих вечеринок в стиле офисного БДСМ меня Золкин поначалу щадит, стараясь внушить, что такого рода времяпрепровождение вполне обычное дело. Но я понимал, что очень скоро буду сидеть до конца вместе со всеми, слушать ненужный мне бред, что прекратятся мои занятия боксом, как и всякие другие занятия, поскольку 14-15 часов я буду проводить на работе.

Примерно так оно и получилось, месяц я участвовал на правах новенького в его вечерних забавах. Когда он рассказывал байки, каким огромным трудом, по ночам и в муках, на аудите он сделал свои миллионы, какие соревнования он выиграл, какие громкие процессы в Западной Европе и России он вел, как за одну его визитную карточку ему платили пятьдесят тысяч евро. Иногда в своих вечерних рассказах он представлялся бандитом, иногда бизнесменом, иногда фермером, иногда своим в доску парнем, а иногда он играл роль барина, злого или доброго, в зависимости от настроения.

Когда Золкин рассказывал очередную небылицу о бандитских стычках или еще о чем-то, он часто обращался к своему помощнику Сергею Холоденко: «Ну, скажи, Серег, так же оно было?» Холоденко молча кивает, его интеллект не способен был поддержать красноречие хозяина, но его вынужденная собачья преданность импонировала хозяину.

Второй помощник Золкина, Ладехин Олег, в то время на вечерних заседаниях не присутствовал, он приходил рано утром и до девяти вечера готовил всех к заседанию, а сам спешил к ревнивой жене. Он считал себя своим в команде Золкина, но Золкин так не считал, команда ему была ни к чему, он держал людей, пока они ему не надоедали, а потом, как сломанные игрушки, выбрасывал. Холоденко и Ладехина Золкин критиковал редко, все-таки вместе с ними и доктором Мишей они вместе работают более пятнадцати лет.

Был среди нас человек, который за свой профессионализм не подвергался публичной порке, таким человеком был руководитель юристов Сергей Петров. Впрочем, и он в конце концов сбежал от Золкина, и, чтобы избежать моральных унижений, а может, и побоев, Серега даже не забрал трудовую книжку.

Были и люди, которым по их психической конституции очень даже подходил офисный садизм нашего шефа. Налоговым юристом к нам устроилась девушка Лариса. Лариса – разведенка, мать двоих детей, отличница и мазохистка. Каждый вечер я наблюдал, как она плачет при всех на вечерних заседаниях. Золкин чувствовал мазохизм Ларисы и легкими, колкими замечаниями доводил ее до слез. Вначале я даже хотел заступиться за Ларису, но потом заметил, что она кайфует от всей этой ситуации с публичными унижениями и слезами и даже, чтобы продлить себе удовольствие, на следующий день она обсуждала негодяйства Золкина.

Но по большей части люди просто терпели Золкина, боясь неизвестности, которая ждала их за дверями офиса. Отчасти я также принадлежал к их числу. После первого же вечернего заседания я для себя понял, что работать в этом месте я не буду, и стал искать себе новую работу. Имея 14-15-часовой рабочий день, это было не так просто, но я даже умудрялся в обед убегать на редкие собеседования.

Через месяц после моего первого заседания Золкин ушел в двухнедельный отпуск. Надеясь, что мне удастся исчезнуть из его поля видения и он обо мне забудет, после отпуска Золкина я тоже ушел в отпуск и уехал во Вьетнам, где стало окончательно ясно, что союз с моей любимой девушкой Викой рухнул. Посидев еще неделю на больничном, я вышел на работу. Действительно, на месяц я выпал из памяти Золкина и мог спокойно приходить в себя.

На самом деле, конечно же, все это было не очень спокойно. Меня мучили бессонница и кошмары моего будущего. Никто не учил меня расставаниям и умению не бояться прошлого или будущего. А ведь это зря. Если бы в школе мне рассказали об этом вместо дискриминантов, то, возможно, в будущем я бы избежал многих ошибок. А между тем эти правила довольно просты и банальны. Нельзя жить с человеком, который тебя предает, и нужно постоянно преодолевать себя и свои страхи.

Через месяц Золкин вспомнил обо мне, и я, уже преодолевая свое желание плюнуть на все и уйти, утешал себя тем, что Золкин – лишь испытание, не принимая его слова о том, что я ***плет и бездарность, я становлюсь лишь сильнее. На самом деле я принимал эти слова всерьез, и порой мне очень хотелось его ударить табуреткой по голове, но тогда вмешивалась алчность, мне хотелось получить свою зарплату, а после драки я ничего не получил бы.

Были среди нас и те, кто все-таки не хотел мириться с постоянными издевательствами. Так вот юрист Ирина после публичной порки на совещании на следующий день взяла и написала заявление об увольнении. Мужчины же старались терпеть, боясь подвести семью, которая камнем висела на их шее. Тем временем что-то не так пошло с бизнесом Золкина, по всей видимости, это была банальная обналичка через его «Интеркоопбанк», и его унижения становились все изощреннее. И теперь уже никто даже из его ближайшего круга не мог быть уверенным в своем завтрашнем дне.

Так был уволен и выпихнут с позором доктор Миша, уволен начальник отдела кадров, многие юристы, а также и многие другие сотрудники. Из комнаты, где сидели четыре человека, остался я один. Наверное, действительно я доставлял шефу особое удовольствие, когда он оскорблял меня, а я никак не мог сдаться и говорил: «Ну если я такой глупый и бездарный, то просто увольте меня». Но просто уволить шефу было мало, ему нужно растоптать человека, чтобы почувствовать удовлетворение от жизни.

Живя по принципу, что все, что с нами случается, мы заслужили, я долго ковырялся в себе, чем все это я заслужил. Один раз мне удалось сбежать с работы пораньше, и я попал на тренировку по боксу. На тренировке мне сломали нос, и я заслужил четыре дня отдыха в больнице. А это, без всякой иронии, был отдых, здесь меня не унижали, а физическая боль притупляла боль от потери любимой. Медицинский пост на нашем этаже без медсестры смотрелся сиротливо, зато мне никто не мешал днем ходить домой, благо я жил рядом с больницей. В кровавой медицинской маске я пробирался к себе домой, пугая своим видом прохожих.

Хотя российская медицина, как и все остальное, пребывала в упадке, но кое-что еще можно сделать бесплатно, например, вправить нос отверткой после перелома переносицы. Врачи неохотно пошли на эту манипуляцию, которая не обещала им дохода, они охаживали других клиентов с застарелыми травмами и болячками, поскольку им они выпрямляли нос уже за деньги. Отчасти их можно оправдать: брошенные государством, врачи зарабатывали, как могли, во всяком случае врачи куда лучше представителей правоохранительной системы, которые превратили свою профессию в бизнес.

Через четыре дня со сломанным носом я вышел на работу, к постоянному недосыпу присоединились еще физическая боль и усталость. Ко мне подошел мой непосредственный начальник Елохов и по поручению Золкина попросил меня подписать налоговую схему ухода от налогов: «Вот придет к нам налоговая, а мы им скажем, что мы работаем по этой схеме и у нас все законно». Я послал Костю Елохова ко всем чертям, сказав, что подписание данной схемы уголовное деяние и на такое не согласен.

Не знаю, как они планировали использовать мою подпись на данной схеме: то ли для шантажа, то ли еще для чего, трудно понять логику садиста и что именно ему доставляет удовольствие. Наш офис стремительно пустел. Однажды Золкин пристал к секретарше Кате, чтобы она сделала ему массаж с продолжением. За отказ Катя была тут же выгнана. У нас в офисе работала любовница Золкина – Анна Котик, может быть, он не хотел разговоров о своей неверности, впрочем, скорее всего он просто не терпел отказов.

В другой раз Золкин избил нашего юриста Андрея Кувалкина, и каждый раз он мотивировал это борьбой за справедливость, и даже некую религиозную справедливость, упоминая, что он лишь оружие в руках божьих. Кувалкин на следующий день за обедом шепотом делился сомнениями с коллегами о грядущем увольнении, чтобы уйти самому, у него даже мыслей таких нет. Я в тот день размышлял: если бы я увидел, как Золкин бьет Кувалкина, вступился бы я. Я пришел к выводу, что скорее всего вступился, как и вступался раньше, когда видел на улице, что слабого добивают.

Наступил декабрь. Я уже с самого утра был в предчувствии чего-то нехорошего. Изможденный пятнадцатичасовым рабочим днем и садизмом Золкина, я уже более не хотел ничего, я уже не сильно боялся потерять деньги в случае своего ухода. Мысли о том, что можно просто не принимать оскорблений Золкина, сменились мыслями о том, что нужно сопротивляться, когда тебя ведут на бойню.

Вечером, выслушав все оскорбления в свой адрес, я сказал, что я устал от вечных переработок и оскорблений и хочу уйти. С такой постановкой вопроса Золкин согласиться не мог, и он бросился на меня с кулаками. В самом начале потасовки я пропустил сильный удар в челюсть и ногой в пах, но в дальнейшем моя боксерская подготовка дала о себе знать. Убрав вес на заднюю ногу и прикрыв сломанный нос, я не позволил супостату себя смять и сломить, продемонстрировав неплохой удар правой в челюсть.

Наша драка, после того как Золкин продемонстрировал каратистские удары ногами, а кое-что он действительно умел, трансформировалась в беседу, где мне Золкин и его приближенные пытались угрожать, что теперь получается, что это я им должен денег за то, что у них работал. Золкин в бешенстве орал: «Я тебя ментам сдам, они тебя за пятьдесят тысяч от****ят, тебя фээсбэшники грохнут, я попрошу чеченцев, они привезут тебя в мой особняк в Жуковке, я тебя ножом разделаю. Я ножом орудую, как мясник».

Золкин не только запугивал меня, по своему обычаю повторяя все несколько раз, так как он считал себя гением по НЛП, но и правда он был готов меня убить. Если бы не моя физическая форма, то меня бы они добили со своими сподручными и, как сказал Золкин, тут же зацементировали в пол. По поводу ножей, как выяснилось потом, Золкин даже не врал. Через полтора года в его доме ФСБ и СК проводили обыск по делу об организации преступной группы и, действительно, была изъята коллекция ножей.

Как следует попугав меня, Золкин успокоился, а я поехал в травмпункт, где было зафиксировано, что у меня сломана челюсть.