Безграничная Отчизна ч. 5 Королевич и Рада

   Вселенная Балимайя процветала. Её тёмно-бордовый космос усеивали звёзды - светила и обычные планеты.
   Планета, когда-то принадлежавшая Ырыду-Ыыю, а затем Локи носила теперь название Милда. Изменилось не только её имя, она претерпела и другие перемены. Зорки увеличили её размеры почти в три раза, но влиянием ордиема из Кремня она сошла со своей орбиты, отдалившись от солнца. На ней воцарился холодный и очень холодный климат повсеместно. На полюсах и около них он оказался непригоден для жизни и только полоса экватора была для неё более-менее приемлема.
   Кроме того, климат на экваторе оказался повышено влажным. Множество впадин и низин на этой планете превратились в океаны и моря.
   На Милде погибли все теплолюбивые растения. Но усилиями зорков планета покрылась совершенно новой растительностью, приспособленной к холодному климату.
   Но как бы ни была сурова планета Милда, иги хлынули на неё из Хаоса мощным потоком, лишь бы воплотиться в Форме. Весь её экватор оказался заселён в короткое время.
   Милда была отдана под опеку молодых зорков и юношеству пришла в голову идея присовокупить к ней добавочное пространство, не расширяя её саму, потому что это грозило её развалом.
   Зорки принялись собирать по всей вселенной летающие острова аников, погибших ещё при начавшейся было войне между вронцами и шурпаками. Острова, оставшиеся без хозяев, просто парили в космическом пространстве.
   Каждый такой остров обладал автономны куполом атмосферы, способной поддерживать на нём в меру тёплую температуру и состав воздуха, пригодный для дыхания как аника, так и ига.
   Зорки собирали такие острова вместе и соединяли их, прочно сращивая, образуя довольно объёмные пространства. Эти пространства были прикреплены к околопланетной орбите Милды и отданы игам.
   Иги великолепно освоились на этих островах, странствуя на них над планетой Милдой. В атмосфере этих островов всегда было тепло, в какой бы части планеты ни оказался остров, даже над вечными льдами полюсов. Острова могли парить над почвой на высоте тридцать-тридцать пять метров.
   Многие иги переселились на эти летающие пространства, однако, не обошлось и без накладки: его почва оказалась бесплодной, неспособной давать урожаи съедобных плодов. Чтобы не умереть от голода жители летающих островов превратились в грабителей. Пролетая ночь над полями, где росли питательные растения, они могли спуститься на верёвках вниз, собрать большую часть урожая и к утру просто умчаться на многие километры от преступления. Их называли МАИСЫ - "парящие".
   Постепенно народ маиса превратились в касту счастливчиков. Одних людей, трудившихся на полях, они грабили, с другими поддерживали дружественные отношения и торговали с ними, продавая им награбленное и покупая у них нужное для себя.
   Воздушные кочевники считали себя избранным народом. Они ценили умственные способности, науку, технику. На своих летающих островах они выстроили небольшие сооружения, способные собирать пар облаков и превращать его в воду. Воду эту чистоплотные маисы использовали не только для питья, они регулярно совершали омовения, пользовались благовониями.
   Ограниченные в пространстве, маисы, однако, не могли позволить себе размножаться сверх меры и каждая женщина имела право родить только одного ребёнка, маисы знали не один противозачаточный способ и применяли их. Если какая-нибудь супружеская пара нарушала закон и у них появлялся второй ребёнок, их могли изгнать с летающих островов в нижний мир. Если бы не эти обстоятельства, маисы считались счастливейшими на Милде.
   К тому же, маисов ненавидели наземные жители из-за того, что те похищали их урожаи. И маисов почти невозможно было наказать: очень редко удавалось захватить на месте преступления во время кражи урожаев одного или двух маисов и жестоко расправиться с ними, но маисы мстили за своих. Они могли, например, сбросить пылающие факелы на подворье крестьян и сжечь целую деревню или залить в колодцы или огороды отраву.
   В тех странах, с которыми маисы торговали, некоторым купцам доводилось побывать на летающих островах и повидать жизнеустройство маисов. Все, как один, маисы носил одежды из добротных тканей, у них были дома - небольшие, но из камня, у них были каменные мостовые и улицы украшены вазонами с цветами. Это также послужило поводом для зависти и неприязни к этому народу.
   У наземных жителей не пропадало стремление наказать маисов. Ночами крестьяне устраивали засады в поле, выжидая, когда в ночном небе появится гигантская тень летающего острова, затмевающая свет звёзд, с его краёв и люков свесятся сотни верёвок, по ним спустятся люди с мешками и будут собирать в них плоды их крестьянского труда... Но маисы умудрялись каждый раз разоблачать засаду и либо пролетали мимо над полем, либо совершали отвлекающий манёвр и всё равно умыкали часть урожая.
   По островам пытались палить из луков и метателей копья, прикрепив к наконечникам стрел и копей коробочки со взрывчатым веществом, бомбить ядрами из катапульт, но всё было бесполезно. Снаряды не могли повредить тверди островов.
   Наземная жилая часть планеты Милды делилась на множество небольших государств, которые были так малы, что могли состоять всего лишь из нескольких деревень. Но, тем не менее, они носили статус государств и правителя, который был самым настоящим монархом. Большинство этих стран жили в мире между собой, но некоторые вели войны, обычно кратковременные.
   Милду населяла одна-единственная раса людей с оранжево-коричневой кожей, волосами либо чёрными, либо пшеничными, либо пепельно-русыми; глаза у них были зелёные, серые или тёмно-карие - так выглядели наземные жители и маисы.
   Самым крупным государством на Милде на тот отрезок времени, о котором пойдёт речь, считалась земля, которая называлась Керта, возглавляемая королём Ласом.
   Это был совершенно особенный участок планеты, отличающийся от других стараниями юношей-зорков. Дело в том, что под ним близко к поверхности планеты протекало подземное течение огненной лавы, циркулирующее по кругу и согревающее почву. И таким образом, климат Керты был весьма мягок и долгие снежные зимы замедлял сезон обильных дождей. Жители Керты собирали по два урожая в год и маисы активно "помогали" им в этом.
   Государство Керта состояло из двух городов - Сириса и Фера и примыкавших к ним многочисленных деревень. Эта страна была рабовладельческой и в ней не существовало тех, кто занимаясь простым трудом, не являлся бы рабом. И тем не менее, кертяне считали себя благополучными и благословенными, потому что проживали в единственной на суровой планете стране с мягким климатом и обильными урожаями. Нередко случалось, что жители скудных и холодных краёв, окружавших этот оазис тепла, продавали в его рабство своих детей, считая, что обеспечивают им сытость и благоустройство, а некоторые шли в неволю семьями, потому что иначе не было возможности поселиться на этом "райском" клочке земли, не родившись там вольным господином, рабовладельцем.
   По части внешней красоты, однако, города Сирис и Фер ничуть не напоминали собой рай. Это было скопище простых однотипных домов из жёлтых кирпичей, установленных на высоких каменных фундаментах или столбов из камней и брёвен, чтобы во время сезонных дождей вода не просочилась в дома - города и деревни заливало до паводков. Крыши домов были треугольными, покрытыми черепицей из обожжённой глины. Горожане не стремились украшать свои города ни клумбами, ни фонтанами, ни беседками, ни скверами, ни парковыми аллеями. Рыночных площадей было мало, чаще всего торговцы просто бродили по не вымощённым ухабистым улицам с лотками или тачками, предлагая свой товар прохожим или просто усаживались где попало и начинали торговать. В городе так же очень мало было лавок.
   Дома богатых горожан строились либо на холмах, либо на высоких монолитных платформах. Эти здания также не отличались какой-либо архитектурной красотой или изысканностью, они мало отличались от простых домов, разве что размерами. Неказисты были даже храмы для богов-зорков.
   Даже дворец самого короля, возведённый на холме с кричащим названием Лавала-Пика - Золотая Гора представлял собой просто огромное сооружение из кирпичей без особых пристроек и украшений.
   От государства Керта на север и до моря тянулась сторона Улрика - государство союза Пяти Королей и она была уже холодной, с долгой снежной зимой. Она представляла собой союз пяти правителей, возглавлявших по одному большому городу и примыкавшие к ним деревни. А между Кертой и Улрикой, как горошина между перинами вклинивалось крошечное государство Сенга, состоявшее только из одного полугорода-полудеревни. Все эти государство окаймляли дремучие леса из деревьев тун - чернильно-синих, напоминающих чем-то ели, но с более, чем в три раза длинными иглами, твёрдыми и жёсткими, как металл, способными распороть кожу. Вместо шишек на них росли ягоды чёрного цвета, величиной с кулак. Они были настолько горьки, что не годились в пищу, но из них возможно было изготавливать горючее масло для движения единственного на Милде транспортного средства: чаги.
   Чагой являлся не очень благоустроенный вездеход, передвигавшийся на металлических гусеницах, мощных, как у танка, они несли кузов, либо открытый всем ветрам, либо крытый, наподобие кареты. Кабина в нём отсутствовала и управление чагой находилось в том же кузове.
   Поэтому леса тун были весьма важны. Деревья начинали сбрасывать свои плоды на землю в конце лета и до середины осени, их выгребали из-под колючих ветвей мотыгами с длинными черенками, собирали в огромном количестве и отвозили на маслобойни.
   Кроме того, тун служили отапливающим средством. Срубить такое дерево было весьма непросто, его колючие ветви не допускали к стволу. И тогда шли в ход особые мотыги: с длинными черенками и остро отточенными до такой степени, что урони на режущую поверхность лёгкое пёрышко - оно и рассечётся пополам. Этими мотыгами осторожно счищали нижние ветви, затем, в рукавицах из прочнейшей многослойной ткани, пропитанной специальными смолами, делавшими их непроницаемыми, собирали колючие ветки в тары - они служили топливом. А ствол оказывался оголённым, его можно было рубить.
   Осыпающиеся иглы тунов удобряли почву таким образом, что она становилась пригодной для прорастания многих видов кисло-сладких ягод и слоённых растений, свёрнутых в трубочку, весьма сытных и неплохих на вкус - лигов.
   Через леса были проложены дороги, ведущие в другие государства.  Они не были мощены или как-либо благоустроены, ведь чаги-вездеходы были способны одолеть их любые колдобины и неровности. И дорогами этими активно пользовались, потому что на Милде проживал весьма энергичный народ, живший по принципу "волка ноги кормят". Большинству её населения не сиделось на месте не из-за тяги к путешествиями с целью посмотреть мир, это был способ выживания. Особенно для совсем маленьких государств, подобных Сенге.
   Милда мало интересовала аников - как вронцев, так и шурпаков поначалу, но после обратили внимание и на неё, разделив её пополам между собой и сделав её местом для ссылки. Сосланные на неё были обязаны утвердить власть аников над игами, став жрецами в храмах богов-зорков и обрести влияние на правительство.
   Однажды некий аник Велер явился на приём к королю Ласу и заявил, что он может создать оружие, способное разрушать летающие острова, чтобы найти управу на маисов.
   Маисы стали просто невыносимы для кертян, облюбовав их государство, как самое плодородное и богатое. Они уносили огромные части урожаев за море Панагана и продавали в другие государства, где не росли теплолюбивые овощи, выменивая их на нужные им вещи.
   К тому времени назрел пик наглости и дерзости маисов по отношению к наземным жителям. Они больше не занимались ловким ночным воровством. Они просто выслали ультиматум: им должны платить дань, иначе им ведь ничего не стоит забросать города и деревни наземных жителей, они могут делать это очень часто, пока не сожгут всё дотла. Если же наземные жители будут аккуратно платить дань, отдавая маисам часть своих урожаев, то маисы не станут забирать всё, только часть урожая. Однако, часть эта оказалась весьма ощутимой. Жадность маисов росла одновременно с ненавистью наземных жителей к ним.
   Маисы явно видели в перспективе захват власти чуть ли не над всей жилой частью Милды.
   Предложение Велера о созидании супероружия было любопытным, но тупого и недалёкого короля Ласа оно не заинтересовало. Он не поверил обещаниям аника и велел ему убираться, пока его не казнили.
   Но идея Велера заинтересовала приближённого советника короля, Лакара - "серого кардинала" и тайного правителя Керты. Именно и выделил для Велера и его двенадцати аников-помощников лабораторию и мастерскую для изготовления сверхоружия, пообещав, что если оно на самом деле будет таковым, что разрушит острова маисов, он похлопочет, чтобы его создатели на самом деле стали верховными жрецами храмов Фера.
   В лаборатории и мастерской не закипела работа - в них просто не было нужного оборудования для ЛЕНГАБОРА - "режущего огня", способного разрезать твердь даже летающего острова. И аппараты "режущего огня" были доставлены с планеты Шумура на межзвёздных грузовых шатлах. Ими активно пользовались аники во время ведения войн, ещё прежде, не имея приюта в Балимайе.
   Велер взялся продемонстрировать мощь и совершенство ленгабора министру Лакару.
   Ленгабор имел довольно скромный вид металлической трубки длиной около метра с прикреплённым к ней аппаратом управления. Лакар скептически осмотрел её и усомнился в себе, прав ли он был, что дал шанс аникам-пришельцам. Но, тем не менее, отправился в чаге вместе с Велером и несколькими сопровождающими лицами к полю, над которым должны были появиться на своём летающем острове маисы, чтобы собрать в качестве дани часть урожая овощей.
   Крестьяне сбирали зеленовато-красные плоды, вытаскивая их из земли и складывали их в мешки, откладывая в кучки доли для себя и маисов.
   Вдалеке в свинцовых небесах появилась точка - к полю спешил летающий остров, стремительно приближаясь и возрастая.
   Люди в чагах повскакали с деревянных лавок и напряжённо смотрели ввысь.
   Летающий остров чёрной тенью наползал на поле и его радиус более, чем в десять километров закрыл собой небо, затмил дневной свет и создалось впечатление, что внезапно наступила ночь. Крестьянам пришлось зажечь несколько факелов и воткнуть их в почву, чтобы видеть в темноте хоть что-нибудь.
   Но вскоре свет заструился и вверху из амбразур многочисленных люков в тверди летающего острова, из которых начали падать вниз длинные толстые верёвки с крючьями на концах, к которым крестьяне были обязаны прикрепить мешки с плодами, а маисы с помощью лебёдок подняли бы их на свою поверхность.
   - Пожалуй, пора, - промолвил Велер и навёл дуло ленгабора ввысь...
   Полутьму пронзил алый луч и в считанные секунды провёл черту как раз посередине острова. Чага сдвинулась с места и на полном ходу, на самой большой скорости помчалась по полю, а от неё тянулся кровавый луч и там, в вышине вслед за ним росла трещина на гигантской летающей тверди, обнажая свинцовое небо.
   Воздух наполнился оглушительным грохотом: ломалась твердь. Сквозь него слышались вопли людей. С вышины сыпались осколки рушащихся зданий, обломки утвари, живые люди. Всё это падало позади колесящей чаги на борозды поля и головы крестьян, зазевавшихся и не успевших спешно сбежать с поля, как было велено ещё раньше.
   Летающий остров был разрезан на две части.
   Маисы управляли движением своих островов силой массовой мысли, меняя их скорость и направление. Но сейчас никто не был в силах делать это: на поверхности острова царила паника и ужас, никто не мог понять, что произошло. Женщины в страхе хватали на руки своих детей, бессмысленно мечась, мужчины растерянно смотрели в амбразуры люков вниз, отчаянно взывая к богам-зоркам.
   Между тем, чага на поле развернулась и двинулась к левой половине острова, чертя на ней посередине лучом ленгабора.
   Помощник Велера Густав затрубил в рог и по полю раскатился душераздирающий громовой звук. Это был знак.
   Из гущи лесов, окружавших поле, выехало несколько десятков чаг и на каждой из них находились аники, вооружённые ленгаборами...
   Чаги стремительно мчались по полю, стараясь не попасть под град того, что сыпалось с разрушаемых ими частей острова.
   А вслед за чагами двигались катапульты на колёсах из которых полетели снаряды в мечущиеся по воздуху остатки летающего острова, сотрясая их, переворачивая и стряхивая с них всё, что находилось на их поверхности.
   Поле было усеяно трупами упавших с высоты маисов, были среди них и тела крестьян, убитых упавшими на них тяжестями сверху, кусками камней от разрушенных зданий, переломанной мебелью и другой утварью.
   По небу разлетались обломки разрушенного острова - беспорядочно, в разные концы воздушного пространства.
   Правда, пострадали две чаги, не успев увернуться от того, что сыпалось сверху, но те, кто находились в ней, успели спастись.
   - Вы убедились, что мы на самом деле это можем? - обратился Велер к Лакару. Тот промолчал в ответ, подумав, что пришельцы весьма опасны. Оружие для них поставляют с неба в летательных аппаратах и могут делать это, сколько угодно. И супероружие, которое разрезало, как пирог, непрошибаемую твердь летающего острова, может быть обращено против наземных жителей. Пришельцы явно сильнее. Значит, мудрее было бы для начала уступить им, отдав в их распоряжение храмы. До поры. Это будет лишь временной уступкой.
   Велер и его помощники ждали решения короля, которого Лакар взялся уломать в вопросе передачи храмов аникам. Они негодовали, что их судьба зависит от этого короля - власть имущего  дурны, которого они самого бы изрезали на кусочки. Но это была бы уже открытая агрессия против игов, что по законам Балимайи недопустимо. Другое дело - проучили маисов, которые вели себя как разбойники.
   Лас самолично пожелал увидеть поле, усеянное мёртвыми телами маисов. Он уселся в свою королевскую чагу, отличавшуюся от обычных тем, что над ней был раскинут паланкин и в кузов было водружено удобное кресло для короля.
   Когда он прибыл на место происшествия, поле уже кишело народом. Над трупами погибших крестьян завывали их родственники. Там же вовсю орудовали мародёры, надеявшиеся поживиться добром маисов, высыпавшимся в разрушенного острова.
   - Что ж, я доволен, - надменно произнёс король.
   - И ты выполнишь свою часть обещания? - спросил Велер.
   - Может быть. Я доволен на сегодняшний день, но одного острова мне мало. Я хочу, чтобы в небе их не осталось вовсе.
   - Не сомневайся в этом, нам живые маисы тоже не выгодны! - Велер начал терять терпение. - Мы уничтожим их всех, но прежде ты должен выполнить свою часть сделки! Ты же не хочешь обидеть нас, верно, король?
   - Разумеется, наш великий и мудрый король всегда держит своё слово! - вмешался лакар. - Но нам хотелось бы выяснить, смогут ли этим супероружием уничтожить все летающие острова вместе с их гнусным народом?
   - Конечно, это и наша цель. Мы уже объявили маисам войну, разрушив один из их островов. И теперь Керта обязана быть начеку.
   Вскоре Велер и его люди получили в своё распоряжение храмы в Сирисе и Фере, заняв в них должности старших жрецов.
   В их планы на самом деле входило уничтожить все летающие острова над Милдой, потому что осознавали: их хозяева будут мстить.
   Было решено доставить на Милду все оставшиеся от былой войны ленгаборы - новые в Балимайе не производились, зорки были против этого, опасаясь межпланетных войн. И даже то оружие, которым пользовались прежде, было частично уничтожено. Но то, что от него осталось, хватит для того, чтобы расправиться с маисами.
   Страна Керта теперь надёжно охранялась аниками, вооружёнными ленгаборами. Любой летющий остров, нависший над нею, был обречён. И маисы начали обходить эту страну стороной.
   Каждый уничтоженный остров приносил море трупов и богатую наживу аникам, охранявшим границы Керты, да и помогавшим им игам на катапультам. С островов, разрезанных на куски, наравне с обречёнными маисами, высыпалось их имущество: сундуки с одеждой и тканями, металлическая посуда, запасы продовольствия, даже деньги.
   Когда летающие острова перестали появляться над территорией Керты, было решено преследовать их на землях холодной Улрики, по морю и за морем.
   Улрикийские короли охотно дали своё согласие на то, чтобы аники устроили охоту за островами маисов на их землях, даже предоставили преследователям маисов свои корабли, служившие для промысла съедобных морских растений. Маисы надоели своими грабежами и угрозами и улрикийцам.
   На Милду прибывало всё большее количество аников, владеющих ленгаборами. И они расходились по всем королевствам планеты, предлагая охранять их от маисов в обмен на жречество в храмах. И большинство королей шли с ними на сделки сразу, другие - несколько помявшись, но соглашались в конце концов, потому что маисы стали настоящим бедствием и угрозой для всей планеты, сделав почти все её королевства своими данниками.
   Летающие острова гибли, разрезаемые ленгаборами. Со временем от них остались лишь осколки, плавающие в вышине и на них гнездились птицы.
   Вскоре маисы поняли, что им больше нет ходу почти ни в одно королевство Милды, где они бы могли поживиться пищей. Теперь их летающие острова уныло скитались только над пустынными белыми мёртвыми пространствами вечных снегов, где не могла бы выжить ни одна живая душа. Запасы пищи в их закромах иссякали день за днём и, наконец наступил голод.
   Маисы хотели жить. Они просили наземные королевства о милости, предлагали обменять на пищу все ценности, что у них есть, но никто из наземных жителей на это не соглашался. " - Всё и без того будет наше, - отвечали им. - Вы подохните от голода, ваши острова без управления буду залетать к нам, вот мы и поживимся вашим добром. " И так оно и было. Вскоре над планетой парило множество островов с трупами умерших от голода людей...
   Но некоторые королевства, в том числе и Керта всё же предоставили маисам прибежище: " Мы позволим вам спуститься на ниш земли, но за это вы станете нашими рабами. Трудитесь на нас только за еду, повинуйтесь нам, принимайте нашу власть, если хотите жить." Маисы же решили между собой, что сейчас для них самое важное - выжить, притворившись рабами, а затем найти способ взять верх над наземными жителями.
   Однако, оказалось, что немногие королевства желали дать маисам пристанище даже в качестве рабов: "Мы сами умеем хорошо трудиться, к чему нам ваши неумелые и праздные руки, не способные ни на что? Слишком много обид вы причинили нам, ничего от вас теперь не хотим, смерть ваша лишь желанна!"
   Король же Лас и большинство из его народа мыслили иначе. Они мечтали увидеть униженными тех, кто когда-то превосходил их, летал над их головами и без труда имел всё, что хотел. Теперь же кертийцы жаждали посмотреть на незавидное положение тех, кому когда-то завидовали.
   Это было время зимы и обильных дождей. Один летающий остров, отправивший королю Ласу послание с просьбой о пристанище, получил от него ответ с разрешением сойти вниз на окраине города Фера и, пройдя по его улицам, добраться до площади его королевского дворца.
   Маисы спускались через люки по верёвочным лестницам прямо в половодье, мутная вода достигала взрослым по грудь. Родители несли на руках детей, которых вода могла поглотить с головой. На маисов лились струи холодного ливня. Люди, высовывавшиеся из окон и дверей домов на столбах и фундаментах, кричали им грязные ругательства и насмешки, швыряли в них гнилыми овощами, камнями, выплёскивали нечистоты из вёдер на их головы.
   Наконец, толпа из нескольких тысяч маисов добралась до Золотого Холма и принялась подниматься вверх по холму по единственной мощёной дороге в городе, ведущей к королевскому дворцу. Изнурённые голодом, ослабленные, грязные и дрожащие от холода, промокшие до нитки, маисы представляли собой поистине жалкое зрелище.
   Король вышел к ним из своего дворца и остановился под навесом у крыльца. Щёки его были раздуты от важности, он видел себя величественным и восхитительным, на самом же деле маленький, пузатый, с короткими кривоватыми ножками, но облачённый в кафтан из красной ткани, расшитый драгоценными каменьями и пластинками из ценных металлов, в облегающих ноги чулках, он выглядел комично. И даже его треугольная царская шапка не придавала ему монаршего достоинства.
   - Ну, что приползли лизать нам ноги и зады, как только голод скрутил вам кишки? - крикливо начал он свою речь, заложив руки за спину и колесом выпячивая грудь. - Думали, так и будете тащить к себе наверх наше добро? А мы вас дёрнули за носы! - он счёл это выражение весьма остроумным и громко расхохотался. Его свита поддержала его подхалимским смехом. Не сделали этого лишь аники-жрецы, стоявшие на крыльце королевского дворца поодаль от короля, угрюмо наблюдая за происходившим.
   Король ещё долго произносил несуразную и бессвязную речь визгливым и неровным голосом, щедро пересыпая её грязной руганью и нелепыми вульгарными шутками. Наконец, весь пыл его вышел и Лакар спросил, как государь намерен распорядиться судьбой маисов.
   - На поле их! - рявкнул Лас. - На самые грязные работы, никаких поблажек! Впрочем, - добавил он, ткнув коротким толстым пальцем в грудь министра, - пусть отберут молодых девиц покрасивее... И отправят в Сирис.
   Говоря о Сирисе, король не уточнял, куда именно, но Лакар знал: во дворец королевского сына Амета. Лас настолько ненавидел собственного сына, что даже не желал лишний раз произносить его имя. И у короля были на это причины. Он считал Амета причиной смерти его матери, которая умерла, рожая его. Лас любил эту женщину больше, чем кого бы то ни было и её сын напоминал лишь о её смерти, а не о любви к ней.
   Была у Ласа и другая причина ненавидеть сына. Уже в раннем возрасте мальчик обнаружил в себе не по возрасту острый ум, он поражал взрослых своими рассуждениями и сообразительностью и было ясно, что со временем из него получится великий король. А когда пришла пора учения, мальчик опережал учебную программу, вызывая восхищение учителей. Было ясно, что в грядущем мальчик станет великим королём, не то, что его глуповатый отец. Это и оттолкнуло Ласа от сына.
    Подсознательно король ощущал слабость своего ума и безволие. Он был ещё не стар и собирался ещё долго править своим королевством, но в душе его уже гнездился страх, что не в меру умный наследник, подрастая, почувствует над ним превосходство и, не пожелав пребывать в подчинении у родителя, попытается отнять у него власть. И велика возможность, что это у него получится.
   Порою, Ласу приходило в голову умертвить собственного сына, но Амет был его единственным ребёнком и наследником. У него было несколько жён, кроме умершей матери Амета, но все они рождали либо мёртвых детей, либо таких слабых, что жили недолго.
    И тогда Лакар, который также не жаждал перемены власти, поскольку его устраивал глупый Лакар, которым можно было манипулировать, нашёл выход: Амет должен был деградировать, как личность. И с этой целью Лакар приставил к нему своего помощника Даяра.
   Сразу после рождения Амета Лас отправил его в другой дворец в Сирисе - с глаз долой. Там и прошло детство королевича.
   Когда мальчик достаточно подрос для изучения наук, он проявлял невероятное рвение к этому.  И преуспевал в этом. Даяр же то и дело отговаривал его от занятий с учебниками, нанимал для него нерадивых учителей, но мальчик набирал недополученные от них знания из книг в библиотеке.
   Даяр пытался внушать Амету, что совсем необязательно утомлять себя учёбой, ибо на свете есть гораздо более интересные вещи: забавные игры, весёлая музыка и танцы, красивые зрелища. Уже в совсем раннем возрасте это дитя было посвящено во многие секреты того, что могут совершать мужчина и женщина, оставшись наедине.
    Даяр водил мальчика в бордель и, держа его за руку, через щель в стене показывал ему, на что способна искусная проститутка. А так же то, как это могут делать между собой и мужчины. Нередко глазам мальчика были предоставлены сумасшедшие оргии, которые приводили к убийствам, но на них не кончались.
    В двенадцать лет Амет, под вилянием Даяра, познал женщину. Она показала ему все прелести эротического массажа, минет, другие приёмы совокупления. Амет не мог не испытать телесного наслаждения, но через некоторое время он ощутил духовную опустошённость и сказал об этом Даяру. Тот лишь посмеялся:
   - Довольно, принц! Ты говоришь не то, что должен говорить мужчины. Твой отец постеснялся бы сказать такое вслух! У мужчин должно быть много жён и наложниц. Потому что настоящий мужчина должен быть силён в постели. Вот и будь сильным с женщинами и не ной о какой-то духовной опустошённости. Это всё детские капризы! Выпей-ка лучше вина!
   Вино в Керте было лучшее, какое только могло быть на Милде, но вкус его всё же не нравился Амету. Он выпил лишь для того, чтобы не слушать насмешек Даяра. состояние опьянения оказалось приятным, но после наступило отвратительное похмелье.
   Впоследствии Амет втайне выливал предложенное ему вино куда только мог, но не в себя, пригубив лишь для вида, либо, чтобы не пить его, разыгрывал скандал и истерику, что в вино упало грязное насекомое и ему теперь противно его пить, либо ссылался на головную боль. Пиры и гулянки, слишком часто для навязываемые Даяром, тяготили его, он участвовал в них через силу или, если мог, избегал их. Его по-прежнему тянуло к книгам и знаниям.
    Даяр, замечая это всё за принцем, от злости скрежетал зубами. У него была ещё одна надежда добиться духовного падения королевича - на баб. Уж кто-кто, а потаскухи знают своё дело добре по части того, как из разумного и здравомыслящего мужчины сотворить безумца.
    Даяр сам подбирал для Амета партнёршу для игр в постели, в этом ему помогала владелица борделя в Сирисе бандерша Игга. Её дом терпимости был лучшим в городе, в него съезжались развлекаться не только местные богатеи, но и гости из других королевств, даже дальних.
    королевича не могли обслуживать обычные шлюхи, уже побывавшие с другими мужчинами. В дом Игги присылали девственниц и обучали их тонкостям сексуальных игр на своеобразных тренажёрах и заставляли подолгу созерцать "работу" опытных проституток. И когда девица становилась достаточно знающей и умелой хотя бы с тренажёрами, её отсылали в покои принца.
   Каждая очередная девка, ублажающая Амета, наделяла Даяра иллюзиями. Каждую из них, провожая к королевичу, Даяр "прижимал к ногтю", давая ей понять: прежде всего её господин - он, Даяр, а уж потом - королевич и если она завладеет сердцем Амета, то не имеет права забывать, что она по-прежнему в повиновении у Даяра. Через женщину он надеялся обрести влияние на наследника.
    Однако, Амет не привязался по-настоящему ни к одной из этих женщин, ни одна из них не обрела влияния на него. Он спал с ними ночь или несколько ночей - и они быстро надоедали ему. Его по-прежнему тянуло к книгам, на них, а не на пирушки для приятелей он тратил деньги, выделяемые казной на его содержание, скупая их у заезжих книготорговцев. Даяр с досадой замечал, что королевич всё больше обретает способность мыслить.
    - Пока я всего лишь наследник короля, но мне следует обучаться править страной, - заявил он однажды Даяру, - поэтому я бы желал отправиться путешествовать по многим странам, чтобы понаблюдать, как это делают другие короли.
    - К чему это? - недовольно удивился Даяр. - Зачем тебе наблюдать за правителями других стран и ради этого скитаться по чужим краям, если у тебя перед глазами поставлен собственный пример: мудрейший и достойнейший король Лас?
    - Этот пример, увы, не перед моими глазами, потому что я видел лишь статую моего отца, которая находится в моих покоях уже много лет, но его живого лица мне так и не довелось лицезреть за всю мою пока не очень длинную жизнь.
   - Ты можешь наблюдать и другие примеры: наша страна самая огромная и богатая. Не это ли свидетельство того, что ею правит лучший из королей?
   - Без сомнения, мой монарший родитель именно таков. И страна наша лучшая из лучших. А по сему мне бы не хотелось  совершить какие-либо ошибки, когда наступит пора моего правления, которые сделали бы Керту слабой и жалкой...
   " - Сопляк уже задумывается о том, как он будет править страной! - с досадой подумал Даяр. - Лакару это не понравится."
    - Не забывай, королевич, о мудрых советниках, что всегда окружают короля.
     - Мне бы не хотелось жить только их умом! Я желаю сам принимать решения.
     Даяра словно шарахнуло молнией и оглушило громом. Произошло именно то, чего он боялся больше всего: принц начал проявлять собственную волю. Разумеется, ни в какое путешествие Амет не отправится, король не позволит, но плохо уже то, что такое желание появилось в голове юноши, которому исполнилось лишь восемнадцать лет.
    Даяр начал приводить во дворец странников, потчевавших Амета ужасными рассказами о опасных странствиях, о разбойниках в лесах и пиратах на морях, о чудовищных гавах - водяных и наземных. Но принц прислушивался и к другим рассказчикам  - купцам. И ещё к текстам книг о путешествиях. И ещё он всматривался в картинки, привозимые ему купцами, отображавшие жизнь дальних стран - там, за лесами.
   На Милде в тот отрезок времени пребывало особенно большое число игов с интеллектом синей полосы.
    Иги синей полосы были не особо склонны к масштабным и продолжительным войнам, они предпочитали решать всякие споры и недоразумения, как индивидуальные, так и межгосударственные поединками. Правда, порою, поединки в иных государствах были слишком часты, но, по крайней мере, это был худой, но мир, обходной манёвр от разрушительных войн.
   Как все представители круг гурь, синяя полоса не была жадной до захвата чужих территорий, да и границы между мелкими королевствами были символичны и не мешали передвижению. Считалось, что каждый правитель может повелевать только небольшим государством, если же ему достанется в управление слишком крупное государство, он может стать тираном, а не другом своему народу.  Гражданин одного государства мог легко стать гражданином другого, даже не имея там дома или пристанища - просто следовало соблюдать местные законы - и дело в шляпе.
   И только Керта отличалась от остальных стран не только теплотой климата, но и законами. Как уже упоминалось прежде, тот, кто желал поселиться в ней, мог сделать это, только продав себя в рабство местной знати или самому королю. Но тёплая зим, круглогодичные урожаи, отличие от других королевств не было поводом для того, чтобы соседям идти войной на эту страну. Если Керта и терпела какие-то нападения, то либо от пресловутых маисов, либо разбойников из лесов, либо от гавов маров - огромных и мохнатых, напоминавших помесь медведя, обезьяны и крокодила и он был весом в полтонны.
   Из всех стран на географической карте Амета особенно заинтересовало государство на западной стороне моря Панаганы - Парна и ещё одно государство, соседствующее с ней - Такомаг. Оба эти королевства были меньше Керты, но по описанию в книгах и рассказам купцов, они отличались наибольшей цивилизованностью. Они и были странами купцов и, к тому же, цитаделью учёных. В этих краях не только при храмах содержались научные лаборатории, библиотеки и обсерватории, там мостили дороги и рыночные площади, торговля шла и в лавках.
   В других же королевствах науке уделялось мало значения, в основном, ею интересовались только жрецы. Совсем слабо обстояло дело с организацией торговой системы, то есть в городах почти отсутствовали рынки и лавки.
   Каждый житель этих королевств, имея нужду в тех ил иных материальных благах, был вынужден их добывать. Например, чтобы иметь самое насущное - еду и одежду, необходимо было отправляться именно туда, где еда выращивалась, а одежда создавалась. Это было весьма неудобно, но выручала дружба и помощники ценились особенно. Одинокий человек, не сумевший наладить для себя контакты с теми, кто бы ему помогал, сильно рисковал пропасть в мире Милды. Но, чтобы обзавестись помощниками, необходимо было зарекомендовать и себя, как активно помогающего и это накладывало обязательства весьма громоздкого свойства.
   Амета ужасали такие порядки выживания общества. Он бы перестроил этот мир так, чтобы в нём никто ни от кого не зависел. И его удивляло, когда книги говорили ему о том, что народ ведущий такой образ жизни, весьма жизнерадостен и весел, доволен устройством своего быта. Этого Амет понять не мог и это его раздражало. Надежда была лишь на то, что в книга могла быть не отражена вся правда. Ах, если бы он мог увидеть большой мир своими глазами! И почему его, словно пленника, держат в его собственном дворце и не позволяют узнать мир таким, какой он есть?
   Амет думал и о том, как несовершенна его родная Керта. Ведь не сравнить Сирис с картинками, на которых изображена Парна. В этом городе существуют здания, которые выстроены не просто в виде кубиков из кирпичей, но они по-настоящему архитектурны. Их красота ласкает глаз, восторгает ум, заставляет сердце сжиматься от зависти.
   - Я буду величайшим королём на Милде, - говорил сам себе Амет, - Керта может быть ещё красивее Парны и процветать, как ни одно государство на планете. Если бы я правил Кертой! Ах, зачем мой отец не древний старик, который бы вскоре умер и власть досталась бы мне! Нестерпимо, нестерпимо жить среди тупого кертского народа, не знающего ни красоты, ни просвещения!
   В Керте любили праздники - по любому поводу, даже в сезон дождей. Почти постоянно в городе в той или иной его части звучала музыка, слышался глуповатый хохот, безголосое пение. Порою Амету приходило в голову: "Если бы держать их впроголодь, заставило бы это их думать?"
   Всё чаще, переодевшись в одежду простолюдина, чтобы ничем не отличаться от неряшливых жителей Сириса, ходивших, как большинство - в серых балахонах, Амет бродил по улицам города, стараясь вслушиваться в разговоры, наблюдать. Даяр запрещал ему делать это, но королевич всё же поступал по-своему, потому что процесс познания жизни захватил юношу необратимо.
   Однажды до Амета дошла новость: в Фере приняли маисов с летающего острова, чтобы сделать их рабами. Ещё в детстве королевич знал, что маисов не любят в его стране, их острова уничтожают жрецы, прибывшие с неба.
   Амет тоже не любил маисов. Они оббирали его народ, отнимали плоды честного труда. Конечно, плодородная и изобильная Керта не умирала от голода из-за этого, но тут был важен принцип.
   Однажды Амет попробовал поработать в поле, переодевшись в крестьянскую одежду. Он потрудился меньше часа, но спина у него так разболелась, что он долго не мог распрямиться и от мотыги на ладонях появились волдыри. И он видел, как земледельцы обрабатывают поля от рассвета до заката. Это были оброчные крестьяне, рабы, вынужденные отдавать часть своего урожая не только хозяину, но ещё и разбойникам на летающих островах, нагло грозящим крестьянам бедствиями.
   Новость о вхождении маисов в Керту королевич, как всегда, узнал от купцов, а точнее - от своего друга, купца из Такомага Иоге.
   Полуостров Такомаг населял народ, называвший себя геддийцами - купцами, потому что в этом государстве почти всё его население именно торговлей и занималось. Этот народ жил ею, потому что эта страна была слишком холодна и твердь её состояла, в основном, из скал и камней, на ней не могли быть распаханы поля или вырасти деревья. Геддийцы выстроили себе дома, но не жили в них постоянно, их уделом было плаванье и пребывание в гостях в других странах. Богатые геддийцы владели большими торговыми кораблями, не очень - судёнышками и лодками, но торговля шла у всех. О геддийцах говорили, что они не бывают бедными. Они отличали себя от других народов тем, что красили волосы в жёлтый цвет.
   Когда геддиец Иоге поставил королевича Амета в известность о том, что происходит в королевстве его отца, тот от досады сжал кулаки:
   - И Даяр, конечно, не соизволил мне об этом доложить, хотя наверняка знал заранее, что это произойдёт!
   - Любезный королевич, но не забывай, что твой друг Иоге никогда не оставит тебя в неведении! - улыбнулся геддиец, сощурив хитрые глаза.
   - Пожалуй, иного источника сведений у меня и нет. Но как же неправ мой отец, как он неправ! Я не вижу смысла в милосердии к этому подлому народу, предчувствую лишь вред от него. Они праздны, не привыкли к труду и вряд ли пожелают привыкнуть. Но я слышал от купцов, торговавших с ними и даже бывавших на их островах, что маисы весьма умны и предприимчивы, сообразительны и практичны. Наверняка начнут обманывать наш простодушный народ, а со временем не только выползут из-под ярма рабства, но и подомнут под себя Керту. Не следовало пускать их в наше государство.
   Иоге отметил про себя, что Амет, будучи всего лишь восемнадцатилетним юношей, способен мыслить, как зрелый муж.
   - Мой королевич, однако, я самоично слышал указ короля, что в Сирис отправят несколько девушек-маис, конечно, самых красивых...
   - Ах, вот оно что, - усмехнулся Амет. - Мой добрый папочка решил удивить меня чем-то необычным: воздушными девицами! Что ж, в самом деле и любопытно, и забавно.
   - Мой королевич, не забывай, что у девушек из маисов есть что-то вот тут, в голове, - геддиец постучал себя по лбу пальцем. - Каждая из них пожелала бы научиться влиять на сына короля и обернуть это на пользу себе и своему народу.
   - Я бы хотел на это посмотреть.
   




   Из нескольких сотен молодых маис бандершей Иггой было выбрано всего несколько десятков - только они показались ей привлекательными внешне. Но большая их часть, как выяснилось, побывали замужем и только пятнадцать оказались невинными девушками, годными для постели королевича. Игга сама лично осмотрела их, ощупав их естество своими длинными пальцами - прямо на площади.
   - Вот они-то и поедут в Сирис, - решила бандерша.
   Игга была женщиной шестидесяти лет, невысокая, жилистая, с крупными руками. У неё был буравящий крысиный взгляд и кривые, но всё ещё крепкие передние зубы, тонкий жёсткий рот.
   Она отвела девиц в специально отведённую в ей доме терпимости комнату для новичков, уставленную кроватями. Там же находился длинный грубо сколоченный стол и лавки вдоль него.
   - Вы будете жить здесь во время нашего обучения! - объявила она девушкам. - Но учтите, - круглые глаза Игги свирепо сверкнули, - если вздумаете плохо усваивать уроки - оборву волосы вот этими руками! - она подняла вверх свои огромные руки со скрюченными пальцами.
   Девушки недоумённо переглядывались между собой. Они всё ещё не понимали, зачем их привели в этот странный дом и чему хотят обучить. Они впервые и навсегда покинули свои летающие острова, где в последнее время страдали от голода и созерцания смертей своих ближних. Теперь они были в ужасе от страшных перемен, они были вынуждены сойти с небес на землю, точнее, спустились в грязную воду, под струи ледяного дождя. Ощущение кошмара происходящего притупил их рассудки, мешая воспринимать оскорбления местных жителей, как и удары камней, сыпавшихся на них. Затем - площадь, вопли короля, а после его слуги бросились отделять от толпы маисов самых юных девушек, отнимая их у родителей и мужей и загоняя их на другой конец площади.
   А после появилась эта свирепая баба Игга со своими помощницами, они принялись хватать за лица маис, рассматривая их, разрывать одежды, чтобы увидеть их тела. Потом кого-то отталкивали, кого-то распинали на земле, силой ощупывая между ног, тащили в лодки, усаживали силой, били по лицам тех, кто сопротивлялся...
   И вот - девушки-маисы здесь, в комнате с кроватями и столом и злая Игга им грозит. Несчастные девушки хотели только обсохнуть, согреться и чем-нибудь утолить голод, но никто не собирался им это предоставить.
   И теперь речь идёт о каких-то уроках!
   - Чему нас будут обучать? - осмелилась задать вопрос старшая из девушек, Милка.
   - Как угождать королевичу, единственному сыну короля! - ответила Игга. - Велика честь, конечно, для вас, воровских отребий, но уж такова воля короля!
   - Угождать? Мы обязаны будем прислуживать королевичу? То есть, подавать ему, что он скажет, стирать ему одежду, убирать его дом, так, мы слышали, прислуживают у наземных жителей?
   - Возможно. Но не это главное. Вы будете обязаны ублажать его, как жена - своего мужа в постели! Если кто-нибудь сумеет добиться его расположения, он оставит эту счастливицу при себе, в своём роскошном дворце. А не сумеете угодить, так вас вернут сюда и вы будете ублажать других мужчин - многих, зарабатывать деньги для королевской казны.
   - Мы слышали от купцов, с которыми имели прежде дело, что ваши наземные женщины занимаются этим с разными мужчинами за вознаграждение, - нахмурилась Милка. - Но среди маис никогда не было и не будет таких!
   Глаза Игги запылали от гнева. Она приблизилась к Милке и с размаху ударила её по щеке.
   - Много болтаешь! - прошипела она. - От ваших маисов осталась лишь жалкая горсточка, вас приютили здесь из милости и вы будете делать всё, что вам велят, иначе умрёте!
   Она обратилась к своим помощницам:
   - Накормите пока всех горячей едой, дайте сухую тёплую одежду. Мне не надо, чтобы этот товар простудился и кашлял, задерживая выполнение воли короля!
   Игга и её помощницы удалились, оставив девушек одних. Маисы жались друг другу, забиваясь в углы. Кто-то плакал.
   Милка вдруг резко отделилась от них и вышла на середину комнаты. Затем приблизилась к одной из кроватей, резко сорвала с неё одеяло и принялась рвать его на куски.
   - Что ты делаешь, Милка? - испуганно пискнула одна из девушек.
   - Никогда женщина из маисов не станет продажной женщиной! - жёстко произнесла Милка. - Презренный народец низа не будет утолять свои похоти нашими телами! - она исступлённо терзала ткань и, разделив её на множество лоскутов, принялась раздавать их подругам. -  Возьмите это в рот, сожмите зубами!
   - Что ты задумала, Милка?
   Вместо ответа та заложила руку в карман своего мокрого перепачканного платья и вытащила небольшое ручное зеркало и с размаху швырнула его на каменный пол. Оно раскололось на осколки. Присев на корточки, Милка собрала их в пригоршню, затем протянула подругам и велела каждой взять по осколку.
    - Наша красота стала причиной того, что о нас подумали, что нашими телами можно удовлетворять мерзкие похоти наземных мужчин, - произнесла Милка. - Так избавимся от этой красоты, но не падём, не предадим свой народ, который всегда считал это худшим из зол! Каждому страшно править собственное лицо. Поступим так: разобьёмся на пары, пусть две девушки держатся рукой за руку и делают это друг с другом. Мы сможем, мы сумеем!
   - Это безумие! - вдруг послышался тихий робкий голос из толпы.
   - Кто это сказал?! - в ярости закричала Милка. - Выйди и повтори это, глядя всем нам в глаза!
   Из глубины толпы подруг вышла девушка четырнадцати лет, невысокая, отлично сложенная. Большие чёрные бархатные глаза её смотрели кротко.
   - Нам не следует этого делать, - несмело проговорила она. - Разве можно так поступать со своим лицом, оставить его уродливым навсегда? Лучше уж умереть, вскрыть остриём осколков вены. Или свить из простынок верёвки и удавиться.
   - Умереть?! - Милка затряслась от негодования. - Я не собираюсь умирать! Я останусь жить хотя бы для того, чтобы отомстить, насколько возможно, за мой народ, за тех, кого вынудили умереть от голода и стать рабами!
   - Но как же мы отомстим, будучи изуродованными? Что мы сможем?
   - Молчи, Рада! Бери осколок! Все берите, все! - Милка подносила пригоршню с осколками каждой из девушек.
   - Это всё неправильно! - в ужасе пробормотала Рада, глядя, как её подруги разбирают их.
   Милка ухватила за руку одну из девиц.
   - Делайте, как я! - приказала она. - Ищите пару, беритесь за руки!
   Рада спрятала руки за спину и принялась медленно отступать спиной к выходу из комнаты. Этого никто не заметил, нервы девушек были взвинчены и им было не до неё. Да и пары ей не нашлось - она оказалась пятнадцатой.
   - Начали! - рявкнула Милка и с размаху чиркнула осколком по щеке свою напарницу...
   Рада истошно закричала и со всех ног бросилась прочь из комнаты. Она выскочила в коридор и со всех ног помчалась по нему, закрывая уши, чтобы не слышать дикие вопли своих подруг за спиной.
   Она свернула в другой коридор, совершенно тёмный, наткнулась на какую-то дверь и принялась колотить в неё кулаками:
   - Помогите! Спасите!
   Дверь резко распахнулась и на пороге появилась Игга.
   - Они изрежут мне лицо! - закричала Рада. - Спасите меня!
   Бандерша схватила девушку за руку и рывком втащила в комнату:
   - Что ты тут вопишь? Палки захотела?
   - Они уродуют друг друга! Милка разбила зеркало!
   - Ах, дерьмо! - выругалась Игга и поспешила прочь в тёмный коридор.
   Рада, дрожащая и перепуганная, забилась в самый дальний угол, спрятавшись за скамью.
   Игга ворвалась в комнату, где оставила девушек-маис и перед её глазами предстало зрелище, которое напугало даже её, видавшую виды: четырнадцать девушек стонали и вопили, закрывая ладонями лица. Многие из них лежали на полу, корчась. Одежды их были залиты кровью.
   Бандерша подскочила к одной из них, силой оторвала ладони от её лица. Щёки той были покрыты глубокими бороздами, в которых алело кровавое мясо, верхняя губа была рассечена настолько, что виднелись зубы.
   Игга выпрямилась во весь рост и уперлась кулаками в бока.
   - Дуры полоумные! - на лице её появилась гримаса досады. - Такое совершить над собой! Вы не лица - судьбы свои искромсали! Вот и пожинайте теперь последствия своей глупости! Эххх! - она остервенело плюнула себе под ноги.
   В дверь просунулось толстое лицо одной из её помощниц.
   - Принеси бинты и воду, - приказала ей хозяйка. - Завтра в поле их отправим. На лучшее они уже не годятся.
   Она вновь вернулась в свою комнату, где была оставлена Рада. Та сидела на полу и тихо плакала.
   - Не хнычь, не хнычь! - проговорила Игга. - Здесь и переночуешь, я тебя им не дам, на ключ тебя здесь запру, а то мало ли что в голову придёт этим идиоткам. Хотя, похоже, они о тебе забыли. До тебя ли им теперь?
   Она схватила Раду за руки, рывком подняла с пола и усадила на лавку. Затем, взяв её за подбородок, принялась пристально рассматривать лицо.
   Девушка на самом деле была очень хороша. У неё был идеальная кожа - нежная и гладкая; пухлый чувственный рот; маленький немного острый нос; большие чёрные глаза, они были печальны, но такое выражение придавало лишь загадочность девушке. Кроме того, эти глаза окаймляли очень длинные и густые ресницы. Шарм придавал её лицу и тёмный пушок над верхней губой.
   - Красавица! - чуть улыбнувшись, проговорила Игга. - Хвала богам, что ты не сделала над собой безумия, как те дуры. Очевидно, ты многого добьёшься.
   - Что ждёт меня теперь! - грустно вздохнула Рада.
   - Счастье! Счастье, как всех, у кого ум равен красоте! Как звать тебя?
   - Рада.
   - Так вот, Рада-маиса, прошлого тебе уже не вернуть никогда. Заставляй работать свой ум и многое брать от того, что окружает тебя сейчас!
   - Меня заставят стать проституткой - что может быть хуже? И как с этим смириться?
   - Да ничего нет лучше этого! Разве ты не знаешь, что во многих наземных королевствах это самое прибыльное занятие? И престижное! Все женщины завидуют проституткам, потому что для того, чтобы правильно овладеть этой профессией и обрести через неё богатство, надо иметь многое: ум, красоту, талант. Большинство женщин, берущихся заниматься этим, делают это неправильно - вот от этого все беды. А хорошие проститутки - уважаемые женщины, наравне с жёнами знатных людей, их принимают в высшем обществе, они участвуют в политике, выходят замуж за достойных мужчин.
   - У нас проститутка не осталась бы в живых! - вырвалось у Рады. - Да и мужчину, который посмел бы предложить женщине переспать с ним за вознаграждение, но не давая ей права считать себя законной его женой, сбросили бы с острова на скалы! Но мы слышали от купцов, как поступаете вы, вознося до небес блудниц. Вы творите грех, это противно принципам добродетели!
   - Вот глупые вы, маисы! - засмеялась Игга, присаживаясь на лавку рядом с Радой. - Только грабить и умели... Нет, видно, не выжить твоему народцу здесь, среди нас!
   - Что стоит такая жизнь? Лучше смерть. Я и хотела умереть там, на нашем острове. Но наши вожди решили умолять наземных людей о милости, сойти вниз. Отец заставил меня спускаться вниз за ним и матерью, заставил меня жить, не зная, что я буду принадлежать наземным мужчинам, заплатившим за постель со мной! - голос Рады дрогнул.
   - Может и не всем. Сначала - только королевичу. Тут всё зависит от твоего ума, оставит ли он тебя при себе надолго или вернёт сюда, в бордель.
   - Королевич такой же мужчина, как и все...
   - Он - лучший из мужчин! Уже только потому, что сын короля, наследник трона. Стать его фавориткой хоть ненадолго мечтает каждая женщина, за это готовы умереть тысячи женщин! Потому что это не просто достаток и высокое положение. Это - власть! Мужчины думают, что он повелевают всем, на самом деле всё в руках умных женщин - и сами мужчины. Заставив полюбить себя власть имущего мужчину, ты и сама сможешь управлять ходом событий в государстве.
   - Вот как? - в печальных глаза Рады блеснул живой огонёк.
   В комнату вошла служанка с подносом в руках. На нём дымилась плошка с кашей, испуская аппетитный аромат и стояла кружка с растительным молоком.
   - Поешь немного, - предложила Игга, - твой желудок отвык от обильной пищи и её избыток может повредить. Позже я буду лучше кормить тебя, если, конечно, ты будешь того стоить. Отнеси каши и тем недотёпам, - обратилась она к служанке, - не подыхать же им от голода, пусть уж лучше будут живы, чтобы пахать на полях нашего короля. Если, конечно, они смогут есть, с забинтованными-то рожами, да с рассечёнными губами...
   Вскоре у Игги возникли неотложные дела и она оставила Раду одну в своей комнате, заперев её на ключ для её же безопасности.
   Девушка села за стол и жадно набросилась на еду. Каша в плошке была из зёрен мисл, это было растение, которое произрастало как в холодных краях, так и в тёплой Керте и являлось основной пищей для всей Милды. Из мисла делали муку, из него варили кашу, жарили зёрна, засахаривали, употребляли, как лакомство. Мисл рос из земли на полтора метра тугим батоном, похожим на колбасу, он был цвета коричневой охры, в жёсткой пористой кожице с толстенным кочаном внутри, покрытым тёмно-коричневыми, почти чёрными зёрнышками, похожими на бусинки. И кожица, и кочаны использовались как корм для домашних животных или топливо для печки.
   Было на Милде популярно и другое растение - тур. На этой планете не существовало домашних животных, которые могли бы достаточно обеспечивать человечество молоком, но молоко всё же было. Растение тур созревало в земле корнеплодом в толстой кожуре, в холодных краях оно было величиной с картофелину, в Керте - с небольшую дыню. Именно в этом растении в пору его полного созревания появлялась густая маслянистая жидкость, весьма питательная, по вкусу почти не отличающаяся от животного молока. Таким молоком Рада и запивала кашу.
   Насытившись, Рада ощутила боль в отвыкшем от хорошего питания желудке. Держась за живот, девушка улеглась на кровать Игги и, свернувшись калачиком, тихо заплакала. Ей было очень страшно, пугало неизвестное и опасное будущее, оглядываться в прошлое было тоскливо. Ей как никогда хотелось увидеть родителей, получить от них моральную поддержку, услышать, что они не осуждают её за то, что она не позволила изуродовать себя, как это сделали её подруги.
   Теперь казалось странным, что было когда-то беззаботное детство, игры, радость. Кто же мог предвидеть, что вчерашние подруги, такие родные, тёплые, близкие в считанные секунды отсекутся, как осколками разбитого зеркала? Нет сомнения, что они считают Раду предательницей.
   Рада не чувствовала вины за то, что не стала уродовать собственное лицо вместе со всеми. Это был её выбор, она имела право поступить не как все. Никто не смеет за неё ничего решать. Правда, теперь она бесправная рабыня, но она не останется надолго в таком положении. Она добьётся свободы и найдёт способ помочь тем из своего народа, кому сейчас гораздо хуже, чем ей.



   Амет серьёзно поссорился с Даяром. Это случилось после того, как королевич, никогда не покидавший пределы Сириса и прилегавших к нему деревень, решился всё же сделать это, оправившись в Улрик, а точнее - во владения короля Хмаля, правившего Улриком, прилегавшим границами к Керте.
   Король Хмаль устраивал пир в честь недавно родившегося у него сына и созвал на этот пир всех королей и королевичей, соседствовавших с его королевством. Король Лас не откликнулся на это приглашение - он был слишком высокомерен и заносчив, считая, что слишком велика честь для короля какой-то там небольшой холодной Улрики принимать у себя в гостях правителя великой Керты. Но Амет решил побывать на этом пиру во что бы то ни стало, настолько опостылело ему его затворничество.
   Однако, Амета и пугало предстоящее путешествие, оно казалось ему слишком дальним.
   - Ты должен помочь мне в этом, - говорил он Иоге, - ведь я никогда не путешествовал дальше прилегающих к городу деревень, а теперь в такую даль отправиться решил. Надеюсь, ты научишь меня путешествовать?
   - Я готов, мой королевич, - глаза геддийца весело блеснули. - Однако, ты уже придумал, как улизнуть из-под носа бдительного Даяра?
   - Об этом не беспокойся. завтра мой надсмотрщик уезжает в Фер, у него дело к Лакару. А другим обитателям дворца я просто скажу, что желаю пожить несколько дней в доме моего друга - купца Иоге. А там на твоей чаге мы отправимся в путь!
   Так и решили.
   Едва чага Даяра покинула пределы дворцовой усадьбы, как королевич поспешил к дому, арендуемому Иоге, в котором он жил, пока вёл свои дела в Сирисе.
   Хитрый геддиец лелеял собственные планы. Он надеялся: принц вырвется из-под виляния Даяра, затем собственного отца, пожелает власти и ради этого будет стремится отделить Сирис от Керты, чтобы самому править в нём. Для этого ему потребуется финансовая поддержка и он, Иоге и другие купцы с Такомага будут готовы предоставить её Амету. А затем стать его лучшими друзьями и получить немало льгот в Сирисе, чтобы выгодно торговать в этой тёплой благополучной стране. Иоге то и дело подводил королевича к мысли о том, что он мог бы самостоятельно властвовать над Сирисом.
   Королевич любил купцов с Такомага, но с королём Ласом купцам договориться было невозможно. Он терпеть не мог ни развёрнутой торговли, ни чужеземцев и мечта такомагских купцов заполнить кертские города своими лавками оставалась лишь мечтой. Лас вводил сумасшедшие налоги на торговлю и слишком завысил цены на патенты на открытие лавок. Амет же считал такие действия отца неразумными, он был сторонником развития торговли и уважал такомагское купечество.
   Иоге не мог нарадоваться, что Амет, наконец-то решил проявить собственную волю и воспротивиться Даяру, просто поступить по своему желанию: поехать в королевство Хмаля только потому, что сам так пожелал. Следовало поощрять то, что королевич противился власти Даяра, а значит, Лакара и собственного отца. Это стоило даже того, чтобы передать купеческие дела в руки приказчиков, а самому отправиться сопровождать королевича в путешествие.
   Иоге, собирая королевича в дорогу, предоставил ему и соответствующую одежду для неё. Одежда была богатой, соответствующая статусу королевича, но, тем не менее, она показалась Амету странной. Красный кафтан, расшитый золочённой нитью и бисером, был из шерсти, но очень толстым, стёганным и туго набитым шерстью изнутри. Когда королевич одел его, он ощутил на себе его тяжесть и, глянув на своё отражение в большом зеркале, заметил, что выглядит гораздо крупнее.
   - Я тост, как самый древний тун! - засмеялся он. - Во что же это ты облачил меня, Иоге?
   - В то, что надёжно укроет тебя от ледяного воздуха и ветров Улрики! - ответил геддиец, нахлобучивая на его голову шерстяной кушак, вязаный и три слоя.
   Затем королевичу была поднесена обувь. Это были валенки, которые одел на ноги принца слуга Иоге.
   - Я так неуклюж в них! - заметил королевич, попробовав пройтись в валенках.
   - Зато твои ноги, мой королевич, не превратятся в стеклянные ледышки.
   - Неужели такое может произойти?
   - Ещё как может, ещё как может!
   - Однако, если там так холодно, почему ты не даёшь мне ничего, чем я мог бы прикрыть лицо? Вдруг мой нос превратится в стеклянную ледышку?
   - У тех, кто постоянно живёт в холодных краях, лица привыкают к холоду и могут быть оголены даже на морозе. Ты же, мой королевич, можешь обмотать наполовину лицо концами кушака, вот так, оставить открытыми лишь глаза, чтобы видеть всё вокруг.
   - А глаза у меня не остекленеют?
   - Не бойся, мой королевич, твоя кровь будет согревать твои глаза и они не остекленеют.
   Через некоторое время чага Иоге, утопая в половодье наполовину, направлялась на север в королевство Улрик. Ливневый дождь мерно стучал по треугольному навесу над чагой. Двое молодых людей, сидя на лавках, покрытых стёгаными одеялами, а поверх них - коврами, вели беседу, чтобы не скучать в дороге. Тема для разговора была животрепещущая и актуальная - маисы.
   - Всё же я не пойму поступка отца, - задумчиво говорил королевич, - для чего он приютил на нашей земле этот праздный и нечестный народ.
   Иоге внимательно ловил каждое слово королевича и острый практичный ум его усердно работал над тем, чтобы пустить беседу с наследником престола Керты в выгодное для себя русло. Он зада наводящий вопрос:
   - Мой королевич, ты полагаешь,  король сам принял такое решение, не посоветовавшись во своими мудрыми министрами и своим преданным слугой Лакаром?
   В глаза королевича вспыхнул огонь.
   - А ты смотришь в самую суть, мой друг. Вся Керта знает, что Лакар виляет на моего монаршего родителя, как на малого ребёнка. Не пожелай он, чтобы маисы приземлились в нашем государстве - этого не произошло. Значит, Лакар видит в этом выгоду для себя. Но какую именно?
   Иоге знал ответ на этот вопрос. Не предполагал, а именно знал от сообществ такомагских купцов, делающих свои дела в Фере.
   Лакар боялся аников, уничтоживших летающие острова маисов, хотя сам же и повлиял на то, чтобы эти аники получили в своё распоряжение храмы в Керте. Но его напугало и то, как быстро эти аники расправились с маисами - бедствием всей Милды. Его настораживала их сила и могущество, намного превосходящее силу игов.
   Завладев храмами и став их жрецами, аники толковали в своих проповедях перед игами, что они не просто жрецы, но они способны общаться с сами зорками-богами с глазу на глаз и знать их волю. Об этом они писала и своих книгах, издаваемых в печатных мастерских при храмах. Только вот как знать, чью волю на самом деле будут передавать кертянам эти новоявленные жрецы - богов или свою собственную? Ведь ясно, что аники рвутся к власти, желая подмять под себя волю самого короля, никак не подчиняясь ему.
   Они уже обладали способностью влиять на короля, заставив его выделить для строительства жреческих поселений несколько сотен рабов.
   Кроме того, аппетиты новоявленных жрецов росли. Они желали для себя не просто жилища, а роскошные дома со всеми удобствами и всё больше требовали на это средств из государственной казны. И всё потому, что обладали способностью прикрываться волей богов, а главное - страшным оружием, которое наверняка пустят в ход, вздумай король им перечить.
   Когда король принял решение дать приют маисам на своей земле, чтобы позабавиться, увидав некогда опасный народ коленопреклонённым, Лакар просто не стал его отговаривать от этой затеи. У него были свои планы на маисов.
   Внешне маисы ничем не отличались от наземных жителей. Ничто не мешало маису под видом обычного кертянина явиться в храм и убить кого-нибудь из жрецов-аников. Ведь маисам отлично известно, кто держал в руках оружие, искромсавшее их летающие острова. И кто знает, точно ли маисы просили приюта к Керте только потому, что не хотели умирать голодной смертью, а не затем, чтобы отомстить тем, кто погубил их мир?
   Конечно, абсурдно было бы предполагать, что маисы могли бы уничтожить всех жрецов-аников, разбредшихся по всей Милде, занявших храмы и в других государствах, кроме Керты. Но кое-кто мог бы пасть их жертвой и ни один жрец-аник не останется уверен в том, что этой жертвой не станет именно он. И это поселило бы страх в сердца жрецов-аников и сделало бы их менее уверенными в себе - так рассуждал Лакар.
  Конечно, аник не иг, сумеет возродиться на той же планете, на которой жил, не один раз, но ведь число жизней сочтено и у них. А маисы будут передавать свою ненависть к жрецам-аникам из поколения в поколение, а значит, аник, убитый маисами, может быть ими убит снова и снова - до окончательной смерти.
   Таков был замысел Лакара против жрецов-аников, Иоге было это известно и он поведал о нём Амету.
   Тот расширил глаза от удивления:
   - Как же ты, купец, знаешь о планах самого Лакара?
   - Купцы, мой королевич, владельцы не только денег, но и знаний. Есть деньги - есть глаза и уши в королевском дворце и в резиденции Лакара.
   - Вероятно, и в моём дворце тоже? - Амет пристально посмотрел в глаза Иоге.
   Тот сделал кроткое и невинное лицо:
   - Только для твоего блага, мой королевич, только для твоего блага! Наши глаза и уши в твоём дворце следят за Даяром, чтобы знать, что он затевает, чтобы в последствии об этом узнал ты, мой королевич! Купцы преданы тебе, как самим себе, купцы любят королевича Амета!
   Амет усмехнулся:
   - Хитрец! Впрочем, возможно, твоя хитрость мне на самом деле может пригодиться...
   - Если у тебя, мой королевич, есть цель, не только хитростью, но и деньгами каждый из нас рад поддержать тебя!
   - Опять хитришь! Какая это цель у меня? О чём это ты?
   - Тебе лучше знать, мой королевич, какая цель может быть у наследника великого короля Керты, да продлят боги время его жизни! И если для этой цели тебе понадобятся союзники, геддийцы будут первыми, кто поддержит тебя, хотя ты можешь обрести и более могущественных союзников... Какова бы твоя цель ни была...
   Амет догадывался, куда клонил хитрый Иоге. Геддиец и прежде намекал, как хорошо было бы королевичу ускорить своё восхождение на престол, не дожидаясь смерти монаршего родителя, отделив Сирис от Фера и править в нём самостоятельно, как король. Вот только о каких союзниках толкует Иоге?
  Амет прямо спросил об этом геддийца.
  - Мой королевич, купцам доводилось немало общаться с аниками-жрецами, как из храмов в Фере, так и здесь, в Сирисе. Дело в том, что жрецы строят свои поселения не только в Фере, но и в Сирисе. Мы поставляем им для строительства камни, металл, облицовочные плиты, продукты питания для рабочих. И купцы много общаются со жрецами - при любой возможности. И нам известно, что жрецы очень, очень недовольны решением короля дать приют маисам в Керте!
   - И что с того?
   - Но ведь и ты, мой королевич, недоволен этим решением. Не причина ли это для перемен при поддержке сильных союзников - жрецов-аников?
   - Догадываюсь, Иоге, к чему ты опять клонишь. Это соблазнительно, но - нет. Не сейчас. Ещё не время.
   Ливень ослабевал и звуки ударов водяных струй о навес над чагой становились всё реже. Однако, воздух делался всё холоднее и юношам пришлось облачаться в тёплые одежды.
   Затем, когда звуки ударов дождя о навес исчезли окончательно, Амет высунул наружу из-под навеса голову и с удивлением увидал, что с неба вместо воды сыпались хлопья снега, падая в воду, теперь стремительно стекавшую в реку, вышедшую из берегов.
   Чага выехала к добротно отстроенному мосту из металла, камня и дерева, способному выдержать не только громоздкую чагу в которой находились двое юношей и слуга-водитель чаги, но даже ряд грузовых чаг, кузова которых наполнялись изрядным грузом.
   Мост был преодолён, но через несколько километров вода начала превращаться в полуснежную слякоть, а далее - просто в толстые слои снега и лёд.
   Начиналась территория Улрики.
   У Амета, непривычного к холоду, зуб не попадал на зуб, слезились глаза, он мёрз даже в очень тёплой одежде.
   Сугробы из снега росли, кое-где они значительно превосходили человеческий рост, но между ними была расчищена дорога, по которой могли передвигаться чаги.
   Иоге поставил королевича в известность, что почти во всех королевствах Милды, кроме благословенной Керты, бывают такие сильные снегопады, что могут меньше, чем за час забросать человека и погрести под собой. После таких снегопадов расчистить дороги было возможно только с помощью специальных чаг со скребками. Существовало немало селений, в которых жители пользовались туннелями под слоями снега толщиной в несколько метров, чтобы сообщаться между собой. Это было похоже на правду. Стены из снега росли и дорога, по которой двигалась чага Иоге, становилась темнее из-за них. Они высились на несколько метров, но между ими всё же светлела полоска бледно-бордового неба. Очевидно, разгребающие чаги вовремя делали своё дело, если снег не нарос так, что закрыл бы её.
   Дома в Улрике, так же, как и в Керте и других королевствах строились на мощных каменных платформах, холмах или столбах, потому что весной неминуемо наступало половодье, да и не хотелось жителям этих домов на всю зиму оказаться погребёнными под снегом. Туннелями, прорытыми под снегом они пользовались не всегда, предпочитая ходить по его поверхности на широченных лыжах, особенно весной, когда снег начинал таять и передвигаться в туннеле становилось опасно из-за риска обвала снежных масс.
   Расчищенная дорога вела прямо в город Хранику - столицу короля Хмаля а затем по тёмным улицам со снежными стенами и высившимися над ними домами, сооружёнными частично из брёвен, частично из камней - прямо к хоромам короля Хмаля, находившимся на холме.
   Хоромы короля были также сооружены из брёвен и камней, незатейливо, в три этажа, без архитектурных излишеств и прикрас. Сами хоромы и окружающие их амбары и сараи, двор, ограда из частокола и камня - всё это выглядело, скорее, добротно, чем утончённо и роскошно, но именно добротностью и измерялось богатство на Милде.
   Разумеется, королевич, укутанный в кокон из тёплых одежд, был принят королём Хмалем, как самый почётный гость и вместе с Иоге усажен за королевский стол для избранных, по левую руку от короля.
   Пиршественный зал освещался факелами и ими же обогревался. Свет проникал только в четыре крошечных окошка, в которое едва могло поместиться лицо взрослого человека и на которых вместо стекла была натянута прозрачная плёнка морского растения, мякоть которого, подобно мясу рыбы, употребляли в пищу.
   В зале были расставлены длинные столы и лавки, на которые рассаживались гости, не снимая верхних одежд и пуская ртом пар.
   Однако, за королевским столом оказалось теплее, потому что стол находился возле ниши - входа в кухню, из которой валил жар и запахи, от которых текли слюнки.
   Королевич, в дороге замёрзший так, что ему казалось, что у него кровь превратилась в осколки льда, теперь наслаждался этим жаром из кухни, свежеприготовленной горячей пищей и хмельными напитками из трав и ягод.
   Король Хмаль, мужчина сорока лет, среднего роста, крепко сложённый имел длинные волосы и бороду с проседью. Черты его лица, правильные и жёсткие, говорили о суровости его натуры. Взгляд его стальных холодных глаз отпугивал: он был острым и беспощадным. Он смотрелся настоящим властелином, хоть его королевство было не очень большим, да и простой деревянный трон вовсе не выглядел богатым, хотя был сооружён и из ценной породы дерева - прочной, как камень и отливающий золотом при малейшем освещении. Трон этот не был украшен ни инкрустацией, ни резьбой.
   Король Хмаль пребывал в относительно добродушном настроении, что случалось с ним крайне редко, он любезно разговорился с королевичем Аметом.
   - Наконец-то моя безногая никчёмная жена оказалась годной хоть на что-то! - проговорил он после того, как выпил достаточно вина. - Подумать только, двадцать лет провалялась бревном и вот - родила мне чудесного сына!
   Амет слышал, что король Хмаль уж давно был женат на женщине, с самого детства страдающей неподвижностью ног и ненавидел её, но до сих пор не мог понять, почему Хмаль женился на ней. И решился спросить об этом самого Хмаля.
   - Я сделал это не по собственной воле, - ответил тот, хлебнув ещё вина, - это была воля моего деда и моего отца...
   Он полностью осушил свою чашу и вновь подставил её кравчему для наполнения.
   - У моего деда было двое сыновей от двух разных жён: больной и хилый Петек, старший, мой дядя, сын его первой жены, умершей в молодом возрасте и Жил - сын другой жены, мой отец, крепкий и здоровый. Дед размышлял, кто из двоих сыновей станет наследником трона и решил, что королём должен стать сильный, хоть и младший - Жил, но чтобы потомство Петека не было обделено, он задумал поженить внуков. То есть, меня он заставил вступить в брак с Ломой, дочерью Петека, не способной ходить, к тому же, она долгие годы давала мёртвое потомство. Такой ценой трон достался моему отцу а после - мне. Я уж думал, не выдать мне наследника с такой-то дохлой жёнушкой, а тут родился сын, да ещё и крепкий, здоровый - весь в меня, а не в безногую мамашу! Эй! - крикнул он слуге, стоявшему в стороне в ожидании распоряжений короля. - Вели принести сюда моего сына!
   Амет задумался. Ему не приходило в голову, что король может проживать не по собственной воле, не так, как желает. Другое дело - королевич, находящийся под властью монаршего родителя. Почему же король Хмаль не смеет решать за себя? Почему по-прежнему женат на ненавистной? Амет осушил чашу с вином, хмельной напиток придал ему храбрости и он напрямую спросил Хмаля, почему тот, став королём, обретя власть не развёлся с нелюбимой, да ещё и не приносившей потомства?
   Хмаль скосил на королевича помутневшие пьяные глаза:
   - Неужели ты, сын короля такой великой державы, не понимаешь, что всё не так просто? Вышвырни я Лому из своей жизни, отправь в дом её отца(а меня так и подмывало так поступить все эти годы!), четыре короля, состоящие со мной в союзе Улрики, объявили бы, то у меня нет чести, что я не сдержал слово, данное деду и постарались бы объединиться против меня и отобрать у меня королевство. Вместе они сильнее, сильнее меня! Союз Улрики - с ним нельзя не считаться.
   - Так ли необходим вам королям, этот союз?
   - Может, и нет необходимости, но вырваться из него - означает нажить врагов. Тут замешана и дружба родов и брачные связи. Будь они прокляты! Хотя и выгода есть: взаимовыручка не повредит, как член союза, ты в праве требовать её, а не клянчить.
   В зале для гостей появилась женщина, несшая на руках свёрток из стёганого одеяла, который отчаянно верещал так, что резало уши. Она направлялась прямиком к трону и, приблизившись к королю, протянула ему кричащий свёрток. Но король, поднявшись со своего трона, не принял его, а начал разворачивать, затем поднял над головой абсолютно голого младенца, которому от роду было всего несколько дней. Ребёнок, ощутив крошечным тельцем холод, завопил совершенно душераздирающе.
    - Это мой сын! - гордо прокричал Хмаль, чуть потрясая младенца. - Слышите, какой у него могучий голос уже сейчас? Словно металл, рубящий и колющий металл! Анар! Металл! Мой сын - Анар, Анар ему имя!
   Когда Хмаль произнёс это, Амет заметил, что сидевшие за столом короля окаменели лицами и опустили глаза. Это насторожило.
    Между тем, король вернул своего сына няньке и та поспешила его унести.
     Хмаль выпил ещё одну чашу вина и неверным шагом направился к музыкантам, игравшим неподалёку от королевского стола, и знаком приказал им играть громче. Загудели глиняные дудки, застучали ударные инструменты, зазвенели струнные инструменты. Король начал танцевать, размахивая руками и что-то выкрикивая пьяным голосом. Его подданные покинули столы, почтительно окружив короля, также приплясывая.
     Не приняли участие в этом веселье лишь Амет, посчитавшим это нелепым и Иоге, не отходивший от королевича ни на шаг.
     - Гости короля нахмурились, когда король сказал о том, как он назовёт своего сына, - заметил королевич.
     Геддиец приблизил лицо к его уху:
     - Мой королевич, это объяснимо. Понимаешь, во многих королевствах Милды, ну, конечно, кроме наших благословенных Керты, Такомага и Парны и ещё пары-тройки более-менее цивилизованных государств, считается, что иметь собственное имя - великая честь. Его не дают просто так при рождении, не дают и после, пока мужчина или женщина делами или подвигами не заслужат его. У некоторых людей бывает по нескольку имён, даже более десяти, и, как правило, им нравится их все перечислять при малейшей возможности. Потому что по многу имён носят обычно только герои! А младенцев или отроков, всех, как одного, зовут "дитя" или по мере взросления и роду занятий - там, "дровосек" или "пекарь", "пахарь", "бортник". Король Хмаль ведёт себя вызывающе, называя по имени своего едва родившегося сына. Разумеется, его гости, а тем более, подданные, слова ему поперёк не скажут, не хотят же они быть сваренными живьём в кипятке. Но дойдёт до союза королей - и начнутся неприятности у этого монарха.
    - Так почему он поступает так, чтобы они у него были?
    - Полагаю, по пьяни - выходит наружу желание поступать по-своему. Не иначе - помешательство на этом ребёнке, как на каком-то чуде.
   - Если бы мой отец так любил меня! - вырвалось у Амета.
    - В таком случае, мой королевич, в утешение считай себя свободным от родительской любви.
   - Если бы я ещё был свободен вообще!
   - Это как ты решишь.
   Амет и Иоге гостили у короля Хмаля несколько дней. Следовало бы, конечно, вернуться во дворец в Сирисе раньше до возвращения Даяра, но душа королевича взбунтовалась: его слуга не может указывать, как ему поступать и он явится в свой дворец, когда сочтёт нужным. Пусть Даяр жалуется Лакару или даже самому королю, пусть поднимает скандал, но Амет поступит по-своему.
    Скандал на самом деле произошёл. Даяр встретил королевича со скрещенными на груди руками, взгляд его пылал гневом. Всем своим видом он выражал недовольство и давал понять, что ждёт от королевича оправданий, но тот усилием воли заставил себя не давать их.
    И тогда Даяр сам начал задавать вопросы и Амет отвечал на них, но так, что было ясно: он считает себя правым в своём поступке.
    И тогда его наставник вышел из себя.
    - Это проклятый геддиец виноват! - в ярости прокричал он. - Это он подстрекает тебя противиться воле короля и поступать вопреки нуждам государства!
   - А может, вопреки воле и нужде твоей и Лакара?
   - И эти неверные мысли внушил тебе гадкий геддиец! Король, сам король не желает, чтобы ты отлучался из Сириса!
   - Что в этом плохого? До сих пор ты твердил мне, что я должен развлекаться на пирах, вот я и сделал это на празднике у короля Хмаля. Это на самом деле доставило мне удовольствие. По крайней мере, я теперь не по наслышке знаю, что такое снег.
   - Что же королю дальше ждать от тебя? Не пожелаешь ли ты плыть по морю?
   - Неплохая мысль. Надо попросить Иоге, чтобы она взял меня с собой в странствие по морю Панганы. Сколько же нового я увижу, узнаю!
   - Король будет в ярости.
   - Так пусть сам и выразит мне свою ярость! Я, по крайней мере, увижу его лицо, какое оно у него в жизни! Впервые поговорю с ним. Возможно, узнав меня поближе, он перестанет меня ненавидеть и избегать.



    Игга вела Раду за руку по длинному коридору, в стенах которого темнели ниши - низкие и тёмные, в глубине которых темнели дощатые почерневшие двери. Одну из них бандерша растворила и впихнула туда свою спутницу.
    В комнате находилась лавка с лежавшим на ней матрацем, небольшой стол, на нём - кувшин, наполненный водой, под ним - табуретка. Игга взяла в руки эту табуретку, поставила возле стены, напротив той, вдоль которой тянулась лавка, и посадила на неё Раду.
    Стена эта была не кирпичной, а бревенчатой и на уровне лица девушки оказалась щель, через которую можно было отлично рассмотреть всё, что происходило в соседней комнате за этой стеной.
    - Вот здесь ты будешь жить, пока не пройдёшь все науки, - сказала Игга. - Сюда будут приносить тебе еду и даже сладости за хорошее усваивание уроков. За нерадивость будешь получать трёпку. Первый урок я преподам тебе сейчас. Загляни в эту щель.
    Рада повиновалась. Она рассмотрела обстановку соседней комнаты и нашла её богатой. Каменный пол в ней был застелен толстым мягким ковром красного цвета, посреди комнаты стояла широкая кровать, убранная пёстрыми подушками. На тумбочке стояли светильники с ароматическими маслами и их сладкий запах доносился сквозь щели до ноздрей Рады. Стены комнаты были задрапированы алой тканью.
    У окна с рубинового цвета стеклом в мягком широком кресле восседала разнаряженная в пух и прах молодая красивая женщина и её поза и выражение лица говорили о том, что она кого-то ждёт.
   - Это Вена, наша лучшая проститутка, - пояснила Игга. - Знаешь, сколько она зарабатывает для короля, меня и для себя самой? Ооо! Убеждена, что однажды она накопит достаточно денег и откроет собственный бордель. Но не рядом со мной, этого я не допущу. В любом случае, её дальнейшая жизнь будет сладкой и обеспеченной. Посмотри, какая роскошь окружает её! Взгляни на эту комнату, Рада-маиса! Ты бы хотела побывать в ней?
   - Там слишком ярко, режет глаза. Впрочем, для работы, что выполняет эта женщина, подходит.
   - Да, красный цвет возбуждает зов плоти, страсть! Смотри, смотри в щель ещё!
   В роскошной комнате появился мужчина - не очень молодой, не очень красивый и не очень стройный.
   Игга внимательно наблюдала за выражением лица Рады, повёрнутого к ней в профиль. Девушка, казалось, нисколько не была поражена, созерцая, как в соседней комнате мужчина и женщина занимались близостью. Постепенно пухлые сочные губы девушки искривила гримаса брезгливости и презрения, но удивления - никакого.
   Игга взяла ладонями её голову и резко развернула к себе в анфас:
   - Похоже, зрелище тебя не впечатлило? Почему? Разве ты знала, что любовью можно заниматься по-разному, в разнообразных позах?
   - Да. У нас были книги об этом и немало отчётливых иллюстраций с изображением поз, какие могут принимать мужчина и женщина во время близости. Старшие замужние женщины многому обучали нас, девушек, на теории, конечно, и кое-что показывали на предметах...
   - То есть, из вас готовили развращённых девственниц, каких я готовлю для королевича?!
   - Да, только для наших будущих мужей. Чтобы брак был счастливым, муж и жена должны многое уметь в постели, но при этом быть верны друг другу.
   - Значит, вас превращали в проституток для собственных мужей?
   - Можно сказать и так.
   - Безумие! - Игга прижала огромные ладони к вискам. - Расточительство! Обладать таким умением и знаниями - и всё это для одного-единственного мужчины, который неизвестно ещё что представляет из себя и много ли сможет дать своей жене! Вот если осчастливливать многих мужчин умение в постели от них можно много и иметь. Что можно получить только от одного мужчины, если, конечно, он не богат и не влиятелен?
   - Его любовь.
   - Ну, разве что любовь, может, оно и стоит того, если это на самом деле сильная любовь. А тем более, если твоим единственным мужчиной будет королевич, если ты надолго задержишься при нём, сумев угодить, в накладе ты не останешься. А теперь пойдём-ка! - она резко схватил Раду за руку и стремительно повлекла за собой вновь в тёмный коридор.
   Она почти бежала и тащила за собой девушку. Наконец она, пригнувшись, нырнула в тёмную нишу, ворвалась в другую комнату, посреди которой стоял длинный и широкий стол. На нём были разложены манекены и множество предметов, которые оказались знакомы Раде - все до одного. Игга указывала на каждый из них по очереди и велела девушке изобразить или рассказать, как им пользоваться или продемонстрировать на манекенах, что она умеет делать руками и губами. Рада безупречно выдержала этот экзамен.
   - Девочка моя, - проговорила бандерша, - выходит, мне и обучать-то тебя нечему, тебя отлично обучили до меня. Значит, мне только остаётся сказать об этом Лакару и отправить тебя в Сирис, во дворец к королевичу Амету!
  Рада печально опустила глаза. Это не ускользнуло от бдительного взгляда Игги.
  - Будь очень умной! - наставительно произнесла она. - Будь очень-очень умной, если не хочешь вернуться в мой дом навсегда! Пойми, женщина может удержать мужчину и обрести влияние на него, только если она умнее его!
   Девушка усмехнулась:
   - Мужчины умнее женщин и не любят их власти над собой. Если есть надежда, то только на любовь. Если мужчина сильно любит женщину, то не сможет ей ни в чём отказать.
   - Так заставь его себя полюбить! Ты красива, добавь к своей красоте ум - и возбудишь любовь в сердце королевича!
   Игга знала, что теперь обязана доложить Лакару, что новая девушка из маисов абсолютно готова к тому, чтобы отправиться во дворец к королевичу. Как правило, министр проводил беседы со всеми девицами, что должны были стать любовницами королевича. Каждая из них была обязана знать, что, ублажая королевича, на самом деле она будет подчиняться Лакару или Даяру, представлявшего во дворце королевича Лакара. Если кто-либо из этих девиц обрела бы влияние на королевича, то она могла использовать его только в интересах Лакара, иначе её ждала весьма незавидная судьба.
   Хитрая бандерша, однако, не торопилась оповещать министра о том, что Рада, оказывается, много знает и умеет и без её обучения. Она решила, что девушке стоит погостить у неё несколько дней, чтобы сложилось впечатление, что всё это время Игга чему-то обучала её.




   Иоге всё же решил прощупать почву и выяснить, на тот случай, если королевич Амет решит выйти из-под власти отца и отделить Сирис от Фера, поддержат ли его в этом жрецы-аники, согласившись стать его союзниками. Сам Иоге уже не раз общался с "пришедшими с неба" и понял, что они не так свирепы и грозны, если их не гладить протв шерсти и ничто человеческое им не чуждо. Он поставлял для строительства их домов некоторые виды металлов, закупаемых им за морем и кое с кем из жрецов-аников заводил беседы, касающиеся не только торговых сделок.
   Иоге интересовался: оказалось бы выгодным жрецам-аникам отделение Сириса от Фера? Хотя бы для того, чтобы этим отомстить королю за то, что то позволили маисам приземлиться на земле Керты? Оказалось, что аники не видят в этом смысла, но не возражают против смены правительства над всем государством, если, конечно, новый король будет им больше доверять и действовать в их интересах. " - Если бы правительство сменилось полностью, не значит ли это полную власть королевича Амета над всей Кертой? И не мог бы я помогать ему управлять этой страной? Не предвещает ли это долю власти и для меня?"
   Иоге сумел подвести королевича к идее пригласить жрецов-аников на пир в своём дворце(чего никогда не делал сам король). Он знал, как заинтересовать Амета твердя, что тот может побеседовать с "людьми с неба" о науках и премудростях, известных лишь им. И не ошибся. Амет загорелся идеей пообщаться с аниками-жерцами и, несмотря на протесты Даяра, пир во дворце в Сирисе был устроен и жрецы-аники приглашены на него.
   Аники явились на пир - несколько персон, занимавшие наиболее значительные должности в городских храмах и сторожевых окружениях, охранявших город от летающих островов(последнее было, скорее, перестраховкой, если учесть, что обитатели этих островов находились на грани вымирания.
   Их лидеры были усажены за стол самого королевича и удостоены беседы с ним, хотя про себя каждый из них был убеждён, что это они удостоили королевского сына общением с собой.
   Общение с королевичем помогло им понять, что Амет во многом не согласен с политикой своего отца, в том числе и с тем, что тот дал приют маисам на своей земле. Это оживило интерес аников-жерцов к сыну короля Ласа. Уж в этом-то они были с ним согласны полностью. Правда, маисы в Керте не вызывали у них такого страха, какой рассчитывал вызвать у них Лакар. Они просто насторожились, стали внимательнее. Они знали, как выглядит маис и как отличить его от других: это человек в рабском ошейнике, но с выражением лица, манерами походкой и осанкой отнюдь не рабскими, скорее, господскими. И аниками были предприняты меры. Ими были внедрены в бараки для маисов лазутчики, которые должны был постепенно истреблять маисов, их жалкую горстку. Травить ядом, втихаря резать, пороть кнутом до смерти. И так до тех пор, пока этих новоявленных рабов не останется ни одного.
   И аники поняли, что серый кардинал и истинный тайный правитель Керты Лакар против них. Но король, подверженный его вилянию, откажется убрать его.
   А королевич... Он-то явно расположен к жрецам-аникам, к их знаниям, наукам, он - сторонник прогресса, он выгоден людям с неба...
   И жрецы-аники всерьёз задумались: возможно, Керте на самом деле нужен новый король. В таком случае, следует задуматься о устранении старого.
   Между тем, Лакар нутром ощущал, что жрецы-аники что-то затевают против него. Им явно не нравится появление маисов в Керте. Лица их наглы и самоуверенны, они требуют всё больше средств из казны для строительства своих домов. Король в бешенстве и страхе от этого, но отказать им не решается.
   Неутешительные новости приходили и от Даяра: королевич уже дважды поступил своевольно, сначала без разрешения (которого, конечно, и быть не могло) своего наставника отправился в гости к королю Хмалю, а после устроил этот пир для жрецов-аников, на котором позволил себе высказать своё мнение о том, что его монарший родитель не прав в том-то и в том-то... Видимо, королю всё же придётся встретиться лицом к лицу со своим отпрыском, как бы ему не было это неприятно, поговорить с ним властно и сурово, чтобы мальчишка знал своё место.
   Затем появилась Игга и доложила, что молоденькая рабыня из маисов обучена и готова отправиться во дворец к королевичу. Лакар приказал доставить дувушку в свою резиденцию, чтобы поговорить с ней.
   Рада предстала перед ним принаряженная бандершей в красное платье и я ярких бижутериях. Чёрные гладкие волосы её были распущены по плечам и сияли, лоснились, как шёлк. Да, девочка определённо хороша, ничуть не хуже тех красоток, что посылались к королевичу прежде. И сколько вернулось назад, к бандерше, потому что быстро наскучили капризному королевичу. При нём уже около года удержались только две фаворитки: Адда и Марка. Но их положение весьма зыбко, они не обрели влияния на Амета и если ещё не были изгнаны им, то только потому, что умели усердно угождать.
   Рада-маиса явно отличалась от тех девиц, что прежде отсылались к королевичу. Те девушки были не обременены мыслями, они источали флюиды довольства жизнью, даже полной унижений, смирения с неволей и жажды удовольствий. Они все были бессмысленно веселы и в то же время в них было что-то жалкое, ничтожное.
   Рада была другая. Большие глаза её переполняла боль и скорбь и в то же время в них горел огонь мысли, выдавая сильный не по годам ум. Эту девушку было трудно представить ведущей себя подобострастно, даже если бы её силой поставили на колени - она удержала бы достоинство.
   Лакар не знал, как к этому относиться. Будет ли эта девчонка покорна ему, с её-то непривычкой повиноваться? Её следует сломить. Прежде, чем отправить её к королевичу, следует заставить её почувствовать себя рабыней, рабыней прежде всего его, Лакара.
   Лакар восседал в кресле, глядя суровым и пронзительным взглядом на девушку, поставленную перед ним. Для начала именно взглядом и стоит её подавить. Он добился этого: Рада робко опустила глаза, затем лицо.
   - Доля вашего народа на нашей земле - рабство, - низким и жёстким голосом заговорил он, - и любой из вас, кто возмечтает об ином, будет наказан. Неизбежно. Тебе оказана высочайшая честь стать наложницей наследника престола, не по заслугам, ты ничем не заслужила этого. Всего лишь прихоть короля и твоя удача. Но ты по-прежнему рабыня. Одна малейшая ошибка - и удача обернётся величайшим ужасом для тебя. Более того, от твоего поведения зависит и судьба твоего народа. Совершишь ошибку ты - будут умирать они. Поэтому запомни главное правило: не вздумай ослушаться меня. И не перечь Даяру, он мой ставленник во дворце королевича Амета. Выполняй всё, что Даяр велит тебе. Ты поняла меня?
   Девушка кивнула.
   Лакар позвал одного из своих слуг и указал на Раду:
   - На эту рабыню до сих пор не одет ошейник. Позаботься об этом.
   Кровь вмиг сошла с лица девушки, глаза переполнились ужасом.
   - Ошейник?.. Мне?..
   - Идём, рабыня, - приказал слуга.
   - Мне нельзя одевать ошейник! - воскликнула Рада и грудь её усиленно заколыхалась от частого дыхания. - Я этого не вынесу!
   - Не перечь, если не хочешь, чтобы тебя высекли! - прошипела ей на ухо Игга, всё это время находившаяся рядом с ней.
   Плечи девушки ссутулились, из обоих глаз ручьями хлынули слёзы. Она покорно поплелась вслед за слугой. Лакар подумал о том, что многих сильных ломало морально металлическое кольцо на шее, а уж сопливая девчонка будет сломлена непременно.
   Раду привели в кузницу и металлическое кольцо было заварено на её нежной ещё детской шейке.
   Игга повела её к чаге, в которой девушке было суждено ехать в Сирис. Чага была под треугольным навесом от дождя, а по краям его были припаяны решётчатые стенки и одна из них - с решётчатой дверью.
   - Словно клетка для птицы, - грустно промолвила Рада. - Неужели я могу упорхнуть?
   - Думаю, тебе некуда лететь, - ответила Игга, помогая ей забраться в кузов чаги, - окончены твои полёты. Было бы славно, если бы теперь ты научилась твёрдо стоять на земле обоими ногами!
   Девушка ничего не сказала в ответ. Ощущение металлического кольца на шее доставляло не столько физический дискомфорт, сколько моральный. У неё воспалилась кожа на шее и груди, покрывшись ярко-красными пятнами. Она не могла больше ни о чём думать, кроме этого рабского кольца. Ещё ей приходили в голову мысли, что если к ошейнику привязать верёвку, совсем не трудно повеситься, да она так и сделает при первой возможности.
   Ехать в чаге было непривычно совершенно, тряска по ухабам вызывала тошноту.
   За прутьями решётки оставался город с уродливыми, похожими друг на друга домами. Сезон дождей подходил к концу, осадки выпадали всё реже, спало и половодье, оставив слякотное болото, в котором, утопая по колено босыми ногами, куда-то брели люди.
   - Решётка для твоего же блага, - наставительно произнесла Игга. - Мало ли что может случиться, вдруг кто-нибудь захочет кинуть в тебя камень! А камень попадёт в лоб, разобьёт лицо, оставит шрам - и прощай дворец королевича! Разве ты нужна будешь там изуродованная?
   - Да, нас так ненавидят здесь, что кинуть камнем в кого-то из нас, должно быть, немалое удовольствие.
   - И есть причина, чтобы вас не любить, а началась эта нелюбовь давным-давно, с тех пор, как вы начали забирать часть урожая у бедных крестьян.
   - Но мы ведь уступили вам всю землю внизу, не претендуя на свою долю, а ведь нам тоже надо что-то есть, ведь на летающих островах почва не даёт плодов.
   - И вы не понимаете, что кража и грабёж - великий грех?
   - А вы не понимаете, что блуд - великий грех тоже. Мы забирали только материальное, а вы блудом обираете собственные души и гордитесь этим.
   - Ну, довольно спорить! - махнула огромной рукой Игга. - Лучше послушай мои наставления, что я дам тебе. Послушай меня. Когда ты станешь наложницей королевича, угождай ему всеми силами, но не позволяй своей душе влюбиться. Любовь - это худший из грехов, так говорят боги. Боги не одобряют любовь. Она - зло и страдание.
   Чага с решётками выехала за город и за прутьями панораму унылых домов сменили долгие поля, где в слякотной жиже возились люди. Рада вскочила со скамьи и, припав к решёткам, ухватилась за прутья, пристально глядя между ними на работающих в поле.
   - Это маисы! - воскликнула она. - Их согнали на землю и заставили обрабатывать её!
   Бандерша сильными руками ухватила Раду за плечи, рывком отодвинула от решётки и почти швырнула обратно на лавку:
   - Ты сошла с ума! Разве не понимаешь, что твои люди не должны видеть тебя в этом нарядном платье и в компании со мной? Хочешь быть проклятой своим ханжеватым народом?
   Рада поняла: Игга абсолютно права. И она заплакала. Её подруги, изуродовавшие свои лица и отправленные за это на полевые работы, наверняка рассказали о том, что она отказалась позволить искромсать своё лицо и осталась в борделе. Её народ уже наверняка проклинает её, она стала болью и позором для своих родителей. Но она докажет всем, что поступила правильно, когда добьётся расположения королевича и спасёт свой народ!
   Поля казались нескончаемы и только к вечеру перед чагой выросли стены окраинных домов Сириса.
   Сердце Рады бешено заколотилось, кровь застучала в висках. Скоро ей предстоит встреча с королевичем и как это произойдёт?
   Гремя гусеницами, чага уже катила по улицам Сириса, запруженную людьми в перепачканных одеждах. Наконец, она подкатила к холму, на котором высилась примитивная кубическая громада из кирпичей - дворец королевича. Чага начала карабкаться по склону этого холма вверх по выложенной булыжниками дороге. И остановилась почти у самых ступеней высокого крыльца. Игга первая выбралась из чаги и помогла это сделать Раде.
   Даяр уже спускался вниз по ступеням крыльца к ним навстречу.
   - Благословение твоей чести! - почтительно поприветствовала его Игга. Посмотри, достойнейший наставник королевича, какую красавицу я привезла нынче!
   Даяр, не отвечая на её приветствие, приблизился к Раде и, взяв её за подбородок, внимательно посмотрел на её лицо.
   - Что ж, родимых пятен и шрамов не вижу, - проговорил он. - Покажи зубы!
   Рада, униженная бесцеремонным обращением незнакомого мужчины, отпрянула было от него и попыталась отвернуться. Но Даяр вновь схватил её за лицо и сжал его жёсткими пальцами.
   - Я - Даяр, - сурово промолвил он, - и я уверен, что министр Лакар говорил с тобой обо мне. Не смей ни в чём меня ослушаться! Я твой господин даже больше, чем сам королевич! Если не будешь повиноваться мне, тебя ждёт смерть! А перед смертью - муки. Ты поняла меня?
   Рада кивнула.
   - Покажи зубы! - повторил приказ Даяр.
   Девушка повиновалась.
   - Зубы неплохи, - оценил Даяр, - во всяком случае, они здоровы, белы и не кривы. Но эти пятна! - от его внимания не ускользнуло покраснение на шее и груди девушки. - Похоже, тебе не по нраву рабское кольцо. Но ты к нему привыкнешь, и чем быстрее, тем лучше для тебя самой.
   Он обратился к Игге:
   - Веди её пока в покои для служанок и отдай в распоряжение Анге. Для начала - туда. Если всё сложится, её ждут покои для фавориток.
   Изнутри дворец показался Раде таким же убогим, как снаружи. Ей доводилось видеть другую обстановку у дворцов, более роскошную и утончённую, правда, только на картинках книг. Во дворце же королевича было много несуразного: слишком узкие коридоры и при этом чрезмерно высокие потолки; стены были просто оштукатурены и окрашены местами голубым цветом, местами - белым или жёлтым. Дворец был огромен - в этом было его преимущество перед другими домами в Сирисе. Раде пришло в голову, что в этих краях богатство и красота зданий, вероятно, измерялась их величиной.
   Свет проникал во дворец сквозь окна с разноцветным стеклом, являвшимся, вероятно, единственным настоящим украшением этого помещения.
   Игга вместе с Радой свернула к узкой лестнице, ведущей на второй этаж. Вероятно, это была лестница, ведущая к помещению для прислуги, потому что в её пространстве было сумеречно и стены из кирпичей были не оштукатурены. К тому же, на втором этаже, очевидно, находилась и кухня, судя по доносившимся аппетитным запахам.
   - Анга! - крикнула Игга, оказавшись на втором этаже.
   Из ниши, ведущей к входу на кухню, вышла косолапая тучная женщина, с огромным, до неестественности животом, напористо выступавшим вперёд. У неё почти не было шеи, её крупная квадратная голова, казалось, просто сидела на плечах. Она была одета в тёмно-серую хламиду и чёрный фартук. Голова её была покрыта тёмным платком, из-под которого лёгкими прядками выбивались лёгкие волосы. Она что-то жевала, время от времени откусывая от чего-то зажатого в правой руке.
   - Позаботься о ночлеге и питании для этой девушки, её зовут Рада, - обратилась к ней Игга. - До той поры, пока Даяр не выберет её день.
   Анга окинула любопытным взглядом Раду - с ног до головы. И вдруг раздражённо всплеснула брёвнообразными руками:
   - И зачем ты, Игга, напялила на неё роскошное красное платье, как на свою лучшую шлюшку? А если её увидал кто-то из слуг Адда или Марки? Тогда, вполне возможно, Даяру и нужды не будет выбирать день для неё!
   - Просто хотелось впечатлить Даяра. Да ничего плохого не произойдёт, Анга. Ты лучше проводи-ка нас в самое хорошее место в этом дворце и прикажи Дагу угостить нас тем, что так вкусно пахнет сейчас! - Игга вожделенно потянула длинным острым носом воздух и буравящие глазки её сделались добродушными.
   - Ах, ты, обжора! - захохотала Анга. - Учуяла запах!
   - Трудно не учуять такой дух! Есть ли бОльшее удовольствие, чем досыта набить своё пузо! Так, чтобы желудок едва не трещал от сытости - это ли не радость? - бандерша похлопала себя по животу.
   Обе женщины и Рада вошли на кухню и уселись за большой струганый стол.
   В кухне царил уютный полумрак. Возле печи возился невысокий полный мужчина, вытаскивая из её жерла ухватом полукастрюли-полусковородки, наполненные чем-то аппетитно дымящимся.
   - Ну-ка, Даг, - повелительно обратилась к нему Анга, - подбрось-ка нам твоей стряпни, да в миски покрупнее!
   Мужчина покорно снял с полки три глубокие миски, наполнил их содержимым полусковородок и поставил перед женщинами. Это было блюдо из зёрен мисл, сметаны из растительного молока, кусочками лигов и нескольких видов пряных трав, произраставших только в Керте. И на вкус эта еда оказалась совершенно недурна.
   Женщины ещё долго и весело о чём-то говорили между собой, Рада их не особо внимательно слушала. Мысли её были о другом, она рассуждала сама с собой, что Игга, вероятно, права, что теперь ей придётся стать очень умной. И сильной. Здесь, во дворце, похоже, всё очень непросто.
   Позже Анга отвела её в комнату для служанок и заставила переодеться в робу: серую хламиду и чёрный передник.
   - Отдохни пока, - сказала Анга. - На ночь я запру тебя здесь для твоей же безопасности.
   Рада прилегла на деревянную кровать и натянула до подбородка серое шерстяное одеяло. Она не была уверена, что кольцо на шее позволит ей уснуть. От него по коже расползался мучительный зуд, оно напоминало о себе каждый миг.
   Но усталость взяла своё и девушка забылась тревожным сном, в котором видела своих родителей и подруг на слякотном поле, гнущими спины в тяжёлой работе.
   Анга разбудила её утром.
   - Пойдём-ка, я покормлю тебя завтраком, а после тебе придётся взяться за работу.
   За столом на кухне уже сидело несколько человек в серых рабочих одеждах, это были мужчины и женщины. Все они с любопытством принялись рассматривать девушку из маисов и кто-то отпустил остроту, что теперь следует получше запирать кладовую с овощами, а то маиса утащит все запасы.
   Когда Раду усадили за стол и она принялась за еду, кто-то ядовито заметил, что у маисы отменный аппетит, как у всех, кто не любит работать. Раду ранили эти слова, но она не подала вида.
   Ещё неприятнее стало, когда под столом кто-то кто-то придавил её ногу, обутую в сандалию, прямо ударил подошвой по обнажённым пальцам. Она вскрикнула от боли и слуги дружно засмеялись, отпуская комментарии, что маиса, должно быть, чокнутая, если так кричит без всякой причины.
   Её ещё пару раз больно ущипнули, пихнули локтём.
   Когда завтрак был окончен, Анга подвела Раду корзине, наполненной овощами:
   - Сейчас я покажу тебе, как их следует чистить...
   - Я умею.
   - Вот как? Кто тебя успел научить?
   - Родители, ещё в детстве. На летающих островах у нас не было слуг. Мы сами для себя готовили еду, убирали свои жилища, стирали и шили.
   Рада присела на низенькую скамеечку и принялась за работу. кожура от овощей прямо струилась аккуратной лентой из-под её пальцев, вооружённых маленьким ножом. Вскоре она перечистила все овощи в корзине, в то время как другие служанки, давно работавшие на кухне, не сделали и половины.
   После Раде было поручено вымыть полы в спальнях для слуг - она и с этим неплохо справилась.
   - Да, я вижу, руки у тебя не праздные! - с уважением проговорила Анга, оценив её работу. Жаль, что тебя, наверно, не оставят служанкой, а то ты была бы лучшей среди этих ленивых тупиц, которых надо постоянно подгонять то пинками, то оплеухами. Даяр собирался уже сегодня рассказать королевичу о тебе.
   Амет, узнав о том, что девушка-маиса, предназначенная для того, чтобы стать его очередной наложницей, уже во дворце и её готовят к встрече с ним, испытал раздражение. Это чувство привычно появлялось у него всякий раз, когда Даяр приводил к нему очередную любовницу. Со всеми этими девками было неплохо в постели, но королевич знал последствия: вскоре после этого каждая из них начинала шушукаться с Даяром и уговаривать его, Амета, чаще наслаждаться хмельными пирушками и пить больше вина. И они передавали Даяру чуть ли не каждое произнесённое им слово в их присутствии. Все они быстро надоедали королевичу и наставник решил, очевидно, удивить королевича девушкой из необычного народа. Но она, наверняка, мало чем отличается от своих предшественниц.
   Если что-то и интересовало его в женщинах, то это умение Адды расчесать ему волосы и ещё его привлекал её голос, когда она пела. И ему было приятно, когда Марка разминала ему ступни ног.
   Ну и, конечно, обе были хороши собой.
   Амет полулежал в кресле, Адда, стоя за спинкой, нежно ухаживала за его волосами, а Марка разминала ступни его ног, лежавших на пуфике. Королевич пребывал в благодушном настроении и шутил с обоими наложницами, которые между собой хоть и не стали лучшими подругами, но, по крайней мере, смирились с присутствием друг друга.
   Амет знал, что сегодня ему покажут новую наложницу и если она ему приглянется, она останется в его спальной. Королевичу было любопытно, что представляла из себя эта девушка из маисов.
   Анга вошла в раскрытую дверь, ведя за руку совсем юную девушку необыкновенной красоты. Она была одета в ярко-синее платье с низким декольте, руки её были обнажены. Она казалась ещё ребёнком, но походка её отличалась великолепием созревшей девицы. И, бесспорно, она была хороша лицом. Но, кроме красоты, в ней было что-то такое, что отличало её от всех женщин, бывавших прежде у Амета. И он не сразу понял, что именно.
   Королевич подумал: "Что если эта красавица опаснее других, бывших до неё? На что способна она?"
   Рада подняла на Амета большие чёрные глаза. Королевич показался ей приятным внешне и не был похож на беспечного мальчишку, он выглядел мудрее и разумнее своих сверстников.
   Две молодые привлекательные женщины, ухаживали за ним, но королевич отстранил их и, поднявшись с кресла, неспешной уверенной поступью хозяина направился к Раде. Во взгляде его появилась насмешка.
   - Что ж, девушка из маисов, говорившие мне о тебе не солгали, что ты хороша собой. Даяр всё рассчитал верно, прислав ко мне тебя: пожалуй, я влюблюсь в твою красоту, подчинюсь тебе и пусть мой наставник повелевает мной через тебя! - в голосе Амета вибрировала откровенная ирония. Иоге давно разъяснил ему цель Даяра: тот стремится подыскать принцу женщину, что могла бы очаровать его более других и он, Даяр, через неё мог бы обрёл способность влиять на мышление и действия королевича.
   - Зачем шутишь надо мной, королевич? - тихо и кротко ответила девушка. - Это я твоя рабыня. Отныне я покоряюсь тебе и для моего сердца и ума нет другого господина.
   Амет пристально заглянул в её глаза и ему показалось, что они околдовывают его. Таких глаз он прежде не видал. Они были тёмными, как грядущее, ласковыми, как бархат, грустными и печальными, как смерть. Он смотрел в них и не мог отвести собственных глаз. И не хотел.
   Рада ощутила аромат благовоний его одежды и жадно вдохнула его. Она сама не понимала, что происходит с ней: в какие-то считанные секунды этот юноша, сын короля, которого она надеялась использовать для того, чтобы замолвить словечко за свой многострадальный народ, пленив его своей красотой, теперь сам стал хозяином её сердца.
   - Шучу ли я? - промолвил Амет. - Как мне знать о искренности твоих слов? Не сильнейшая ли ты из искусительниц, уже очаровывающая меня?
   - Не сам ли ты решил очароваться? Не твоё ли решение?
   - Я похож на того, кто добровольно станет следовать к своей погибели?
   - К погибели? Могу ли я погубить тебя, прекрасный королевич? Не лучше ли мне тогда прежде умереть самой?
   Любовь входила в Раду стремительным мощным потоком, напористым и неуправляемым, заполняя её всю. Ей казалось теперь: Амет теперь часть её и отныне она не сможет представить себя отделённой от него.
   Тело также переставало повиноваться ей. На него навалилась величайшая слабость, перед глазами появилась пелена и она без сознания упала на руки Амета, подхватившего её.
   Королевич уложил её на узкую лежанку, подсунув под её голову округлый валик.
   Встревоженная Анга позаботилась распорядиться, чтобы слуги принесли пузырёк с нюхательными солями.
   Рада никак не приходила в чувства. Холодная вода, которой брызгали на её лицо и резкий запах нюхательных солей не оказали действия.
   Амет приказал позвать врача, но через несколько минут длинные пышные ресницы Рады затрепетали и она открыла свои огромные чёрные глаза, полные живого огня.
   - Тебе стало лучше? - спросил королевич, склонившись над ней.
   - Кольцо... Кольцо... Оно задушит меня, - сдавленным голосом проговорила девушка.
   Амет взглянул на металлический обруч на её шее. Он свободно лежал над её ключицами и явно не производил удушья, но кожа на шее и груди прекрасной рабыни на глазах королевича начала покрываться малиновыми пятнами.
   - Послушай меня, - Амет погладил её плечо, - доктор поможет тебе...
   - Кольцо душит... Я чую смерть, - простонала Рада. - Прощай, прекрасный королевич!
   Щёки её начали бледнеть, глаза заволокло туманом и они закрылись.
   Амет обратил своё лицо к Анге, стоявшей за его спиной, и строго произнёс:
   - Позови кузнеца.
   - Сюда? В покои?
   - Да. И пусть прихватит всё нужное, чтобы распаять это кольцо.
   Адда и Марка переглянулись. Обе они с детства носили ошейники рабынь и привыкли к ним, никогда ими не тяготились. И ни одной из них не пришло бы в голову, что невольничье кольцо, в меру свободное, может душить и тем более, что их повелитель-королевич может приказать его снять. Что же это? Почему такие поблажки этой новенькой? Неужели она лучше и красивее их обоих, что ей больше не носить кольцо невольницы? Обоим не терпелось поскорее всё доложить Даяру. Но следует понаблюдать, что же произойдёт дальше.
   Раду привели в чувство до того, как в покоях наследника появился кузнец с ящиком для инструментов.
   Кольцо рабыни было снято с её шеи.
   Рада, всё ещё довольно бледна, поднялась с дивана и, преклонив одно колено перед королевичем, промолвила:
   - Королевич, я признательна тебе за твою милость, что ты освободил меня от этой страшной вещи, что была на моём теле.
   - Ты признательна?! - неожиданно подала голос Адда и, хищной птицей подлетев к Амету, встала между ним и Радой, загородив его собой. - Какая честь! - насмешливо взвизгнула она. - Посмотрите, она оказала честь самому королевичу, сообщив, что признательна ему!
   - Адда! - строго окликнул её королевич. - Разве я позволили тебе кричать в моих покоях или говорить вообще?
   - Королевич, но наглость этой девки возмутительна!
   - Молчи, Адда. И ступай. И ты, Марка, тоже.
   Девицы вновь переглянулись, но ослушаться приказа своего хозяина не решились, утешившись, однако, тем, что сейчас , немедленно, они поведают обо всём происшедшем Даяру.
   Амет, взяв Раду за локти, поднял её с колена и, ласково улыбаясь, погладил её искрящиеся чёрные волосы.
   - Никогда не думал, что у народа воров и грабителей могут быть такие красивые дочери! Не похитили ли тебя у наземных жителей вместе с урожаям? - пошутил он.
   - Нет, мы не стали бы причинять боль матерям, отнимая у них детей, - с достоинством ответила Рада. - Но разве мы воры и грабители? Мы только брали долю у тех, кому уступили свою долю земли на планете. Ведь и нам бы причитались какие-то территории внизу, не поселись мы на летающих островах.
   - Что ж, вы устроились весьма удобно: жить в постоянном полёте и праздности, но забирать якобы свою долю у тех, кто добывал её тяжёлым трудом.
   Рада подумала, что, должно быть, также удобно быть королями и помещиками, владельцами полей и рабов, получать от них не только необходимое, но даже для роскоши, при этом ничего не делая. Но ничего это не произнесла вслух, сообразив, что она беседует не с равным, а с тем, кто может наказать её, вновь одев на неё ошейник, а то и просто казнит. А принять кару от королевича ей было бы тяжелее, чем от тысячи врагов.
   Амет также догадался, что не следует слишком огорчать юную красавицу нелестными отзывами о её народе. В конце концов, несмотря на нечестивое происхождение, она так хороша собой!
   Но главное даже не прелестные черты её лица, а то, как она отличалась от всех женщин, что он видел до сих пор. Он спросил её имя и она назвала его. Имя её показалось ему совершенно простым, не соответствующим её загадочности и таинственности.
   Он взял её руку, от волнения холодную и влажную, и повёл в смежную комнату, где был накрыт роскошный стол и, усадив её на мягкое сидалище, опустился рядом на другое. Рука его легла на талию Рады.
   - Я хочу, чтобы ты кормила меня из своих рук, - сказал он.
   Рада повиновалась, взяв из одного блюда жареный пончик, поднесла его ко рту королевича, но тот отстранился и капризно промолвил:
   - Я бы хотел это блюдо, - он указал пальцем на большую чашу, наполненную жёлтой массой, украшенной лепестками красных и синих съедобных цветов.
   Рада взяла ложку, зачерпнула жёлтую массу, изготовленную из трёх видов овощей, поднесла её к лицу королевича, но тот, скорчив гримасу, произнёс:
   - Нет, пожалуй, лучше это, - он кивнул в сторону вазы с фруктовым салатом.
   Поведение Амета показалось Раде детским, оно насмешило её и она, не удержавшись, хихикнула.
   - Почему ты смеёшься? - нахмурился было королевич, но, взглянув в глаза девушки, в печальной глубине которых блеснули искорки весёлости, оцепенел от восхищения. Рада нравилась ему всё сильнее, ничего для этого не делая. И он также засмеялся. И, взяв ложку из её рук, сам наполнил свою тарелку едой...
   Когда оба насытились, Амет и его новая наложница отправились в спальную.
   Он улёгся на широкое ложе, откинувшись спиной на гору пёстрых подушек.
   - Любопытно, как ты собираешься меня развлекать? - спросил он. - Как ты умеешь танцевать, какие песни знаешь, на каком музыкальном инструменте умеешь играть?
   Рада смутилась:
   - Нас обучали многому, но мне не очень повезло с голосом, я не очень звучно пою... Да и со слухом, и с танцевальным ритмом... Прости, королевич, я не умею ни танцевать, ни петь, ни играть на музыкальных инструментах.
   - Может, ты умеешь сочинять красивые стихи о любви и декламировать их?
   - Увы... У меня нет таланта к поэзии, да и декламирую я неважно - зачастую запинаюсь, - девушка начала чувствовать себя ни на что не годной и оказалась на грани слёз.
   - Тогда разомни мне ступни!
   Рада присела на край кровати и пальцы её коснулись стоп Амета.
   - Читала ли ты какие-нибудь книги, училась ли чему-нибудь? - продолжал королевич. - Можешь ли пересказать мне текст какой-нибудь очень интересной и занимательной книги?
   - Похоже, королевич, я вновь разочарую тебя. Да, я грамотна, я знаю общий алфавит Милды и у нас водилось немало книг - в каждом доме. Многие из нас не только увлекались чтением, но даже сами писали собственные книги...
   - Вот как? - удивился Амет и в голосе его завибрировали нотки уважения.
   - Но я не отличалась таким усердием к литературе. Свой досуг я проводила более легкомысленно. Чаще всего я убегала к раям острова, облокачивалась на перила и смотрела вниз, на плывущую подо мной планету...
   В глазах королевича заиграли живые искорки интереса.
   - Ты видела планету с высоты птичьего полёта? О да, вот об этом и расскажи мне! Каково это - лететь над огромным пространством - скалами, лесами, морем?
   - Ничего прекраснее этого нет, королевич. Это завораживает, даёт ощущение чуда жизни, безграничной свободы, величия. Это то, ради чего стоит жить и без чего настоящей жизни уже никогда не будет.
   - И что тебе довелось повидать? Какие страны?
   - Все, королевич.
   - Ого! - эмоции настолько овладели Аметом, что он вскочил с ложа и заметался по комнате, словно леопард в клетке. - Проклятая моя судьба! - закричал он. - Я знаю, как выглядит море, только по картинкам! Но ведь море Панганы совсем рядом, стоит только пересечь страну Пяти Королей - и ты окажешься на его берегу. А там на корабле можно было бы повидать множество стран, побывать в Парне и Такомаге - в государствах, не похожих на другие королевства! Я бы надолго отправился в странствие, я бы знал эту планету не по наслышке и в грядущем, благодаря этому, стал бы по-настоящему мудрым и могущественным королём! Но сейчас я такой же невольник своего родителя, как и все его рабы!
   - Твой отец-король запрещает тебе путешествовать? Но что в этом дурного?
   Королевич едва не ответил, что он предполагает, что его отец-король боится его - на такую мысль навёл его прежде Иоге. Лас сомневался, что путешествия сделают его сына более умным, сильным и развитым морально, чем он сам. А захочет ли сын, научившийся в чём-то превосходить своего родителя, оставаться у него в подчинении? Королевич вовремя спохватился, чтобы не произнести этого вслух. Он не доверял женщинам, присланным к нему Даяром, то есть - всем. Каждое слово Амета, услышанное ими, будет немедленно передано ими Даяру. А чем эта красавица лучше дургих? Да, она понравилась ему больше других, он восхищён ею, но ведь она ничем не заслужила его доверия. Никакая страсть не заставит Амета изменить благоразумию. Он столько раз был предан своими любовницами, что приобрёл по этой части кое-какую мудрость, несмотря на юный возраст.
    Он так и не ответил на вопрос Рады. Он постарался улыбнуться и, приблизившись к ней, опустился на край кровати рядом и обнял её за плечи.
    - Ты так прекрасна, я хочу тебя! Для чего нам разговоры, если мы можем провести время гораздо приятнее?
    Он нежно откинул её на спину, его лицо склонилось над лицом Рады и он осыпал её поцелуями.
    Между тем, Даяр, выслушавший донесение Адда и Марки о том, что королевич явил неожиданную милость новой наложнице, приказав снять с неё рабское кольцо, одетое на неё Лакаром. И теперь Даяр ждал встречи с королевичем, чтобы поговорить с ним об этом. Он рассчитывал, что это может произойти через несколько часов, но ждать пришлось несколько дней и смен ночей.
     Амету было хорошо в обществе Рады, как ни с кем, хотя девушка явно не выбивалась из сил, чтобы ему угодить - ни в постели, ни за её пределами. Во время любовных игр она была ласкова и нежна, какова может быть женщина с тем, кого любит и Амет ощущал, как наполняется от этого небывалой силой, которой не знал прежде и даже не догадался, что это - сила любви.
    В перерывах между играми в постели Амет и Рада общались и королевич ловил себя на том, что он отдыхает душой с этой девушкой, потому что душа его была утомлена не по годам.
    Рада много рассказывала ему о путешествиях на летающем острове, о краях, где такой лютый холод, что там не ступала нога человека и путешественники не могут описать их в своих книгах. Атмосфера же летающего острова защищала маисов от холода и ветров, от ливней и бурных снегопадов, допуская на поверхности островов лишь совсем малую их часть.
    От Рады же королевич узнал, что на северном полюсе существует гряда ледяных скал, под которыми находятся другие, кристальные, в которых некогда были погребены юные зорки, убитые ордиемом ещё в те времена, когда Милда была гораздо меньше и носила иное название, которого никто не знает. Эти скалы сквозь толщи сковавшего их льда пропускают удивительное сияние всех цветов радуги, озаряя ими ночь и сливаясь со светом звёзд. В эти края очень часто отправлялись маисы, как в святое паломничество, парили над пиками ледяных скал, подолгу произносили молитвы зоркам, пели священные гимны, совершали другие религиозные ритуалы.
    А в нескольких километрах от этого чуда находилось другое: незамерзающее море. Вода в нём никогда не покрывалась льдом, потому что под ней, как под благословенной Кертой, пролегали огненные лавовые течения - в земле, под дном, согревающие воду. И в море этом водились удивительные животные - мангалаи (яркие ковры) - так называли их маисы. Тела их на самом деле напоминали распластанные ковры, правда, непонятной изменяющейся формы, и когда они поднимались на поверхность моря, с высоты птичьего полёта можно было рассмотреть удивительные узоры на их спинах. Особенно интересным было это зрелище, когда эти "ковры" выплывали огромными стаями, шествовали не один километр, а затем один за другим вновь уходили в пучину.
   Но особенно заинтересовал Амета рассказ Рады о залежах металлов на южном полюсе. Оказывается, эти края, покрытые невероятными толщами льда и снега, были весьма богаты металлами, лежащими в огромном множестве у поверхности почвы. О них поведали жрецам-проводникам в храмах на летающих островах сами зорки. Это богатство было даром зорков милдянам, но ордием приложил старание и планета оказалась развёрнута таким образом, что оно очутилось в зоне вечной мерзлоты, непригодной для жизни, погребённым подо льдом. Мечтой маисов была изобрести технику, которая помогла бы им добывать эти металлы, а также специальную одежду, что не позволила бы человеческим телам переохладиться во время работы по добыче металлов. Учёные на летающих островах много работали над этим.
   - Добыча металлов могла бы нам спасти, - закончила Рада. - Металлы чёрные и ценные цветные приносили бы нам доход и мы не погибли бы так бессмысленно.
   - Да, металл - это на самом деле сила и богатство, - согласился королевич. - Неужели вы собирались работать, добывая металлы тяжёлым трудом? Ведь вы привыкли брать всё даром у наземных жителей.
   - Мы не хотели настраивать против себя жителей низа, забирая плоды их трудов, просто у нас не было другого выхода. Нам же нужно было чем-то жить. Да, мы хотели также честно работать, добывать металлы и торговать ими со всеми странами. Если бы это у нас получилось, жителям низа не пришлось бы идти на сделку с людьми со звёзд, они бы не отдали им своих храмы в обмен на нашу смерть. Ведь у нас уже были готовы чертежи машины, способно пробуравить любую толщу льда и прокладывать под ним туннели. Но это была лишь теория, сложнее было это воплотить на практике. Изобретённые нами машины слишком громоздки, у нас не было возможности так просто их соорудить. У нас был договор с городом Капор, на севере моря Зала. В этом городе большинство жителей либо добывают металлы, либо занимаются кузнечным делом. Но куда их рудникам до тех, что там, подо льдом! С Капором у нас были мирные отношения, мы торговали с ними фруктами из Керты и овощи из других стран, потому что сами они мало занимаются земледелием. А они выполняли наши заказы по изготовлению деталей и частей для наших машин. Но это дело непростое и долгое, затянулось на годы. Мы не успели осуществить наши планы.
   - Ты говорила об особой одежде, что защищала бы от самого лютого холода...
   - Да, эта специальная одежда была уже изобретена нами, мы шили её, в ней можно было бы перенести самую суровую стужу. Но когда мы поняли, что нам пришёл конец, мы уничтожили все образцы этой одежды и чертежи машин.
   - Зачем же? Почему вы не предложили их королям многих стран, чтобы расположить их к себе? Вы не желали, чтобы наземные жители владели богатыми рудниками, не имели возможности добывать их в краях нестерпимого холода?
   - Мы предлагали это многим королям как выкуп, только бы нам дали приют, чтобы не умереть от голода. Но никого из королей это не заинтересовало, в том числе и твоего отца, короля Ласа. И многие из нас решили: если нам всё равно суждено погибнуть, пусть после нас никому не достанутся наши изобретения! Ведь может же так случиться, что опустевший летающий остров с нашими умершими телами остановится, столкнувшись, допустим, со скалой, а на вершине этой скалы окажутся сборщики лекарственных трав... Они заберутся на остров, чтобы заняться мародёрством, случайно прихватят чертежи и образцы специальной одежды и наши изобретения запоздало оценит какой-нибудь правитель и воспользуется ими - это после того, как нас, их создателей, обрекут на смерть!
   - Я бы непременно заинтересовался таким изобретением, будь у меня власть, - задумчиво произнёс королевич. - Во всяком случае, не стал бы так необдуманно отвергать его. Источник металла! Это сила и богатство...
   - Многие из маисов с нашего острова ещё держат эти схемы в своей голове, - тихо проговорила Рада, не сводя с королевича чёрных пристальных глаз.
   - И они могли бы восстановить чертежи по памяти?
   - Думаю, да.
   Складка досады пролегла между бровей королевича:
   - Даже если и так, то я пока не хозяин в этом королевстве! Могу ли я распорядиться, чтобы в мой дворец привели учёных маисов для беседы, собрав их с полей, куда отправил их сам король? Могу ли я приказать кузнецам ковать части машины, что могут добывать металлы подо льдом? И как я отправлю своих людей в стану нестерпимого холода, и возможно ли вообще туда добраться?
   - Для этой цели можно было бы использовать ныне пустующий летающий остров. Просто поискать, возможно, застрявший в скалах. Твои люди могли бы взойти на него, взять маисов-проводников, которые умеют управлять островом, погрузить на них машины...
   - Идея неплоха, но я не король, чтобы приказать её осуществить.
   Рада нежно обняла Амета за шею и посмотрела на него глазами, полными любви:
   - Какой бы чудесный король получился бы из тебя! Мудрый, сильный, справедливый! Каждый народ мог бы только мечтать о таком короле!
   Королевич удивлённо поднял брови:
   - Откуда ты знаешь, каким королём я мог бы стать?
   - Если мужчина юн, но обладает умом зрелого - не предопределение ли это его великих дел? Поверь мне, мы знали многих королей, веди переговоры со многими, даже слали послов - ни один король не рассуждал так здраво, как ты и не умел ценить то, что должно быть оценено! Ты отличаешься от всех остальных людей монаршей крови - ты лучше всех!
   В душе Амета словно поднялся ураган. В самом деле, на какие великие дела способен он, окажись вне власти отца-короля?
   - Я изменил бы всё, - королевич сам не заметил, как произнёс это вслух.
   Взгляд Рады сделался очень внимательным, она собралась ловить каждое его слово. Он был её надеждой на спасение остатка её народа. Но он опомнился: опять разоткровенничался с наложницей, которая, наверняка, слово в слово всё передаст Даяру.
   Он поцеловал Раду в сочные губы, принялся её ласкать и вновь занялся с ней любовью.
   А в смежной комнате рабы уже накрывали обед на мягком пёстром ковре на полу.
   Когда королевич и его любовница, наконец, покинули спальную, они опустились на этот ковёр, собираясь насытиться.
   - Ты отлично развлекала меня до сих пор, - произнёс Амет, - но как ты собираешься это делать дальше? Что придумаешь, чтобы я не соскучился с тобой? - игриво добавил он, зная точно, что с этой девушкой ему уж точно не будет скучно.
    - Право, мне нечего придумать! - улыбнулась Рада. - Может быть, тебе, королевич, разлечься, развлекая меня?
    - Ого! - воскликнул Амет, выкатив от изумления глаза. - Я должен развлекать тебя? Я никогда прежде не делал этого ни с кем!
    - Не интереснейшая ли это из забав - изведать неизведанное и совершить не совершавшееся прежде?
    - Полагаешь, это весело?
    - Попробуй накормить меня из своих рук вот этим, - Рада подала королевичу тарелку с засахаренными ягодами.
    - Мне кажется, меня на самом деле начинает забавлять твоя неописуемая дерзость! - засмеялся Амет, приняв тарелку и девушки и, взяв однуя ягоду, поднёс её ко рту девушки.
   Она взяла ягоду губами, затем поймала губами же пальцы Амета и слегка сжала их.
    - Ты шалунья! - Амету становилось всё веселее. - Тебя следует отшлёпать - вот это развеет мою скуку!
    Ресницы Рады игриво затрепетали.
    Они снова занимались любовью на ковре.
     Неизвестно, сколько бы времени ещё они бы провели вместе, но к королевичу неожиданно прибыл гонец с известием, поразившим его: король-отец призывал его в свой дворец для личной встречи.
    Амет был поражён. Отец, лица которого он никогда не видал воочию, вдруг решил допустить его к своей персоне. Почему и что за обстоятельства повлияли на это?
    Предчувствия были зловещие. И это после таких сладостных дней! Где же теперь ему, королевичу, почерпнуть мужества для грядущей встречи с монаршим родителем?
    Он сообщил Раде о предстоящем расставании. Она сильно побледнела и её бархатные глаза, в последние дни было ожившие и повеселевшие, вновь наполнились тоской и печалью. Она ни слова не произнесла в ответ, очевидно, осознавая своё бессилие перед случившимся и искала в себе хоть какую-то мощь пережить это.
    - Мы расстаёмся на некоторое время, Рада, - сказал Амет. - Я соберусь в путь, а ты ступай к Даяру и расскажи обо всём, что слышала от меня. Ведь он непременно спросит тебя об этом - и ты ответишь.
    - Даяр говорил мне, чтобы я ни в чём не смела ослушаться его, он твердил, что он - больше мой господин, чем ты сам и пригрозил, что если я не буду подчиняться ему, меня ждут страдания.
    Королевич опешил. Прежде ни одна из его наложниц не была так откровенная с ним, ни от одной из них он не слышал признания, что Даяр требовал от них послушания и угрожал им. Очевидно, все они боялись Даяра больше, чем королевича и Даяр был их настоящим хозяином, а не он, Амет. Прямодушие и доверие Рады тронули его, но для него это было так ново, что он не знал, как реагировать.
    Наконец, он выдавил из себя:
    - Даяр слишком много на себя берёт. Как он смеет требовать от тебя повиновения?
    - Прости, королевич, я совершенно не знакома с жизнью во дворце, правилами, обычаями. Однако, я бы не хотела по неведению причинить тебе какой-нибудь вред. Когда ты сказал "расскажи ему обо всём, что слышала от меня", в голосе твоём звучало отчуждение. Тебе было бы неприятно, если бы я сделала это?
    - Да, мне было горько от мысли, когда я думал, что ты поступишь, как все женщины, что были со мной, поступали до тебя. Они внимательно слушали каждое моё слово и предавали Даяру, чтобы он как можно больше знал о моих мыслях и планах и через это обретал власть надо мной. Так разве ты не поступишь так, как они?
    - Я могу поступить иначе: передам Даяру только то, что пожелаешь ты, чтобы я передала.
    - Вот как? - усмехнулся Амет.
    - Это очень просто. подумай хорошенько: что выгодно тебе, чтобы услышал Даяр?
    - Право, неожиданное предложение! - засмеялся королевич. - Впрочем, скажи ему так, мол, королевич много расспрашивал меня о странах, над которыми летали маисы, а я всё рассказывала ему, могу и тебе пересказать всё это, досточтимый Даяр, а королевич молчал по большей части. Для него не секрет, что я интересуюсь путешествиями. И я на самом деле в последнее время весьма молчалив был с другими наложницами. И ещё... Позови ко мне Ангу, я передам ей распоряжение, чтобы она выделила для тебя одну из лучших комнат в отсеке для фавориток и привела для тебя личную служанку!
   Даяр, наконец дождался возвращения Рады из покоев королевича.
   Несколько дней назад, когда Адда и Марка поразили его новостью о том, что королевич приказал освободить от рабского кольца новую наложницу, он вознегодовал. Ошейник рабыне был одет по приказу Лакара, а королевич пренебрёг его решением. Разумеется, Даяр поспешил поставить об этом в известность главного министра.
   Лакар пришёл в ярость. Непослушание и свободомыслие королевича явно набирали силу. Следовал сломать его волю, пока ещё не поздно. И сделать это был обязан сам король.
   Лас вёл себя, как капризный ребёнок, никак не желая встречаться лицом к лицу со своим ненавистным сыном. Но под давящими аргументами всё же решился вызвать королевича в Фер и сурово отчитать его за самовольное путешествие в Улрику.
   Даяр предвкушал, с каким лицом Амет вернётся в Сирис после встречи с монаршим родителем.
   Когда же он встретил Раду, его ждало разочарование: девчонка упорно твердила, что лишь забавляла королевича рассказами о полётах на острове, да ещё удовольствиями в постели. Даяр догадывался, что Рада пыталась о чём-то умолчать. Он пытался грозить девушке поркой, но та придала своему лицо невинно-глупое выражение и расплакалась. Даяр лишь с досады махнул рукой и прогнал её прочь.
   Вскоре Анга отвела Раду в её новое жилище. Это была большая светлая комната, стены которой были окрашены розовым цветом. В самой середине её стояла широкая кровать, забросанная подушками, вдоль стен тянулись сундуки из крепкого дерева, тумбочки, мягкие сидалища.
   - Одна из лучших комнат достаётся не каждой, - заметила Анга. - Очевидно, ты основательно зацепила сердце королевича. Как это у тебя получилось?
   - Как же я могу ответить! - засмеялась Рада. - Я просто любила и была счастлива эти дни.
   - Ты хочешь сказать, что ты просто наслаждалась сама, не стремясь отдать всю себя королевичу?
   - Какая любящая женщина не отдаёт всю себя ради наслаждения любимого! Вот я и отдалась без остатка. И испытала от этого величайшее счастье.
   - Я этого не понимаю, - пожала плечами Анга. - Когда в постели хорошо одному, не может быть хорошо и другому. Кто-то из двоих обязан жертвовать собой.
   Рада пожала плечами и приблизилась к окну и принялась рассматривать панораму за ним. Она оказалась неплоха: вид с высоты холма, поросшего кустарником с синей листвой, а внизу - пруд с водоплавающими птицами с оранжево-чёрным опереньем. Далее, за прудом вырастали рощи фруктовых деревьев, уходившие за горизонт светло-бордового неба. Вид сверху отчасти давал девушке иллюзию полёта, но панорама внизу не менялась и сердце её сжалось от боли. Она пока ничем так и не помогла своему несчастному народу. Прошло слишком мало времени. Но она задалась это целью и не отступит. Ах, как же ей хочется, чтобы спасителем её народа стал именно королевич Амет, которого она так полюбила!
   Затем мысли Рады переключились на самого королевича, который уже находился в дороге. Всего несколько часов прошло, как они расстались, а она уже скучает без него. Что же будет дальше, ведь разлука затянется на долгие дни? Чем же ей отвлечься от тоски, от горечи расставания, скоротать томительное ожидание?
   Вскоре Анга привела в её комнату двух молодых женщин: горничную и парикмахершу Гебу.
   Горничная Рады была жизнерадостная, туповатая и трудолюбивая из-под увесистой палки. Её привёз оттуда Иоге и отправил на работу во дворец королевича, которому нравилось, чтобы у его наложниц были причёски, как у парнских женщин, изображённых на картинках в книгах.
   Геба, словоохотливая и общительная, быстро нашла общий язык с Радой. Целью Гебы была выяснить как можно больше, как складываются взаимоотношения между Радой и королевичем и рассказать об этом Иоге. Геддиец отлично платил ей за осведомительство. Она уже поставила его в известность о том, что Амет, едва увидав Раду, очевидно, воспылал к ней такой страстью, что освободил её от рабского ошейника, затем заперся с ней в своих покоях на несколько дней, чего прежде не делал ни с одной наложницей. И слуги, приносившие им еду и готовившие ванны, твердили, что сколько они ни появлялись в покоях, столько королевич и маиса находились в спальной.
   Когда Иоге узнал о том, что Рада стала особой фавориткой королевича, он рассудил: "Мне неплохо бы взглянуть на неё и добиться её расположения. Это было бы весьма выгодно! В этом мне поможет Геба. Я задобрю фаворитку подарками и стану её другом".
   Иоге даже не подозревал, что вскоре ему представится случай подарить Раде то, в чём она на самом деле обрела острую нужду.
   Это произошло после того, как Адда и Марка незвано пожаловали в гости в её комнату и принялись осыпать её насмешками. А после вдвоём набросились на неё и привязали к опорному столбу в углу комнаты и, вооружившись ножницами, принялись состригать с её головы пряди густых чёрных волос. Рада словно обезумела. Она была в ужасе от поведения девушек, а ещё больше от того, что королевич, вернувшись, увидит её обезображенной. Она кричала в голос, обливалась слезами, умоляла своих обидчиц не уродовать её, потом, отчаявшись, начала угрожать:
   - Неужели в думаете, что я не отомщу? Лучше убейте меня теперь, потому что живая я буду мстить! Или вы надеетесь, что я смолчу и не расскажу королевичу о том, что вы сотворили со мной?
   - Когда королевич увидит, какая ты стала страшная, он не станет тебя слушать, а вышвырнет из дворца! - смеялись Адда и Марка. - В поле отправишься пахать, к своим маисам!
   Голова Рады на самом деле оказалась сильно изуродованной. Волосы местами торчали ершистыми клочками, а кое-где их не было вовсе - там светились заплешины. Когда у её ног упала последняя прядь, она принялась так вопить, что на её крик сбежались все горничные покоев и сама Анга, пыхтя и задыхаясь, ворвалась в её комнату. И сама охнула от ужаса.
   Раду развязали и она сползла на пол, села, схватившись за поруганную голову и отчаянно зарыдала.
   Анга и без её объяснений догадалась, чьих это рук дело. Но Анга относилась к разряду людей, которые в тупиковых ситуациях лишь удручённо разводили руками и вздыхали. Она могла принять только одно решение: поискать тех, у кого отлично работали мозги, чтобы они разобрались с этой проблемой. О умственных способностях мужчин она рассуждала нелестно и полагалась лишь на ум других, более сообразительных женщин, чем она, предпочитая во всём советоваться с ними. И она подумала о Гебе.
   В отличие от Анги Геба не пренебрегала мужским умом и поспешила к Иоге, ведь только он мог добыть для Рады один из отличных париков, которые изготавливались в Парне. У Иоге в торговом ассортименте осталась парочка париков, он привозил их в Керту, и его парики охотно раскупали знатные дамы, чтобы создать иллюзию пышных волос.
   Вскоре парик был передан Раде Гебой вместе со словами: "Купец Иоге, твой верный друг, шлёт тебе этот подарок".
   Геба гладко выбрила голову Рады, чтобы впоследствии её волосы могли отрасти равномерно, и облачила её в парик.
   - Что ж, пусть хоть временно будет скрыто моё безобразие, - вздохнула Рада.
   Она, как и рассчитывал Иоге, пожелала лично поблагодарить человека, выручившего её.
   Встреча с Иоге была назначена в саду в большой беседке для отдыха. В ней находились столики, мягкие сидалища, лавки с подушками.
   Рада явилась туда в сопровождении Гебы, Анги и горничной. Иоге уже ждал её с горой подарков, разложенных на одном из столиков.
   После традиционного обмена приветствиями Рада произнесла слова благодарности Иоге, после чего тот сумел завести с фавориткой королевича сначала лёгкий непринуждённый разговор, а затем вызвал её на откровенность и выяснить, насколько сильно тревожила её судьба её народа. Её также огорчала невозможность ничего узнать о своих родителях и других людях с её летающего острова. Иоге подумал, что он сможет помочь ей в этом, что для него, свободного, как ветер, и повсюду имеющего свои глаза и уши, выведать, что происходит с горсточкой рабов в Фере? Он принесёт Раде нужные ей новости и добьётся её расположения и дружбы.
   И подарки геддийца понравились Раде. Это были красочные коробки, наполненные фигурными конфетами, изготовленными в Парне из фруктов и орехов, что закупались в Керте. Когда-то жители летающих островов закупали в этой же стране такие же конфеты и их вкус напомнил Раде безмятежное детство.
   И теперь, сидя на кровати в своей комнате и опершись на подушки, она наслаждалась конфетами, поедая их одну за другой и думая только о приятном. Она знала ещё с детства одну истину: за всё надо платить. Но не по завышенной цене. Иоге пытается купить её дружбу, в этом она не сомневалась. Что ж, она подумает над этим.
   Амет вернулся через несколько дней мрачнее тучи. Он был унижен отцом так, как совсем не ожидал. Поначалу его не допускали на прим к королю, заставив день за днём дожидаться пира, назначенного королём в честь богини плодородия Ветанны.
   На пир были приглашены самые высокопоставленные, знатные и богатые люди королевства, а также жрецы-аники высшего ранга.
   Когда королевич оказался в пиршественном зале, король приказал ему приблизиться к трону и тот повиновался.
   - Мерзкий, дрянной, сопливый мальчишка! - закричал Лас и сотни пар глаз находившихся в зале гостей разом уставились на Амета. - Думаешь, мне неизвестно, как ты осмелился ослушаться меня?! Тебе мало баб, что водят к тебе, и пирушек, что я не жалею оплачивать, так ещё вздумал самовольно покидать Сирис и где-то шататься на пьяных гульбищах у соседей?
   - Отец, я...
   - Молчи, ты, кусок нечистот, недостойный выродок, полоумный недоносок! Ты ещё смеешь открывать свой рот? И это вместо раскаяния? Ну, так я отучу тебя своевольничать!
   Король поднялся со своего трона, приблизился к сыну и с размаху несколько раз ударил его по лицу. Лас ожидал, что королевич жалко ссутулится, повесит голову, согнувшись, как увядший цветок, но тот вместо этого поднял на короля глаза и в глазах этих было что-то, отчего у короля спёрло дыхание от страха. Взгляд Амета был наполнен огнём, отчего глаза казались сильно посветлевшими. Это был огонь ярости, возмущения, протеста. Даже не очень умному Ласу стало понятно, что королевич не только не смирило полученное унижение, но наоборот, настроило на внутренний бунт, который способен однажды выбраться наружу.
   От испуга король не придумал ничего остроумнее, как снова поднять крик, выкрикивая оскорбления и угрозы в адрес сына. Но лицо того словно окаменело и создавалось впечатление, что тот уже не слышит голос отца.
   Амет на самом деле был полон негодования. Он никогда не простит отцу такого оскорбления.
   Но унижения прибавилось: ему не позволили покинуть пир, исчезнуть с глаз тех, кто стали свидетелями его унижения. Король приказал ему сесть за один из пиршественных столов и присутствовать на празднике до самого его конца.
   Лакар, восседавший рядом с королевичем, склонился к его уху:
   - Заметь, королевич, король ничего не узнал о пире, что ты устроил во дворце в Сирисе для аников-жрецов.
   - Но ты-то, Лакар, в курсе всех моих дел, не так ли? - с иронией заметил Амет.
   - Не уверен в этом. Но дело в другом, королевич. Тебе не следует перечить родителю так, как будто он - твой враг.
   - А ты, Лакар, лучший друг для него, верно?
   Между тем, жрецы-аники, восседавшие за отдельным столом, немногословные и серьёзные, оценивали происходящее. Они поняли: король Лас ненавидит сына, который недостаточно покорен ему. Но они не спешили встать на сторону ни того, ни другого, не решив, что выгоднее для них и заняв позицию наблюдателей.
   Амет возвращался в Сирис, полный гнева и негодования. Он ненавидел не столько своего несправедливого и деспотичного отца, сколько Лакара, наверняка настроившего короля Ласа публично унизить его, Амета. Королевич просто сходил с ума от бессилия. Ему приходили в голову мысли, что, может быть, прав Иоге и купцы, что ему стоит подумать об отделении Сириса от Фера и поискать себе сторонников для этой затеи? Аники с их супер оружием, кажется, колеблются. Купцы готовы встать на его сторону, но, разумеется, плату за это потребуют немалую. Сейчас, на словах они просто желают выстроить в Сирисе свои лавки и нести городу прибыль, обогащение, но не всё так сладко и хорошо обернётся на деле - наверняка. Торговцы, без сомнения, захотят установить удобные для себя законы, а значит, пожелают власти. Если Амет вырвется из-под пяты отца, не окажется ли под ней у купцов, а может, у всей Парны и Такомага? И не разожжёт ли вечную войну с Фером Сирис, отделившись от него?
   Амету было страшно. Следует что-то менять, но разум его слишком юн и слаб, чтобы предвидеть все последствия.
   Забота прорезала на его юношеском лбу раннюю морщину. Мозг его трудился без отдыха, а плодов работы не давал, но при это не расслаблялся и это обернулось настоящей пыткой, мукой.
   Однако, когда она вернулся в свой дворец, он вспомнил, что у него теперь есть Рада, так славно утешавшая его накануне. И он приказал позвать её в свои покои.
   Взглянув в любящие глаза Рады, королевич вдруг ощутил, как обида, горечь и напряжение покидают его. Эта девушка совершила чудо. Ему стало тепло и легко и он вдруг понял, что стал сильнее своего страха. Он сможет всё и всё одолеет. И он ощущал счастье - впервые.
   Потому что  понял, что по-настоящему любит Раду. Как никого и никогда. Искренне, не обманывая самого себя. И сто знает, может, в этом мире она - всё, что есть у него, а может, она - и есть этот мир.
   Рада обняла его и прижалась лицом к его груди:
   - Как же я скучала! Я как будто не жила эти дни - всё казалось пустым.
   - Но ведь я уехал всего на несколько дней.
   - А мне казалось - на годы...
   Она привстала на цыпочки и потянулась к его губам. Амет был выше её на целую голову.
   - Рада моя, Рада, ты как дитя! - он нежно прижался губами к её губам. Затем поднял её на руки, поднёс к креслу, опустился в него и усадил девушку на свои колени.
   - Скажи, Рада, что ты думала обо мне всё это время? Как скучала? Скажи, как ты меня любишь?
   - Мне было очень тоскливо, королевич.
   Она без утайки поведала Амету о своём знакомстве с Иоге и о его конфетах, что совсем немножко утешили её.
   Амет засмеялся.
   - Ты явно ещё не повзрослела, если конфеты так помогают тебе. Но мне это даже нравится. По крайней мере, в тебе ещё много детской искренности.
   - Тогда я буду ещё более искренней и признаюсь, что я ревновала. Я очень ревновала, когда думала о том, что там, вдали, Игга подсунет тебе другую красавицу и она понравится тебе больше, чем я.
   - Никогда ещё не видел, чтобы женщина так ревновала мужчину.
   - Что же, ваши жёны совсем не любят своих мужей?
   - Полагаю, что ревность просто бессмысленна. В нашем королевстве мужчинам, имеющим даже относительный достаток, принято иметь более одной жены. Зачем женщине ревновать, если ей обычно приходится всё равно делить мужа с другими? Это неразумно.
   Щёки Рады начали загораться огнём от негодования, глаза заблестели от эмоций, вызванных чувством ревности:
   - У нашего народа мужчине положена только одна жена, а жене - один муж. Если бы наш мужчина спал одновременно с двумя женщинами, это было бы беззаконие. От такого грешника бы ушла его жена и никто бы её не осудил.
   - Суровы были ваши законы.
   - Но к греху и требуется суровость, иначе каждый захочет грешить, ведь это легче, чем добродетель.
   - А разве у вас не случалось, что супруги переставали любить друг друга? Что если мужчина переставал любить одну женщину и начинал любить другую?
   - Настоящая любовь случается редко, а похоть и страсть - не повод разрушить брак. Если мужчина изменит жене, он разрушит свой брак и будет всеми осуждаем. У нас не жалуют тех, кто ведёт дело к разводу.
   - В Керте, кажется, тоже нелегко с разводами из-за имущественного вопроса. Если мужчина пожелает избавиться от законной жены, разведясь с нею, а она не давала повода быть брошенной мужем, муж обязан после развода предоставить ей жилище и выплачивать содержание до тех пор, пока она снова не найдёт себе мужа.
   - Думаю, это невелико утешение для брошенной жены.
   - Многие женщины, я слышал, относятся к этому просто.
   - Мне этого не понять. Возможно, они не любили своих мужей!
   Амет улыбнулся. Его всё больше очаровывало то, насколько Рада отличалась от других женщин, что он знал. Она становилась ему всё дороже с каждой минутой.  Он с наслаждением запустил пальцы в её густые шелковистые волосы и принялся их разгребать. Вдруг ему показалось, что они отделяются от её головы. Ему стало не по себе. Чтобы убедиться, что это ему показалось, он слегка потянул за пряди и, к его ужасу, волосы сползли с головы Рады.
   Девушка вскрикнула, прикрыла ладонями бритую голову, вскочила с колен королевича и попыталась бежать, но он успел поймать её за руку:
   - Куда же ты, Рада? Может, ты объяснишь, что всё это значит?
   Рада заплакала, слёзы полились из её больших глаз ручьями:
   - Королевич, мне так стыдно! Ты всё-таки увидел меня безобразной! Это Адда и и Марка, это они сделали нарочно, чтобы ты разлюбил меня!
   Амет взял её за подбородок:
   - Умоляю тебя, не плачь! Я только начал любить тебя - как же я могу так скоро разлюбить из-за пустяков?
   - Но ведь я потеряла волосы, я изуродована!
   - Не навсегда же ты потеряла волосы. И только их ты и потеряла. Остальная красота осталась при тебе, - он погладил её поблёскивающее темя. - Клянусь, теперь я даже больше вижу твою красоту! Ну, кто ещё без волос мог бы остаться такой хорошенькой, как ты?
   - В самом деле? - поток слёз из глаз Рады начал постепенно иссякать.
   - Поверь.
   Он поднял её на руки и направился в спальную.
   Через пару часов четыре стражника привели в покои королевича бедных и дрожащих от страха Адду и Марку и заставили их встать на колени перед королевичем и Радой.
   Амет собирался отправиться в библиотеку в своём дворце, чтобы заняться изучением законов. На прощание он сладко поцеловал Раду в губы и произнёс:
   - Эти женщины, обидевшие тебя, в твоей власти. Сама и вынеси им приговор. Каков бы он ни был - он будет приведён в исполнение.
   Поначалу Раде в голову пришло жёсткое решение: приказать утопить обидчиц в реке. Но эти женщины, ещё недавно так уверенно и бесстрашно издевавшиеся над ней, теперь оказались такими жалкими, несчастными испуганными. Поняв по глазам Рады, которые из бархатных и кротких превратились в две чёрные бездонные ямы, полные ненависти, они догадались, что ничего хорошего их теперь не ждёт. Они ужасно боялись смерти, они разрыдались, принялись униженно молить о пощаде, умоляя наказать их, как угодно, только не лишать жизни. Раду охватило отвращение до тошноты и она приказала отправить их обоих к Игге.
   После этого события потянулось счастливое время для Амета и Рады. Они теперь очень много времени проводили вместе: гуляли по саду, катались в лодке по озеру и королевич сам сидел на вёслах и грёб; мчались в чаге по дороге мимо полей, поросших ярко-оранжевыми цветами, из которых делали ароматическое масло.
   Амет и Рада понимали: любовь их растёт с каждым днём.
   Однажды они поняли, что Рада оказалась беременной и ей в прислуги были добавены ещё две женщины, в обязанность которых входило сдувать с неё пылинки, да и сам Амет это делал, забыв о своём монаршем происхождении.
   Но Раду продолжало тревожить плачевное положение её народа и то, что не было вестей о её родителях.
   А Иоге  не решался нести ей дурные новости. Её родители были мертвы. Первой погибла мать, она вместе с ещё десятком других рабынь-маис была отравлена обедом. Затем ночью был зарезан отец. Среди маисов действовал лазутчики аников-жрецов, постепенно уничтожавшие маисский народ.
   Иоге испытывал сострадание по отношению к Раде. Несмотря на корыстолюбие, геддиец не был лишён человечности и жестокие поступки аников-жрецов пугали его.
   Геддийцы не испытывали неприязни к маисам, потому что те никогда не отнимали ничего у Такомага, просто мирно торгуя с ним. И геддийцы не отдавали своих храмов пришельцам с неба в обмен на смерть маисов. Правда, и пристанища не дали умирающим от голоа маисам, но только потому, что не могли его дать - чем стали бы заниматься маисы на пустынном и холодном Такомаге, где нет ни полей, ни мастерских, только купеческие дома? Разумеется, чтобы выжить, маисам пришлось бы снова заняться грабежами, а геддийцам это надо?
   Иоге поведал о смерти родителей Рады только Амету. Тот сокрушённо вздохнул:
   - Жаль мне, что я ничем не смог помочь им, да я и сейчас не способен сделать для народа Рады. Из-за неё, из-за любви к ней моё отношение к маисам изменилось. Я стал лучше думать о них. Будь у меня власть, я бы помиловал этих людей, а кое-кого даже возвысил бы, тех, кто согласился бы отдать Керте свои знания. Но что я могу сейчас? Я и слова произнести в их защиту не полномочен, буду только сам унижен.
   - Ты же знаешь, мой королевич, всё может измениться по твоему желанию.
   - Да я уж и сам думаю об этом после того унижения, какое вытерпел от отца. Я не желаю больше оставаться под его властью, тем более, под пятой у негодяя Лакара. Я хочу отделить Сирис от Фера даже ценой продолжительной войны. Но где мне взять силы? Ты говорил мне о союзе с аниками-жрецами, но можно ли им доверять после того, как они продемонстрировали своё коварство, тайно уничтожая этих несчастных маисов?
   - Союза можно заключить не только с ними. Власть короля держится на армии.
   - А армия держится за...
   - Деньги, мой королевич, деньги!
   - В обмен на...
   - Разрешение купцам Такомага построить в Сирисе свои лавки.
   - И дома... И ещё?
   - Приемлемый налог на торговлю, который бы не разорял нас.
   - То есть, чисто символический - никакой...
   - Но ведь мы же обязаны будем покрыть наши затраты на армию для нашего королевича. Кроме того, Керта так богата и без налогов с наших скромных лавочек!
   - Не стоит прибедняться, Иоге, а доходы Керты преувеличивать. Требования ваши не так уж и малы, но ведь и это ещё не всё... Верно?
   - Ну, может быть, ещё всего одну должность советника короля Амета для одного из нас, - Иоге хитро улыбнулся, сощурив глаза.
   - Не ты ли сам метишь на это место?
   Иоге с притворной скромностью опустил глаза:
   - Мой королевич может выбрать и более достойного, если у него есть более преданный и близкий друг, чем верный Иоге!
   " -Вот так геддийцы и станут хозяевами Керты - я просто продам им её в обмен на свободу от власти отца, - подумал Амет. - Всё здесь изменится, когда Сирис будет жёлт от волос геддийцев. Но я-то под их властью не окажусь - это они будут у меня под пятой, какую бы услугу не оказали мне. Они будут мне повиноваться, так же, как и все. Не лучше ли повелевать умным геддийским народом, способным сделать эту страну цивилизованной, чем тупыми рабами, не годными ни на что?"
   - Поверь, торговля весьма выгодна для Сириса, - продолжал Иоге, - даже если налог на лавки не будет велик. Подумай, сколько чужеземцев будет прибывать сюда по торговым делам, как будут процветать гостиницы и постоялые дворы, которые-то и можно обложить хороши налогом для пополнения казны! И не только это: будут востребованы увеселительные заведения, строительство производственных мастерских...
   - А что ты скажешь о войне с Фером, которая может не прекратиться, отделись мы от него?
   - Фер проиграет войну. Наша армия будет многочисленнее и лучше вооружена. Вполне возможно, что и Фер будет захвачен нами, а король Лас лишён власти.
   - Серьёзная же заваруха нам предстоит! А по сему... Я всё ещё не готов к ней. Но я постоянно думаю об этом. Пытаюсь предвидеть, во что может вылиться все эти бурные события, но точная картина никак не складывается у меня в голове. Слишком велика ответственность за них и не так просто взвалить её на свои плечи.
   После разговора с Иоге Амет поспешил к Раде. Сердце его было полно тревоги, но один только нежный взгляд любимой мог развеять её.
   Он не стал тревожить Раду новостями о смерти её родителей. Он солгал ей, что они всё ещё живы, им живётся не так уж плохо, их сытно кормят, не слишком изнуряют работой, не слишком обижают. Он не стыдился своей лжи. Его женщина вынашивала в себе его ребёнка, она должна быть спокойна и радостна.
    Через несколько месяцев Рада родила сына, которому Амет дал имя Залихал.
    Однажды в присутствии Даяра королевич назвал этого ребёнка "мой наследник".
    - Наследником короля может быть только тот, кто рождён его законной женой, - возразил Даяр.
    - Вот как? По-твоему, я не могу взять Раду за руку, отвести её в храм и по всем обрядам сделать её законной женой?
    - Рабыню из маисов ты собираешься сделать будущей королевой? Подумай о последствия этого поступка, королевич.
    - Намекаешь, что меня ждут очередные пощёчины короля, унижения, которыми он вновь может накормить меня? Знай, что я больше не допущу этого. Я не так слаб, как думаете король, Лакар и ты.
    - И в чём же твоя сила?
    - Однажды я покажу вам её!
    Эти неосторожные слова Амета незамедлительно были переданы Лакару и они ужаснули его. " Мальчишка не оставляет нам никаких надежд на своё смирение, - рассудил он, - он становится всё опаснее. Слишком сблизился он с геддийскими купцами, которым не выгодно моё влияние на короля. Королевич слишком умён и одновременно непокорен. А связавшись с этой девкой из маисов и вовсе сделался строптив невыносимо".
    Лакар начал заводить беседы с королём и твердил: королевич Амет ныне представляет угрозу для жизни короля. Лас верил этом и в нём рос страх. Под влиянием Лакара он принял решение: королевич должен жениться на четвёртой дочери короля Сенгела из Улрики Мегане, слабоумной девушке, немощной и некрасивой. Предполагалось, что и потомство от неё будет с умственным недостатком, но ребёнок, рождённый от неё и станет наследником короля Ласа. Слабоумный королевич или королевична не смогут тягаться с не очень умным, но всё-таки умственно здоровым королём, а тем более, с Лакаром. После рождения ребёнка от Меганы жизнь королевича Амета никому не будет нужна...
    Амет был вновь зван во дворец отца.
    Собираясь в дорогу, он обещал сам себе:
    - Клянусь, если отец ещё раз унизит меня, я соберу свою армию и объявлю ему войну!
    Он на самом деле был полон решимости поступить именно так, а не иначе. Он и не ожидал, что во дворце в Фере его уже ждала невеста - слабоумная дочь Сенгела Мегана.
    Амет был готов к любому разговору с королём, но тот даже не принял его. В покоях, отведённых для королевича был накрыт роскошный стол и приготовлено вино, в которое был добавлен наркотик, парализующий волю и разум. Едва королевич выпил это вино, как мозг его погрузился в состоянии транса. Он не осознавал, что с ним происходит, когда слуги Лакара взяли его под руки, вывели во двор, усадили в чагу, над которой высился украшенный цветными лентами свадебный паланкин, а рядом с ним оказалась королевична Мегана, смотревшая на происходившее полоумным пустым взглядом животного. Она ковыряла в носу и пожирала засохшие сопли.
    Жрец-аник, совершавший обряд бракосочетания одурманенного наркотиком королевича Амета и слабоумной королевичны, был осведомлён о затее короля и Лакара. Но всё же совершил его по приказу старших жрецов, не желавших ссориться с королём, угрожавшего в случае их несогласия приостановить поставку металла и камня для их домов. Не то, чтобы жрецы-аники боялись какого-то там короля-ига, но и ссориться с ним попусту не желали.
   После обряда бракосочетания королевич в молодой женой оказался заперт в комнате с решётками. Амет не успел оправиться от действия одного наркотика, как оказался под влиянием другого, заставившего его видеть в бессмысленной дурочке Мегане Раду и заниматься с ней любовью.
    Тем временем в Керте потянулись долгие и весёлые дни праздников: всё королевство справляло торжество по поводу свадьбы королевича и королевичны Меганы. На пыльную кочковатую землю стелили циновки и одеяла, раскладывали на них угощение. Повсюду звучала музыка, смех, пьяное пение, горожане устраивали пляски и драки.
    О женитьбе Амета Рада узнала от рабов, для которых во дворце был также устроен пир. Она не поверила им, когда они всё объяснили ей и бросилась за ответом к Даяру. Тот подтвердил: да, королевич женился на королевичне Мегане и не скоро вернётся в Сирис, потому что обязан зачать наследника своей жене.
    В глазах Рады отразилась такая боль, что даже Даяру, очерствевшему сердцем на его должности, обязующей выполнять жестокие и нечистоплотные дела, стало не по себе. Он впервые увидал женщину, способную до безумия любить своего мужчину.
    - Боюсь ли я смерти, если я потеряла любовь? - спросила себя Рада, запершись в своей комнате, сидя на лежанке и глядя прямо перед собой.
    Ей хотелось только прекратить эту душевную боль.
    Спустя полчаса она позвала слуг и приказала им наполнить для неё ванну горячей водой.
    Когда ванна была готова, она заперлась в ванной комнате на засов, погрузилась в горячую воду и острым лезвием ножа вскрыла себе вены...
    Через несколько дней в Фере умер и Амет, по приказу Лакара отравленный ядовитыми грибами, остановившими его сердце...