Часть 6. Депортация

Анна

У Петра и Катерины Классен было шесть детей, но только одной Анне Господь дал право жить. И то, что выпало, особенно на её детские годы, иначе не назовёшь- как испытанием за всех и за всё. Аня была четвёртым ребёнком, но останется только одна. Её мать Катерина с детства была слабеньким ребёнком, а когда выросла и вышла замуж думать о слабости не было времени, но только эта слабость так и не отпустила Катерину. Жили они с Петром в колонии Ам Тракт в посёлке Остенфельд / Ostenfeld. Этот посёлок строился меннонитами в колонии одним из последних. Своё наименование посёлок получил по имени главного судьи Саратовской Конторы иностранных поселенцев. И находился в нескольких вёрстах от волостного села Кеппенталь. До первой мировой войны вся колония и их посёлок тоже относились к Малышинской волости, Новоузенского уезда, Самарской губернии. Это было километров семьдесят от Саратова. Эту местность продолжали называть голодные поволжские степи, хотя с приходом туда меннонитов, всё сильно изменилось. Эти трудолюбивые очень набожные немцы построили там посёлки, развели сады, огороды. Голодная степь превратилась в оазис, привлекавший пристальное внимание, и не всегда доброе, как соседей, так и областных правленцев. Посёлок был небольшой, перед первой войной там было порядка двадцати домов, была, и приходская школа. Жителей тоже было не много, примерно сотни полторы. Вовремя 1. войны посёлку дали русское название-Порки. Но это название так и осталось на бумаги. После войны, и после образования трудовой коммуны (автономной области) немцев Поволжья село Остенфельд административно относилось к Кеппентальскому сельсовету Куккуского кантона. К тому времени оно заметно выросло, домов стало в два раза больше, да и счёт жителей в ней тоже увеличился в двое. Пётр и брат его Андрей построили свои дома рядом. Стали соседями, и вошли в статистическую отчётность посёлка, который на бумагах продолжали передавать и переносить, и переименовывать. С нового 1935 года, после выделения Лизандергейского кантона из Куккуского, и до ликвидациии АССР НП в 1941 г. село Остенфельд будет относится к Лизандергейскому кантону АССР НП.  И назовут его село Ворошилово Энгельсского района Саратовской области. Вот сколько оказий формально произойдёт с их селом изначально и по сей день так и оставившим своё название в сердцах и в памяти бывших жителей и передавшим эту память нам их потомкам. Но всё это будет и уже не узнает брат Петра Андрей., который уйдёт из жизни в 1936 году, и ещё очень многие, кого не обошли страшные годы репрессии, которые растянутся на годы, и которые обобщая называют просто и понятно- тридцать седьмой. А ещё и страшный голод. Вот в такое смутное время и родилась Анна. Пётр и Катерина и радовались, и боялись за дочку, ещё бы, похоронив первых троих, есть повод для волнений. Аня росла окружённая заботой и любовью со стороны её родителей. Она была маленькой, хорошенькой девочкой с красивыми вьющимися волосами. Детей дяди Андрея она знала хорошо, ещё бы, она долго была одна, пока братик родился, а по соседству у дяди аж шесть детей. На начало второй мировой войны Анна помнит не много, совсем ещё ребёнком была она. Потому и проблемы, и горе, навалившееся на них и слёзы её матери и соседей она никак не воспринимала. Хотя это всё не стёрлось из памяти, наверно потому что это всё что осталось от той жизни, когда их семья была вместе и все ещё были живы. К тому времени у Ани был уже брат Петя и ждали ещё пополнения. Их семья и семья дяди Андрея/Это семья в которой росла моя мама/ готовились в дорогу вместе. Дяди Андрея уже не было, и отец Анны был один мужчина ответственный за две семьи. С тётей Агнетой и её шестью детьми собралась ехать тётя Вильгельмина. Она была одинокой и поэтому согласилась помочь племяннице. На станции погрузили их с другими односельчанами в телятник, так называли в народе грузовые вагоны. Сколько ехали Аня не помнит, но помнит, что всё последующее время было очень холодно и всё время хотелось есть. Тогда всех отправляли в Казахстан, почему они попали в Томск никто не знал. Дома куда их поселили были не пригодны для нормальной жизни, это были, когда по каким-то причинам брошенные бедные деревенские лачуги, которые назвать домом можно лишь потому что и те в которых жили люди, были ненамного лучше. С родины их увезли осенью, в сентябре, то есть, зима уже на пороге. Дров нет, заготавливать их нечем, да и некому, еды тоже нет. Петра, отца Анны и трёх старших детей тёти, сына и двух дочек, забрали в труд армию. Как она сидела последний раз на коленях отца, она помнит, и как он гладил её по голове по кудряшкам, тоже помнит, и какие были печальные глаза у отца, отчего он не говорил ей прежние весёлые слова в адрес её кудряшек. Она помнит, как ушёл отец, как плакала в след ему её мать Катерина. А потом помнит, что не стало братика, тёти Вильгельмины, а потом и мамы Катерины. С семьёй дяди они жили за стенкой в одном доме. Тётя Агнейта забрала Аню и совсем маленькую сестрёнку Герту к себе. Герта была совсем маленькой и тоже умерла и тоже её отнесли в кладовку, где всё ещё лежали те трое умершие раньше. Аня осталась одна. Тётя Агнейта была очень строгой, а может потому, что понимала их не завидное положение и если только расслабится, они умрут все. Настоящий страх испытала Анна и дети тёти Агнейты Катерина, Елена и Андрей, когда тётя не пришла с работы. Она дежурила на зерно токе, и по времени должна быть дома, но её всё не было. Дня три они её ждали, а получилось, что на её шерстяные вязаные носки нацепились колоски овса, и её обвинили в умышленной краже зерна. Три дня она провела в застенках, а дети одни дома в ужасе. Когда Агнейта зашла в дом, было тихо, её охватил ужас, а вдруг их тоже забрали, но тут на неё со всех углов налетели дети с криками что их мама вернулась. Агнейта ели держалась на ногах, эти три дня её почти не кормили, а сколько пришлось пережить, что если бы им захотелось признать её воровкой, то скорей всеeгo расстрел. Она удивилась, что дети  в течении дня готовили себе из того что было, но всегда оставляли ей её порцию, и вот она вернулась и теперь они могут накормить свою мать. Приближалась весна, надо что-то делать с теми в кладовке, скора их нельзя будет там держать. Агнейта пошла к председателю, то что он предложил было полным абсурдом. Председатель распорядился отвезти их в силосную яму. Агнейта сказала нет, пока она жива она это не сделает, но им осталось не долго и тогда можете везти нас куда хотите. Соседи давно не добро относились к тому что в кладовке лежат четыре трупа. По русским обычаям три дня отводится на похороны, а это не по-христиански и не по человечье, что трупы не преданы земле. Агнейта даже не ожидала, когда к ним пришли соседки и старик с топором, они сказали, что будут из забора делать гроб и выкопают одну могилку и всех похоронят. Когда похороны закончились, и они вернулись домой, Агнейта взяла библию и прочитала молитву, может по усопшим, может за их спасение, а может за дочек, которые в труд армии. Аня хоть и понимала, что мать умерла, но пока она была в кладовке ей казалось, что она рядом, а когда она убедилась, что её унесли, что всё, она одна, девочка сильно за переживала. Может это была обида и ревность к детям Агнейты что у них есть мать, а может просто не выдержала детская психика. Аня стала замкнутой и диковатой. Теперь она ждала домой отца. Она представляла, когда приедет папа, то всё вот это закончится. Как-то вечером, когда уже хорошо стемнело к ним, постучали, Агнейта пошла к двери, сначала она громко спросила, а потом перешла на шёпот. С ночным гостем они говорили на немецком, а потом она пошла подняла с постели Аню, сказала, что она пойдёт с этим мужчиной куда он ей скажет. Тётя собрала в узелок не хитрые пожитки девочки и сказала, иди вдруг тебе повезёт. Смогла бы она пойти на такое раньше там на Волге. Отпустить ребёнка с незнакомым человеком только потому что он сказал, что пришёл по просьбе её отца. Но сейчас она думала о другом, уж больно сложной была ситуация.  Аня всё дальше уходила в темноту с этим незнакомцем. Шли они осторожно, иногда останавливались чтобы осмотреть местность. Разговаривать он тоже не разрешал, потом они вошли во двор дома, но в дом не вошли, а обошли дом с другой стороны и вошли в сарай, ворота были приоткрыты, наверно, чтобы не шуметь, там явно кто-то был. Но лишь лёгким покашливанием подтвердил своё присутствие. Незнакомец подтолкнул девчушку, и она вскарабкалась как показалось на телегу. Да это была телега, на которой устaвшая Аня мгновенно уснула. Проснулась она, когда было светло, она не могла понять, что происходит, почему ей кажется или снится ещё, что она плывёт. Нет ей не казалось. Её специально положили спать на телегу, чтобы не будить. Телега стояла в сараи, прямо там запрягли лошадь и поехали на станцию. Когда она открыла глаза, то увидела на телеге двух мужчин, один из них её незнакомец, а второй хозяин телеги. Она не знала, как выглядит мужчина, с которым она пошла, было темно и она его не разглядела, но тут тот что сидел рядом улыбаясь сказал ей с добрым утром, и она узнала голос и успокоилась. Мужчина подтянул поближе мешок и стал доставать оттуда еду. Завтракали на ходу, останавливаться они не хотели, говорили, что им надо спешить.  Потом Бруно (так должна называть его Аня) сказал ей что они едут к её отцу, но дорога будет трудной, и она должна выполнять всё что он ей скажет. Конечно она выполнит всё, ведь Аня давно мечтала увидеть отца. На станции было много народа, у всех большие узлы, и только они на легке. Бруно сказал ей если её спросят кто он ей, то должна сказать, что она его не знает, просто шли рядом. Скора подошёл поезд, и они шли вдоль состава, но не садились в вагон. Потом Бруно быстро огляделся, подбежал к вагону и под вагоном открыл ящик и сказал Ани залезть туда, как только она туда залезла он закрыл крышку и уже с улицы объяснял её дальнейшие действия. Он сказал, чтоб она не вздумала вылазить пока он ей не постучит, а если вдруг что-то должна ждать его на том месте где вылезет, он её найдёт. Сам он уже на ходу запрыгивал на поезд и залазил на крышу.  Ящик, в котором ехала Анна назывался собачником. Там было темно, чем-то пахло, и лежать было совсем не удобно. Иногда поезд останавливался, но ненадолго, она слышала обрывки речи, но все говорили на русском, который она почти не знала. Уже давно хотелось пить и есть, но Бруно не приходил, а значит надо лежать тихо. Сколько прошло времени она не знала, уже начала понимать по звуку, что поезд будет останавливаться, надо быть готовой, или Бруно постучит или кто-то её найдёт и тогда всё может изменится.  Поезд явно замедлял ход, тормозя скрипели уставшие колёса, и когда они всё же последний раз сильно заскрипев, остановились, Аня услышала быстрые шаги, которые резко стихли возе её ящика и тут же короткий стук, и голос Бруно, от радости девочка не знала, что ответить, что она здесь или что она его давно ждёт. Крышка быстро открылась и Бруно вытащил её оттуда ка котёнка, и они быстро пошли прочь от поезда, а потом от станции. Где-то среди каких-то сараев, непонятных построек они остановились, Бруно развязал свой мешок, а там была еда, как это было кстати, он давал ей с собой кусочек хлеба, но как бы Аня его не экономила, он закончился очень быстро и теперь она жадно следили за тем как её спутник достаёт из мешка их запасы. Девочка ещё не могла, после темноты в ящики, привыкнуть к дневному свету. Она всё время щурилась, а её затёкшие руки и ноги не хотели распрямляться. Бруно сказал, что ночью будет ещё поезд, но на него можно не попасть, потому что не всегда удаётся занять ящики ночью, таких как они много. С едой управились быстро. Потом они зашли в какой-то полуразваленный сарай и Бруно попросил Аню покараулить, если кто будет к ним приближаться, то сразу сказать ему, а он немного поспит, потому что на крыше поезда поспать не получается. Теперь можно было и караулить, и не спать, ещё бы, она так наелась. Когда начало смеркаться они снова пошли в сторону вокзала, и как говорил Бруно, действительно, народу было на перроне больше, а вот с багажом меньше. И днём она помнит, как они обходили эти ящики, баулы, узлы, а теперь все передвигались очень быстро, каждый хотел быть незаметным среди всех других старающихся слиться с толпой таких же невидимых. И вот эта невидимая, но внушительная разношёрстная толпа отъезжающих, в ожидании поезда, в который они хотели как-то попасть, заполнила всю привокзальную площадь. Скоро и Аня с Бруно присоединились и растворились в этом потоке. Вдруг всё изменилось, все как-то напряглись и приняли позицию как перед стартом, только сейчас им предстоял штурм поезда, который подойдёт, в него сядут пассажиры с билетами, а эти будут вот так стоять, и когда поезд тронется, вот тогда и будет их старт или посадка, кто будет карабкаться на крышу, кто в уже приглядевшие для себя ящики. В эту ночь Бруно не смог занять для Ани ящик, они будут ждать утра, утром не так смотрят и больше шансов запихнуть девчушку в ящик. Свернувшись калачиком Аня спала на каких-то досках, но она быстро подскочила и побежала туда откуда её звал Бруно, он стоял за фонарём и показывал рукой чтобы она пошла вдоль стоящего поезда, который уже пыхтел готовый вот-вот тронутся. Она шла и каждый раз вздрагивала от непривычных звуков, издаваемых поездом. Аня даже не сразу поняла, что это Бруно её догнал и подхватив запихнул в ящик, на ходу он крикнул всё так как я тебе говорил, если не постучу на большой станции выходи жди меня там, и снова стало темно и тихо. Немного успокоившись, она поняла, что завтрака не будет, и тихо погрузилась в прерванный утренний сон. Скоро Аня сама уже научилась как залазить в ящик, как ориентироваться с поездами, потому что их путь с Сибири в лагерь где был её отец был не близким. Сначала не разрешали чтобы семьи были в лагере, но позже было небольшое послабление, и начальники лагерей шли на кое-какие уступки. Вот и Аниному отцу удалось получить разрешение на проживание дочери. Бруно был по семейным делам дома и согласился привезти дочку Петра.  Лагерный контроль они прошли быстро и Бруно завёл её в барак, таких построек девочка ещё не видела, но за дорогу привыкла ко всему и знала, что ей надо идти туда куда идёт Бруно. В Бараке длинными рядами стояли койки и когда они подошли к одной из них Бруно сказал вот здесь ты можешь лечь и поспать. Второго приглашения не требовалось, Аня не успела лечь, как уже крепко спала. То ли во сне, но что непонятное, как будто что-то влажное капнуло ей на лицо, она открыла глаза и замерла, склонившись над ней сидел её отец и его слёзы капали ей на лицо. Она не верила, а вдруг это сон, и только когда, протянув руки обхватив отца за шею, поняла это отец, сбылась её мечта, она к нему приехала, Отец держал дочку в объятьях и боялся отпустить, это всё что осталось от его семьи, это всё ради чего он должен здесь выжить, он нужен ей, они нужны друг другу, он всё одолеет. Постепенно барак наполнился его обитателями, многие мужчины смотрели на Аню со слезами на глазах, почти у всех дома оставались дети. Потом в углу барака повесили простынь, теперь это был угол Ани и её отца, на довольствие её не поставили, отец стал делить свою порцию, но она часто получала и от других жильцов барака, которые жалели девочку. Это всё и еда, и угол за простынью в мужском бараке, не могло помешать их радостному состоянию, что теперь они вместе. У Ани есть отец, а У Петра дочь.


1.В доме с мамой в другой половине,
Брат отца жил с женой и детьми,
Дядю тоже забрали- и помним по ныне-
Не увиделись больше они!

2. Тётя Катя ребёнка кормила,
И ещё было двое у них,
На работу в галошах ходила-
Вся простыла с морозов таких!

3. Тётя Катя была, - в лесу, -на работе,
А потом вдруг вернулась домой,
Звеньевой забежал- он был просто на взводе-
Тётя Катя была не живой!

4. Хоронить уже не было мочи,
Отнесли её тоже в овин-
А потом ещё сына и дочку-
Отнесли ждать весны к тем другим!

5. А весной, когда солнце пригрело,
Деревенские все поднялись,
Говорили пускай иноверцы-
Надо чтобы земле предалисъ!

6.Ту могилку всем миром копали,
Положили туда четверых,
Эти четверо богу душу отдали-
За грехи за поступки других!

Продолжение будет