Монета

          Когда ломали хату отца, нашли под фундаментом старую медную  монету. Она была сильно потерта и позеленела от времени, но выяснилось, что это - две копейки 1803 года. Монета, как монета, но что-то в ней было не так. Я открыл ветхую домовую книгу на первых страницах, вгляделся в блеклые строчки.
         Давным-давно, в этих казачьих краях жили два брата: Митяй и Тихон. Добрые были станичники. Младший, Митяй, веселый, охочий до бешенства рубака, до хмельных походов на туретчину, и старший - Тихон, бирюковатый,  хмурый казак, денно и нощно горбатившийся у себя на базу.
        Оба брата были холостыми. Митяй еще не женился, куреня сваво не имел, кочевал по станице от одной жармелки, до другой. Тихон схоронил жену и чадов своих в холерный год, воспитывал маленькую Гражину, сироту польских кровей.
        Так они и жили. А Время шло. Митяй вернулся с последней кумпании покалеченным, без глаза и с басурманской пулей в руке. Покуролесил, пображничал, да и поселился в заброшенной хате на краю Аксайской станицы, у самого Кобякова городища, в аккурат, у дороги на Черкасск.
        Жил бедно, не работал. Люди гутарили, што Митяй по катакомбам ходить, будта ищет штось. И вона, что! На Покрова построил Митяй  постоялый двор и кабак изрядный. Сам заматерел, жилетку надел с часами. Чудно!
        А Тихон на те Покрова тож учудил. В красном углу себейный лоб зашиб, что не могет отворотить очей от Гражины своей. Выросла девка, как бела кобылица, прет от нее хмелем и грехом…
      Так они и жили. А время шло. На Троицу к Митяю по оказии поэт завернул, заблудил в степи, гутарил што из Петербурга на Кавказ. Курчавый, чудной. Просил бумаги и чернил, горничную хлопал по крутому заду, но не остался, заночевал на Поште.
     Тихон Гражине серьги справил, в супружницы звал.  Краля - в слезы, мол, люблю, как батько родного, да устарел ужо для семейных дел. Тихон тогда подкову гнул: есть еще сила! Оскалялась Гражина: не тойная удаль надобна, а кохаться телешом денно и нощно. Осерчал Тихон. Дверью хлопал, чохом к брату в кабак. Выслушал его Митяй. Налил ему водки в срез, сам в комнаты метнулся, положил перед Тихоном монету в две копейки.
-Бери навовси, заговоренная, охотки исполняет рясно. Через нее и я добра нажил, сам зришь.
-Пошто отдаешь, не жалко?
-Чегось жалеть? Кубыть не догадливый! Жисть, она, не в серебре, а вона, там,  где диты, та внуки у тятьки на коленях. Мы с тобой, братко, ентого не нажили. Бери, авось, у тебя получится.
      Ушел Тихон. На закате взял монету и застыл, как стреноженный. Позвала его Гражина. Надел новые портки Тихон, сходил на баз, до ветру, засеменил в светелку. И на тебе, так!  В аккурат, перед самой дверью, злякался Тихон, задрожали руки, и выронил он монету. Закатилась, подлая, за комод, а апосля и вовсе, меж половиц в земь ушла. Бросился ее искать Тихон, рухнул на пол, да так там и остался - хватил его удар. Назавтрева и похоронили.
       А время шло. Гражина вышла замуж и нарожала детишков. Хату Тихона сломали, построили новую. Погодя и енту сломали и ишо…  и опять строили…
А монета теперь у меня. Чтоб пожелать?