Окно

 Окно
        I глава
Спокойное море, ясное небо, полящее солнце, волны прихлынувшие к берегу, мокрый песок. Трепет, страх, тайная страсть, кипение крови. Адамов род кидается в волны, борьба между тайной страстью и морем. Пурпурное солнце разжигает прихоть, колышущие волны уносят страсть, но неосознанная страсть возгорается вновь, прихлынувшая кровь затопит затуманенный рассудок и взбушуется разум человека, как утёс воздвигнется непреступное тело; противоборство, прихоть, тень смерти среди волн, беспощадная борьба. Побеждённое море, непобедымый человек, жизнь.

Солнце устало глядеть на бессмысленный бой, медленно погрузилось в море. Море тоже успокоилось, Адамов род уталил прихоть борьбы и предоставил море ночи. Море рассекает волны - счастливое, всё же неподчинённое, всё же тайное, всё же безграничное. Город, освещённый светом луны и ночных лампад, утопает в мотиве лирической песни, небо отежелевшее звёздами, полная луна, опустевшее побережье, лишь несколько человек, слишком романтиков.

«Ещё никогда не рождалась луна такой спокойной ». – человек романтик ворвался в море, волны унесли его тело, разумом завладел Галактион: «еще никогда не рождалась луна такой спокойной». Гений помог найти нужное слово, которое точно описывало его сегодняшние чувства, море, ночь – «рождение луны,» - луна родилась, луна...спиной лёг на волны, взглянул на небо. Посмотрел на берег – жена, ребёнок. Счастлив, безгранично счастлив.

Жена следит за мужем, ею овладевает страх, боится моря. Удивляется странному стремлению мужа и дочери к морю. Море, да притом ещё ночью? Смотрит на ноги, только её ноги почувствовали море. Муж машет ей, наверно ребёнку, она унаследовала отцовскую прихоть, азарт, желание покорить бесконечность.

Девочка бросает шорты и майку на песок и бежит навстречу к морю.

Женщина – практик, а муж и дочь – романтики. Не чувствует моря, луны, ночи, только видит. Чувствует молодого мужщину, который сидит рядом на песке. Муж познакомил. Думает женщина: «этот мужщина талантлив, но одинок. Если бы он был доволен жизнью, не смог бы написать такую книгу.»

Молодой человек смотрит на море, чувствует его дыхание, кипение, душа писателя наполняется поэтическим вдохновением, его рука выводит на песке слово «море». Вдруг проясняется, вспоминает женщину, голые ноги которые отражаются на свете луны. У этой женщины фантастические ноги... только ноги?. – глаза мущины беспощадны.

Женщине надоело смотреть на море, её больше привлекают люди, желает в беседу втянуть мужщину.

- Над чем Вы сейчас работаете? – женщина любопытна.

- Ни над чем. – лаконичен мужщина, не любит расскрывать душу, тем более перед женщиной.

- Вовсе ни над чем ?

- Ищу музу, - улыбается мужчина, заглядывает в лицо женщины – ищу музу госпожа Хелга.

Иронческая улыбка рассекает уста женщины. Сверкающий на морских волнах, лунный свет, белой полосой расстилается вдоль небосвода и укладывается густым туманом в необозримую даль.

- У Вашей музы, наверное, должен быть женский род.

Мужчина вспыхивает, женщина сказала то, чего не должна была говорить.

- Моя муза не имеет рода, госпожа Хелга.

Женщина умна, догадалась: сказала лишнее чужому мужщине. Катер вздыбил волны и как-бы через голову перебросил мощную волну, мгновенно поглатился во тьме. Вновь появился. С душераздирающим грохотом проскользнул по волнам и темнота поглатила его, оторвался от моря. Слепой свет лампад освещал побережье, чайка пронеслась вдоль берега, белый помёт прилип к песку.

Грохот катера взбудоражил мысль. Ночь поглатила белый город и женщиной вновь овладело желание беседы. Мужщина, « неприветливый, зануда».

- Давно живёте в этом городе?

- Только два года.

- Наверное море вынудило покинуть Вас столицу.

- Верно заметили. – «Эта женщина излишне любопытна; наверно с мужем посплетничала обо мне, пусть думает, что хочет, для меня всё равно.»

Тёмной массой сверкает море. Оно – не синее, ни – чёрное, какого-то другого, словом невыразимого цвета; в женщине вызывает желание остаться одной, но мужчина?... на песке калякает слова, в кривых буквах ясно читается море».

Запах мужчины, всё ещё сохранял запах типографии.

Как желала она познакомиться с писателем! Писатель молча сидит рядом с ней, пальцами барабанит по песку, а лицо его обращено к сырому морскому воздуху.

Далеко, за пределами видимости, где небо сливается с морем, загорелся яркий свет и бысто потух. Женщине стало холодновато; беседа согреет.

- Я и моя дочь влюблены в Вашу книгу, если б Вы знали сколько плакала Тико, когда Эли... ведь так звать Вашу героиню? – мужчина кивнул головой, когда Эли свой грех выкупила своей жизнью. Сказать правду, мне не понятен смысл греха – улыбнулась, встала и помахала мужу и дочери, резвившимся среди волн.

- Тристан, Тико, пошли!

Узкие шорты обтягивают бёдра, голые ноги сверкнули на лунном свете. «У этой женщины – фантастические ноги и насмешливый язык.»

Из воды вышла девочка, тело матери и голова отца. Возраст неопределённый: от семнадцати до двацати лет. Олицетворение матери и отца в одном существе, редкое сходство созданное богом, капли воды поблёскивают на теле, каштановые волосы, завязанные как конский волос, стелятся на плечи. Улыбка счастливая, море и луна завладели ею.

Потянулась за шортами. Улыбнулась писателю; застенчивая девичья улыбка. Мать накидывает полотенце на плечи.

- Не замёрзла? – мать вытирает волосы.

- Вода тёплая. Девочка стыдливо устремляет взор на писателя «правда он написал Эли?»

«А он оказывается молодой». Мужчина ловит взор девочки, девочка краснеет, отводит взгляд. «Застенчивый ребёнок, на мать не похожа».

Муж растягивается на песке возле ног жены, глубоко вдыхает; вдох блаженства. Жена высыпает на его спину разноцветные камушки, собранные в кулак, красные, бирюзовые, синие, прозрачные белые камешки синхронным движением перекатываются по телу. Муж слыхал, что массаж камушками прибавляет энергию человеку и каждой ночью жена массирует по его спине камушками, пропитанными магической силой луны, зарядят его жизненной энергией и этой энергии хватает и ей вместе с мужем.

Муж перевернулся на спину, взглянул на писателя:

- Арчил, почему не спустился? Сейчас не скажи, что ночное море не любишь, а то не напечатаю твою книгу! – растянулся спиной по песку, - моя жена не понимает поэтичности этого вечера, но ты писатель и должен почувствовать.

- господин Тристан, в любви моря я не собираюсь состязаться с Вами, я люблю море и солнце, а Вы любите море и луну.

- Преисподня (чёрт меня побрал), всё равно напечатаю.

Бюльвар переполнен людьми. Батуми такой же шумный ночью, как и днём. Издатель, семья (жена и дочь), и молодой писатель по тихоньку окунались в райский ритм маленького города.

- Гоо-гоо-гоо -але-леа-ле, Франция , Зидан, Зидан.

Парни в синих майках синхронно раскачивались и подстраивались под песню.

- Рональдо, Бразилия ! Выкрикнул какой-то прохожий.

- Зидан, Зидан, Франция .

Парни разъярились. Болельщик Бразилии ускользнул.

Издатель остановился перед парнями.

- Да здравствует Франция! Да здравствует футбол1 Да здравствует Грузия! – издатель входит в азарт.

Женщина подтолкнула писателя локтем.

- Не проговоритесь, что футбол Вас не интересует.

Мужчина удивился догадливости женщины, «неужели у меня на лице написано ?»

Вступают на бульвар. Непрерывно крутят ту же мелодию, которая разъяряет ослабевшую кровь, подавленную дневным жаром. Приглашает тело танцевать. Накопленный темперамент издателя взрывается, берёт за талию дочь и переносит ее на открытую эстраду танцевать. Девочка сопротивляется отцу, старается ускользнуть, щёки её пылают. Отец покрутил её и прижимает к груди, что-то нашёптывает на ухо. Девочка машет головой, медленно подстраивается под музыку. Как настоящая испанская синёрита страстно размахивает ещё не доконца сформированными бёдрами под мелодию испанской песни. От отца передаётся ей. Танцующие пары с завистью наблюдают, это чуждо для них. Мужщина прерывает танец, целут лоб дочери; «гордость отца!» и уводит со сцены.

- Сумасшедщий! – голос женщины звучит ласково. С любовью смотрит на мужа опустошённого от нахлынувшей страсти.

- А ты жена сумасшедшего – жена сумасшедшего...

В баре еле нашли свободное место. Одной бутылкой шампанского, фруктами и шоколодом издатель за свой счёт разукрасил стол. Писатель изъявил протест, энергично сунул руку в карман, где ещё имелись остатки от гонорара книги, но издатель трату собственных денег закрепил таким аргументом, что оказывать ему сопротивление, не имело смысла.

- Сегодня моей жене исполнилось 38 лет. – с улыбкой посмотрел на жену.

- Ты же не обиделась, любимая, что я объявил твой возраст.

- Когда женщина имеет любящих мужа и дочь, для неё возраст не имеет значения.

У писателя затуманился разум, сердце сжимали клещами, позабытая боль закралась в душу «тридцать восемь лет, он же тоже...» - нежная мелодия одурманивает зал. Опусташённые бокалы и счастливое лицо женщины. Опять звучит шампанское. Тост за мужа и дочь, муж-тамада красноречивый; ценитель достоинств женщины, как жены и как матери. Дочь, любящая мать, но стремящаяся к отцу - застенчива. Льнёт к плечам отца, стыдливо, мало-помалу потягивает шампанское. Тайком устремляет взор на писателя; «как бы я подумала, что он такой молодой». Писатель, как всегда скупой на разговор, плохо знающий женский пол, но одарённый талантом воспринимать красоту. Смотрит прямо в лицо женщины, довольно бесстыдно «у этой женщины только ноги фантастические». Устал смотреть на счастливую семью. У них есть всё, а у него ничего. Дрожь прошла по телу. Почувствовал одиночество. Надоела брехня издателя, обессилел. Издатель догадался.

- Я утомил тебя, Арчил?

- Хорошо, что догадался. – жена остра на язык.

Повернулся к писателю:

- Что хочешь принеси, Арчил, всё напечатаю. Видишь как бездарные затопили страну, что пишут, о чём пишут сами не знают. Ты способный, или ты это и без меня знаешь аа...? – похлопал его по плечу. – Никаких творческих пауз, никакого противоборства с прошлым, жизнь это борьба, мой Арчил. И всё же чем ты себя содержишь?

- Гонораром, взятым два года назад.

- Но до каких пор его хватит?

- Здесь обещали вторично напечатать книгу, посмотрим, по-моему не обманут.

- Ты знаешь своё дело, но всегда надейся на меня.

Прикурил сигарету: «кент, или что-то вроде. Глубоко затянулся.

«Прочитал» ----, «----,» книгу? – он напомнил книгу, напечатанную год назад в его издательстве.

- Моё мнение об этом произведении и так наверно знаете.

- Знаю... приблизительно знаю, ты тоже, как моя жена, скажешь: если человек имеет нравственность, такую книгу не должен печатать, но может быть у меня нет большой претензии на нравственность, моё понятие о нравственности отличается от вашей. Скажи, почему я не должен был печатать, ведь не я его писал. Моя объязанность - напечатать произведение и довести его до читателя, дальше пусть сам читатель определит насколько оно приемлемо для него. Свою объязаность я выполнил, моя совесть чиста. В конце концов это является моим делом и этим содержу семью. Между прочим ты являешься моим открытием и этим я горжусь.

Молчание более длительное чем того требует этикет. О чём говорить ? Моя меланхолия передалась столу. Издателю надоело развлекать «неродивого» мужчину. С мольбой посмотрел на жену, женщина придвинула к себе пачку сигарет, зажгла и с тихим свистом выпустила дым через ноздри.

- Вы не курите? – задымила в лицо писателю. У мужчины перехватило дыхание. Никотин одурманил. Не только презирает, нет ненавидит, нет с ним творится что-то другое, им овладевает неописуемое чувство, если бы он мог уничтожить и мужчину и женщину, а может он сам бы исчез, ушёл бы, исчез где-то далеко...осилил себя, привлёк поводья мыслей, принял любезный вид.

- Благодарю не курю.

-Счастливый ты человек, - издатель оживился, предоставилась тема для разговора.-

Сохранишь и здоровье и финансы.

Опять затянулся, сдавил пепел в пепельницу, посмотрел на часы; так просто, с мольбой посмотрел на жену, женщина тоже устала; «надоедливый человек». Только девочка осматривает с восхищением «Эли...Эли... бедная Эли». Мать провела рукой по волосам девочки. Волосы завязанные, как конский волос, намотала на руку.

- Тико, не пойдём?

«Дай бог вам всех благ» с лёгкостью вздохнул муж. Девочка кивнула матери. Встали из-за стола. Вышли из бара. Прохладный ветерок, дувший с моря позволил чуть-чуть очнуться, иступлённым от жары, только чуть-чуть. Пожелали друг-другу сладких сновидений и приятного проведения отпуска. Счастливая семья направилась к гостинице. Писатель - к квартире, которую снимал.

Открыл дверь квартиры. Подул горячий пар. Зажёг свет. Оглядел запылённую комнату; пасмурное пространство, пустоту, пустоту и боль. Истощённое тело повалилось на диван. Раз, два, три; три, два, один;

Один...больше ни о чём не будет думать, отключит разум; один, два,три...тин, тон,тин, тон. Как была та мелодия ? гоо-гоо-гоо-але-леа-ле Я тоже буду петь, танцевать, наслаждаться жизнью, не дотронусь, не полистаю, не встану, нет, нет я сказал, нет, как ненормальный вскочил на ноги, подскочил к столу, достал из под книг, старательно спрятанную рукопись, провёл рукой, приласкал. Смысл его жизни, как же он соскучился! Раскрыл, буквы выскочили из слов, заплясали, слово стёрлось. Писатель протёр глаза, что это с ним, не может читать своё написанное? Вдруг буквы рассположились, слова расставились, выстроились как солдаты и составили предложения.

Отрывок из книги «Эли – одинокая госпажа»

Два замызганных, грязных мальчика жадно глазели на булочки с кремом, выставленные кое-где в витрине магазина и облизывали слюну, выступающую на губах. Булочки были хорошо поджарены, раздуты и упитаны кремом, чтобы голодные мальчики с прилипшими к бёдрам животами не удержались от соблазна. Продовец, который устал смотреть на пустые прилавки, занялся чтением газеты. Время от времени рукой отгонял мух, скопившихся над булочками. Голод уже научил ребят воровать. Утром они незаметно украли хлеб у продовца, поровну поделили и так набросились на свою долю, что видевщий их, мог подумать, что эти дети несколько дней ни клали в рот ни кусочка. Наполовину они были бы правы, еду они не ели с утра, а, что касается сытости они не наедались никогда, как помнят себя, доля их пайка и тоненький кусочек хлеба, которым их угощали в детдоме три раза в день, только снимал боль в животе, но не уталял голод. Булочка была, насколько вкусной на съедение (дети ещё помнили её вкус, на празднике 7 ноября повар по одной булке раздал всем), настолько оказалась и трудно украдимой. Если бы в магазин зашёл покупатель, у продовца, занятого торговлей с ним, легко было бы выкрасть две штуки (а то и больше). Запах, возбуждающий аппетит, затмевал разум

только у детей, прохожие равнодушно смотрели на булочки, выставленные в витринах, любопытно поглядывали на детей и обременённые своими проблемами, продолжали путь. Хотя бы один покупатель зашёл, хотя бы один, мечтали мальчики, и вот появилась она, тоненькая, воздушная с разбросанными на плечах волосами, соломенного цвета, голубоглазый ангел (так показалось мальчикам). Девочка вошла в магазин, мальчики последовали за ней, она купила несколько булочек (им показалось, что продовец завернул восемь штук), протянула три рубля. Продовец нагнулся под прилавок за сдачей. Мальчики улучшили время, схватили по одной и ...

- не крадите я Вам куплю!

Более высокий и смелый с недоверием посмотрел на девочку, пока продовец пришёл в себя, выскочил наружу. Девочка схватила худенького.

- Я куплю только не кради!

Напуганный мальчик смотрел, то на девочку, то на продовца, булочку прижимал к груди, лишь бы облизнуть крем вытекший из булки, а потом хоть пусть в детдом сдадут, это его не тревожило.

Продовец спокойно вернул сдачи девочке, схватил мальчика за шиворот.

- Если голоден, скажи по-мужски и дам, или ты думаешь воровать – это мужественно!?

Девочка не дотронулась до денег.

- Возьмите и за этих детей!

- Дяденька это мой товар, хочу продам, хочу подарю. Кушай мальчик и второй раз не воруй.

Девочка не выпускает мальчика. Ему кажется, что сам ангел ухватился за его рукав. Ноги подкосились, по всему тела прошла странная слабость, даже чувство голода потерял. Отделаться от этой нежной девочки ничего не стоит – один сильный взмах рукой и ...но он скован, зачарован, в нём взорвалось, до сих пор незнакое мужское самолюбие.

- Возьму деньги, ведь не сбежишь?

Мальчик уставился в пол, не подаёт голоса. Девочка отпустила руку, спрятала деньги в сумочку. Мальчик может убежать, свободен, ни девочка его не догонет, ни продовец, хотя почему его должны поймать, ведь булочку ему подарили, она - его, может сейчас же укусить, крем лизнуть языком, не накричат, не сдадут в милицию, но не может ступить ногой, прилип.

- Пойдём! – девочка опять вцепилась в рукав, мальчик последовал, слепо подчинился судьбе. Куда ведёт его добродетельница? Наверно в милицию. По телу пробежала дрожь, опять вернут его туда, откуда еле высвободился два дня тому назад. Его друг – всегда быстрее его, более ловкий и гибкий. Высвободил себя, и булочка досталась и свобода. А он? Интересно куда ведёт его эта девочка? Такая добрая, как она сдаст его в милицию. Может удастся спастись.

- Почему не ешь? – девочка остановилась и уставилась на булку, которую мальчик держал в руке, – ведь ты был голоден?

Мальчик молчит.

- Тебе стыдно?

Девочка достала из кулька одну булку и укусила.

- Ешь, очень вкусно.

Мальчик стоит не двигаясь. Не сводит глаз с изношенного носка ботас. Неожиданно девочка подтолкнула и запихнула его в подъезд. Мальчик не сопротивляется. Инстиктивно догадывается, что от милиции спасся, всё остальное для него безразлично. Эта маленькая девочка не может причинить ему вреда, а наоборот, кажется такой доброй, что ...

Дверь открыла молодая женщина (может и не была женщиной, только вид у неё был такой грозный, какой бывает только у замужних женщин: строгое и уставшее лицо. Мальчика втолкнули в комнату. Он почувствовал странный запах: жаренной картошки. В животе разгорелся огонь, голод даёт о себе знать. Его благодетельница что-то шепчет женщине. Обе смотрят в его сторону. Женщина слегка морщится, недоверчиво смотрит на мальчика и выходит на кухню. Мальчик чувствует только запах: приятный и аппетитный. Часто глотает слюну, которая собирается во рту.

- Иди сюда! – девочка машет рукой, иди сюда, садись за стол!

Еле поволок ноги, на стул не сел а рухнул, вновь пристально разглядывает носок ботас с отвалившейся подошвой. Картофельный пар потянулся к носу. В ноздрях приятно пощекотало. Еле оторвался от ботас и уставился на стол. Картофель в большой миске поставили прямо перед его носом. Булочки красиво разложили на тарелке. Когда успели накрыть на стол? Чистосердечно удивился мальчик. Девочка погладила его по голове.

- Булочку положи на стол, никто не отнимет. Сначала ешь картошку.

Сама положила ему. Она тоже была голодна. Девочка и мальчик с аппетитом жевали, а женщина качалась в качалке, с любопытством рассматривала мальчика, жадно набросившегося на еду. Что понравилось ей в этом замызганном мальчике, и где она находит этих бродяг – пробурчала про себя. Мальчик не слышал. Девочка же запила водой, застрявший в горле кусок, но ничего не ответила.

- Принеси чай! – женщина поднялась без слов. Мальчик посмотрел в след. Оказывается вовсе не была она женщиной (в мальчике просыпался мужчина: уже мог он отличать женщину от девочки). В жизни не видел таких красивых волос – чёрные как смоль и томные глаза, как у цыганки, порождающие страсть и сверкающие огнём. Как раз этот огонь напугал его. Перевёл взгляд на девочку. Как отличалась её красота от красоты этой женщины: спокойствие и огонь, небо и земля. Женщина и себе налила чай. Откусила булку:

- ой как вкусно, правда стоило его воровать.

- хорошо, замолчи – девочка перевела взгляд на мальчика. Мальчик не понял насмешки, и как должен был понять, ведь насмешка для него стала ежедневным атрибутом, человеческое отношение было для него чуждым. Сидел он сейчас среди двух прекрасных женщин и не мог догадаться, почему относились к нему так тепло, почему кормили, почему впустили в дом сироту, бездомного, голодного мальчика. Укусил желанную булку и запил чаем. Оказывается правда вкусная! Женщина не врала. Так энергично запихал в челюсть, что крем капнул на стол, девочка положила ему на тарелку вторую.

- Ешь хорошо, не стесняйся.

Мальчик не заставляет упрашивать, энергичным движением челюстей исчезла и вторая. Правда наелся до сыта, прислонился к спинке стула, улыбнулся без причины. Девочка спросила имя.

= Дачи.

- Сколько тебе лет Дачи?

- Пятнадцать.

Женщины удивлённо посмотрели друг на друга.

-Где ты жил, там тебя не кормили, или ты не воспринимал еду? – женщина опять укусила мальчика.