Деревцо, взгляд 2. 0

/ Жизнь как фикус /


Утро, обречённое на тоску. Начало восьмого… В воздухе весит липкая влага, которую колышет из стороны в сторону тревожащий ветерок. — Толи густой туман, толи паутинный дождь? Как пробирает до отчаяния одиночество в мегаполисе! Безысходность, особенно остро — до самых глубин сознания, пронзает на улице, которая никогда не бывает пустой, где каждый должен быть счастливым, по определению. Напротив меня через Невский проспект — дом № 74.* На самом краю крыши его левого эркера качается небольшое деревцо, не разглядеть, возможно — тополёк…

Дикая случайность заставила его выживать на карнизе. Зацепившись за последнюю возможность, росток дерзает существовать в нашем безжалостном мире. Каким чудом держится он в одиночестве на худосочной нитке неотвратимого рока, хватаясь короткими корнями за тонюсенький слой, занесённой годами почвы? Атропа** — злая дочь Ночи уже раскрыла над ним свои незримые ножницы…

Нет будущего у того, кто оказался загнанным к последнему краю! Но как же гордо дерево взирает на нас с высоты своей безнадёжной стойкости. Какой урок мужества! Как роптать, видя такое, на собственную судьбу. Пишу танку — всё, что могу, ронину «тополиной небесной рощи». Закрываю крышку ноутбука.

… Безразличная дочь Ночи — Клото не перестаёт прясть мою жизнь, вытягивая нити из Пустоты мироздания. И преподносит мне ещё один урок. Открываю крышку ноутбука.

Новое утро. Начало восьмого… Непослушные ветры Балтики разорвали серую мешковину облаков, встряхнули и вывернули небо наизнанку — обозначилась его глубокая синь. Разогнали и тоску, разлитую по артериям и венам Северного Вавилона — проспектам, улицам, переулкам и неожиданным тупикам. Напротив меня через Невский, все тот же, — дом № 74.

На знакомом эркере все та же картина: чахлые ветки колышутся в такт дыхания Финского залива. Но свежий взгляд принёс неприятное открытие — выступ за фасад венчала не плоская крыша, но — балкон! С невысокой сплошной загородкой. Дверь на него распахнула женщина, показалась на секунды из квартиры наружу, и доказала несостоятельность моей «тополиной» теории. Очевидность крепко щёлкнула меня по носу — над карнизом не деревце, а какое-то декоративное растение!

В благородном порыве захотелось написать что-то щемящее и о нем: де злодейка-хозяйка выставила бедолагу на улицу, а он страдает без заботы, ласки и любви… Но мозг вовремя включил безотказный научный метод — нужно подняться в квартиру выяснить кто там проживает, почему бедный фикус оказался на балконе, и вообще, сколько азота в его кадушке? И только затем, со знанием всей подноготной, творить «печальную повесть» о превратности людской доли.

Дабы не пасть жертвой очередной некомпетентности, можно дождаться и взгляда 3.0. Вдруг окажется, что растение вернули в комнату, и холят, и лелеют до невозможности…

Где она — подлинная правда жизни?! Реальность, данная нам в ощущениях? В чем суть наших клубков эмоций, ловко спутанных Лахесой — доброй дочерью Ночи? Каждый это узнает сам, когда пройдёт безвозвратное время — длинный день сменит вспышка тьмы, пазлы разбитой судьбы опять займут своё место, и ни чего не возможно будет сложить заново. Мойры ласково возьмут под руки и вернут заблудившегося «тополиного» ронина на родимый балкон. Закрываю крышку…


13 сентября — 31 октября 2017, Санкт-Петербург


Комментарий автора:

* В 1843-1850 годах в этом доме находился ресторан, которым владел действительный статский советник Густав Васильевич Лерхе (его сын Герман — томский губернатор прославился в 1865 году «Делом о сибирских сепаратистах»). Возможно, именно в этом заведении (Лерхе имел в столице пару-тройку ресторанов) регулярно откушивал и играл на бильярде известный поэт Некрасов.

Кончаю, скромен, тих,
У Лерхе в ресторации
Остаток дней моих,
Из службы в биллиардную
Прямехонько иду,
Игру там не азартную,
Но скромную веду.
Там члены все отличные,
Хохочут и острят,
Истории различные
Друг другу говорят.
Никто там не заносится,
Играем чередой,
И гений Тюри носится
Над каждой головой...

(Николай Некрасов, 11 часть поэмы «Говорун», 1845)

В 1877 году это здание на Невском проспекте купил ростовский купец 1-й гильдии Алексей Леонтьевич Кекин (1838-1897), ранее ставший собственником соседнего углового дома № 76. По проекту архитектора Василия Михайловича Некоры изначальные трёхэтажные дома надстроили до пяти этажей, оборудовав их эркерами и балконами. Общий участок включал несколько корпусов и три взаимосвязанных «колодца». В помещениях доходного дома Кекина № 74, помимо квартир, располагались: банкирская контора «А.А. Алфёров», типография «В.М. Эрикс», издательское товарищество «Копейка», которое выпускало сатирическую газету по цене одна копейка. В 1970-90 годах в главном здании работали закусочная «Блины» и объект общепита «Застолье», сейчас — ночной бар и ресторан китайской кухни.

** Считалось, что своя Мойра (Доля) есть у каждого человека. С развитием олимпийского пантеона число мойр свелось к трём сёстрам: Клото (Пряха) — прядущая нить жизни, Лахеса (Судьба) — направляющая судьбу и Атропа (Неотвратимая) — перерезающая нить, определяющая дату смерти. Первая олицетворяет неуклонное действие судьбы, вторая — её случайности, третья — неотвратимость её решений.