Красное перо попугая. Пролог

               

Однажды летом в час, то ли поздних сумерек, то ли ранней  ночи, царила невероятная жара.  За окном раскалённые крыши тонули в сизой мгле, цепочка светящихся облаков падала за Неву, а в маленькой каморке старого дома можно было задохнуться.
Первым не выдержал  сиамский кот. Сначала он долго бродил, затем прыгнул на подоконник, оглянулся, громко мяукнул и исчез. Чёрный прямоугольник окна проглотил  синеглазого Ваську так же, как чёрная дыра голубую звезду или чёрный квадрат круг солнца.   
Дряхлый рояль с  желтыми от старости  клавишами  из настоящей слоновой кости и красивой надписью готическим шрифтом «St.Petersburg» обычно звучал прекрасно, но сегодня тоже дребезжал и ворчал: 
- Ей не на рояле играть, а на сковороде. Гершвин!  Да разве это музыка? Вот Шопен …
 Шопен!  Кто может быть лучше, кто ближе душе мечтательной и страстной! Когда потрясающая музыка звучит переливчатой струёй гармонического лада, и пронзительная, щемящая грусть непролившихся слёз, вдруг встаёт перед тобой  в прекрасном облике несбывшегося.
Так измученный путник, мечтающий о придорожном кабаке, испытывает потрясение при виде сказочного Нойшванштайна, этого волшебного лебедя Риделя и Людвига Безумного.  Чьи  островерхие башни с бойницами и арочными балконами  парят высоко в горах среди заснеженных скал и зелёных альпийских долин.  Где романский, готический и византийский стили сливаются в одну неповторимую мелодию Вагнера!
  Но сегодня не удалось раствориться в любимом Шопене. Поэтому, бросив мучить рояль, я  отправилась вслед за Васькой. Правда, не через окно, а через дверь.
Во дворе, под одиноким  тополем, спряталась  скамейка. Села, дышать стало легче, но   темнота, тишина и непонятные шорохи давили и притупляя сознание. Трехэтажный кирпичный особняк, построенный в конце позапрошлого века,  утопал в темноте. Тусклый свет, с трудом пробиваясь сквозь паутину и пыль на лампочке, освещал  только лестницу чёрного входа, а расплывшееся пятно луны – крышу. 
 Вскоре ночь и усталость сделали своё дело: луна вдруг стала расти, стены  дома поплыли, незаметно я задремала.
Внезапно зыбкую тишину двора нарушили посторонние звуки.
- Как ты думаешь, где эта мышь бегает по ночам? Даже двери не закрыла.
Послышался смачный плевок.
- Наверное, ворует сыр у тебя на складе.
- Это она-то? Такие не воруют. Она ж не серая мышь, а белая. Помнишь, у  Райкина: « В греческом зале, в греческом зале….» Это про неё.
 - А почему мышь?
- Потому что работает в библиотеке,  всегда в каком-то белом балахоне, на голове  ни пойми что, на ногах калоши без каблуков. Не девка - чучело. Взглянуть не на что.
Я открыла глаза и увидела  тени: длинную и короткую.  Кто-то курил у бетонной стены.
- Ты рассуждаешь, как баба.  Я, между прочим, тоже её видел. Красивая девчонка, если подкормить, да приодеть. Только ростиком  мала. Не мышь - мышонок. Ну, да ладно. Всё-равно  ничего не нашли.
- Неважно. Завтра эта мышь сама  всё выложит, либо окажется на улице вместе с книжками и роялем.
Тени замолчали, продолжая курить.      
Наконец, загасив окурок носком ботинка, длинная тень сообщила:
- Вчера Лаура прислала факс. «Северную звезду» скоро спустят на воду и нужно торопиться.
- Боюсь, будут проблемы с оружием.
- Не будут. Я договорился. Спрячем в Норвегии, во фьордах. Ищи-свищи его там.
 И опять пауза.
Может быть  кого-то опасность и парализует, а меня мобилизует. Не дожидаясь  разоблачения, я рванула к дому и, взлетев по чёрной лестнице на третий этаж, захлопнула  дверь.  Подбежав к окну, увидела, как в бледном свете луны, мелькнули, заворачивая за угол, кривые  тени. Немного отдышавшись, огляделась. На полу в беспорядке валялись бумаги, ноты, книги,  посуда. Господи, кто они?  Что искали? 
А в то же самое утро…
               
               
                «Северная звезда»


 В то утро со стапелей судостроительной верфи Лусс в Бремене, старинном немецком городе, раскинувшемся на обоих берегах реки Везер, спускали на воду только что построенную  яхту. Несмотря на ранний час, за ходом работ наблюдала  большая толпа зевак, из числа которых, выделялся  высокий, хорошо одетый, худощавый господин средних лет.  Легкий акцент выдавал в нем британца. Это был инженер Роберт Бартон.
 Он глядел на яхту, казалось, никого вокруг не замечая. Пока шли приготовления,   нетерпеливо  переходил с одного места на другое, стараясь как можно лучше её рассмотреть, что-то бормотал, и всем своим  поведением обращал на себя внимание  присутствующих.
- Да, абсолютно такая! Удивительные пропорции и изумительная чистота линий!  Ей нет равных.
Наконец, яхта легко коснулась воды, и на корме золотом вспыхнула надпись ”Северная звезда”.
Все, кто видел это чудо, замерли в  восхищении!
Двухпалубная яхта была похожа на небольшой белоснежный айсберг, освещённый изнутри. Светилось всё: и бортовые огни, и вся обшивка, изготовленная по новейшей технологии. Трепетные радужные блики искрились и переливались под лучами солнца, напоминая северное сияние. Удобство, изящность и красота  палуб поражали воображение.  Лёгкий, словно парящий над водой, корпус и причудливая, похожая на огранку бриллианта форма кают, довершали впечатление.
-Боже, как хороша! - громко воскликнула  в узкой майке с короткой юбкой, но уже явно немолодая и довольно грузная немка. Она вытащила из пухлой белой сумки морской бинокль и долго разглядывала яхту, громко комментируя всё, что видела.
- Эх, с такой хоть на край света, -  вздохнул стоящий рядом, тощий  и лысый господин.  Пока фрау разглядывала яхту, он не сводил глаз с хорошенькой блондинки, которая подчёркнуто одиноко скучала неподалёку.
Фраза прозвучала двусмысленно и блондинка улыбнулась.
Дама оторвалась от бинокля, и, бросив на неё неласковый взгляд, быстро оценила ситуацию.  Подхватив лысого и ткнув ему под нос кулак,  она живо переменила диспозицию.  Блондинка, изобразив безразличие, опять заскучала. Но ненадолго.
Внезапно к перилам набережной подкатили четыре чёрных джипа и внимание блондинки и праздной толпы переключилось на них. А зрелище и впрямь предстояло необычное!
 Из первого джипа  выскочили люди, похожие на кин-конгов и одетые во всё чёрное, несмотря на жару. Следом из второго вылез носатый и широкоплечий  мужчина в огромном сомбреро с красным пером, красных  трусах на пивном животе и потёртых кроссовках на босу ногу. Но самый главный сюрприз для чинных европейских обывателей находился  в последних двух. Именно оттуда со смехом и визгом, вывалилась на мостовую тринадцать едва одетых красоток, которые, ругаясь и толкаясь, пытались занять место поближе к «сомбреро»,  но тот их не замечал. Вальяжной походкой сытого медведя, покидающего малинник,  он двинулся к инженеру.
- Это что за клоун?- недовольно процедила фрау, немедленно переведя бинокль в сторону «сомбреро». Она не любила, если кто-то, кроме неё, оказывался в центре внимания. Понятно, что и вопрос был задан не для того, чтобы получить ответ. 
Однако невзрачный  парень в модных очках и зажатой под мышкой папкой с документами, принял его за чистую монету. Восхищённо разглядывая  девчонок, словно слетевших с обложек глянцевых журналов, он неожиданно сообщил:
- Русский олигарх, фрау Магда. Он недавно прилетел из Венесуэлы и заходил пару раз к нам в офис.
- Олигарх в драных кроссовках? Не смеши мои калоши, Курт.
- Тем не менее это так, фрау Магда. Он оформлял у нас документы. Я давно заметил, что эти русские  странный народ.  Даже олигархи.
Пока толпа обсуждала происшествие, олигарх, переговорив с инженером и, даже не взглянув в сторону яхты и толпы, сел в бронепоезд, загрузил «кин-конгов» и девиц и умчался куда-то по пустынной утренней набережной.  Вскоре уехал и британец, разбив о борт бутылку шампанского. Остальные заспешили в многочисленные кафе, поскольку неповторимый запах  бременской набережной, запах ванильного шоколада из  расположенных неподалёку шоколадных фабрик, не оставлял никаких шансов забыть о еде.
   Но был ещё человек, который с глубоким интересом наблюдал за происходящим.  Крепкий широкоплечий мужчина, высокого роста  не слышал разговора Курта и Магды, поэтому, также как и вся толпа,  принял олигарха за Жерара Депардье, на которого тот был удивительно похож. Не дожидаясь окончания церемонии, он направился в  старый район Шноор, в котором в прошлые века жили моряки, ремесленники и докеры. Его путь лежал мимо антикварных магазинчиков, ресторанов, мастерских и сувенирных лавок, а также мимо готической францисканской церкви с фронтоном и нишами-арками.
 Отыскав пивную, обстановка которой не изменилась со времён парусников, он подумал немного и открыл дверь. 
В это же самое время со стороны Рыночной площади, где тянется к небесам  собор Св. Петра, к пивной шли двое: мужчина и женщина.   
Миновав великолепное здание городской ратуши с ренессансным фасадом, созданным в шестнадцатом веке, они прошли по знаменитой Бехтерштрассе: улице, где в давние времена делали бочки. Она состояла из семи домов, как из семи нот и каждый дом имел своё неповторимое название и звучание. Затем через мост Кайзербрюкке парочка попала в Шноор и вскоре оказалась в пивной  за столиком, где лицом к двери, сидел тот самый здоровяк с красными, оттопыренными ушами и наивным доверчивым взглядом голубых глаз.  Он то и дело бросал в сторону бармена красноречивые взгляды, которые говорили о страстном желании выпить.
Подсевший к нему мужчина был тоже высоким, но тощим, с длинной петушиной шеей  и торчащими непослушными мальчишескими вихрами. Его, выступающий вперёд, квадратный подбородок выдавал известную долю упрямства и постоянное стремление к лидерству.
  Первой заговорила  женщина: хрупкая шатенка почти бальзаковского возраста с умным взглядом широко распахнутых, синих глаз. Разговор шёл на русском.
- Ну, Лопух, ты видел яхту?
- Да, Лаура, только что.
- Она похожа  на бриллиант?
- Более чем похожа! И тянет на триста миллионов тугриков, то бишь зелёных!
Услышав про деньги, женщина оживилась. Она улыбнулась, и лицо её порозовело.
- Как ты думаешь, можно ли потом её продать?
- Не знаю, эксклюзивная вещь, разве что несколько человек в мире могут её купить,- с тихой нежностью ответил Лопух.
- Довольно трепаться, - грубо прервал его вихрастый,- нам нужно выполнить приказ, если не хотим болтаться рядышком на рее! Что будем делать?
- А это ты спроси у Чернышевского,- съязвил Лопух, которому не понравилось, что его перебили и, вдобавок, корчат из себя начальника.- Какая рея, Столб, окстись! Ты, что, в восемнадцатом веке  что ли?
- Рея не рея, а башку, особенно такую глупую, как твоя, Зверь свернёт запросто, -недовольно буркнул Столб.
-Это у кого башка?- привстал Лопух, заводясь с пол-оборота.
Вопреки своей наружности он обладал вспыльчивым, нервным характером, огромной физической силой и мощными  кулаками, которые  любил пускать в ход после принятия хотя бы даже малой дозы алкоголя.
- У кого башка?- с угрозой в голосе переспросил Лопух.
Пока Столб соображал, что бы ему ответить, в разговор вмешалась Лаура.
- Ну, будет вам. Всё. Хватит. На нас уже смотрят. Вы что не знаете немцев? Сейчас здесь будет полиция. Столб, ты что, давно в тюрьме не был? И  ты тоже, Лопух, убери свои кулачищи, прибереги на будущее. А будете драться, тогда я пожалуюсь Зверю. Сами знаете, что тогда будет.
- Да уж,- примирительно сказал Столб, слегка поёжившись.
Ему припомнилось, как пять лет назад он затеял драку в гамбургском порту, и Зверю  пришлось приложить немало сил и денег, задействовать все  связи, чтобы выцарапать  его из тюрьмы. А потом отделал его так, что до сих пор бок побаливает.
   - Ладно, Лопух, мы потом с тобой разберёмся. А сейчас, давайте о деле.
Лопух с явным неудовольствием опустился  на стул и опять посмотрел на бармена.
- Я предлагаю вот что,- шепнула  Лаура, оглядевшись  по сторонам.
Дальше они уже тихо и мирно что-то обсуждали и, наконец, выпив по огромной кружке вкуснейшего пива, и съев по порции традиционных  сосисок с капустой, разошлись по своим делам.