Когда-то в стране Калевалы

"АКТИВНЫЙ ОТДЫХ" СОВЕТСКИХ ИНТЕЛЛИГЕНТОВ

В семидесятые годы прошлого века в среде «неостепенённой» научной интеллигенции (инженерно-технических работников) из-за хронического безденежья для поправки своего бюджета было популярным во время своих летних отпусков, прихватив ещё недельку, (а то и больше за свой счёт - кто как сумеет договориться с начальством), сколотив небольшие артели, отправляться на заработки.

Самые продвинутые (у кого были связи в Министерстве Геологии) ехали в Сибирь и мыли золото, другие же, собирали кедровые шишки и сдавали на приёмные пункты, третьи отправлялись на север лес валить, четвёртые отправлялись на сбор «аварийной древесины» в числе которых я и был. Наша бригада была укомплектована почти вся работниками вычислительного центра института ВНИИГиМ, инженерами компьтерщиками. Один из них не смог поехать в последний момент и мне (инженеру-гидротехнику из Минсельхоза – 150 руб. в месяц, в конце года премия 25 руб., с записью в трудовой книжке) предложили его заменить. Я, не долго думая, согласился.
Ещё зимой, главный инициатор «активного проведения отпуска» (и наш бригадир) ездил в Кандалакшу (Карелия) в местный Зеленоборский леспромхоз договариваться о работе по сбору «аварийной древесины», разбросанной по берегам многочисленных озёр, а где и затопленных штабелей леса, не вывезенных ещё в зимний период по льду местными лесозаготовителями. В плане работ леспромхоза «сбор аварийной древесины» выделялся отдельной строкой и ежегодно выделялась энная сумма денег, но желающих выполнять эту работу среди местного населения не находилось каждый год.
Наступило долгожданное лето. Наша бригада из семи человек (обычно в бригаде людей должно быть не больше семи – проверенное число многими поколениями шабашниками – оптимальное количество по части совместимости  характеров) села в поезд Москва-Мурманск и прибыла в Кандалакшу. К нашему приезду уже был готов жилой домик из горбыля, с двумя маленькими оконцами, и дверью, в середине его стояла чугунная двухсекционная печка. Сам домик находился на солидном, из двух слоёв брёвен, плоту, причаленный в Кандалакшском заливе к берегу.

Первый день ушёл у нас на получение спецовок, сапог, топоров, багров, двуручных пил, бензопил «Дружба», горючего, средств от комаров – на складе, и продуктов питания: разных круп, макарон, хлеба, муки, масла растительного, сахара, соли, сгущёнки, тушёнки, разных банок с солянками, специй, примерно дней на двадцать – в магазине леспромхоза. В местном поселковом магазине всех этих продуктов в те годы, естественно, не было.
Позднее, кого-то из нашей бригады отвезут за продуктами, на остальные двадцать дней работы в ближайший посёлок, в котором будет магазин леспромхоза. Купили мы и несколько бутылок водки - не для себя, на всякий случай, для встреч и контактов с кем-либо в непредсказуемой глуши.   Сами для себя мы определили режим сухого закона на время работы в леспромхозе (исключение было сделано для бригадира, если этого требовали обстоятельства контактов с вышестоящим начальством).

К вечеру всё уже было готово к отправке к месту нашего базирования, на северо-северо запад от Кандалакши через громадное Ковдозеро, потом через пролив в другие соседние озёра, соединённые между собой тоже проливами и расположенные уже за полярным кругом (что давало право работающим там на полярный коэффициент к зарплате), где нам предстояло собрать большой плот из брёвен, дай бог памяти, на 2400 кубов.
Для будущего плота к нашему плавучему домику прицепили «оплотник» - плавучее полукольцо (пока пустое) из скреплённых между собой массивными цепями длинных брёвен (метров шесть каждое), которое за время нашей работы следовало наполнить найденными по берегам озёр выброшенными ветром и штормами брёвнами и спиленным, но по каким-то причинам брошенным там лесом.

Во время наших сборов в леспромхозе нам встретилась ещё одна бригада из Москвы, приехавшая после нас – совсем молодые, почти мальчишки, вероятнее всего студенты, которые приехали, как и мы на сбор аварийной древесины. Им достался уже более сложный по метеусловиям участок, не внутренний озёрный (как у нас), а внешний морской (острова и побережье Белого моря). Было видно, что они сильно волновались, но хорохорились и держались молодцами.

Уже в наступающих сумерках нам дали большой моток манильского каната, для привязывания набитых брёвнами отдельных частей «оплотника» и самого нашего жилого плотика к большим деревьям на берегу, чтобы их не унесло ветром.
Потом прицепили наш плавучий домик к большому буксиру, который, сильно затарахтев,  потащил нас по водной трассе, освещаемый редкими бакенами.

Мы, утомившись за день, наконец, легли спать свои кровати в нашем плавучем домике. Проснувшись, мы выглянули в окна, было раннее утро – вокруг растиралась с тонким слоем тумана над поверхностью водная гладь, солнце было у самого горизонта. Монотонно тарахтел двигатель буксира, на его палубе никого не было – леспромхозовское начальство, которое решило нас проводить до места нашей первой стоянки (их было двое) пока ещё спало.
 Передняя часть нашего плота была слегка погружена в воду тросом тянущего  нас буксира, но в домике было сухо. Мы выбрались на противоположный сухой, сухой край плота и аккуратно уселись там. За нами плыли прицеплённые к нашему плоту «оплотник» и две лодки. Под нами (буквально у самых ног) многие метры громадного холодного озера, с левой стороны виднелся берег, поросший мелколесьем.

Вдоль нашего водного пути, уже реже (лишь на характерных участках) попадались бакены, отмечавшие безопасный для водного транспорта путь, чтобы не напороться на мели, которые образовались в результате последнего подъёма уровня Ковдозера новой подпорной плотиной, что позволяло леспромхозу добираться до самых последних ещё не тронутых топором хвойных корабельных лесов водным путём. Предварительно, весь лес, попадающий под затопление, должны были вырубить, но естественно, в первую очередь вырубили товарный лес, а отдельные участки с нетоварным  лесом «забыли» вырубить, которые ушли под воду (о чём будет речь дальше).

На место нашей первой стоянки мы прибыли во второй половине дня, низкое северное солнце уже шло к закату, нас причалили к берегу и отцепили от буксира. Мы получили последние инструкции и необходимые сведения о том, куда нас привезли и когда к нам прибудет катер, меньших габаритов, для нашей очередной передислокации на другие заваленные брёвнами берега, а также для транспортировки кого-либо из нас в ближайший карельский посёлок в леспромхозовский продуктовый магазин, и буксир налегке отбыл обратно в Кандалакшу.
Привязав наш плот и «оплотник» манильским канатом к большим деревьям, мы окончательно сошли на берег. Привезли нас как раз в одно из мест скопления брошенного леса, которого валялось множество по всему берегу по обе стороны от нашего домика.

Солнце было у самого горизонта (в этом месте оно вообще не заходило за горизонт), мы немного погуляли, не уходя далеко от домика, изучая свою новую «малую родину», и работу решили отложить на завтра - все вытащили свои удочки и пошли копать червей, потом дружно разошлись по берегу. Было необычно тихо, ветер стих, природа спала, несмотря на белые ночи (мы были уже за полярным кругом). Было уже за полночь, но можно было читать книгу, так было светло.
Всё нам было в  диковинку и нам не верилось в реальность всего происходящего. Первая рыбалка (первый блин) была безрезультатной, но мы были уверены, что всё ещё впереди.

Договорившись о раннем подъёме (будильник поставили на пять утра, так что на сон нам оставалось чуть-чуть), мы улеглись уже во второй раз за время нашего пребывания на покрытой легендами земле «Калевалы». Бригадиром было выдвинуто предложение: еду для всех будем готовить по очереди, без освобождения от работы.
В дальнейшем, на меня была возложена дополнительная ежедневная обязанность, вне зависимости от  поварской очереди, вечерняя жарка грибов (их росло вокруг большое количество) на двух сковородах по большой просьбе всего коллектива (который их собирал и дружно чистил) – у меня это получалось очень вкусно.
Другой наш инженерно-технический работник с большим удовольствием и почти ежедневно дополнительно к основной пище, жарил  «эклеры» (кусочки щук без костей окунались в жидкое тесто и бросались в горячее кипящее масло на сковородке) – это блюдо у него получалось особенно вкусным.

Работа была очень тяжёлой, работали баграми, топорами (обрубая многочисленные сучья), когда пилили длинные хлысты в ледяной воде пилами «Дружба», тогда опилки летели вперемешку с водой длинной сверкающей и радужной на солнце струёй, как из хорошего фонтана. Хотя мы были в резиновых выше колен сапогах и в хороших портянках – ногам было холодно. Работали без перерыва на обед и весь основной световой день, в условиях отсутствия ночи (как таковой), солнце за горизонт не заходило, а подойдя к нему, некоторое время шло вдоль горизонта, после чего шло к заполярному невысокому зениту.

Так называемая «ночь» нами определялась по внешним природным признакам: волны на озере и ветер прекращались, природа явно засыпала, не шевелились даже листики на берёзках (больших хвойных деревьев уже не было – всё было тут когда-то вырублено). С началом подъёма солнца, на озере начиналось лёгкое волнение в виде ряби и лёгкий ветерок начинал будить находившую в ней живность и всю окружающую растительность.
Были случаи, когда мы, собрав всю древесину поблизости выброшенную волнами на  берег, а небольшого буксира  - «водомёта» из Кандалакши по каким-то причинам не было и, чтобы не терять драгоценное время, вынуждены были отправляться за «нашими» брёвнами на лодках (нагруженных топорами, баграми и двумя бензопилами), на другую сторону глубокого и очень длинного озера (образованного при затоплении речной поймы), буксируя туда  часть «оплотника», за новой порцией «аварийной древесины». Конечно, мы теряли время, гребя вёслами (от получаса до часа), но простоев не должно было быть, кубометры надо было делать, иначе запланированных нами денег не видать.

Наш плот с аварийным лесом на другую стоянку мог перетащить лишь «водомёт»,  представлявший из себя небольшой бронированный катер с уютной и водонепроницаемой каютой под его палубой и водомётным двигателем, защищённым снизу броневым листом (выпускались на закрытых, номерных заводах) от неожиданных  встреч с полупогружёнными одиночными брёвнами, который мог мчаться поверху  больших плотов без какого-либо существенного ущерба для себя. Его капитаном (и единственной командой) был весёлый, голубоглазый карел, отличный рассказчик, знавший почти всё о своём заповедном крае, большой знаток и ценитель корабельной техники, влюблённый в свой «водомёт», как в женщину, до самозабвения. Единственным недостатком его (по его личному признанию) было, по временам, излишнее пристрастие к спиртным напиткам (из-за чего его жена уехала от него в Питер).

Как говорилось выше, работа наша была физически тяжёлой и от боли в мышцах в конце дня я буквально не мог сразу уснуть, и утром, чтобы вновь обрести физическое равновесие, я вызывался быть гребцом (при переправах на другой берег озера) и таким образом боль из мышц у меня постепенно уходила. Когда я грёб вёслами, то сидящий сзади в это время травил леску с блесной, и за время плавания на другой берег и обратно, четыре-пять щук (длиной от 30 до 50 см) уже было нам на ужин, в этом озере мы ловили их даже на зимнюю блесну. И это помимо дежурной еды из круп и макарон с тушёнкой и моих жаренных грибов, что очень помогало нам быстро восстанавливать потраченные за рабочий день свои силы. Варили мы и супы, когда в леспромхозовском магазине нам удавалось достать какого-нибудь свежего мяса.
Много интересного было за время нашего пребывания в местах, где долгое время не ступала нога человека: видели заброшенные древние становища карелов, заросшие сорняками маленькие аккуратненькие поля, оконтуренные по краям камнями, собранными с их полей. Я видел ещё  сохранившиеся крытые сверху ветками деревьев маленькие гавани, внутрь которых они завозили на своих лодках скошенное сено, конструкция которых была составной частью уже пришедших в негодность их жилищ, разрушенных временем и дикими животными; там же видел остатки  лодок долблёнок, и другие следы их хозяйственной деятельности за многовековое их пребывания на этой древней земле «Калевалы».

Однажды, нам встретилась, при одной нашей перебазировке на новое место, артель рыбаков (для которых «закон-тайга» далеко не пустое слово), приехавших сюда по контракту со всей страны Союза в надежде хорошо заработать. Чтобы их не обидеть, мы приплыли к ним в гости – в качестве презента взяв с собой бутылку «родимой», но пили с ними только чай, которым они нас радушно угощали. Его – индийского (со слоном), тогда очень редкого и дефицитного в советские времена чая, у них было полный картонный ящик и они этим по-детски хвастались.

Иногда в поисках «аварийной древесины» мы попадали в те места озёр, где наша лодка проплывала над большим массивом затопленного леса. Приходилось искусно грести вёслами, лавируя между торчащими из воды верхушками, уходящих в глубину стоявших вертикально не товарных (и потому не спиленных) деревьев.
Жуткая, до невероятности, картина: прозрачная сверху вода постепенно переходящая в мрачную темноту, где далеко внизу, по злой воле людей, в глубине под нами раскинулся сказочный и заколдованный (будто проклятый), бывший когда-то живым лес. Сколько мы не вглядывались в глубину, надеясь увидеть там хоть что-нибудь живое среди голых ветвей подводного леса, но так ничего и не увидели.

Когда мы рассказали нашим новым знакомым рыбакам про нашу встречу с таким подводным  лесом, то они сказали, что там вода мёртвая из-за дубильных веществ, которые за многие годы выделились из коры затопленных деревьев, и поэтому в этой части озера рыбы нет (и не может быть).
Попадались нам по берегам и затопленные брошенные штабеля леса, привезённые лесовозами по «зимникам» из дальних вырубок леспромхоза на лёд озера в прошлые зимы и не вывезенные  во время, а летом ушедшие под воду (и теперь частично возвышавшиеся из неё).
Их тоже мы «разгребали» в ледяной воде вручную баграми, временами пуская в ход бензопилы, то и дело рискуя поскользнуться на скользких (от долгого нахождения их в воде) брёвнах и неожиданно оказаться под ними.

И вот, наконец, пришло время, когда приданный нам большой «оплотник», рассчитанный ровно на 2400 кубов, был полностью наполнен брёвнами и находился невдалеке от нашего плавучего домика, приятно согревая наши души. Работа была, слава богу, закончена. Этим самым мы доказали Зеленоборскому леспромхозовскому начальству (но и себе тоже), что люди умственного труда (интеллигенция) сделали эти кубы леса, именно столько, сколько было намечено и записано в договоре, и работала не хуже, а даже и много лучше местных работяг, которые ни за какие коврижки не согласились бы выполнять такую тяжелейшую работу, на разбросанной по разным непредсказуемым и диким местам озёрной территории.

Некоторые  работники леспромхоза в разговоре с нами откровенно сомневались в нашем успехе, говоря, что даже местные опытные работяги не взялись бы за  такую тяжелейшую работу, как сбор «аварийной древесины», не обеспеченную заранее необходимым для приличного заработка объёмом древесины, к тому же на громадной и практически недоступной для самого леспромхоза территории.

Теперь мы, с чувством полного удовлетворения, ждали прихода большого буксира, который смог бы тянуть наш громадный плот в 2400 кубов (и наш домик в   придачу), и, как в первый день приезда, опять накопав червей, разбрелись по берегу со своими удочками.
За время нашего пребывания в заповедных и мало доступных простым смертным «глухих» озёрных местах, которые мы, по мере своих сил, очищали от хаотически разбросанным по их заповедным берегам уродующих их девственную красоту бесхозных брёвен, каждый из нас насушил по небольшому мешку первоклассных грибов. Сушили их на нитках  протянутых под потолком внутри домика вокруг печной трубы.

Как было сказано выше, все сорок дней, которые мы там были, у нас был сухой закон. Водка была в ящике с продуктами, но лишь для деловых контактов или же в качестве бартера. За это время ни у кого из нас не было ни разу потребности в «зелёном змее». Работа настолько нас выматывала, что не было никакого желания в выпивке, да мы и понимали, что выпив, на следующий день мы были уже не работники и вся наша поездка за «длинным рублём» накрылась бы «медным тазом». А мы дали слово себе и бывалым людям Кандалакши, что с этой тяжёлой работой справимся непременно, что и было доказано!

Вся местность, мимо которой мы проплывали и где собирали «аварийную древесину» была теперь поросшая молодыми берёзками. А ведь в недалёком прошлом тут росли красивые хвойные леса (массово вырубленные в военное лихолетье и потом), в которых когда-то гуляли легендарные богатырь Леминкайнен и красавица Анике, о чём напоминали одиноко растущие на недоступных скалистых местах высокие мощные сосны, которыми нельзя было не любоваться и до которых не смог добраться топор варварской цивилазации. 

За эти дни я похудел, примерно, на десять килограмм, остальные наши ребята тоже стали намного стройнее.   Начальство Зеленоборского леспромхоза нас не обмануло. Денег мы получили ровно столько, сколько было предусмотрено в договоре (за вычетом денег за еду), так что некоторым из нас хватило на приобретение дорогой (по тем меркам) музыкальной аппаратуры и других дорогих вещей, немыслимых с точки зрения наших советских окладов.      

Это было накануне так называемой, «перестройки», когда чтобы выжить, один из ребят нашей Карельской бригады приобретал на мясокомбинате мясо и торговал им вразнос, чтобы содержать жену и малого сына, другой удачно устроился охранником, третий играл на саксофоне на свадьбах, у «новых русских», четвёртый уехал к дяде в Академгородок, бригадир стал работать массажистом, я торговал автозапчастями у пл. Северянин.
Сейчас я на пенсии, до выхода на пенсию работал в Минсельхозе экспертом по оценке ущербов от ЧС в АПК России. Работа была трудная, но интересная, с выездами на места катастрофических наводнений и других чрезвычайных ситуаций. Побывал в Дагестане, в Якутии, на Северном Кавказе.