Один и тот же случай

Продрызглая осень. Пригородная платформа. Наблюдаю за мордой электрички, выползающей из-за поворота. Потягиваю Red Devil мал-по-малу. Ещё минута, и начнётся путешествие, в которое мне отведено пускаться почти каждый день. Уже год, два или три. А в моменты такого вот дождливого ожидания возникает уверенность, что всё это длится целую вечность.

Стою плечом к плечу с другими, похожими на меня, как полосы унылых проводов в сером небе. Когда бы нас стукнуть – тоже электризуется ток. Вместе нам нужно встретить дверь вагона. И мне доподлинно известно, что его плотоядные створки раздвинутся ровно перед моим носом. Так что мне и полшага в сторону сделать не придётся.

Делаю два крупных глотка за свою прозорливость.

В этом путешествии заранее известно каждое действие. К примеру, первая банка коктейля закончится уже к следующей остановке. Мне легко было бы предсказать даже следующий звук, если б не вечная музыка из наушников. Треки в плеере выскакивают случайно, даря приятную непредсказуемость.

Усталое тело электрички вздыхает и останавливается. Вглядываюсь в слабые очертания своего собственного облика с надписью поперёк: "Не прислоняться". Облик улыбается до самых растопыренных локтей. Скрежет дверей и – пора.

Нога пересекает черту меж вагоном и платформой. И в этот самый миг, когда я завис над пропастью между тем и этим, происходит столкновение. Будто из глубины вагона неслось цунами и, задев меня за плечо, выбросило наружу кого-то. Моё тело кренит назад, но успеваю поймать равновесие; нога слегка проскальзывает по волнам металлического пола. Едва не выплёскиваю Red Devil.

Боковым зрением замечаю беспокойный мужской профиль. Просто какой-то парень в похожих на мои белых наушниках. Оборачиваюсь, но позади уже сомкнулась линия толпы. Как бы сплотившись, они дугой обступили дверной проём, утяжеляют взгляды. И уже не разобрать, кто из них выскочил только что. А, может, и никто. Все слились единой массой. Можно было бы дёрнуть "стоп" и разобраться, но, вроде, все стоят спокойно. Всём не до разборок. Кричу на всякий случай:

— Дурак, осторожнее, скользко!

Нулевой эффект. Всё равно, что крикнуть в пустой комнате.

Ещё секунда – и чья-то рука подталкивает меня вперёд, а следом уже сильнее напирает вся толпа.

Мы вваливаемся в тамбур. Вот оно – другое пространство. Его невозможно заполнить. Оно ничьё. Здесь глухо и звонко одновременно. Вбираю в лёгкие сигаретный воздух. Сглатываю комок последней гордости и быстро оказываюсь на свободном месте у окна. Гулкий топот многоногого существа – не звук, вибрация.

Осторожно: двери закрываются.

Вот плывёт мир за окном, и теперь всё, что здесь со мной, уже не зависит от всего того, что там. Совсем не важно, что осталось до электрички. Почти никогда не придёт то, что после. И скрипение эсэмэсок в кармане ничего не меняет. Я вне этого. И на это время – нет Её.

Всё же невольно тру синяк на скуле. Боль отдаётся в виске; сам собой закрывается левый глаз. Прохожусь оставшимся глазом по соседям. Серая публика. До тех пор, пока ты сам серый и безразличный ко всему. Они вошли сюда, чтобы разделить одну и ту же участь со мной. Возможно, даже поддержать в чём-то. Как это случается с каждым человеком, приходящим в этот мир. А вон той женщине в розовом шарфике, похоже, совсем не нравится мой коктейль. Она уже немолода, но всё ещё хороша. Смешно морщит носик, глядя на мои руки. Ещё два глотка за милых дам!

Если вдуматься, то ведь любую нашу поездку можно сравнить с жизнью. Механизм тот же. Ты всегда садишься в электричку, в которой обязательно кто-то есть. Хотя бы тот же машинист. И в этом смысле его можно сравнить с Адамом или даже с Богом. Что-то тебя сюда приводит. Какая-то цель, которая вроде бы ясна, но её мало кто может назвать конечной.

Вот мужик передо мной. Пиджак, брюки, галстук, часы отливают золотом, и последний айфон приложен к уху: «Да, сел, отъехали. Говори сжато, мне сейчас должен позвонить такой-то». Каждое слово произнесено так громко, что мне слышно всё даже через музыку. «Да, очень важный, – добавляет он, – не могу сейчас объяснить насколько». Зато легко сможешь объяснить, зачем тебе весь этот прикид с модным гаджетом. И даже то, зачем ты всё это погрузил на лавку в грязной электричке – ты тоже объяснишь, я уверен. Гадко ехать с таким вот… напротив. Делаю глоток через силу.

Этот тип не может оторваться от внешнего мира. Непонятно зачем вообще он решил воспользоваться электричкой. После тысячи кивков невидимому собеседнику и торопливых фраз, выплюнутых с таким недовольством, как будто он ждёт звонка от Бога или от машиниста, пиджак, наконец, произносит: "Просто мне больно. Давай вечером? Я люблю тебя".

Нельзя сказать, что тон или лицо сильно изменились, но пиджак на какой-то миг превращается в человека. Он больше не вызывает во мне такого раздражения.
Мы подъезжаем к платформе. Сейчас здесь появятся новые люди. На короткое время для них всё будет в новинку в этом вагоне. Потом они адаптируются, как и я. Смирятся с тем, что, так или иначе, но конец у всех у нас один.

Привычно втягиваю остатки банки. Заправски сминаю жесть одной рукой. Женщина в розовом шарфике слегка вздрагивает. Видимо, от звука. Прячу банку сбоку от сиденья.

Музыка в плеере меняется, и я невольно вслушиваюсь. Начинает играть: "Сплин — Выхода нет". Ощущение, что плеер услышал моё настроение. Убираю руку с больного глаза и смеюсь в кулак, как идиот. Стоит повременить со второй баночкой.

Электричка трогается, нужно изучить новые лица. Львиная доля из пополнения приходится на бабушек в беретиках и платочках. Взгляд идёт-идёт... Боже, как же скучно!

Стоп.

Она смотрит на меня. Смотрит глаза-в-глаза. И мне удаётся выстоять. Не отвернуться в окно. Мужик, выход есть. Живи и радуйся. И меньше думай о всяком барахле вроде смысла жизни. Дребезжание новой эсэмэски как бы подстёгивает меня к действию.

Я встаю, удерживая взгляд на ней. Тут уж она начинает коситься в окно, пухлые губы слегка улыбаются, тонкая рука поправляет прядь волос. Совсем не такие волосы, что у Неё. Хотя, в общем-то, ведь и нет никакой Её. Есть Я, который уверенно пробирается мимо розового шарфика, совсем не ощущая действия Red Devil. А она стоит в конце вагона у маленького окошка и переминается с ноги на ногу. Вдыхаю побольше воздуха, вытаскиваю наушники и говорю:

— Привет. Меня зовут так-то.

— Привет. Да, я тебя помню, — и молчит-ждёт. Выпрямилась, вдруг серьёзная.

— Да ну?

И она прыскает почему-то:

— Ну да-а-а, — протягивает смешно в нос.

— Хорошо-о-о… — передразниваю, — а мы тогда разговаривали вообще?

— Почти нет. И, кстати, я тогда была чуть полнее, и волосы покороче. Вообще-то, жирная была. И носила пирсинг в носу. Два года назад на концерте Сплина. Нас Она познакомила. Вспомнил?

— Она?! — замираю на несколько секунд. Какой я тупой. Ведь решено же, что Её нет, Её нет... вслух спрашиваю, — а где Она есть?

— В смысле? Не поняла. Она через остановку подсядет. Я Ей уже даже написала, что мы с тобой в четвёртом вагоне. Только Она не говорила, что вы вместе будете, но так даже лучше. Давно так не виделись ни с Ней, ни с тобой.

И тут я понимаю, что поезд стоит, за окном платформа, а единственный выход — это выбежать немедленно вон отсюда.

Срываюсь с места. Вламываюсь в тамбур, а там уже какой-то парень с похожими на мои белыми наушниками стоит одной ногой здесь, другой там. И за ним толпа плотной дугой.

Кидаюсь к выходу, задеваю парня плечом, и нога проскальзывает. Дождь ведь. Сыро. И я – пьяный баклан.

Меня несёт вперёд по инерции. Пытаюсь ухватиться за что-нибудь, но рука беспомощно скользит по мелким волнам металла. Проваливаюсь в пропасть меж вагоном и платформой. Всегда думал, что сюда невозможно упасть. И вот теперь зажат между бетоном и наточенными колёсами, которые вот-вот начнут своё монотонно голодное движение. Стиснутый, с пересохшим, вдруг, горлом. Сверху слышен мужской крик:

— Дурак, осторожнее, скользко!

Секундная тишина, и вот опять начинают сновать суетливые ноги. Сейчас бы крикнуть, но вылетает только хрип. Выбраться никак не получается. Ноги снуют всё реже и реже. Где-то далеко раздаётся усталый вздох электрички.

Я тоже вдыхаю поглубже и успокаиваюсь. Одна мысль вертится: "Только бы не блевануть."

В конце концов, сколько это всё со мной происходит. Год, два или три?

А может, целую вечность?