Греховная страсть

   
     Таинство первого причастия, сладкий запах ладана, лучи солнца сквозь витражное окно в храме, составленное из сотен цветных стеклышек, каждое из которых часть эфирного тела архангела или серафима, восковая бледность молящихся женщин, дрожащие огни свечей и огоньки лампад, мерцание золотых окладов, обрамляющих аскетичные лица святых на иконах, кашель и шепот прихожан, передающих свечки на праздник или канун, кисловато-горький запах пота от плотно стоящих тел, очередь на исповедь, в которой многие сжимают в руках листочки с перечнем настоящих и воображаемых грехов и над всем этим купол с фресками. На них лицо Спаса с огненными глазами, будто вечно сгорающее в небе высоко над людьми и так непостижимо далеко, что кажется, Он парит в космосе, в пространстве, органически чуждом для обычного человеческого существа с его печалями и радостями, заботами и ежедневными хлопотами, маленькими победами и очень грустными мыслями о том, что будет потом.
     Свет Фаворский я мечтал узреть с малых лет, мне казалось, что это откровение не красоты и веры, а знания о горнем мире, которое открывается каждому, стоит его только возжелать всей душой и сердцем, печенью и внутренностями и, главное, мыслью.
      Заново отстроенная церковь в большом селе, до того десятилетиями пребывавшая в запустении. Сверкает свежей позолотой резной иконостас, лики святых темны и строги, пол из новой мраморной плитки, ящик для пожертвований полный, молодой батюшка ревностен и мечтает стать великим церковным деятелем, сознавая, что между искренним подвижничеством и великой гордыней зазор небольшой, к священнику стоит очередь на исповедь тайных его почитательниц, некоторые из которых и поклонницы.
     Батюшка хорош собой, высок, с черной бородкой, косая сажень в плечах, подстриженной аккуратно, с горящими карими глазами, которые заставляют не одно девичье сердце в храме биться чаще, а хозяйку его замирать в истоме. Отец Алексей жизнь свою делает с Серафима Саровского, как в свое время комсомольцы с Павки Корчагина, а главным своим достоинством почитает истовость. Он как будто постоянно находится в чем-то вроде добровольного исступления, движения его порывисты, проповеди пламенные, мысли несколько горячечные и спутанные. Ему кажется, что он призван самим небесным воинством на борьбу с неверием и человеческими слабостями. Это война и он на переднем ее краю, а линия фронта - душа человеческая.
     Когда он исповедует, от его поучений дамы далеко за сорок обливаются слезами, а юные девы краснеют как маков цвет.
     По образованию он физик, в храм пришел по душевному порыву, побывав в Оптиной пустыне с экскурсией. Там обрел то томление души, которое принял за веру. Больше любит святоотеческие писания, нежели Ветхий и Новый завет. Но бдение Христово после Тайной вечери вызывает у него слезы умиления, впрочем как и американские мелодрамы, которые он смотрит вечерами со своим семейством — матушкой Анастасией и двумя десятилетними дочерями-погодками: Машенькой и Танюшей.
     Он вообще легок на слезы и немного этого стыдится, хотя принимает это качество за признак чистоты души.
     В доме его живут две кошки, куда же без них батюшке. Они избалованны и почитают себя хозяевами по кошачьему обыкновению. Им достаются самые лакомые кусочки со стола, а в благодарность они днем спят, а ночью скачут по комнатам, как ведьмы на шабаше. не давая никому спать. С матушкой Настей знаком отец Алексей со студенческих времен, она тиха и кажется застенчивой, но настоящая хозяйка в доме она и правит жесткой рукой, впрочем посвящая все свое время семье.
     Настя красива и лицом строга, впрочем у нее очаровательная улыбка. А когда она смеется, показывая сахарные зубки, так и хочется ее расцеловать в румяные щечки.
      В постели они скромничают, ибо сказано «а в уста своей жене уда не вкладывай».
     Ну они и не вкладывают, обходясь способами попроще.
       Из-за того, что отец Алексей долго ходил в кирзовых сапогах, подражая монахам, у него сильно потеют ноги и супруга делает ему на ночь ножные ванны с ромашковым цветом, но это мало помогает и обувь его на ночь приходится выставлять в сени из-за тяжелого запаха, впрочем пропитавшего давно весь дом и к которому все уже принюхались. Запах этот смешивался с ароматом Настиной выпечки, до которой дети были большими охотниками.
Телевизор в доме есть, но он не подключен к антенне и служит лишь для просмотра тщательно отбираемых фильмов для родителей и мультфильмов для девочек, которых заботливо оберегают от греховного внешнего мира. 
       Мелодрамы не в счет, в ход идут только те, где в конце невинные поцелуйчики.
      В сенях же живет приблудившийся пес, дворняжка, которую притащили дочери очаровательным неуклюжим щенком, который со временем превратился в растрепанное чудовище с кривыми ногами и лохматым хвостом, вечно метущим пыль по полу. Назвали его без выдумок Трезор, что значит по-французски «сокровище», и кормят каждый день овсяной кашей на мясном бульоне и потчуют косточками из борща, чему пес несказанно рад и живет в сознании, что судьба его прочно устроена и жизнь удалась. Трезор целыми днями волочиться за деревенскими суками или участвует в драках с соседскими кобелями, так что жизнь его полна смысла и действия.
      Отец Алексей встает затемно, читает положенное число молитв, а затем тайком покуривает на крылечке, неистребимый его грех, в котором он не устает каяться.
       В мечтах своих - он великий подвижник и собирается, как только выдаст замуж дочерей, ну даже не то, что собирается, а разрешает себе думать об этом, в общем, хочет постричься в монахи.
     Ранняя весна, начало апреля, распутица, звенящие ручьи и крики ворон на колокольне, обновленная в прошлом году церквушка на косогоре над селом Верхние Луки. Отроковица Катерина шестнадцати лет, поверяет отцу Алексею все греховные свои помыслы в самых соблазнительных подробностях, так что у батюшки, к его стыду, начинается весьма объяснимое шевеление в штанах и делает она это регулярно, ибо из глубоко воцерковленной семьи, где ей втолковали, что таинство исповеди, это когда ты собственно перед самим Богом предстоишь, а священник лишь его посредник, так что скрывать ничего нельзя.
 Ну она и не скрывает.
      А мечты нечестивые ее обуревают ежесекундно, с перерывом только на сон. Ликом она благолепна, губы выгнуты как купидонов лук, а зеленые глаза горят, как у той панночки-ведьмы из фильма «Вий».
     Разве что в гробу не летает.
      Но и этому я бы не удивился.
     Другими словами - дьявольское наваждение, а не подросток.
     Занимается отец Алексей скромными любовными играми с матушкой, а в глазах у него Катя. Грудки крепкие, как наливные яблочки, тело стройное, бедра округлые и спину выгибает и зовет, зовет.
     Исповедовался, исповедовался батюшка в своем грехе, а избыть его не может. Нейдет у него Екатерина из головы.
     И так он ее представляет, и эдак, страсть снедает его, а может и любовь. Трудно эти чувства разделить, так что не разберешь. Не рубить же палец по примеру толстовского монаха топором. Впору голову рубить, мысли то в ней, ну или уд, а это уже ересь скопчества.
      На Пасху, когда весь православный мир ликует и возвещает миру дольнему, что Христос воистину воскрес, отец Алексей по обычаю выпил и много выпил.
    В эту седьмицу это в обыкновении, и даже полагается.
     И случился грех у него с Катей.
     Кто кого подкараулил в лавке при церкви, не ведаю. Знаю лишь, что выскочила оттуда Катя вся растрепанная, да красная как свекла, а в глазах у нее слезы стояли. Радости или горя, сказать не могу. Но в церковь Катя зачастила ходить.
     Вскоре пошли слухи, отца Алексея хотели было запретить к служению, но обошлось переводом.
      Поднимает он теперь заброшенный храм в бедном селе, надо маковки установить, да кресты, окна хоть фанерой забить. Служит пока в собственном доме, что ему выделили жители. На службу приходят два инвалида, да десяток бледных дам, некоторые даже простоволосые, хоть им за это и пеняют.
Матушка Анастасия, пока дела не наладятся, увезла детей к родителям, да и сама с ними живет. Простить мужа не хочет, но деваться некуда, сойдутся со временем, как заведено.
      Отец Алексей служит по привычке, по обязанности, нет у него больше прежней истовости и огня. Мечты свои о подвижничестве и монастыре он почитает стыдными и к ним не возвращается. Живет одним днем, молится и трудится.
      Тут полагается мораль вывести. То ли о грехе гордыни, то ли о смешных обычаях христиан, которые на естественные вещи смотрят, как на нечто ужасное.
     Я же думаю, что виновата весна.
       Зачем она шумит ручьями, теплым ветром раскачивает осины и березы, опрокидывает бездонное небо на лежащую в истоме и ожидании плуга пахаря плодородную землю, зачем бередит душу пением птиц и веселой капелью, зачем бесстыдно ветерком вздымает юбки и ласкает плечи пригожих девиц? Вина только на ней, проказнице и не на ком другом.