Глава 4

Атос уехал через два дня: его отпуск заканчивался. Граф де Бражелон был еще жив, но видно было, что его дни сочтены. Он сам настоял на отъезде племянника: старик не хотел, чтобы Атос присутствовал при его смерти.

- Вернешься, когда получишь весточку от меня, - насмешливо скривил он губы. - Тогда и осмотришься, раз сейчас не захотел. И почаще вспоминай, что ты - граф де Ла Фер, а теперь еще и де Бражелон будешь. А то придумал же такое: Атос! - и старик протянул ему руку, которую Атос почтительно поцеловал. Ему показалось, что он коснулся святых мощей: так суха и невесома была эта рука.

Первое, что сделал мушкетер в первый же свободный день, это обратился к своему поверенному, который и был единственным человеком, через которого Атос был в курсе своего состояния: вернее того, что от него еще оставалось. Память ему не изменила — до окончания соглашения с семьей оставалось чуть меньше двух месяцев. По их истечении все, что принадлежало ранее графу де Ла Фер, отходило его многочисленной родне. И тут пришло сообщение о кончине графа Бражелона. Атос снова испросил отпуск, но на сей раз не стал скрывать от капитана де Тревиля, что вскоре подаст в отставку. Для Тревиля это не стало сюрпризом: он видел состояние своего солдата в последнее время и понимал, что, не измени Атос свою жизнь, она очень скоро закончится под каким-нибудь благовидным предлогом.

Поверенный Атоса вел дела многих членов его семьи. Граф знал его еще с тех времен, когда тот вводил его в права наследования. Все годы, что граф провел в Париже, старый, и уважаемый юрист, письмами, передавая их через Гримо, исправно сообщал ему, как обстоят дела. Все документы на владение имениями покоились в бронзовой шкатулке и, повинуясь скорее инстинкту, чем желаниям, Атос всегда держал шкатулку на замке, а ключ от него — при себе.

Гримо знал и новый адрес господина Морсана: старик недавно сменил дом на более респектабельный, и проживал ныне рядом с Королевской площадью, где обитались многие его клиенты. Общение с высшей знатью давно научило его молчанию, обходительности и известной почтительности, никогда не переходившей в угодничание.

Атос послал Гримо узнать, когда Морсан сможет принять его, и ответ пришел незамедлительно: сегодня вечером, если это угодно господину графу. В означенный час мушкетер был на месте, и его тут же провели к почтенному представителю юриспунденции.

Господин Морсан восседал за огромным тяжелым бюро, один вид которого должен был внушать почтение посетителям. Он чуть привстал при виде графа, но, едва вглядевшись в его черты, поднялся во весь рост, одновременно приглашая того сесть напротив. Атос отметил про себя, что свет от лампы направлен так, что лицо нотариуса тонуло в тени, зато посетитель оказывался на виду. Эта уловка вызвала у него легкую усмешку, и он слегка развернул кресло так, что и сам оказался не под прямым светом.

Морсан маневр оценил, и передвинул лампу так, что оба собеседника оказались в одинаковом положении.

- Итак, Ваше сиятельство, чем могу служить вам? - старик чуть подался вперед, всем своим видом выражая готовность помочь клиенту.

- На данный момент, господин Морсан, мои обстоятельства изменились: я намерен вернуться к светской жизни, и хотел бы уяснить себе окончательно, в каком состоянии находятся мои дела.

- Нет ничего проще, господин граф! - Морсан позвонил, явился один из его стряпчих, и нотариус отдал ему какое-то распоряжение. Пока тот не вернулся, Морсан собственноручно налил гостю бокал вина.- Как я уже вам передавал, осталось менее двух месяцев до полной передачи вашей собственности в руки ваших тетушек. Вы желаете что-то изменить?

- В корне, и самым решительным образом, господин Морсан. Я желаю, пока не поздно, прервать действие соглашения.

- Посмотрим, что здесь можно сделать, - произнес господин Морсан, открывая принесенную ему объемистую папку с документами.

Атос вышел от поверенного после полуночи, но с надеждой в сердце, и намерением сражаться на этот раз лично за себя.

Морсану не привелось путешествовать в Ла Фер: кусок был настолько жирный, что вся заинтересованная в нем родня соизволила собраться в его особняке. Атос намеренно задержался и ждал, когда все соберутся в соседней комнате. Гостиная нотариуса едва вместила его семейство: здесь были все имеющиеся в наличии тетушки, со своими мужьями и сыновьями. Попади Ла Фер в их руки, они его точно по камням бы растащили — на всех замка и нескольких деревень бы не хватило. Граф догадывался, кого все это почтенное собрание ожидает увидеть и готовил им сюрприз. Десять лет он не показывался никому из своей семьи, а то, как он выглядел, когда подписывал все бумаги, должно было внушить тетушкам веру, что он долго не протянет. Теперь же Атос постарался сделать так, чтобы лишить их даже тени такой надежды. Атос не склонен был к театральным жестам, более того — не терпел их, но повод выступить как положено, был более чем основательным.

Увидев, что племянник отсутствует, дамы заволновались.
- Он получил от вас приглашение, господин Морсан? - беспокойно, даже повысив голос, спросила госпожа Бове, оглядывая все углы комнаты.

- Не извольте волноваться, Ваша светлость, - улыбнулся Морсан, господин граф обязательно явится: это в его интересах.

- Заставлять нас ждать: это верх невоспитанности, - фыркнула дама.

- Господин граф де Ла Фер и де Бражелон, - объявил клерк, открывая дверь и впуская Атоса.

Присутствующие застыли: в вошедшем вельможе, даже при наличии богатого воображения, нельзя было узреть того пьяницу и повесу, которого они ожидали увидеть.
 
Молодой красавец, облаченный в богатый и изысканный наряд жемчужно-серого бархата, в черной шляпе с алым пером, в сапогах, чьи отвороты были украшены, как и его воротник и манжеты, богатым кружевом, с бесценной шпагой Ла Феров у бедра, всем своим видом не только бросал вызов собравшимся, но и расставлял все точки в семейном споре. Хозяин был он, и свои права никому отдавать не собирался.

- Господа, - обратился он сразу ко всем членам своей семьи,- я вижу, что сие собрание почтили почти все представители моего рода. Сегодня истекает срок нашего десятилетнего соглашения. Я благодарен вам, дамы и господа, за рачительность, с которой вы вели мои дела все эти годы. Благодарен вам за заботу, которую вы проявили о непутевом члене семьи, своим поведением доставившем вам немало неприятных минут. - Едва уловимая ирония в голосе Атоса показала внимательным слушателям, что граф ни минуты не сомневается в побудительных причинах действий семьи на протяжении всего периода его парижских мытарств. Он же продолжал. - Обстоятельства оказались для меня куда более благоприятными, чем я мог рассчитывать, и ныне я возвращаюсь к той жизни, которая мне положена по моему статусу и рождению.

Сказал — как точку поставил, но расставаться с надеждой на Ла Фер не хотелось никому.

- Мы рады, племянник, что вы образумились и вернулись в семью, - помедлив проговорила старшая из теток. - Мы надеемся, что вы займете в ней положенное вам место, но, тем не менее...

- Никаких «но», господа! - остановил ее Атос властным жестом. - Насколько я помню, я — единственный оставшийся прямой потомок мужского рода в роду графов де Ла Фер. Так же обстоят дела и в роду Куси, ветвью которого и является род графов де Ла Фер. Пока я жив...

- «Пока я жив»... Женились бы вы, граф, произвели на свет наследника рода, тогда бы и заявляли свои права, - в сердцах бросил старший сын графини Бове, который очень рассчитывал на Ла Фер и графский титул. - Мало вам того, что с потолка достался Бражелон?!

- «Одному все — а другим ничего»: так вы думаете на самом деле, сударь? - надменно вздернул бровь граф. - Позвольте, я напомню вам, что у вас были десять лет, в течении которых вы выкачивали из поместья все, что только могли, и сумели довести подвластные мне деревни до такого состояния, что там только одно имя графа де Ла Фер вызывает страх и ненависть. Мне еще придется немало сил потратить, чтобы изменить положение дел. Далее, я не получил ни гроша с тех доходов, которые вы, по подписанному соглашению, обязались мне выплачивать. Этому грабежу я положу конец. Отныне я полностью вступаю в свои права. Вот все бумаги, - он бросил на стол связку бумаг, - извольте подписать отступную. Господин Морсан, мой поверенный, все заверит должным образом. Желаю здравствовать, господа! - Атос поклонился всем сразу, и покинул гостиную, оставив свою семью в гробовом молчании.

- Каков наглец, - прошипела ему вслед тетушка, с треском раскрывая свой веер и начиная бурно обмахиваться, в тщетной надежде вернуть себе спокойствие.

- Осмелюсь вас заверить, господа, что все оформлено по букве закона, - развел руками нотариус. - Ни один суд не примет к рассмотрению ваш иск. Господин граф де Ла Фер сведущ в правах крупных сеньеров.

                ***

Графиня де Бове в последние десять минут повторяла все известные ей ругательства уже не про себя, а в пол голоса. Хозяйка дома, держа свечу в высоко поднятой руке, ждала ее у двери на следующей площадке: графине предстояло одолеть еще целый лестничный пролет, цепляясь за толстую веревку, протянутую вдоль стены вместо перил.

- Как он может жить в такой дыре? - пробормотала она себе под нос, последним усилием преодолевая ступеньку. Старуха постучала в толстую дубовую дверь, краем глаза заметив, что хозяйка, поставив огарок свечи на выступ в стене, поспешила исчезнуть по направлению ко входу. Скрип ступенек завершился стуком захлопнувшейся двери на первом этаже.

- Кто там? - хриплым со сна голосом, спросил какой-то мужчина по ту сторону двери.

- Граф де Ла Фер здесь живет? - голос дамы прерывался от возмущения: она должна сама о себе докладывать!

С той стороны двери последовало довольно продолжительное молчание, поспешный стук башмаков и, наконец, дверь открыл заспанный слуга со взъерошенной шевелюрой. Вслед за ним появился сам граф, чей вид говорил о долгом бодрствовании над бутылкой. Увидев гостью, которая откинула вуаль, он переменился в лице: ее визит был для него не самым лучшим сюрпризом.

- Не пора ли пригласить меня в дом, Ваше сиятельство? Или мы так и будем разговаривать? - графиня была ошарашена не меньше Атоса: не так представляла она себе встречу с племянником.

- Конечно, мадам. Простите! - он отступил в глубь комнаты и графиня, с трудом протиснув в дверь свое объемистое тело, увеличенное еще и обширным роброном, тяжело проследовала за мушкетером в его апартаменты. Слуга Атоса поспешно зажигал все имевшиеся в гостиной свечи и разжигал камин, все еще источавший слабое тепло.

Графиня нарочито медленно осмотрелась, с удовлетворением констатируя и бедность обстановки, и усталый, замученный вид племянника.

- Так вот как ты живешь теперь! - протянула она, не скрывая презрения. - Достойное жилище для Монморанси!

- Меня все устраивало, мадам, - сухо ответил Атос.

- Устраивало? Зачем же тогда ты возвращаешься в свет, Оливье? Разве тебе было плохо в мушкетерах? Он, - графиня кивнула на портрет вельможи времен Генриха 3, - наверное, устал смотреть на твои сумасбродства!

- Сударыня, - Атос знаком предложил тетушке присесть ,- чем обязан вашему визиту в такой поздний час?

- Намекаешь, что я явилась в неурочное время, племянничек? К сожалению, у меня времени не осталось откладывать этот визит. Ты не догадываешься, зачем я притащилась в твою конуру?

- Я бы хотел ошибиться в своем предположении, - Атос налил графине и себе по бокалу шамбертена. - Это вино из погребов вашей матери, мадам! Одна из последних бутылок, что я хранил все эти годы. Так что вас привело ко мне?

- Ты всегда был невыносим, Оливье. Но я пришла тебя просить, и думаю, ты догадываешься, о чем! Отдай нам Ла Фер! Тебе он все равно ни к чему: ты одинок. И у тебя теперь есть Бражелон.

- Мадам, вы просите невозможного. - Атос помедлил, словно и сам был не уверен в том, что ему нужен домен. - Я не имею на это права.

- О каком праве ты говоришь, Оливье, - взорвалась тетка. - Ты все равно никогда не женишься, детей у тебя законных нет и не будет, и кончится тем, что ты сгинешь в какой-то пьяной драке, а Ла Фер отойдет в королевскую казну. А мой старший сын женится через два месяца, и у него будет кому передать титул и земли. Ты можешь сделать дарственную, а я найду способ упросить короля закрепить за нами титул и замок.
 
Все время, пока она говорила, молодой человек молчал, но не из почтительности: его больно задели слова тетушки, хотя в них было слишком много правды. Он и сам понимал, что два поместья потребуют от него забытых за годы Парижа навыков и усилий, но, внезапно, новые слова графини вернули его к реальности.

- Ты всегда делал то, что ты хотел, Оливье. Ты — точно такой же, как и твой отец. Покойный Ангерран взял себе в жены мою сестру, хотя все были в семье против этого брака со вдовцом. Она пошла под венец без материнского благословения и, если бы не король Генрих, навсегда была бы проклята семьей. Ты тоже женился вопреки нашей воле, и что из этого получилось? Где твоя жена, Оливье?

- Почему всем вам есть дело до моей семейной жизни? - вскипел молодой человек.

- Потому что нам известно больше, чем ты думаешь, дорогой племянничек. Мы знаем, что твоя жена умерла и убил ее - ты. - Мадам уставила на Атоса затянутый в шелковую перчатку палец. - Ты, и только ты - вот причина ее смерти. За что ты убил свою жену?

- Вы считаете, что вы имеете право задавать мне подобные вопросы? - Атос смотрел на старую даму так пристально, что ей стало не по себе: во взгляде его начал разгораться огонь той самой ледяной ярости, которого так боялись люди, окружавшие графа Ангеррана. Той ярости, что проходя через века, заставляла вельмож из рода Куси совершать необдуманные и, порой, свирепые поступки. - Вам лучше уйти сейчас, пока мы не наговорили друг другу обидных и ненужных слов, тетушка. Вы забываете, что я был судьей в подвластных мне землях, и отчет в своих действиях я даю только Богу и Его величеству.

- Тебе придется ответить, мой милый: ответить, была ли это твоя прихоть или что-то, что заставило тебя забыть о своем долге супруга и защитника. Я сумею узнать правду, и, тогда посмотрим, окажешься ли ты достоин носить имя графов де Ла Фер, или тебя лишат всего, и закончишь ты свои дни в королевской тюрьме. Не хочешь отдать добром — отберем силой.

- Вон! - совсем тихо произнес Атос, не поднимаясь со своего места. - Вон из моего дома! И постарайтесь в дальнейшем не переходить мне дорогу, мадам. У нас с вами больше не о чем говорить: делайте все, что вам заблагорассудится, обращайтесь во все суды королевства: пока я жив — Ла Фер будет мой!

Графиня поднялась, взглядом испепеляя племянника, но он уже не смотрел в ее сторону: он стоял, отвернувшись к окну, презрев все нормы поведения. Потом, не оборачиваясь, кликнул слугу и приказал провести графиню до портшеза, ждавшего ее по-соседству с домом.

Когда он увидел, что носилки, который несли четверо дюжих лакеев, скрылись за поворотом, он вернулся к столу, допил свой бокал и закрыл лицо руками. В этой позе он просидел до утра.

                ***

Атос уехал, распрощавшись с полком, который стал для него родным домом. Особенно тяжело далось расставание с д'Артаньяном. Теперь он был один, и только Гримо напоминал ему о былом. Предстояло все начать с начала. О разговоре с графиней де Бове он запретил себе вспоминать, но глухое беспокойство все равно осталось. Насколько он знал старуху, она не отступит. Атоса мало волновало, что она могла дойти до короля: Людовик знал его, как честного и преданного человека, а тайну клейма те, кто ее знал, никогда бы не выдали: правда, оставались еще слуги, но, кроме Базена, Атос был уверен во всех. Хотя и Базен, если Арамис его предупредил, будет молчать, как рыба. Не законность казней Анны волновала графа — он был уверен, что они поступили по справедливости, отправив демона в Ад. Волновало его, что постыдная тайна миледи может стать известной и королю, и тогда его род навек будет опорочен самим фактом брака с заклейменной воровкой. Тетушка пойдет на все, только бы вырвать у него Ла Фер. Иногда на него с прежней силой накатывала тоска, и тогда он готов был отдать все, только бы его оставили в покое, и дали забиться в угол и умереть! Но пробудившееся чувство долга перед предками заставляло, отставив в сторону бутылку, вновь и вновь мотаться по принадлежавшим ему угодьям и деревням, знакомиться с вассалами и вникать в дела. Не близкие концы между Ла Фером и Блуа сделали бы это занятие почти невозможным, но к счастью, у него был Гримо. Незаменимый Гримо, ставший не только верным слугой, но и отличным управляющим.
 
В один из по-летнему жарких дней, намотавшись в окрестностях Ла Фера, он зашел в придорожный трактир, ничего не желая, кроме обеда и кружки холодного вина. По не искорененной парижской привычке оставаться в тени и не лезть на глаза окружающим, Атос уселся в самом темном углу зала, хотя то и дело отворявшиеся двери трактира впускали в помещение столбы солнечного света. Тут же явился хозяин и принял заказ. Атос не смотрел на него и не заметил, как почтительно-угодлив стал толстяк-пикардиец: он узнал посетителя. Прошли времена, когда при одном только появлении графа де Ла Фер все вокруг замирало в готовности исполнить его малейшее желание. Трактирщик знал графа с давних времен, но он не осмелился прямо показать, что узнал владетеля этих мест. Если Его сиятельство желает остаться незамеченным — так тому и быть.

В полуоткрытую дверь заглянула женщина: простое платье изящного покроя виднелось под легкой накидкой, светлые волосы, уложенные простым узлом на затылке, слегка растрепались под горячим ветром улицы, но само ее присутствие в придорожной таверне было неуместным: подобным женщинам пристала гостиная какого-нибудь замка. Ибо дама была не просто красива: дама была красавицей в самом изысканном смысле слова. Граф в эту минуту поднял голову, и его усталый и равнодушный взгляд пересекся с удивленным взглядом незнакомки. Всего мгновение потребовалось Атосу, чтобы узнать даму, хоть и прошло почти десять лет. Женщина же сомневалась: прижав одну руку к губам, чтобы заглушить крик, она другой удерживала дверь, не давая ей закрыться, и вглядывалась в человека, сидевшего в глубине зала. Решившись на что-то, она решительно прошла внутрь и направилась к Атосу, окаменевшему на своем месте.

Посетители переглядывались между собой: женщину узнавали; поневоле, они оказались в центре внимания окружающих. Дама подошла к столу, за которым сидел граф, и решительно, не дожидаясь приглашения, опустилась на лавку с другой стороны уже накрытого стола.

- Арман? - тихо, не то утверждая, не то спрашивая, сказала она.

- Мадемуазель де Люсе? - тем же тоном выдавил из себя Атос.

- Вот мы и встретились... - женщина смотрела на сидящего напротив мужчину со странной улыбкой: казалось, она получает удовлетворение не только потому, что увидела его, но ей нравится и то, как он выглядит. - А ведь вас все считали мертвым, граф.

- И вы тоже? - спросил он без тени улыбки.

- Я — не считала. Не хотела верить в это. Даже, когда все говорили, что вы утонули, я только молилась за вас.

- Значит, был хоть кто-то, кто за меня молился... Тогда я ничему не удивляюсь.

- Чему же вы не удивляетесь, граф?

- Тому, что я жив до сих пор, сударыня.

- Бог мой, как вы изменились, - она с сочувствием коснулась его руки.

- Прошло много лет: изменился не только я, - пожал плечами Атос. - Как вас теперь величать, Жанна?

- Все также, мой друг, - она печально улыбнулась. - Я так и не вышла замуж.

Он никак не отреагировал на эти слова.

- А вы, Арман, как сложилась ваша жизнь? Вы больше не женились?

Атос вздрогнул так сильно, что пролил вино. Красная лужица растеклась по столу и в ней заплясали огоньки от свечи, догоравшей в углу стола.

- Почему вы меня спрашиваете об этом? - он сильно побледнел.

- Потому что в наших краях помнят, что ваша жена погибла на охоте, Арман. Как это произошло, никто толком и не знает, а вот всякие домыслы по сей день будоражат воображение местного люда. Народ у нас полон суеверий.

- Да, вы правы, народ у нас склонен ко всякой чертовщине, - перевел разговор граф, не собираясь углубляться в тему женитьбы как мадемуазель Люсе, так и своей. - Я нашел Ла Фер в очень запущенном состоянии: словно в нем обитала нечистая сила.

- Вам придется вложить в него значительные средства и много сил, прежде чем вы вернете ему прежний блеск, - с понимающей улыбкой ответила мадемуазель. - Подумайте, может быть вам проще было бы продать замок и окрестные деревни. Вы бы могли на эти средства...

- Эту мысль вам внушила графиня де Бове? - холодно спросил Атос, откидываясь на стену за спиной, и не спуская глаз со своей бывшей невесты. - Жанна, признайтесь, наша встреча не была случайной: вы знали, что я в Ла Фере, и искали меня по просьбе моей тетушки? Что эта старая ведьма вам наобещала?

Женщина сильно покраснела: все, сказанное графом было правдой, и искала она его не просто так: графиня клятвенно пообещала ей, что сделает все, чтобы Арман все же женился на своей бывшей невесте. Прошло столько лет, но она готова была забыть и его измену, и то, что прошлое его было в тумане, и то, что перед ней сидел человек, в котором мало что осталось от прежнего веселого и мечтательного мальчика, которому ее когда-то посватали родители.

- В конце-концов, милый друг, я богата, очень богата, и мое приданое могло бы отлично послужить вам в восстановлении Ла Фера, а я... Господи, Боже мой, что я говорю!.. - она прижала пальцы к вискам, в запоздалом ужасе сознавая, что утратила графа навсегда, так и не успев сделать толком первый шаг. - Простите меня, Арман, простите, ради Бога.

- Я виноват перед вами, мадемуазель, - Атос соблюдал видимость спокойствия и она была обманута этим самообладанием. - Я покалечил не только свою, но и вашу жизнь. И, к сожалению, я не в силах ничего исправить в вашем положении: слишком поздно. Я отравлен, Жанна, и этот яд медленно, но верно убивает меня. Нет, - он увидел ее испуганный жест и покачал головой, - этот яд имеет имя, еще более страшное, чем все названия, которые люди дают всяким снадобьям, с помощью которых избавляются от неугодных. Мой яд зовут — одиночеством, неверием и отчаянием. Если я еще жив, то это благодаря чувству долга: я отвечаю за Ла Фер и за Бражелон перед моими предками. И, как я уже дал понять моей семье: пока я жив, Ла Фер будет принадлежать тому, кто носит это имя по праву наследования. Я не прошу меня простить, мадемуазель: я причинил вам так много горя, что его не искупить всей моей жизнью. Я рад бы вам помочь всем, но только не так, как вам хотелось бы. Этот путь для меня закрыт навек. Нам бы с вами лучше в дальнейшем не встречаться: я вызываю у вас, наверное, не самые приятные воспоминания.

Он хотел встать, но де Люсе опередила графа. Она поднялась со своего места так поспешно, и так низко надвинула капюшон своей накидки, что Атос не усомнился: она боится разрыдаться. Еще не затих стук ее каблучков по каменному полу, а он уже словно забыл о встрече, погрузившись в отрешенное молчание. Нетронутый обед стыл на столе, а вино он так и не допил.