П-П Северный Плутарх

Палушкин Виктор Сергеевич (1947-1973 г.р) — электромонтажник. Осужденный на исправительные работы («химик») за кражу двух машин щебня и 200 единиц кирпича.
Родился в селе Пески Борисоглебского района Воронежской области. Как положено,  закончил 10 классов средней школы и 1,5 года учебы в ГПТУ Борисоглебска. Устроился на работу, но поработать успел столько же, сколько учился - всего полтора года. Подговорил его мастер помочь выгнать две машины с тем пресловутым щебнем и кирпичом для строительства дома мастера в селе. Мастер был земляк. Как не помочь земляку? Помог. Кража обнаружилась легко, свидетели обнаружились тоже. Мастеру дали 2 общего режима, Витьке — 2 года исправительных работ на стройках народного хозяйства. Отправили в Коми АССР. Ничем не примечательная история. Да и мелкий жулик Витька тоже ничем не примечательный. Таких всегда было полно... Кроме одного «но»...
Исправительные работы в качестве того же электромонтажника Виктор отрабатывал сначала на строительстве завода ДВП в Княжпогосте, потом на строительстве ЛЭП под Иоссером, потом в Микуни, потом опять в Княжпогосте. Где-то, на какой-то пересылке, в какой компании, рядом с какой-то библиотекой его заклинило на интересе к государству Афганистан. Где -, Виктор бы и сам не вспомнил. Но заклинило. Афганистан, Афганистан... И Виктор Сергеевич читал о нем все, что ни попадя. В библиотеки района он, кажется, записался тоже только по этой страсти к незнакомому краю с черноглазыми женщинами и цветастыми громадными платками.
По пьянке и по трезвянке, в компаниях ушлых мужиков и среди поселковых пацанов он оседлал тему Афганистана и с жаром, с потрясающим магнетизмом рассказывал про горы и караваны Шелкового пути, про пуштунов и древние пещеры с таинственными маленькими племенами, про языки хинди, урду, фарси и «... представьте себе — есть в языке урду 82 согласные и всего 2 гласные буквы, но самое интересное, что сам народ об этом не знает. Вычислили все это лингвисты из Великобритании».
И по пьянке, и по трезвянке пацаны и мужики пытались сказать выдуманные слова, в которых были бы одни согласные. «Кртлстын, - нарочно корчили рожи пересмешники, - Првлотрнск.... такую-то мать...».
Особенно Витя дружил с пятеркой мальчишек, живших у речки и с двумя мужиками (там же), которые отсидели в сталинские времена немалые сроки. Причем оба были фронтовики.
Афганистан... Пацаны — те пятеро, ещё не знали, что через несколько лет их судьбы, почти у всех пятерых,  будут связаны с этим государством Центральной Азии. А один из пацанов, хоть и не воевал там, но проработал полжизни с начальником - «афганцем», а потом с партнером по бизнесу — тоже ветераном боевых действий в Афганистане. Пока же, в те 1972-73 годы именно «сказки» Витьки про Афганистан дали толчок к знанию и пониманию, как Азии, так и карты мира. Зимними вечерами на полу барака, под сизым табачным дымом отцов, разворачивалась карта мира, и шарил по ней пальцами полупьяненький Витька, а с ним и мужики-фронтовики, а за ними и мальчишки, изучая громадный-громадный мир...
Витька любил ещё и огонь, взрывы любил. Огонь, взрывы, Афганистан... На 9 мая 1973 года он притащил полведра блестящих латунных строительных патронов, но в ведре краснели и полновесные патроны АК-47, калибра 7,62.
Костер у речки. Ведро с патронами в костер. Игра такая. Сколько высидим? На чутье. А потом, с первым выстрелом или в ситуации на грани — бежим!... Тогда, 9 мая, почему-то первый же патрон, который взорвался, был 7.62. Пуля попала Витьке в живот... Пацаны разбежались от выстрелов, но, набравшись мужества, под грохот рвущихся патронов вытаскивали из веера искр Витьку. Вытащили, но умер Витька в больнице, через три или четыре дня. Вот. Был такой человек со странным интересом к Афганистану и к взрывам, которые будут греметь только через семь лет. Но уже на весь мир.




Пышева Алевтина Иосифовна (1840 предположительно — 1904) — кружевница, экспериментатор по заварке природных красок. Существенно повлияла на формирование критериев красоты одежды, зданий и даже крестьянской утвари в Яренском, Мезенском, Кибрском и других уездах Вологодской губернии.
Родилась в Кадниковском уезде Вологодской губернии. До двадцати лет ходила девкою, впрочем замуж и не спешила — шестеро братьев любили и берегли единственную сестру в семье. В 1860 году взбрело мануфактурщикам в Вологде и Торжке собирать артели кружевниц,  другим наоборот — распускать артели и разбегаться, третьи же собирались  «по шарашкиному принцыпу». Слово «бум» тогда не знали, слова «мода» уже вполне было в ходу.
Алевтину пристроил в такую «шарашку» заезжий купец — дальний родственник матери, осевший в Вологде тридцатью годами раньше. Все три способа плетения кружев — сцепной, многопарный и численный — был для неё доступен, но товарным и ходким был, как ни странно четвертый, который по сути уже был не кружевным искусством, а скорее плетением (смешанный стиль — плетения и кружева). Он был дешевле и быстрее в исполнении. Но для Алевтины (из-за того, что элементы плетения в отличие от кружев можно и нужно было подкрашивать) именно окраска и мастерство приготовлений красок из природных элементов стало судьбой — этому она посвятила всю жизнь. А на родине будущего мужа, в Яренске, где кроме морены и окраски ржавым торфяным окислом и луковой шелухой (паренной иногда в желтой глине) других красок  и не знали, она стала тем человеком, который цветовой спектр расширил «на две октавы» - появились и синий, и три цвета желтых, и шесть красных, и зелень, и багряные цвета. Необходимость была недолгой (с Петербуржского завода, бывшей фабрики Фризе, в 90-е годы уже стали возить краску купцы Вычегда и Выми), а на Визингу и Ижму купцы тащили краски с Хлынова и даже с Голландии. Однако целую четверть века — с 1865 по 1890-е годы доморощенные мануфактурщицы-варители, вроде Алевтины Иосифовны, были единственными украшателями полотна...Полотна белого, бесстыдного («не надёнешь же белый сарафан на улицу, срамота... как в ночнушке...» - ворчали бабы). Побочным и массовым продуктом была вареха для покраски лодок, ставень, коньков крыш и крылец. Алевтина варила краску даже из овода,крепких вонючих жучков, рыбьей кости и лиственичной коры.

Героиня короткой «архитектурной и тканевой моды», конечно, осталась безвестной. Как безвестен сегодня даже Еремей Сухих, земляк Алевтины, который придумал краску для денежных знаков, и о котором император Павел издавал даже особый указ в 1799 году(за сто лет до Алевтины П., конечно). В указе том говорилось: « « секрет состава красок для ассигнационной бумаги десяти и пяти рублевого достоинства… открыт чрез опыт, с немалою притом для казны пользою, находящимся при мельнице в числе вольнонаемных работников Вологодской губернии, Сольвычегодской округи, деревни Выползова государственным крестьянином Еремеем Сухих… Предписываю вам причислить означенного крестьянина … к мельнице в число казенных мастеровых людей и, приведя его на верность службы к присяге, возложить на него означенный состав красок … и считать его при сем деле под названием красильщик цветной бумаги». Сегодня о Еремее не помнят ни в Вологде, ни в Сольвычегодске. Про Алевтину тем более...

Подоров Климент Федосеевич (1791-1856) — деревенский стратег-хранитель. Пропагандист картофеля и методов его выращивания в Печорском крае.
Родился в семье крестьян в селе Средняя Утыла (Отла) Яренского уезда Вологодской губернии. Существует неподтвержденная церковными дополнениями  запись о нем в «Вологодских губернских ведомостях»: «Федосей Подоров — вдовец с отроком — единственные лесничие на Верхнеглотовских зарубах...», т. е. Клим рос с отцом, без матери, братьев и сестер. Причем, приписан был к Гамскому лесничеству.
Как он из Отлы оказался в Гаме, а потом вернулся в Шошку и свою Среднюю Отлу, что в шести верстах от Шошки — об этом история умалчивает.
Известно другое: в 1808 году указом Вологодского губернатора посадка картофеля стала обязательной. И если архангельские мужики, вологодские в целом плохо приняли культуру, сажали «на отвали», в лунки, как кусты смородины(какой уж тут урожай будет!), то крестьяне Гама, Палевиц, Шошки и Серегово вымских, а так же далекой Ижмы с интересом отнеслись к новой культуре. Но и у них успехов в её выращивании не прибавлялось. «картупель» шел в основном на приправу пирогов — шанег то есть, да на добавки в муку. К 1842 году вся эта обширная земля с домохозяйствами от Верхней Вычегды до Печоры, от Мезени до Выми давала 225 пудов урожая. (500 мешков). Но потихоньку, благодаря таким умельцам-селекционерам, как Климент, некоторые деревушки стали входить во вкус и в понимание «второго хлеба».

Очень существенным и показательным случился в Отле 1849 год. Три года Климент весь урожай складывал в семенной фонд. Наконец, в 1849 году он посадил с распашкой и с изрядной долей навоза площади, которые никто до него не сажал — гектар. Как на зло — было не самое хорошее лето, дождило. Дожди в тот год испортили урожаи ржи и овса. Картофель же уродился в более-менее приличных объемах. Его с удовольствием покупали у Климента на Сереговской ярмарке, где он и закупил на выручку муки, утвари, тканей и инструмента.
Воз продуктов, привезенный им с ярмарки был самой наглядной рекламой для односельчан. В 1850-1852 годах посевы картофеля на Выми удвоились. Дело считалось «бабским и детским», но ровно эти два года. Далее по годам Sol;num tuber;sum – этого паслена клубненосного — площади посевов умножались в геометрической прогрессии. Но вот ведь незадача: со смертью Климента в 1856 году односельчане и, вообще вся Вымь (за исключением Серегово), верность и внимание картофелю не удержали. Его посадки к 90-м годам девятнадцатого столетия скатились почти к нулю. И лишь в конце 90-х годов, на рубеже ХХ века картофелем занялись снова.

А «Вологодские губернские ведомости» на своих страницах в номерах 1853-56 годов (и даже раньше) сохранили похвалу зырянским крестьянам, которые «радиво и на пользу картоплю ту выращивают».