Дом художника

- Колодец будет здесь, -сказал Николай. Он постоял некоторое время, опустив голову, словно застигнутый внезапной  и неотложной мыслью, потом  наступил на штык лопаты и принялся энергично копать.

Его жена, Маргарита, которая вот уже два дня  безуспешно пыталась убедить его посоветоваться сначала  со знающим человеком, найти  точное место для колодца и только потом приниматься копать, теперь, пожав плечами, ушла в дом. Спорить с мужем было бесполезно. Он был упрям. Она знала, что сейчас перед глазами у него  картина: осенние яблоки, падающие на плоскую деревянную крышку колодца. Как было в том маленьком провинциальном русском городке, где прошло его скудное детство. Где  он вырос и выучился живописи. Он не мыслил иначе, потому и рыть стал под старой яблоней напротив крыльца, невзирая на попытки близких переубедить его.

К обеду вода еще не появилась. К концу дня была уже глубокая яма под яблоней, но без воды. Николай был мрачен и неразговорчив. А на следующее утро взял этюдник и ушел бродить по полям.

Маргарита осталась  на хозяйстве в большом старинном крестьянском доме. Дом они купили прошлой зимой в маленькой затерянной в лесах деревушке к северу от Санкт-Петербурга. Маргарита топила русскую печь, с которой научилась управляться, и даже испекла в ней однажды пирог с черникой. Сейчас она варила картошку в чугунке, который ловко ворочала в печи ухватом. И чугунки и ухваты достались им вместе с домом, как принадлежность к нему.  Вместе с массивным столом и резным буфетом крестьянской выделки еще дореволюционных годов. В большом чугуне сейчас  закипала вода для стирки детских вещей. Близнецы семи лет, девочка и мальчик, играли на полянке с собакой, кидая друг другу мяч. В окно было видно, как рыжий лохматый щенок неизвестной породы носился между ними с заливистым лаем.

Маргарите нравилась деревенская жизнь, она всегда о ней мечтала, хоть и выросла в городе. Еще давно нравилась, в детстве, когда ездила к бабушке в Сибирь на каникулы. Однажды они с двумя двоюродными сестрами в тридцатипятиградусную жару собрали всю картошку у бабушки на огороде. Это был сюрприз, придуманный старшей сестрой Сашей.  Девятилетняя Маргарита, падая от усталости, торжествовала свое полноправное участие во взрослой жизни. В этом торжестве все имело значение: и  непридуманность оказанной помощи, и самостоятельность их детской компании, и что не показала себя городской неженкой, и радостное физическое изнеможение, и зной, и запах сухих трав, и мед с огурцами, которые они ели потом на веранде, - все было настоящее, подлинное и осталось восторженным воспоминанием, картинкой счастья… Совсем не так, как в пионерском лагере, где их возили на прополку турнепса и устраивали даже соревнование, что оставило тоскливый страх лузерства и общественного порицания, а также ощущение участия в каком-то спектакле или игре, где все условно, все придумано... С тех сибирских каникул  труд на себя, на своем собственном клочке земли стал ее мечтой, которую не убило даже образование кинокритика, полученное в Ленинграде, еще до перестройки.

Муж купил этот дом, продав несколько пейзажей в музей. Он был не только хорошим художником, но и искусным работником по дереву. Еще он очень хотел выглядеть домовитым, стать хозяином. В этой любви к "хозяйству" Маргарита и Николай сходились. Предложений на продажу в деревеньке было два. Избушку из темных бревен, на три оконца, он отверг сразу. Выбрал громадный дом на высокой подклети с окнами. Подклеть была практически первым этажом. В советское время из нее даже сделали  отдельную квартиру с особым входом. Поэтому дом теперь надо было покупать у хозяев первого и второго этажа одновременно. И это удалось Николаю, никогда до того не делавшему таких больших покупок, он всегда перебивался без собственности, да и считалась она общей в советской стране, а собственники порицались буржуями, в лучшем случае - мещанами.

 Несмотря на отчаянный торг хозяев первого этажа, накидывание цены, как только они поняли, что второй этаж продан, он сумел их убедить. В  ход пошли все возможные аргументы, включая крепкий мат и потрясание кулаками.  Рассказывали, что некогда до революции здесь жил богатый человек. Весь нынешний огород при доме занимала конюшня, впоследствии снесенная. Хозяин любил лихо въехать в тесовые ворота на тройке с колокольчиками. Такое ходило предание. Потомок дореволюционных хозяев, женщина по имени Раиса, доживала в соседней деревне, работая в детском саду нянечкой.

На покупку дома ушли все деньги, вырученные за картины. Не осталось средств не только на ремонт, но и на обзаведение, крыша текла в нескольких местах. На  соседей-аборигенов покупка такого большого дома от двух хозяев, да еще и торги за первый этаж со скупыми и авторитетными в деревне людьми, произвела неизгладимое впечатление. Они посчитали Николая и Маргариту людьми очень богатыми. Деревенский топографический фольклор присвоил дому неофициальное название Дом художника.

Николай вернулся из полей с прекрасным  воздушым этюдом, где были изображены стога и тусклое солнце, укутанное тучами.Муж был молчалив, хмур, и Маргарита знала, что лучше не беспокоить его расспросами в такую минуту. Она позвала детей, и они молча сели обедать.

Потекли дни , заполненные работой по дому и творчеством Николая. Маргарита давно оставила попытки что-то  самой написать из давно запланированного и подготовленного в библиотеке.Не получалось, времени не было. В выкопанной под яблоней яме так и не появилась вода. Яму пришлось огородить, чтобы не свалились туда дети или животные, и постепенно впоследствии эта яма стала заполняться травой и превратилась в компостную яму. Николай бродил по полям, и приносил оттуда невероятной красоты пейзажи со стогами сена в тумане, плывущей над лесами луной, темными избушками, в которых уютно светились окна

- Знаешь, дружочек, - говорил Николай за чаем - иногда такая бывает красота в природе, что если точно изобразить, никто не поверит. Скажут: выдумка.

 Пейзажи складывались на чердаке. Издательство, которое  раньше, еще до покупки дома, нанимало Николая для иллюстрирования книг, расторгло  теперь с ним договор после того, как он отказался срисовывать иллюстрации предыдущего заубежного издания,  слегка видоизменяя картинки.Для быстроты и незатратности труда.  По сниженной цене, разумеется. Впрочем, издатели в погоне за легкой прибылью без труда нашли другого, более сговорчивого исполнителя. Николай и Маргарита удивлялись за вечерним чаем, как такие вульгарные люди надеются преуспеть. Ведь это преуспевание временное, а на самом деле – деградация. Была уверенность, что ничего у них не получится у этих любителей легких денег. Ведь обман рано или поздно раскрывается. А крыша в доме все более протекала. В дождливые дни приходилось ставить тазы и ведра по всему дому. Денег на ремонт не было.

Еще той зимой,когда они оформляли покупку дома у нотариуса в районном городке, по радио передали сообщение о кончине академика Сахарова, известного ученого и правозащитника. Эту новость они восприняли с подобающей случаю печалью, но без тревоги, с надеждой на будущее. Академик  оставил след в истории тем, что призывал людей жить по-новому, свободнее, смелее. Новой жизни хотелось, даже очень хотелось. Оставить коммунальную квартиру на Васильевском острове, где проживало одновременно пять семей,  вынужденных наблюдать частную жизнь друг друга и делить места общего пользования. Оставить заработки художника-оформителя в небольшой, доживающей последние дни, районной газетке, скудно оплачиваемую, и  должность обозревателя отдела культуры «на договоре» там же. Из телевизора и радио неслись призывы потерпеть нужду какое-то время, и построить все заново. Хотелось жизни самостоятельной, вольной, красивой. Была уверенность, что все получится.

По вечерам, когда Маргарита несла воду из колодца на углу улицы, красный закат отражался в окнах дома, белели резные наличники, и она думала, что их новая жизнь началась в нужном месте и в нужное время, с преемственности культуры и связи с корнями. Она изучала историю деревни со средневековья, с момента возникновения небольшого поселения на берегу реки. Знала и то, что в тридцатые годы двадцатого века пострадало здесь  много людей. Был, например, расстрелян священник с церковной двадцаткой и случайно зашедшим в храм человеком. Почему-то этот  безымянный, случайно зашедший  в храм человек, судьба которого сохранилась в народном предании, задевал и ее. Она неотступно возвращалась к нему, когда думала об истории деревни. Что значила эта нелепая и вдвойне несправедливая смерть?

Муж хотел купить коня. Туманными росными ночами  конь, согласно замыслу Николая, должен был бы бродить по лугу возле дома. Сквозь тучи светила бы яркая луна. Это было бы очень красиво.

Маргарита представляла себе эту сцену, и в ее  воображении складывался чудесный фильм, конь в лунном свете……

Первый  же проданный после долгого перерыва пейзаж с  таинственной лесной дорогой  в свете полной луны полностью пошел на покупку коня в дальнем районном центре. Но  на перевозку животного в фургоне денег уже не хватило. Николай, который в свое время еще в Советском Союзе, работая фотокоррекспондентом районной газеты, прошел с этюдником и рюкзаком русский Север и Новгородчину и был привычен к ночевкам в чистом поле, решил привести коня самостоятельно взял седло и уздечку и отправился за своей мечтой.

Три дня не было от него вестей. Это было время, когда мобильные телефоны  имелись только у очень богатых людей, и звонить можно было из почтовых отделений населенных пунктов. Николай не звонил.Ожидание в полной неизвестности было довольно томительным. Но вот он появился в дальнем конце деревенской улицы, тяжело  ступая кирзовыми сапогами по песку. Он шел один. Широкие плечи опущены, словно сузились, сизая борода отрасла, волосы опустились до плеч. В руке уздечка, за плечами седло. Он словно состарился за три дня разлуки. Маргарита сразу поняла, что что-то случилось.

- Конь погиб, - сказал Николай, глядя на жену выцветшими больными глазами.- Он непривычный был к движению машин. Если машина шла, я прятался с ним в кустах на обочине. А тут не уследил, он рванулся, и стременем ему ногу перебило. Хорошо, люди рядом видели, местные. Помогли вызвать машину, на бойню. Я еще должен был его заманивать по сходням в фургон… - голос у него осекся, в глазах сверкнули слезы. Он отвернулся.

Что-то пришлось мямлить и объяснять детям, уже поделившим свои будущие обязанности по уходу за красивым и гордым животным. Ночью на небе светила круглая луна.
 
Вспоминая впоследствии, через годы, эту их неудачу, ставшую, как показало время,  переломной, Маргарита задавала себе вопрос, что было бы, если бы конь остался жив. Смогли бы они управляться с ним? Может и не смогли бы. Или конь стал бы стимулом, сбывшейся мечтой, которая давала бы силы? Так или иначе, Николай стал каким-то сломленным именно с этого момента.

Может, правильно писали в газетах – советская власть воспитала поколения людей послушных, но беспомощных. Или и вправду нельзя построить ничего путного на костях? Однажды Маргарита собралась и уехала в город с детьми. Надо было, хоть и с опозданием, но пристраивать их в школу. Домашнее обучение тогда еще не было разрешено, а в деревенскую школу она так и не решилась их отдать. Понимала, что привяжется к месту множеством формальностей, а ей уже не казалось это целесообразным –привязываться к деревне. Уж очень тяжелой и безвыходной была жизнь. Договорились, что будут жить на два дома – и в городе, и в деревне.
В городе она устроилась работать на рынок. Продавала футболки и носки, чтобы кормить Васю и Олю, а также свою престарелую мать, которой  все время задерживали пенсию, и  еще посылать небольшие деньги Николаю, который остался на хозяйстве: коза, куры, кролики, собака и кот. Еще иногда Николай   подрабатывал колкой дров и мелкой работой по хозяйству для соседей.  Жил он впроголодь, но держался. Они все еще верили, что все у них получится. Маргарита тоже верила. Периодически на рынок наведывались то милиция, то бандиты, и тогда не оставалось денег даже на еду. Однажды под новый год, когда весь товар конфисковали и у них не было денег ни на праздничный стол, ни на елку, ни даже на маленькие подарки детям, и уж конечно нечего было послать Николаю, который должен был встречать новый год один с маленьким походным черно-белым телевизором (ни мобильников, ни планшетов, ни скайпа не было в те времена)в занесенной снегом деревне, откуда давно разъехались все дачники и только несколько старух доживали свой век, однажды в такой момент раздался звонок в дверь их большой коммунальной квартиры на Васильевском острове. На пороге стоял Николай. С громадным рюкзаком за плечами. На поводке собака, в корзинке кот. Кролики и куры в деревне съедены, коза забита.

Николай сделал так, потому что хотел встретить Новый год с семьей, но никто из жителей не согласился подержать козу, хоть он прилагал к ней сено. Потому что к тому времени он уже успел переругаться с соседями и заработать репутацию человека несговорчивого,  неуспешного и довольно странного.

Дети плакали, потому что любили козу, и не могли вместить столь жестокое решение вопроса. Видимо, и для Николая это был акт приспособления к жестокому миру. В этом ритуале коза пала жертвой. Пришлось пообещать детям, что собаку и кота они берут безоговорочно в свою коммунальную квартиру. Животные живут с нами и едят то, что и все. Обещаю, ничего с ними не случится. В то время было очень голодно.

Кот вскоре ушел. Он не привык к городу. Тосковал, вылезал на подоконник через низко расположенную форточку старинного окна на втором этаже дома в стиле модерн на Петроградке. Потом ушел через окно. Навсегда.

Маргарита вспоминала как этот гладкий полосатый охотник и забияка любил устраиваться на ночлег аккуратно между ней и Николаем, игнорируя разрешение спать в ногах или сбоку. Как они, хихикая, пытались  лечь близко, настолько, чтобы кот не мог провалиться между ними, но животное упорно пыталось туда пролезть и добивалось своего. Теперь кот ушел. Обиженный, растерянный, сбитый с толку этим переездом. Ушел в никуда.

Маргарита не могла уже больше уделять столько внимания Николаю, сколько требовала его прихотливая творческая натура. Она разрывалась между работой на рынке, воспитанием детей, помощью матери и своими слабыми попытками завершить исследование в области кино…. Еще приходилось каждое лето везти детей на дачу в деревню и ухаживать там за огородом, потому что нужна была зелень и овощи, а также потому, что неухоженный огород могли занять соседи, обосновывая захват тем, что земля не обрабатывается, значит, не нужна. Маргарита упорно вскапывала грядки и засеивала их овощами. Ей также удалось ненадолго починить крышу дома и произвести кое-какой мелкий ремонт. Надо было сохранить эту недвижимость. Любой ценой.

Николай ушел жить к себе в мастерскую, устроенную в комнате   другой коммунальной квартиры, доставшейся ему по наследству. Он жил продажей картин. Картины продавались плохо, и дети часто возили ему продукты. Иногда заходила Маргарита. В мастерской остро и романтично пахло красками, растворителями, пылью. Николай ставил на мольберт картины: корабли в свинцовых волнах, храмы в осенней листве, бокалы вина, фрукты, а иногда на натюрморте была пачка "Беломора", гнутая вилка, стопка водки да килька в томате. Ведь он жил какое-то время на Колыме и своими глазами видел остатки лагерей на просторах вечной мерзлоты. Маргарита читала ему отрывки из своей книги, которую урывками писала. Это были крохи радости, небольшие праздники для обоих.

Между ними давно уже ничего не было – ни любви, ни страсти, ни объятий. Только жалость, да, пожалуй, ожидание слов, которые таились в немоте и ждали выхода. Но слова  неизменно застревали где-то в грудной клетке, сдавленные страхом  разрыдаться не ко времени. Николай беспрерывно шутил и иронизировал. Он говорил, что так легче жить, высмеивая все и беспрерывно иронизируя. Все превращать в шутку. В последний год Николай стал терять зрение, и  видимо, поэтому стал писать стихи. Возможно, стихи помогали ему оставаться в творческом состоянии. Для письма он пользовался особой ручкой с золотым пером и не признавал компьютер.
 
Когда он заболел и слег, дети были уже взрослыми. Они дежурили по очереди, но больше всех сын, Василий. Иначе, думала Маргарита, мне было бы нипочем не справиться со всем этим. Однажды, когда Маргарита дала ему лекарство, он вдруг  сказал: «У тебя сегодня красивая прическа». Она промолчала, не зная, что ответить на это, и сказала, что еще посидит у него немного, пока не придет сын и не сменит ее.

 -Я придумал сегодня обложку для «Дамы с собачкой» Чехова, - сказал он, и слабым голосом и стал медленно, задыхаясь, но с каким-то непобедимым наслаждением рассказывать, что и где будет изображено на обложке.  Когда она уходила, он попросил дать ему ручку и блокнот. Особую ручку с золотым пером. За день до этого ручка перестала писать, что-то сломалось.Не писала она и в этот раз, бессмысленно царапая бумагу. Маргарита сказала, что пойдет сейчас в магазин и купит другую. - Не надо , - сказал Николай, отдал ей блокнот и отвернулся к стене.
 
Через день она вышла из реанимации под дождь, уже не сдерживая рыданий. Все закончилось. Навсегда. Кони, лунный свет, яблони, колодцы, стога в тумане. Все.

… Стояли яркие тихие дни бабьего лета. В доме   шел ремонт,  слышен был то стук молотков, то визг бензопилы. Ремонт был обыкновенный, как у всех: стеклопакеты, сайдинг,черепица. От старинного исторического особняка почти ничего не осталось, реставрация была не по средствам, и это стало окончательно понятно в последний год. Они проиграли эту битву интеллигентов за историческую преемственность.Надо было или расставаться с домом или превращать  его в современное стандартное загородное жилище. Маргарита, располневшая, с сединой в модной стрижке, только что вернулась из Петербурга, где прошла презентация ее тоненькой книги о советском кино периода «оттепели». В саду, засыпанном разноцветной листвой, Вася заканчивал делать короб над колодцем. Вася был уже совсем взрослый,отрастил бороду.Он работал программистом, но  умело управлялся с молотком и пилой. Воду нашел этим летом их сосед. который наловчился определять место по едва заметному движению рамки в руках. Нашел в совершенно противоположном  от компостной ямы конце участка. Когда рыли  новый колодец, натолкнулись на  остатки старого дореволюционного, и с большим трудом пришлось извлекать несгнившие крепкие бревна прежнего сруба, они лежали теперь  рядом.

Вася собрал инструменты и пошел в дом. Маргарита задержалась в саду , вдыхая сырой ароматный воздух осени и дымок от  костров неподалеку. Потом тоже пошла в дом. За спиной раздался глухой стук. Она обернулась: на плоской крышке колодца лежало большое краснобокое яблоко.
Октябрь 2017