(к читателю портала "проза.ру". Кажется, удача! В августе-сентябре неожиданно удалось оформить замысел, над которым трудился много лет - фактически, с самой моей студенческой юности. Тема - студенчество, юность, система образования, самочувствие молодого человека в большом городе. Несмотря на множество прежде написанных вариантов, всё время в них что-то не хватало, потому не решался помещать их здесь. Теперь, кажется, удалось создать что-то удачное. Всё достаточно объективно, содержательно и, я надеюсь, компактно. Студенческая жизнь описана достаточно целостно. Образ героя добавляет некоторый "личный", лирический момент.
Т.о., надеюсь, что этот ранний, самый первый мой замысел всё-таки получит достаточно адекватное осуществление. Те, кто заинтересовался здесь моим скромным творчеством, получат возможность узнать, "с чего же всё начиналось". Студенческая жизнь, темы молодости, вступления в жизнь молодого человека в большом городе будут некоторым образом освещены. Я получу возможность заняться пусть и не главной, но всё-таки достаточно значимой общественной темой. Предлагаю для этой повести более "лёгкое" название - "Сцены из студенческой жизни" (название "Студенты", мне всё-таки кажется слишком "тяжеловесным"). Надеюсь понемногу добавлять новые части - но, на тот случай, если по каким-то причинам работа застопорится, постараюсь сделать так, чтобы каждая часть имела самостоятельный смысл.)
СЦЕНЫ ИЗ СТУДЕНЧЕСКОЙ ЖИЗНИ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ВСТУПЛЕНИЕ. НА ЗАНЯТИЯХ.
Я вновь вспоминаю годы моей институтской учёбы. Вообще, это время проходило по-разному, в нём были и свои беды, и свои радости, и нельзя его теперь рисовать одной только чёрной краской. Но мне вспоминается одна самая странная, тревожная сторона нашей тогдашней студенческой жизни - это наши студенческие самоубийства. Они происходили у нас на факультете с какой-то странной регулярностью. Вот начинался учебный год - и можно было быть уверенным, что в течение его очередные два-три человека, быть может, с разных курсов, с разных отделений нашего факультета закончат жизнь таким образом. Подобные события производили тягостное впечатление на студентов. Рассматривали фотографию погибшего, которую обычно вывешивали на стенде около учебной части, шептались об этом на лестницах и по углам. Кто-то, кто посмелее, пытались выяснить обстоятельства происшествия и последние обстоятельства жизни несчастного - особенно, если он был из общежития. Потом постепенно это событие забывалось - есть какие-то защитные механизмы в человеке, который не позволяют слишком долго фиксировать на таких происшествиях наше сознание. Но, в действительности, это не забывалось никогда, и продолжало присутствовать в атмосфере нашего факультета, как-то подспудно, незаметно влияя на нашу учебную атмосферу.
Я постараюсь объяснить, почему меня это так волнует, и почему это так отложилось в моей памяти - по крайней мере, как я сам это понимаю. Ведь наш институт считается одним из лучших ВУЗов страны - по крайней мере, столицы. В него каждый год из самых отдалённых мест съезжаются поступать самые талантливые, одарённые ребята со всей нашей страны - в полном смысле, лучшие ребята. Съезжаются, чтобы приобрести подлинную опору в жизни, получить профессию, действительно изучить эти серьёзные и непростые науки. То же можно сказать и про наш факультет. Быть может, он далеко не самый практический, в каком-то смысле "элитарный" - и всё же его считают очень фундаментальным и основательным, в каком-то смысле "лицом" всего нашего института. Сюда-то как раз и поступают самые одаренные ребята. И, конечно же, с тем, чтобы годы этой учёбы не прошли зря.
И вот вдруг вместо этого - усталость и нервотрёпка, куча непонятного, физическое и умственное переутомление, страх перед экзаменами!.. Я помню, у меня все первые месяцы, как я поступил на обучение, постоянно болела голова. Только прослушаешь лекцию, в которой ничего не понятно - и надо идти в читалку, сидеть над книгами, а потом ещё вечером дома решать задачи!.. А новый материал всё прибывает. Я потом уже махнул рукой на лекции, особенно когда ничего было непонятно - и попросту уходил с них, чтобы гулять по осеннему городу. Так побродишь немного в каком-нибудь сквере - и вроде спокойней станет. И сам как-то приходишь в себя, и голова яснее... Кругом - ковёр ярких осенних листьев, над головой - ясное осеннее небо... Да, но ведь долго-то так не находишься!.. Лекции-то и зачёты тебя ждать не будут!.. Вот ты сейчас гуляешь - а ведь ещё неизвестно, как это удастся наверстать! И вот, бывало, так походишь-походишь, а потом поворачиваешь, и, стиснув зубы, со слезами на глазах снова идёшь на лекцию. Экзамены-то за тебя никто не будет сдавать!..
Я хочу описать наши лекции. Они проходили в большой аудитории на первом этаже. Бывало, ещё утро - а ты с утра пораньше уже спешишь в институт. Хочется спать, голова ещё не очень ясная. Толкотня в автобусе и в метро действует раздражающе. Но вот ты уже вышел на свежий осенний воздух и в утренних сумерках подходишь к институту. Просторный вестибюль со множеством народа, гардероб - и вот ты уже идёшь на лекцию.
Здесь понемногу собирается народ. За окном ещё сумерки, а здесь под потолком горят яркие лампы. Люди подходят, прибывают, устраиваются в рядах. Но нет спокойствия, оживления, молодой естественности. Я чувствую, что все они такие не выспавшиеся и усталые, как и я. Многие здесь ездят с другого конца Москвы или даже из Подмосковья, другие живут в общежитии. В рядах чувствуется напряжение. Разговоры, конечно, ведутся, но все они не очень естественные - не для того, чтобы поговорить, а для того, чтобы снять это напряжение, рассеять эту усталость и чувство неловкости. Вот две мои знакомые девушки в другом конце аудитории затеяли играть "в ладошки" - но делают это они не потому, что им весело, а для того, чтобы избавиться от этого напряжения и тоски.
Наконец, приходит лектор. Все встают, хлопая сиденьями, потом снова садятся. Он начинает говорить. Я обычно уже через несколько минут совершенно терял нить его рассказа. Не было никакой возможности понять это, во всём этом разобраться! Вместо этого я обычно начинал смотреть в окно. Там уже к этому времени рассветало, виднелось хмурое белое небо. Рядом поднималась серая каменная стена соседнего здания. В промежутке между нашей и соседней стеной реяла какая-то птица. Вот она взмахнула крыльями, поднялась - и исчезла в белом светлеющем небе. Она теперь там, в вышине - а я по-прежнему здесь, в этой хмурой аудитории.
Я оборачиваюсь назад и принимаюсь рассматривать наших студентов. Всюду - склонённые над тетрадками головы. Некоторые, впрочем, уже отчаялись что-то понять, и сидят совершенно без толку, просто так. А другие ещё пытаются в чём-то разобраться, напрягаются, смешно вытягивают шеи, пытаясь разглядеть что-то на доске. А другие зато играют в "морской бой". Эти хоть занимаются чем-то интересным!.. А на самом заднем ряду несколько студентов легли прямо на лавках, за партами - и преспокойно спят!.. Видно, они из общежития, где ночью невозможно выспаться - вот они и, приходят досыпать на лекциях. Лектор косится на них недовольно, и время от времени делает замечания - но что тут сделаешь!..
И над всем этим царит его голос. Он, как какие-то мерные тяжёлые капли, медленно падает в аудиторию. Нет никакой возможности во всём этом разобраться, что-то понять. Этот мерный голос лектора уже давно ничего не сообщает нам, он просто становится каким-то скучным постоянным фоном. Но невозможно не понимать - от того, как ты поймёшь это, как ты сумеешь разобраться в этом, зависят твои ближайшие экзамены, и, в конечном счёте - твоё будущее.
После лекции я выходил в коридор. Здесь поодиночке и кучками стояли наши студенты. Мне как-то трудно было к ним подойти. Их разговоры и темы были совершенно не интересны мне. Кроме того, я чувствовал всё ту же неестественность и напряжение в их общении. Они говорили о чём-то не потому, что им было интересно, а потому, что они чувствовали себя неестественно и неловко, и надо же было о чём-то говорить. Все чувствовали то же напряжение и усталость. Всем было всё так же непонятно, и все так же боялись экзаменов. И в такой обстановке невозможно было вступить с людьми в здоровое, естественное общение.
Кроме больших лекций были у нас семинары. Эти занятия тоже не доставляли мне никакой радости. На них мы обычно решали сложные хитроумные задачи. Разобраться в них тоже не было никакой возможности. Однажды на одном из таких семинаров в самом начале года я безуспешно вглядывался в доску, стараясь уследить за линиями значков, которые всё появлялись на ней под рукой преподавателя. Наконец, я совсем отчаялся и перестал писать. К моему удивлению, моя соседка всё продолжала быстро взглядывать на доску и заносить что-то в свою тетрадку. Понаблюдав за ней некоторое время, я, наконец, тихо спросил:
- Как, Вы что-то в этом понимаете?..
Она удивлённо и испуганно посмотрела на меня.
- Нет, совершенно ничего не понимаю!.. Но я всё равно пишу, чтобы ничего не пропустить - может быть, потом удастся разобраться!..
Во всей её позе, и голосе, и выражении лица чувствовалось ощущение странности, непостижимости такой ситуации. А я подивился старательности и усидчивости наших девушек. Возможно, в чём-то им было легче, чем нам. Так я с ней в первый раз познакомился.
Вот так проходила моя учёба в те, первые месяцы. Понятно, что мне не очень-то хотелось сидеть в этом тоскливом сером здании! Иногда посидишь лекцию, семинар - а после уже нет сил сидеть, и тогда уходишь из этого здания, и идёшь бродить по городу, куда глаза глядят. Уже осень, октябрь, сеет мелкий дождь. Деревья стоят почти голые, ворохи осенних листьев на газонах. И вот бродишь, бродишь по дождливому городу - но ничто не проясняется, и всё так же темно впереди и вокруг. И всё так же много непонятного, и впереди экзамены.
А то вдруг выглянет солнце - и как-то вдруг будто яснее, легче станет. И как-то вдруг остановишься, и успокоишься, и смотришь на освещённое солнцем дерево, или стену соседнего дома. И, вроде бы, всё в мире как всегда - и солнце светит, и небо над головой - но только в чувствах и мыслях твоих прочно поселилось что-то новое. Там теперь прочно царят какие-то холод и пустота. И постоишь так, посмотришь на дерево, или на солнце - а потом поворачиваешь, и снова идёшь ТУДА. А что делать - учёбы-то моей никто не отменял!.. И всё равно впереди предстоят экзамены...
Вот так начинался для меня первый год моей учёбы.
В УЧЕБНОЙ ЧАСТИ
Я упомянул о прогулах. Наверное, многие студенты у нас не выдерживали ритма занятий и начинали пропускать. Как ни странно, дисциплина на факультете была поставлена очень строго, и все такие пропуски отмечались. Когда их накапливалось достаточно много, студент получал вызов в учебную часть. Это-то и сообщало особый "драматизм" всем нашим прогулам. Студент мог сидеть дома, или гулять по улице - но он знал, что за всем этим непременно последует "расплата". В какой-то момент дома раздавался звонок, равнодушный голос сообщал, что у него накопилось столько-то часов пропусков, и что он должен прийти в учебную часть на приём к инспектору.
Наша учебная часть находилась на одном из верхних этажей. С утра уже у её дверей формировалась порядочная очередь. Это всё были "прогульщики", люди, которых вызвали сюда, чтобы с ними "разбираться". Понятно, что настроение у вызванных людей было далеко не радужное. В очереди царили неловкость и напряжение. Постепенно очередь двигалась, момент твоей встречи с инспектором приближался. Дверь в учебную часть часто оставляли открытой, и из коридора можно было видеть, что там происходило.
Сотрудники нашего факультета вовсе не относились к студентам как к какой-либо ценности; они вовсе не уважали в студенте личность; их не интересовало, здоров ли учащийся, всё ли он успевает, увлечен ли он учёбой; вместо этого в сознании наших сотрудников прочное место заняли такие понятия, как "программа", "курс", "лекция", "количество часов". Главное было - изложить определённый объём знаний в определённом цикле лекций, и чтобы учащиеся его "прослушали". В этом и виделась вся задача образования. Молодые люди при этом воспринимались не столько как люди, сколько как "объекты". В них нужно было всё это "вложить". При этом никого не интересовало, есть ли в них "место" для этих знаний, готовы ли они это "воспринять" - такие "тонкости" нашим преподавателям и администрации, видимо, казались не слишком важными.
Сложнейшие знания одной из глубочайших областей наук на нашем факультете были "упакованы" в лекционные курсы - и в таком упакованном виде "обрушивались" на наши головы. Никого не интересовало, что происходит с нами, живы ли мы под этим "камнепадом". Количество знаний с течением времени прибывало, вставал вопрос о "более плотной упаковке". Новые знания втискивали всё в те же 5 лет. Не было ясных понятий о том, что полезно молодым людям, усваивают ли они этот "продукт". И единственной опорой оставались всё те же "программы", "курсы лекций", "количества часов", которые позволяли организаторам факультета обрести некоторую почву под ногами, и быть уверенными, даже вовсе не интересуясь действительной реальностью, что они все вместе заняты очень важным и полезным делом.
Здесь для справедливости нужно сказать, что сама по себе эта идея "лекционных курсов" и "часов", может быть, очень даже и не плохая. Представьте себе увлечённых наукой людей, обучающих молодёжь, заботящихся о связи старших с младшими, о приобретении практических умений, о связи обучения с жизнью. Как хорошо было бы учиться в таком учебном заведении! И, конечно же, там, где люди действительно обучаются, где каждый день и час действительно посвящены этому, можно было бы условно сказать, что они научились тем больше и тем лучше, чем больше посвятили этому времени, чем больше "часов" провели вместе!
Но у нас была совершенно другая ситуация. Не было даже и намёка на увлечённость, на яркость и интересность занятий, на их связь с жизнью. Всё уже давно приняло формальный характер - просто работала когда-то кем-то созданная и запущенная "учебная машина". И вот в этих-то условиях, казалось бы, и нужно было проявить особое внимание к человеку - как себя чувствует студент, всё ли он успевает; позаботиться о том, чтобы преодолеть общую атмосферу отчуждения и равнодушия на факультете, о том, чтобы учащийся лучше чувствовал связь своего обучения со своей дальнейшей жизнью; но нет! Запущенная и налаженная когда-то "машина" уже окончательно подчинила себе людей! И наши взрослые, уверенные преподаватели, вместо того, чтобы налаживать нормальную обстановку на факультете и устраивать нормальную жизнь для студентов, прятались всё за те же идеи - за создание всё новых лекционных курсов, за высчитывание "количества часов", и за представление о студенте, как об "объекте", который нужно "наполнить" определёнными знаниями, совершенно не интересуясь, как они им усваиваются. Так с самого начала в организацию учебного дела на нашем факультете был заложен некий "сбой". Сосредоточили внимание не на сути, а на форме, на "внешних критериях" - так что человек оказался уже вроде и не человеком, а лишь некоторым "объектом", или "средством".
Именно на этом и было основано отношение к человеку в нашей учебной части. Здесь никого не интересовало, здоров он или болен, интересно ли ему заниматься, понятен ли ему материал. Единственным критерием было количество часов, которые он отсидел на занятиях. Если это количество сильно отклонялось от определённой цифры - его вызывали "на ковёр" и с ним "разбирались".
Я сидел перед учебной частью и ждал своей очереди. В голове у меня всё время крутилось, что я буду говорить нашей инспектрисе. Чтобы не скучать, я поднялся и встал напротив двери, через которую можно было видеть, что происходит в учебной части. Там как раз наша инспектриса встала и куда-то ушла, а вместо неё на её место сел принимать студентов наш начальник курса. Обстановка сразу изменилась. Этот наш начальник курса был замечательный человек, и студенты его любили. Он не придавал такого значения формальностям, и всегда рад был увидеть в студенте человека. К нему шли обычно с самыми важными вопросами, и всегда могли надеяться, что будут внимательно выслушаны. Наличие такого человека было для студентов опорой и само по себе просветляло окружающую обстановку. Но как жалко, что он был один! Он, конечно, мог нас поддержать и самим своим существованием составлял в нашей жизни некоторую "отдушину" - но не мог изменить всю эту "систему" и решить всех наших ежедневных студенческих проблем.
Однако сейчас он дежурил в учебной части. К нему подошёл и подсел какой-то студент. Кажется, я немного знал этого студента - по крайней мере, видел его на занятиях. Он всегда вёл себя как-то особенно свободно, на лекциях появлялся ненадолго, как бы только чтобы взглянуть - "А ну, что это у вас тут делается?.." Потому, может быть, он почти всегда ходил по факультету в пальто и в шапке. Кажется, он пришёл к нам после армии, имел уже некоторый жизненный опыт. Может быть, именно, поэтому, имея некоторый жизненный кругозор, он и старался "не поддаваться" нашей учебной обстановке, смотрел на неё как бы "со стороны". Но всё равно он оставался студентом, и, пропустив некоторое число занятий, оказался вызван в учебную часть. Теперь он сидел перед нашим начальником курса, и что-то робко и унижено ему объяснял. Он, как всегда, был в пальто, и только нервно мял на коленях в руке шапку. Лицо у него от волнения было красное.
- Я это всё случайно пропустил! - говорил он, - Я обязательно наверстаю! Я ведь уже в другом институте учился, мне этот материал знаком! (Ах, так вот в чём было дело - он пришёл к нам после другого института!) Вот увидите, я все экзамены сдам!
Начальник внимательно слушал его.
- Но вам всё-таки лучше посещать занятия, чтобы лучше знать требования преподавателей, - наконец, сказал он.
- Хорошо, я буду, буду посещать!.. - оживлённо воскликнул студент, - Только знаете... (неожиданно разоткровенничался он) мне иногда кажется, что преподаватели подходят к нашему предмету несколько формально. Я ведь очень увлечён этими вопросами, я очень люблю науку... Мне кажется (продолжал он), что наука - это как поэзия, или музыка, и её действительно надо любить. Я бы вот этого хотел, мне вот этого здесь не хватает...
Я с удивлением слушал его. Совсем непривычно мне было слышать такие разговоры на нашем факультете! Среди тоскливо-свинцовых будней нашей учёбы и наших лекций этот студент казался каким-то беспомощным и наивным, каким-то мечтателем!
Однако начальник курса слушал его с интересом.
- Если Вы так тонко чувствуете науку, - сказал он с улыбкой, - то тем более нужно Вам быть прилежным в занятиях.
Наивный студент благодарно закивал.
- Хорошо, - продолжал начальник, - я Вам закрою эти пропуски, будем считать, что Вы нормально занимались, не нужно доставать никакой справки. Но только Вы теперь внимательней относитесь к учёбе и старательней готовьтесь к экзаменам.
Бедный студент, кажется, готов был его расцеловать. Он вскочил и, кажется, уже собирался бежать вон из учебной части. Но тут вдруг будто что-то вспомнил, задумался и вновь присел к инспекторскому столу.
- А Вы знаете, я ведь и стихи пишу... - как-то особенно, доверительно глядя на начальника, сказал он.
Я так было и хотел крикнуть ему: "Не надо бы тебе сейчас об этом!.. Не то это время и не то место, чтобы людям душу раскрывать!.. Ни этому начальнику, и никому - особенно теперь, когда ты здесь оправдываешь свои прогулы, и тебя чуть не выгнали из института!.."
Но начальник неожиданно благосклонно сказал:
- Стихи?.. Вот как... Это интересно...
Бедный студент теперь готов был ему во всём довериться.
- Да, Вы знаете, я ведь с детства пишу... Я и публиковался когда-то - там, у себя... И теперь здесь, в общежитии - я сижу иногда у себя в комнате, когда никого нет - и сочиняю...
Начальник внимательно смотрел на него.
- Так, так... Это интересно... А Вы не могли бы дать мне почитать?..
Несчастный студент был на седьмом небе от счастья.
- Конечно, смогу!.. Вот наверстаю немного пропущенное - и Вам обязательно принесу!..
- Ну хорошо, хорошо... - улыбнулся начальник, - Успехов Вам, и больше не пропускайте занятия...
Молодой человек пулей радостно вылетел из учебной части.
Вот что значит, что в учебной части у нас работал один порядочный человек! Кстати, об этом студенте, и о его увлечении стихами. Я после узнал, что у нас на факультете, кажется, куча народу сочиняла стихи! Особенно это касалось ребят из общежития, которые специально приезжали в столицу, чтобы покорить её своими талантами - но, к сожалению, обстановка на нашем факультете была не подходящей для развития этих талантов. Они старались по-всякому, чтобы привлечь к себе внимание - но в результате часто получалось так, что они просто не сдавали сессию. То же касалось и всяких других способностей - в музыке, театре, или любых других. Трудно было сочетать учёбу и развитие этих способностей. Остаётся гадать, почему же люди, поступавшие на наш факультет, часто бывали так творчески одарены, что старались развивать свой талант параллельно с обучением, а иногда даже ставить его на первое место, отводя в этом случае обучению роль некоторого "прикрытия". Из этого часто ничего не получалось, и для меня загадка, почему это так происходило.
Что же касается этого студента, то ему так и не удалось прижиться на нашем факультете. Может быть, он и действительно был одарён, может быть, он и действительно как-то особенно чувствовал науку, музыку и поэзию - но он не смог найти общий язык с нашими преподавателями и удовлетворить их требованиям. Как-то у него на всё были слишком свои, особенные взгляды. В конце концов, на следующий год, он не смог сдать сессию, и вынужден был оставить обучение.
Я уже сказал, как важен был для студентов наш начальник курса, который иногда дежурил в учебной части. Но всё дело в том, что обычно-то там дежурила совсем другая женщина! Звали её Крысой. То есть у неё, конечно, были свои имя, отчество и фамилия, но студенты за глаза "окрестили" её так. Главной её особенностью было полное равнодушие к студентам. Он будто задалась целью относиться к своим обязанностям чисто формально, и старательно высчитывала наши пропуски, наши несданные зачёты и контрольные, но при этом совершенно не интересоваться обстоятельствами жизни студентов. Главным её чувством при общении со студентами было раздражение. Она будто только и думала, что главная задача учащихся молодых людей - пропустить как можно больше занятий, скрыться от учебной части, и при этом ещё и выгораживать друг друга, а её задача - разоблачать их и "выводить на чистую воду". Рядом с ней людям и действительно начинало это казаться. Никто не хотел иметь с ней дело. И хотя я понимаю, что это был лишь её личный характер, и ей не исчерпывалась вся обстановка на нашем факультете, но хочу здесь сказать - как много значит конкретный человек, который общается со студентами в эту трудную пору их жизни, как сильно он может повлиять на общую учебную атмосферу и на их самочувствие! Вновь повторю и про нашего начальника - хотя его фигура, сама его личность и действовали на студентов очень благотворно, но он был один, и не мог изменить ни всей этой системы, ни решить всех наших проблем.
Я пропустил перед собой ещё одного или двух студентов, и, наконец, сам пошёл на приём к начальнику. Признаться, теперь, когда он заместил собой Крысу, у меня появилась некоторая надежда.
Он спросил мою фамилию, потом заглянул в журнал, потом внимательно и приветливо посмотрел на меня.
- У Вас тоже пропуски. Что будем делать? Вы, наверное, тоже стихи сочиняете?..
- Н-нет, я б-болел...
- Болели? А справка у Вас есть?
- Я п-принесу!..
- А где же она сейчас?
- Мне нужно ещё раз сходить ко врачу и её закрыть.
Он с некоторым сомнением взглянул на меня, но не показал виду.
- Ну что ж, закрывайте и приносите.
Я как-то боком и неуверенно вышел из учебной части. Мне было страшно стыдно перед нашим добрым начальником! Я сказал ему неправду - во время моих прогулов я ни к каким врачам вовсе не обращался! Я вовсе и не пытался "закрывать" мои прогулы! Не было у меня никакой справки!
В ПОЛИКЛИНИКЕ
Этот последний эпизод позволяет мне поднять тему здоровья наших студентов. Дело в том, что не только для того надо было доставать медицинскую справку, чтобы оправдать свои прогулы. Многие студенты у нас по-настоящему болели. Происходило всё это примерно так. Осенью человек поступает на обучение. Поначалу всё вроде идёт довольно гладко. Но постепенно, под влиянием недосыпания, напряжённых занятий, длинных лекций и непонятного материала он начинает всё более уставать, пока, наконец, не приходит в состояние постоянного утомления. У нас многие студенты находились в этом состоянии. Оно постепенно становится привычным, и человек уже перестаёт его замечать. У меня, например, на первом курсе от утомления постоянно болели плечи и спина, и я считал это нормальным. Так постепенно человек теряет здоровье. Он поначалу этого не замечает. Он пробует по-прежнему заниматься, всё успевать - но у него это уже не получается. Со временем он начинает обращаться к врачам. Студенты-москвичи делали это в своих поликлиниках по месту жительства - но была у нас и ещё одна поликлиника, прямо в институте, для наших студентов. Она находилась на отдельной территории, в отдельном небольшом корпусе. Сюда сходились захворавшие студенты со всего института. Особенно было много ребят из общежития - они по случаю каких-то непорядков со здоровьем должны были идти именно сюда.
Здесь наших студентов принимали специалисты, которые действительно могли на какое-то время дать освобождение от занятий. Задача их, видимо, была не проста. Нужно было отделить действительно больных студентов от тех, которые только лишь хотели получить оправдание своим прогулам, поток которых никогда не ослабевал в нашей поликлинике. Впрочем, довольно трудно было отделить одних от других. Те студенты, которые болели, и действительно часто пропускали и нуждались в оправдании для учебной части. А те, которые пропускали, и действительно часто испытывали недомогание. Так что эти две стороны жизни - болезни студентов и нарушения учебной дисциплины - у нас шли "рука об руку".
Была одна особенность в этих обращениях наших студентов к врачам, которая придавала всей этой стороне нашей жизни поистине зловещий характер. Я уже сказал, что большинство этих обращений было связано с усталостью, переутомлением от занятий. Но ведь такие болезни не лечит ЛОР, или, к примеру, терапевт. Существуют определённая область медицины и особые специалисты для лечения таких заболеваний.
И вот, студент, переутомившийся от занятий, или от беспорядочной жизни в общежитии, начинал чувствовать недомогание. Он обращался к врачам - но те никак не могли ему помочь. Ведь у него болели не горло, не живот - причина была глубже, во всём состоянии организма. И вот, наконец, его направляли к особым врачам. Визит к такого рода врачам никому не доставлял радости - ведь одно дело знать, что у тебя болит горло, или живот - и совсем другое дело понимать, что у тебя больны психика, или душа!
Столкновение с этой областью медицины привносило в жизнь студента какое-то состояние безысходности. Он начинал чувствовать, что с ним что-то не в порядке, что он не такой, как все. Какой-нибудь диагноз из этой области звучал, как приговор. И главное - вовсе непонятно было, можно ли это исправить. Жизнь души - такая сложная область, в ней всё так тонко, неопределённо!.. Вот сломалось что-то в человеке - как знать, может, он теперь всегда будет такой!.. Как-то незаметно пропала способность заниматься, воспринимать материал... Развилась какая-то хроническая усталость... Человек вроде и живёт - но жизнь будто проходит мимо... вот, человек постепенно к этому привыкает. Это становится его постоянным, как бы "хроническим" состоянием. И может быть, он когда-то и был другим - в детстве, в школе, в родном городе - но это всё было как бы в другой жизни, и это уже невозможно вспомнить, а теперь, во время институтской учёбы он уже многие месяцы такой, и это теперь и есть его настоящая жизнь. Это стало реальностью - и его болезнь, и его визиты ко врачу, и тяжёлый диагноз...
Встречаться с этой областью медицины наши студенты очень не любили. В очереди у кабинета, где принимал этот специалист, стояла какая-то тяжёлая атмосфера. Но делать было нечего - если все остальные врачи от тебя отказались, то нужно было идти именно сюда. Я, честное слово, не знаю, действительно ли людей здесь каким-то образом лечили. Но справку с освобождением от занятий здесь точно могли дать. Могли даже отправить студента в академический отпуск. Для этого ему, однако, как говорили, нужно было "полежать".
Об этом отделении известной больницы, куда клали наших студентов, у нас на факультете ходили самые разные истории. И не удивительно - пожалуй, это было самое интересное и необычное, что вообще могло произойти со студентом. Туда отправляли как раз из нашей поликлиники, студентов, которые слишком переутомились, или совсем уже не справлялись с учёбой. Я тоже не знаю, лечили ли там, и какое это могло быть лечение. Но, по крайней мере, формальным основанием для освобождения от занятий это могло быть. Некоторые студенты у нас прошли эту процедуру, я их потом видел. Ничего, остались живы, только были, как правило, какие-то нелюдимые и молчаливые. После этого, как правило, отдыхали полгода или год, и потом снова поступали на младший курс. Но такое "приключение" во время учёбы оставляло травму в душе человека надолго. В самом деле, человек приезжает в Москву, поступает в престижный вуз; он надеется здесь получить образование, обрести своё место в жизни; и вот вдруг, вместо этого, он теряет способность заниматься, начинает ходить по врачам - и в довершение всего ещё попадает в весьма специфическую больницу! Разумеется, для молодого человека это был стресс, серьёзная "жизненная остановка"! Думаю, особенно это чувствовали иногородние, чей приезд в Москву был связан с их надеждами на "новую жизнь". Наверное, они могли воспринимать это как знак своей несостоятельности, как некий жизненный крах. Отношение к ним со стороны товарищей тоже было особенное - с одной стороны сочувственное, а с другой - ведь сам-то туда никто не хотел попадать!..
Впрочем, может быть, были и такие случаи, когда студент сам просил себя положить в эту больницу. Например, приближается сессия, он чувствует, что в этот раз он ничего не сдаст - и тогда он бросается к этому врачу с криком "Помогите!" Врач, который, возможно, чувствует своё призвание в том, чтобы помогать студентам, не видя никакого иного выхода, предлагает ему лечь в эту больницу. Так студент оказывается в психиатрическом отделении и проходит там "огонь, воду и медные труб", но зато дело сделано - он спасён от сессии и от неприятной учёбы. Вообще, молодые люди были у нас на эти дела очень изобретательны. Даже такое суровое средство использовали для того, чтобы обойти наши "учебные законы". Впрочем, повторяю, что такое "приключение" было для молодых людей сильнейшим жизненным стрессом, и оставляло душевную травму на многие годы.
Мне теперь приходит вопрос - а что же наши преподаватели? Неужели они не знали, что молодые люди переутомляются, теряют физическое и психическое здоровье, и иногда подвергаются такому "добровольно-принудительному" лечению?.. Знали, конечно! Почему же тогда ничего не делали, не пытались это изменить?.. Я думаю, что они сами не были властны в этой ситуации. Просто сложилась уже некая "система", или "машина", частью которой они являлись, и единственное, что они могли делать - это просто участвовать в работе этой машины. Эта машина со скрипом, с перебоями работала, перемалывая между своими шестерёнками живых людей, давая слишком много "человеческого отхода" - но все в этом участвовавшие не могли уже ничего в этом изменить, поскольку эта машина давала некоторую опору для их существования. В работе этой машины много уже становилось привычным. "Студенты прогуливают? - так они и должны прогуливать! Болеют? так они и должны болеть!.. Воюют с учебной частью за своё право не ходить на занятия? - так это ведь такой хитрый народ, если за ними как следует не следить, так они и совсем распоясаются!.. Попадают в психиатрическую больницу? - а что вы думали, ведь учёба - это трудное дело!.." И т.п., и т.д. - тысячи отговорок и оправданий, которые призваны показать, что всё нормально, что всё как должно идти, так и идёт, что ничего другого в таком институте, как наш, и невозможно ожидать. Такими, видимо, были все - и наши преподаватели, и организаторы факультета, и сотрудники учебной части. Все они были частями этой "машины", и это давало им место в обществе, уважение коллег, материальный достаток - и вряд ли кто-нибудь из них хотел (и мог) в этом что-то менять. Многие из них сами когда-то учились на нашем факультете, были воспитаны в этой обстановке, и, разумеется, могли её только поддерживать. Некоторые исключения были - например, наш замечательный начальник курса, или ещё одна женщина, которая в первый год работала у нас куратором - но они, по существу, не могли ничего изменить. Машина была уже запущена, шестерёнки крутились. Никто уже по-настоящему на это повлиять. И единственными, кто мог всё же в какой-то степени, пусть пассивно, воздействовать на эту ситуацию, были, как ни странно, врачи. Они могли, не влияя на саму эту ситуацию, просто "вырвать" студента из неё - освободить от экзаменов, или вовсе отправить его отдыхать на полгода или на год. Видимо, в нашей ситуации это было всё, что возможно.
Но я, конечно же, не стал обращаться к этой области медицины, а, придя в поликлинику, пошёл к обычному терапевту. У меня, честно говоря, был план - раз уж не удастся закрыть мои прежние пропуски (что действительно было почти невозможно) - то попытаться "заболеть" сейчас - и таким образом хотя бы частично оправдать мои многочисленные прогулы. У меня действительно был небольшой насморк и кашель - и это могло служить достаточным основанием.
Около получаса я сидел у кабинета врача, глядя на экзотический фикус, который, видимо, стоял здесь специально, чтобы развлекать посетителей. Потом подошла моя очередь, и я вошёл в кабинет врача. Мой замысел удался - посмотрев моё горло и послушав мои лёгкие, врач выдал мне справку на три дня (больше здесь не давали). Я, однако, решил пренебречь своим здоровьем, и в эти дни всё же ходить на занятия. Так я думал сократить число моих прогулов и хотя бы в какой-то степени "закрыть" их справками - хотя, конечно, получить справки за те числа, когда я действительно прогулял, я уже не мог. Впоследствии я хотел повторить тот же "трюк" в моей районной поликлинике.
Сразу скажу, что так и не знаю, в какой степени эта моя затея удалась. К экзаменам меня в конце концов, допустили - но неизвестно, произошло ли это просто так, или благодаря этим сложным "комбинациям". Может быть, на первом курсе было правило - несмотря на все прогулы, все "разборки" и все вызовы в учебную часть, всё-таки в конце концов всех допускать, чтобы "дать шанс", как совсем ещё неопытных и зелёных. Так что в ту зиму я экзамены сдавал. На этом и закончились в ту осень мои столкновения с медициной.
В ОБЩЕЖИТИИ
Я упомянул студентов из общежития. Это была другая, совершенно особая сторона нашей студенческой жизни. Наше общежитие находилось минутах в 15 ходьбы от нашего учебного корпуса, в одном из самых обыкновенных московских дворов. Вернее, это было не одно общежитие, а целый студенческий городок. Здесь стояло несколько невысоких пятиэтажных корпусов, в которых жили студенты с разных факультетов. Были и некоторые "общественные удобства - стоял небольшой корпус со студенческой столовой, и ещё какими-то услугами - то ли почтой, то ли прачечной.
Здесь, в студенческом городке царила обстановка "студенческой свободы". Учащиеся нашего института ходили по двору в столовую и из корпуса в корпус, многие занимались спортом. Так, перед окнами нашего корпуса была большая площадка, на которой в любую погоду, и летом, и зимой, и весной, и осенью какая-то компания молодых парней играла в футбол.
Где-то с октября или ноября я полюбил приходить сюда. Мне нравилось просто бывать здесь, видеть множество молодых студентов, даже просто гулять во дворе. Но особенно запомнилась мне обстановка в нашем корпусе, где жили студенты с нашего факультета.
Этот корпус был пятиэтажный, примерно 20 окон в длину. На каждом этаже, кроме жилых комнат, находились небольшой холл, кухня, где студенты могли готовить себе еду, а в концах коридора - умывальные и уборные. На первом этаже, кроме этого, находился большой душ, читалка, где студенты могли заниматься, и клубная комната. У входа находилась прихожая, где проверяли пропуска.
Вот, и кроме этого - множество комнат, в которых жили наши учащиеся. В каждой комнате обычно жило по четыре человека. Это значило, что между кроватями, поставленными вдоль двух стен в два ряда, оставался лишь узкий проход. В нём ещё у окна стоял стол, за которым одновременно мог заниматься лишь один человек. Ещё у дверей с обеих сторон были стенные шкафы с четырьмя отделениями, где жильцы комнаты хранили свои вещи. Вот и всё, оставалось не так уж и много места для жизни.
В этом корпусе мне особенно запомнились его коридоры. Выйдешь как-нибудь вечером из комнаты пройтись в коридор. Он почти не освещён - лампы на потолке далеко не все исправны, и освещают его как бы "частями". Давно не было ремонта - краска на стенах кое-где отстала. У двери на лестницу около урны лежат окурки. Паркет на полу местами выбит. И - двери, два длинных ряда одинаковых дверей по обе стороны коридора...
Я иногда думал - что это за люди, которые здесь живут?.. Откуда они приехали в Москву, что они нашли здесь?.. Эти комнаты, этот корпус, этот институт... Довольны ли они, осуществились ли их намерения?.. Всё это лишь постепенно, с течением месяцев и лет открывалось мне.
Иногда так пройдёшься вечером по корпусу. Тускло горят лампы в коридоре - как-то неверно, через одну. Со всех сторон раздаются самые разнообразные звуки - обрывки разговоров, чьи-то крики, в какой-то комнате играет магнитофон... Вот из открытой двери на кухню доносятся привлекательные запахи. Вот прошёл какой-то студент, голый по пояс, с полотенцем через плечо - наверное, в душ. Вот другой студент идёт с книгами - наверное, в читалку. Вот открывается дверь в одну из комнат - за ней течёт незнакомая, непривычная жизнь. Какой-то студент сидит с ногами на кровати и бренчит на гитаре. Другой лежит на постели, отвернувшись к стенке и закрыв голову подушкой. Третий, в спортивном костюме расхаживает по проходу и размахивает пудовой гирей, прямо чуть не у них над головами. Дальше у двери на лестницу стоит компания студентов и беседует, сыпля на пол мимо урны окурки. Такие долгие тоскливые разговоры мне часто приходилось здесь слышать - по вечерам, и, особенно, по ночам. Вот группа энергичных студентов в тёплых костюмах с мячом идут на улицу играть в футбол. Вот на подоконнике сидит одинокий студент с гитарой и что-то наигрывает, будто пытаясь привлечь к себе внимание - но все идут мимо, у всех свои дела, никому нет до него дала. Вот в кресле в холле сидит какой-то студент и спит - видно, у него здесь трудности с ночлегом, и он решил прямо здесь, в коридоре выспаться....
И многие другие фигуры встречал я в этих коридорах по вечерам. О каждом из этих студентов, наверное, можно было бы рассказать свою историю. Но я воспринимал всё это как-то вместе, и думал - какая странная, непривычная жизнь!.. Сколько неизвестных лиц, характеров и судеб!.. И как они живут, и осуществились ли их планы, и довольны ли они?..
Первый раз я попал сюда в начале ноября. В этот день как раз в первый раз выпал снег. С утра я сидел на занятиях, как обычно, ничего не понимая, потом занимался в библиотеке - а ближе к вечеру пошёл бродить по городу. Тоскливо и одиноко мне было! Я думал о своей учёбе, о предстоящих экзаменах, о том, что даже и родители меня не понимают и не хотят поддержать в этот трудный период моей жизни. Окружающая природа вторила моим чувствам. Медленно падал снег. Все газоны вокруг были уже наполовину белые, с тёмными пятнами сухих листьев и прошлогодней травы. Опускались сумерки. В самом деле, была замечательная погодка для одиноких скитаний несчастного студента!
Вдруг я опомнился и огляделся. Место, в которое я пришёл, показалось мне чем-то знакомым. В самом деле, это был городок наших студентов! Я, конечно, напрасно сказал, что в тот вечер я первый раз пришёл туда! Ещё в самые первые дни учёбы, в сентябре я уже был в нашем корпусе! Тогда один из моих товарищей, приезжий студент, пригласил всех нас к себе в гости. Ему пришла посылка с родины, с Кавказа - и он пригласил всех своих новых друзей вместе есть фрукты. Помню светлую комнату и ясный солнечный день за окном. За столом в комнате собралось порядочно народа. Звучали оживлённые разговоры, шутки, смех. Места в комнате было мало, и большинство гостей сидело прямо на кроватях. Окно в комнате было распахнуто. Скоро появилась гитара, и мы стали петь наши любимые песни. Вообще, от этого застолья у меня осталось впечатление удивительно бодрое и ясное. Будто что-то новое начиналось, будто какая-то новая жизнь перед нами распахивалась и что-то новое и светлое обещала...
И вот теперь я стоял перед этим корпусом совсем в других чувствах. Прошло два месяца учёбы, все надежды рассеялись, душу прочно заполнила свинцовая тоска... Я смотрел на эти окна и на то, как за занавесками двигались тени. В моей душе были какой-то холод и пустота. Дверь подъезда поминутно хлопала, в неё входили и из неё выходили оживлённые компании. Мне так хотелось приобщиться к этой яркой жизни, как-то около неё "согреться"!..
Наконец, я решился и вошёл в подъезд. Небольшая прихожая, столик дежурного, какие-то плакаты на стенах... Я долгое время не решался идти дальше, потому что я, в сущности, не знал к кому я иду. С тем студентом, который нас когда-то приглашал, мы, в сущности, не были знакомы - обстановка в институте не позволила нам ближе познакомиться, а больше я здесь, в корпусе никого не знал. Поэтому я, наверно, с полчаса сидел в прихожей в креслах в каком-то полузабытьи, глядя на проходящих людей и на то, как дежурный проверяет у них пропуска и записывает, в какие они идут комнаты.
Наконец, дежурный на минуту куда-то отлучился - и в этот момент я, сам не знаю зачем, встал, и всё в том же полубессознательном состоянии прошёл внутрь, в коридор. Здесь эта обстановка меня и охватила. Я ходил, и смотрел на эти тусклые лампы, и на студентов, и слушал их разговоры - и мне было всё так же тоскливо, и в то же время будто чуточку легче. Но помню, сколько я так проходил - может быть, час, или два. Наконец, я остановился в конце коридора у окна, и принялся смотреть на стоявшее прямо напротив окна заснеженное дерево.
Тут вдруг ко мне подошёл знакомый студент. Я встречал его на занятиях - но, впрочем, близко не знал. Мы с ним учились в разных группах, и поэтому виделись только на лекциях.
- Ба, никак Андрей! - удивлённо воскликнул он (оказывается, зато он хорошо запомнил меня!), - Ты что здесь делаешь?..
- Ничего, просто так пришёл... - ответил я.
Он с удивлением вглядывался в меня.
- А то я смотрю - ты ведь вроде москвич! - продолжал он, - Ты ведь не из наших, общежитских!.. Иду по коридору, смотрю - вроде ты стоишь! Ты, наверно, в гости к кому пришёл?..
- Нет, у меня здесь никого нет, я здесь никого не знаю...
-Так чего же ты здесь?..
- Говорю, просто так пришёл...
Он некоторое время внимательно глядел на меня.
- Знаешь, - решился он вдруг, - если так - то давай, заходи к нам!.. У нас сейчас как раз два товарища домой уехало. Побудешь у нас в гостях, посидим, поболтаем!..
Я не знал, как к этому отнестись. С одной стороны, я его почти не знал. С другой стороны, в моём тоскливом и потерянном состоянии мне было дорого всякое человеческое внимание.
Кончилось тем, что я как-то безвольно, просто слушаясь и подчиняясь, пошёл вслед за ним по коридору. Скоро мы уже сидели вместе с ним в его комнате.
В ОБЩЕЖИТИИ (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
Комната эта была самая обычная - только, как и сказал мой новый знакомый, двое студентов из неё уехали, а сейчас мы и вовсе сидели с ним в этой комнате вдвоём. Он предложил мне снять пальто и ботинки, и теперь я сидел на одной из стоявших в комнате кроватей - а он на другой, напротив. Обе постели с моей стороны, оставшиеся без хозяев, стояли без белья, блестя голыми матрасами. Комнату освещала висящая под потолком яркая электрическая лампочка без абажура.
Мой новый знакомый внимательно и с интересом смотрел на меня. Это был крепкого телосложения невысокий серьёзный студент.
- Ты ведь правда москвич, я правильно понял? - снова спросил он, - А чего же ты сюда пришёл?
Я неопределённо пожал плечами.
- С родителями-то, наверно, отношения не очень?.. - серьёзно спросил он.
Я, подумав немного, кивнул.
- Ну ничего, у нас здесь сможешь и пообщаться, и познакомиться, - сказал он, - У нас здесь хороший народ.
Я с интересом смотрел на него.
- Да как же вы здесь живёте-то?.. - наконец, спросил я, - В этих коридорах... в этих комнатах...
Он внимательно оглядел обстановку своей комнаты.
- Да что... Вроде бы нормально... Так и живём...
После этого он почему-то встал и заторопился.
- Ну, ты здесь пока побудь... - сказал он, - Если хочешь, полежи... Мне надо пока в читалку сходить... Я через час приду... Кстати, - добавил вдруг он, - ты можешь и дальше не уходить. Здесь вечером в одной из соседних комнат сабантуй намечается - так ты тоже вполне можешь зайти. Посидишь за столом, на народ поглядишь, познакомишься...
Я смутно догадался, что мне предлагается принять участие в студенческой вечеринке.
С этими словами он собрался уйти.
- Постой! - воскликнул я, - Мне, конечно, страшно неловко, но... Конечно, мы на занятиях много раз с тобой встречались, и я тебя прекрасно знаю, но... честное слово, я до сих пор так и не выучил, как тебя зовут...
Он на минуту задержался на пороге.
- Ах, это... Звать меня Олег.
С этими словами он вышел за дверь.
Я остался в комнате один. Некоторое время я сидел на постели, потом действительно прилёг. Но без подушки лежать было неудобно, к тому же лампа под потолком слепила глаза, и я через некоторое время снова вышел в коридор. Снова эти тусклые лампы, которые горят "через раз". Снова облупившаяся краска на стенах. Снова окурки на полу. Я прошёл по коридору и вышел в небольшой холл. Здесь, в больших кожаных креслах спал студент. Я не знал, что у него стряслось, и почему он спит не в своей комнате - но, видно, у него были серьёзные проблемы с ночлегом. Я вышел на лестницу. Здесь, прямо на подоконнике между этажами, сидел какой-то студент с гитарой, наигрывая на ней и заискивающе глядя на меня. Он будто хотел мне сказать: "Ну посмотри, какой я талант, как я замечательно играю, а здесь меня никто не ценит!" Весь его вид выражал горячее желание приезжего студента покорить своим песенным талантом столицу. Я пошёл дальше. Вот стоит компания у двери на лестницу, и ведут длинную бесконечную беседу, сыпля пепел от сигарет мимо урны... Свет луны от окна полосами лежит на ступеньках... Вдруг какой-то крик - страшный, звериный!.. Я никогда не думал, что люди могут так кричать!.. Столько слышно в этом крике отчаянья, и погибших надежд, и неоправдавшихся ожиданий!.. Господи, кто же это может так кричать?.. Я вздрагиваю. Крик повторяется снова и снова. Я скорей поворачиваю назад. Лучше уж спокойно сидеть в комнате, чем бродить по этим лестницам и коридорам! Господи, что за странное место, что за странная жизнь!..
Примерно через полчаса вернулся Олег. Мы стали собираться на вечеринку в одну из соседних комнат. Надо сказать, что в этой комнате уже давно были видны активные приготовления. Девушки готовили что-то на кухне, и время от времени скрывались за дверью этой комнаты со сковородой или кастрюлей. Когда мы пришли, вечеринка была уже в разгаре. В комнату набилось множество народа. Мест не хватало, и многие сидели прямо с ногами на постелях, "во втором ряду".
Олег как-то пристроился на одной из кроватей, а меня посадил на другой, в углу, с краю. Мы принялись "вливаться" в общее веселье. Я почти сразу же пожалел, что пришёл. Более беспорядочного сборища я, наверное, в жизни своей не видел! Все шумели, разговаривали друг с другом. "Общей нити" собрания невозможно было различить. Люди явно старались веселиться - но чувствовалось, что это вовсе не потому, что им весело. Я уже видел не раз, как люди стремятся много смеяться и говорить, специально для того, чтобы показать, что они веселятся - вот то же было и на этот раз. Впечатление дополняли полная, гнетущая темнота за окном, и яркая, слепящая лампа под потолком.
Наконец, парень, который сидел во главе стола (видимо, хозяин застолья) решил "взять бразды правления в свои руки" и сказать тост. Он встал и старался привлечь к себе внимание. Настроение у него было такое же, как и у всех за этим застольем - он старался показать, что ему весело, хотя видно было, что на самом деле это не так. Кажется, на этот раз он решил изобразить из себя что-то вроде клоуна.
Встав, он поднял стакан, и, по-шутовски дурачась, сказал:
- Я предлагаю поднять тост... Я предлагаю выпить... Ну, в общем, я предлагаю почтить мою память - а заодно и всех собравшихся!
как ни странно, шутка имела успех. Многим понравилась эта идея "почтить память". Раздалось несколько смешков, студенты начали наливать в свои стаканы.
Я обратился к своему соседу:
- Я всё-таки не понимаю, что здесь празднуют...
- Это мы его в армию отправляем, - охотно объяснил мне сидящий рядом студент, - Этот вот наш Колька (он показал на хозяина застолья) только перешёл на второй курс. Но он прошлую сессию не сдал, и его перевели с условием, что он осенью досдаст экзамены. Ну, а он до сих пор не сдал. А тут как раз повестка из военкомата. Ну и понятно, его отчисляют - и он теперь гремит в армию года на два. Вот он и устроил прощанье - пригласил, наверное, пол-этажа, и со второго курса, и с первого - решил, так сказать, устроить "пир горой"! А завтра всё - идёт в военкомат, и только мы его и видали!..
Я с удивлением слушал эту историю. Выяснялись какие-то странные, неожиданные подробности об этом месте!.. Так я сидел в комнате неподалёку от стола. Мне давно пора было бы уйти! Происходящее меня не привлекало, а только раздражало и утомляло. Мне совсем неприятно было видеть это натужное веселье разгулявшихся студентов!
Но, как ни странно, я всё оставался здесь и никак не мог уйти. Мной овладели какое-то безразличие и апатия. Я забыл о том, что я здесь в гостях, что уже поздний вечер, что мне ещё нужно идти до метро... Я вообще забыл о времени.
Когда мы, наконец, с Олегом вышли в коридор, я сказал:
- Ну вот и хорошо. А теперь мне пора домой.
- Домой?! - переспросил он, - А ты знаешь, сколько сейчас времени?..
Я внутренне похолодел.
- Сколько?!..
-Полпервого уже!.. Метро вот-вот закроют, да и на чём добраться до метро?.. Так что я не знаю, куда это ты сейчас собрался...
Я, как загнанный зверь, заметался по коридору.
- Что же делать, что же делать?.. Мне скорей надо домой!..
Он некоторое время с интересом смотрел на меня.
- А зачем тебе так уж надо домой?.. - спокойно заметил он, - Оставайся ночевать у нас. Вон две койки свободные есть. А на лестнице вон есть телефон - можешь родителям сейчас позвонить.
Я всё никак не мог успокоиться.
- Что же делать, что же делать!.. Родители этого не переживут!..
- Да ну, кончай ты мучиться!.. - подвёл итог разговору он, - Небось, сами были студентами, так же оставались ночевать!.. К тому же добро бы ещё были какие варианты!.. Сейчас пойдём - я тебе телефон покажу, а потом сразу в комнату - и спать!
Мы вышли на лестницу, где между вторым и третьим этажами действительно был телефон. Я позвонил своим несколько встревоженным и удивлённым родителям, и сообщил им, что занимался весь вечер с друзьями, и теперь остаюсь у них ночевать. После этого мы с ним вернулись в комнату.
Здесь уже, как оказалось, был другой обитатель комнаты, который уже устроился спать. Когда мы с Олегом вошли и включили свет, он повернулся на постели и закрылся с головой одеялом. Олег тоже подошёл к своей койке и принялся её разбирать. Потом обратился ко мне и показал мне рукой на пустую койку у окна.
- Вот, чем богаты, тем и рады. Конечно, без удобств, не как у английских королей - но для одной ночи сойдёт.
Он порылся в шкафу и достал оттуда грубое войлочное одеяло и подушку без наволочки.
- Вот, возьми накрыться. Пододеяльника и наволочки нет - всё в стирку сдали. Если хочешь, вещи свои поверх подушки положи.
В этих условиях я решил спать, не раздеваясь. Только действительно снял свой свитер, и обернул им засаленную, в пятнах подушку. Наконец, стали ложиться. Олег быстро снял свой спортивный костюм, после этого встал, подошёл к двери и выключил свет. Я поскорее устроился на жёстком матрасе и накрылся грубым войлочным одеялом. Одеяло немилосердно кололось. Пружины подо мной при каждом движении скрипели. Кроме этого, на столике прямо около моего уха громко тикали часы.
Я лежал и безуспешно пытался заснуть. За окном прямо напротив нашей комнаты находился фонарь, и даже сквозь закрытые веки слепил мне глаза. Кроме того, корпус наполняло ещё множество звуков. Где-то за стенкой играл магнитофон. В коридоре кто-то разговаривал. В умывальнике неподалёку падали капли воды. Где-то хлопала на ветру открытая форточка. Я лежал и думал - что за странное место, что за странная жизнь!.. И главное - почему я сам здесь, что я здесь делаю?.. Этот яркий назойливый фонарь всё светил мне в глаза...
Лишь поздно ночью я заснул.
ИНОГОРОДНИЕ СТУДЕНТЫ
Я полюбил приходить сюда. Этот корпус действовал на меня, как "магнит". На занятиях была тоска, отношения с родными у меня не ладились. А здесь всё же была какая-то жизнь. Здесь можно было познакомиться с новыми людьми, провести время. Иногородние студенты были очень гостеприимны. Они с удовольствие уделяли время нам, москвичам. Многие московские студенты охотно сюда приходили, проводили здесь время, буквально здесь "дневали и ночевали".
Почему же обитатели общежития жили столь открытой и гостеприимной жизнью? Возможно, причиной была сама эта обстановка. Здесь, в условиях общежития, постоянно находясь "на людях", человек начинал понимать, что один не проживёшь, и невольно начинал приветливей и внимательней относиться к другим. Может быть, дело было и в беспорядке здешней жизни, где никогда не понятно было, где "свой", где "чужой" - и поэтому многие люди просто в какой-то степени переставали обращать внимание на окружающих.
Я нашёл себе здесь несколько человек, с которыми постоянно общался, и даже иногда оставался у них ночевать. Это была компания здоровых, крепких студентов, которые занимались спортом, а кроме того старались также и хорошо учиться, и вообще старались устроиться в своей новой московской жизни как можно более свободно и естественно. В их среде хорошо ощущались дружеские, товарищеские отношения. Уж не знаю, почему они проявили такое внимание ко мне - человеку не слишком здоровому, одинокому и замкнутому. Возможно, здесь появилось естественное требование натуры общительных и открытых людей - когда они видят человека более слабого или одинокого, они испытывают естественное стремление к покровительству.
Жизнь этой компании состояла из ярких, увлекательных событий и впечатлений. Некоторые из этих студентов не довольствовались посещением обычных занятий физкультуры, но ещё и посещали различные секции. Так, я узнал, что один из здешних студентов посещал занятия по прыжкам с парашютом. Конечно, если человек имел такие интересы, то он не мог полностью замкнуться на учёбе и полностью подчиниться нашей учебной обстановке.
Другие студенты увлекались театрами. Они старались посетить все самые лучшие постановки, и с этой целью даже дежурили по ночам у театральных касс, устраивая, как они сами говорили, "бои" за билеты. Таким образом, для тех, кто хотел приобщиться к московской культуре, это было вполне возможно.
Были такие студенты, которые любили походы. Так, я иногда встречал в коридорах нашего института невысокую серьёзную девушку, которая любое выдавшееся свободное время любила проводить в горах. Для таких людей главной жизненной реальностью становились походная палатка, снежные склоны и песни у костра. Конечно, они плохо вписывались в учебную жизнь нашего института.
Позже я узнал, что некоторые студенты любили ездить у нас на летние работы. Это точно были ребята из общежития. Они устраивали подобные предприятия, потому что им надо было подзаработать. Летом собирались в компании, и отправлялись в такие места в сельском хозяйстве или на стройке, где и проводили некоторое время все вместе. Конечно же, это сильно способствовало объединению таких компаний, и отношения после таких совместных работ оставались надолго.
Короче, было много у наших студентов возможностей интересно и с пользой провести время, и многие мои товарищи (в т.ч. и из общежития, о котором я сейчас пишу) охотно ими пользовались. Но я бы хотел вести речь о других студентах, которых я тоже достаточно встречал за эти годы в этом корпусе. О тех, которые тоскливыми тенями бродили по коридорам; о тех, которые в какой-то момент не сдавали сессию; о тех, которые начинали обращаться ко врачам, и в конце концов ложились в больницу.
Вот в чём тут было дело?.. Почему столь по-разному складывалась судьба этих людей, их студенческая жизнь?.. Я думаю, что дело здесь в некой особой "жизненной силе", которая одним людям присуща, а другим - нет. Вот почему один студент успешно занимался, приобретал многих друзей, занимал важный общественный пост на курсе, потом женился, воспитывал детей - а другой вдруг начинал болеть, не сдавал сессию, оставался в полном одиночестве, и, в конце концов, "опускался на дно"?.. Я много думал об этом вопросе, и до сих пор не знаю окончательного ответа. Наверное, дело всё-таки в некой изначальной жизненной силе, выносливости.
Вот, например, живёт студент в общежитии. И сначала всё вроде бы нормально, он справляется с этой жизнью. Но проходит время, и постепенно вся эта обстановка - беспорядок, невозможность по ночам выспаться, необходимость общаться с людьми самых разных характеров - начинает на нём сказываться. Начать с того, что он просто не высыпается. Ему трудно и негде заниматься. Он должен посещать институтские занятия - но его реальных сил и возможностей часто на это не хватает. К тому же и трудности в отношениях с другими людьми. Для того чтобы жить в общежитии, нужна особая "выносливость". Здесь происходит определённое "столкновение" характеров, и "побеждает сильнейший".
И вот молодой человек, у которого, вроде бы, до сих пор всё было в порядке, начинает "сдавать". Он "пасует" перед своими более крепкими товарищами. Он не справляется с занятиями. Он вообще становится менее крепким и постепенно теряет здоровье.
Кто виноват?.. Со всех точек зрения, просто идёт естественный процесс "естественного отбора". Более здоровые и крепкие занимают более прочное положение в обществе, а более слабые постепенно "скатываются на дно". И, если так посмотреть, то никто не виноват - кого же можно обвинить в том, что этот студент оказался менее выносливым, что в нём оказалось меньше "жизненной силы", и он не выдержал обстановки института и общежития?..
Но можно посмотреть и с другой стороны. Этот студент приехал в Москву, чтобы приобрести профессию. Он поступил в один из лучших вузов, на один из известнейших факультетов. Здесь занимаются серьёзным обучением одной из глубочайших наук. И, ради серьёзности этого дела, здесь могли бы обеспечить студенту достижение этого результата. Иными словами, поставить дело так, чтобы он не заболел, не переутомился, не попал в больницу, не "опустился на дно", а действительно стал бы специалистом, мастером своего дела. Даже в том случае, если он, может быть, не столь крепок и вынослив, как некоторые другие живущие рядом студенты.
Иными словами, речь идёт о "гуманном" способе образования. Об образовании "с человеческим лицом". О таком, участвуя в котором, человек укрепляется, обретает силы и здоровье - даже если, может быть, по своим изначальным данным он не слишком вынослив.
Мечта, фантазия?.. Но вдумаемся в само слово "образование" - это процесс, в ходе которого "образуется" сам человек, его внутренний мир, его отношения с другими людьми. В том-то и дело, что наше образование учитывало только часть этой картины - его разум, да и то только ту его часть, которая связана с запоминанием некоторой информации. Оттого получалась парадоксальная вещь - при всей вере в мощь человеческого разума, в силу науки, в самых обычных, жизненных вещах в нашем институте были совершенно беспомощны. Например, в том, как вернуть здоровье переутомившемуся студенту. Я уж не говорю о том, как не допустить его до этого переутомления, т.е. сделать так, чтобы он нормально высыпался, чтобы нормально складывались его отношения с товарищами, и т.д.
Получалась удивительная вещь - что учеба и реальная жизнь шли у нас как бы "параллельно", независимо друг от друга. Мы изучали науку, которая, вроде бы, демонстрировала нам мощь человеческого разума, объясняла окружающий мир, даже в какой-то степени обеспечивала власть над этим миром - а рядом шла реальная жизнь, в которой студенты болели, истощались, не сдавали экзамены, попадали во множество других самых разных ситуаций - и в этом наука нам никак не могла помочь. И при этом ценность науки по-прежнему не подвергалась никакому сомнению (хотя многие студенты, быть может, давно её уже и не ценили - но всё равно, "официально" эта ценность признавалась) - а все эти отклонения в реальной жизни считались нормальными и естественными, как будто "так и должно быть", как будто "жизнь такова". Всё это было главным парадоксом нашей учебной жизни, который ещё надо обдумать.
Было и ещё одно проявление этого "отсутствия связи с жизнью, быть может, более важное. Мы, по существу, не знали, для чего мы учились. Будущее было закрыто от нас, мы, по существу, не имели представления о своей дальнейшей деятельности, о своей дальнейшей жизни.
Скажут, что это особенность практически всех учебных заведений. И всё же это не так - при подготовке геологов, или, например, медицинских работников с самого начала гораздо большее внимание уделяют их знакомству с их будущей деятельностью. У нас же было не так. Фактически, здесь проявлялась особенность теоретической области знания - вся наша дальнейшая деятельность должна была проходить "в нашем уме".
По существу, здесь произошло некоторое недоразумение. Возможно, когда-то в обществе и ощущалась потребность в подобных людях "теоретического склада". В обществе всегда происходит "разделение труда", и, возможно, какое-то время назад такие люди и были нужны. Возможно, были нужны не сами теоретики (таких людей всегда мало), а люди, в какой-то степени "обслуживающие науку", тот замечательный тип людей, которые ""умеют вычислять кое-что по готовым формулам". Именно таких людей из нас и готовили.
Но постепенно в обществе что-то "подвинулось и накренилось", общественная ситуация изменилась. Подобные люди "теоретического склада ума" уже не были востребованы. Кроме того, это были начало и середина 80-х, в обществе зрели ещё более серьёзные перемены. Мне позднее приходилось слышать, что у наших выпускников возникали серьёзные проблемы с трудоустройством. Такие же проблемы в своё время появились и у меня. Получалось, что наш факультет работал, по существу, "вхолостую", выбрасывая людей "в никуда".
И это во время обучения как-то подспудно ощущалось. Несмотря на все "прелести" студенческой жизни - вольность, товарищество, уже описанные мной походы, поездки в стройотряды - как-то всё время подспудно присутствовало чувство бессмысленности всего происходящего. Постоянно присутствовало чувство, что вот, мы здесь учимся, учимся - но, по существу, непонятно зачем, и непонятно, что из всего этого потом выйдет. А потому естественный результат - время обучения было, по существу, самодовлеющим, самодостаточным. Человек не решался "заглянуть за эту грань". Просто тянулось бесконечное время учебы, целых пять лет - и нужно было жить в этих понятиях, посещать лекции, сдавать зачёты, экзамены - то, что будет дальше, большинство из нас просто не интересовало. Многие студенты привыкали к этой обстановке, возникали такие слова, как "студенческая жизнь", "студенческий мир" - и потом им очень трудно было расставаться с этой жизнью и с этим миром. Были такие, которые по нескольку раз брали академку и переходили каждый раз снова на младший курс, и, таким образом, проводили в этом "студенческом мире" гораздо более пяти лет. Всё это я веду к тому, что существовала вполне самостоятельная, самодостаточная "студенческая жизнь", почти не связанная, не соприкасающаяся с реальной окружающей жизнью. И это, конечно, влияло на наше самочувствие, на наше внутреннее состояние. Иногда живёшь, радуешься даже каким-то её положительным моментам - свободе, товариществу - и вдруг пронзает чувство какой-то неустойчивости, непрочности всего этого. Что это - реальная, настоящая жизнь?.. Нет, всего лишь "студенчество"!.. И, кроме того, неясно, насколько нужно всё то, чему нас учат, насколько удастся всё это применить, и вообще что с нами всеми дальше будет!.. Конечно, такие чувства приходили нечасто, и, может быть, не в столь отчётливой и ясной форме, поскольку любому человеку в первую очередь свойственно жить настоящим и ценить настоящее. И всё же это ощущение каким-то подспудным образом в нашей жизни присутствовало - именно, ощущение странности, неестественности, некоторой "иллюзорности" всего происходящего.
Но я начал о студентах из общежития, и притом о тех, у которых в жизни что-то было не в порядке. Думаю, что эта обстановка, т.е. отсутствие здоровой связи обучения с жизнью и ясных представлений о нашем будущем, особенным образом отражалась на них. Ведь пока человек здоров и у него в жизни "всё в порядке", он, быть может, о многом не задумывается. Но стоит у него в жизни чему-то "сломаться", стоит оказаться, что он не справляется со своей жизненной ситуацией - как человек начинает усиленно размышлять. Вот тут-то, наверное, и всплывали эти отсутствие связи нашего обучения с жизнью и отсутствие, по существу, смысла этого обучения, отсутствие у нас какого-то будущего. Я думаю, что те студенты, которые не сдавали сессию, или теряли нормальные отношения с товарищами, и вследствие этого опускались "на дно", попадали в эти ситуации не столько из-за слабого здоровья, или своей неспособности учиться, сколько из-за того, что они разочаровались в самом нашем обучении, что обучение потеряло для них смысл. Иными словами, им просто не для чего было больше заниматься и напрягаться, не для чего сдавать сессию. Впрочем, и внешние обстоятельства их жизни - и обстановка в нашем институте, и в общежитии, и потеря здоровья здесь, конечно, могли играть свою роль. Всё это каким-то образом было связано - и одновременно связано с местом нашей студенческой жизни в жизни общества, с отсутствием у нас какого-то реального будущего и смысла в нашем обучении. Как всё это в действительности связывалось и сочеталось, для меня до сих пор загадка - и потому я, описывая нашу студенческую жизнь, описываю её не в целом, а по отдельности разные её стороны - чтобы читатель, может быть, в своём сознании всё это как-то связал.
Этих различных типов "неблагополучия" наших студентов было у нас великое множество. Не обязательно это была несданная сессия или не сложившиеся отношения с товарищами. Это могли быть нереализованные творческие таланты - ситуация, о которой я уже писал. Это могли быть различные неудачи в личной жизни. Наконец, это могли быть чисто бытовые неудобства - так, мне приходилось встречать студентов, которым попросту негде было ночевать. Отношения их с товарищами настолько испортились, или же товарищи проявляли к ним такую чёрствость, что их попросту выгоняли из комнаты. Были студенты, которые, как я уже сказал, по многу лет оставались в студенческой среде, получая освобождение по болезни и всё время переходя на младший курс. Они так боялись столкновения с реальной жизнью, что хотели таким образом навсегда остаться студентами. Некоторые, не выдерживая этой жизни, попадали в больницу. Другие (таких, правда, были единицы) кончали с собой. Много было различных видов "студенческого неблагополучия", много различных ненормальностей и отклонений в нашей институтской жизни.
И закончить это размышление я хотел бы вновь картиной "нормального" образования, такого, каким оно должно быть согласно лучшим достижениям человеческой культуры. Такого, в котором действительно "образовывается" человек, и его тело, и душа. В котором все его способности - и душевные, и интеллектуальные, и физические - получают целостное, гармоничное развитие, и при этом дополняются здоровыми, естественными человеческими отношениями. Можно ли кого-то обвинить в том, что во время нашего обучения это было не так?.. Такая мысль может показаться странной, поскольку всем ясно, что нарисованная здесь идеальная картина - это всего лишь мечта, идеал. Но идеал для того и дан, его стараться достигнуть, чтобы к нему стремиться. И вот за то, что, зная о существовании этого идеала, наша система образования, слишком самоуверенная, самодостаточная, не стремилась к нему, а, может быть, даже вовсе и не знала, не хотела знать его - я думаю, за это она полностью ответственна.
ЭКЗАМЕН
А я возвращаюсь в своих размышлениях снова в наш институт. Забегу немного вперёд. Окончились тоскливые дни нашей осенней учёбы. Пронеслись утомительные зачёты. И вот, наступил январь, а вместе с ним - экзамены.
К этому времени пришёл я заметно "потрёпанным". Зачётная сессия существенно истощила мои жизненные силы. Приходилось подолгу решать задачи, которые всё мне никак не давались. Иногда приходилось проводить в зачётной аудитории по нескольку часов. Но вот, наконец, этот рубеж преодолён. Впереди - целая неделя на подготовку к первому экзамену. За эту неделю можно прийти в себя, успокоиться - а заодно как следует позаниматься. Так что к своему первому экзамену я пришёл даже несколько поздоровевший и окрепший. Правда, всё равно было слишком много непонятного, и я уже потерял надежду во всём как следует разобраться. Но в то же время я честно занимался, и утром, и вечером, и таким образом сделал всё, что мог - а в остальном уж оставалось положиться на везение.
И вот наступил день экзамена. Я просыпаюсь утром по будильнику. За окном ещё темно - зимой светает поздно. Светят фонари под окном, на окне за ночь иней образовал морозный узор.
Я встаю и начинаю собираться. Мне ещё нужно доехать до института, там получить допуск в учебной части - и потом к нужному часу попасть в нужную аудиторию. С трудом привожу себя в сознание - с утра, как всегда, очень трудно просыпаться. Холодная вода в умывальной хоть немного приводит меня в чувство. Ещё - небольшой завтрак на кухне - и вот я уже с сумкой и книжками выхожу из дома.
На улице морозец, понемногу светает. Я по скрипящему снегу спешу к автобусной остановке. Наконец, автобус приезжает - но, несмотря на ранний час, он уже полон. Люди спешат на работу, некоторые, может быть, как и я - сдавать экзамены. Втиснешься - и едешь где-нибудь в углу у окна, зажатый со всех сторон.
Я почему-то очень тяжело переносил эти поездки в переполненном транспорте. Мне было плохо оттого, что я ехал в мой институт, т.е. туда, куда я не хотел. Оттого и все пассажиры в автобусе и в метро казались мне тоже усталыми и не выспавшимися, и едущими туда, куда они не хотят. Удивительно, как человеческое сознание воспринимает всё вокруг, и как "подстраивает" окружающую реальность "под себя"!..
Но вот, наконец, поездка в автобусе закончена. Ещё полчаса в грохочущем метро - и вот я уже выхожу в районе нашего института. Народ идёт от метро к нашему учебному зданию. Уже утро, встающее за моей спиной солнце золотит всю эту серую громаду - и её стены, и ряды блестящих окон - так что всё это здание так и сверкает. Красиво, в самом деле - но только бы так же красиво, светло и солнечно было и там, внутри!..
Я поднимаюсь по высокой каменной лестнице, вхожу в высокие деревянные двери - и попадаю внутрь. Здесь ещё надо сдать одежду в гардероб. И почему я так не любил стоять в этой очереди в гардеробе?.. Это воспринималось мной как какая-то странная, бессмысленная задержка. А тут ещё огромное зеркало прямо напротив очереди, во всю стену!.. Я, пока стоял, время от времени взглядывал в него - и, конечно же, видел прямо напротив самого себя! Бледное, усталое лицо, какие-то встревоженные глаза - этот вид, конечно, не добавлял мне спокойствия и радости. Я уж предпочитал лучше не смотреть по сторонам, и стоял, глядя прямо в спину стоящего прямо передо мной в гардеробе - лишь бы не видеть собственного моего отражения!..
Но вот всё позади, и я поднимаюсь к себе на факультет. Здесь меня окружают серые сумрачные коридоры. Свет уже погасили, и факультет освещается сквозь большие редкие окна - но это теневая, не солнечная сторона. В коридорах группами стоят студенты, так же, как и я, приехавшие на экзамен. Среди них есть уже достаточно много знакомых - но мне, как и прежде, к ним довольно трудно подойти. К тому же и такой особый день - экзамен, когда, вроде бы, все обычные человеческие отношения отступают на второй план. Сознаёшь всю ответственность и исключительность этого момента, и другой человек кажется уже не твоим знакомым, а таким же безликим студентом, которому так же, как и тебе, предстоит выдержать это суровое испытание.
Я получаю допуск в учебной части (когда я сдавал последний зачёт, был уже глубокий вечер, и учебная часть была закрыта, а потом наступили новогодние праздники - так что я смог поставить заветную печать в зачётную книжку только сейчас) - и, наконец, иду к аудитории, где наша группа сдаёт экзамен. Здесь царит атмосфера тревоги и скованного ожидания. Вроде бы это знакомые ребята, с которыми вместе учился уже несколько месяцев - но ясно, что сейчас не время для шуток и разговоров. Все скованы и напряжены. Некоторые сидят на лавке и в последний раз просматривают конспекты лекций перед экзаменом. Другие старательно придумывают, где бы им спрятать на себе, под своей одеждой шпаргалки. Небольшая группа студентов уже находится в аудитории и сдаёт экзамен. Остальные в напряжении ждут их, чтобы заранее что-нибудь узнать.
Вот дверь, наконец, открывается - и из неё выскакивает невысокий студент. Он ведёт себя как-то странно - всё время держится за штаны, будто хочет в уборную. Все сразу бросаются к нему:
- Ну что, ну как?..
Он, наконец, вытаскивает у себя из штанов какую-то кипу бумаг. Бумаги сразу же рассыпаются, он торопливо их собирает.
-Ну что, ну как, сдал?.. - продолжают обступать его студенты.
- Да ну, подождите, тут такие дела!..
-Да что такое?..
Он торопливо роется в бумагах.
- Ну вот, наконец нашёл! Тут, понимаете, такие дела - я уже билет написал, и уже отвечаю - а тут вдруг лектор возьми да и спроси, как одна буква в формуле называется! А я, хоть убей, не знаю! Конечно, шпаргалки у меня в штанах - но только как в них посмотреть, да и что толку-то!.. Хорошо, сообразил, сказал, что мне в уборную очень надо! Ну, я же знаю, что среди вас здесь есть мастера и знатоки - выручайте!
Он снова внимательно смотрит в листок.
- Ну, вот эта буква, этот значок - как его название?..
Студенты столпились вокруг него и внимательно смотрят.
- Кажется, "тэта"... - неуверенно говорит один.
- Или, может быть, "бета"...
- Да ну, что вы сбиваете человека с толку!.. - говорит самый старательный и серьёзный студент, - Конечно же, это "лямбда"!
- Лямбда? Ты уверен?.. - подозрительно взглядывает на него несчастный студент.
- Ну да, конечно, нам же все преподаватели объясняли!..
- А то вот я сейчас не отвечу, и экзамена не сдам, и меня из-за этого стипендии лишат!..
Тут уж и все другие студенты начали подтверждать:
- Лямбда, конечно, лямбда!.. Как же это мы сразу не догадались!..
- Ну, смотрите!.. - строго говорит ми "сбежавший" студент, - Лямбда, лямбда, лямбда!.. - продолжает повторять он, как заклинание, и скрывается в аудитории. Через несколько минут он снова выскакивает из двери, размахивая зачётной книжкой, в которой красуется честно заработанная им четвёрка.
Следом за ним появляются и другие студенты. Оценки у всех разные - но, слава богу, что нет такого, чтобы кто-то не сдал. Это известие вдыхает в нас надежду - значит, экзамены - это всё-таки не так страшно, значит, сдать их можно!
Одновременно приглашают заходить другую группу. Оказалось, твёрдой очереди не было, и, когда зашли несколько человек, осталось ещё одно место. Я ощутил вдруг некоторое вдохновение и решил идти. В конце концов, какая разница, в этой, или в следующей группе - уж если погибать, так погибать!..
Вот уже преподаватель предлагает нам тянуть билеты. Я вытащил свой билет и пошёл готовиться. Билет, к счастью, оказался знакомый. Один вопрос в нём я знал хорошо, а другой неплохо. Я старательно пытался собрать свои мысли и что-то написать. Кажется, мне это удалось. Тут как раз и преподаватель пригласил меня отвечать. Кажется, я начал отвечать неплохо. Во всяком случае, он слушал и не перебивал. Но на один дополнительный вопрос я всё-таки не смог ответить. Я очень огорчился и думал, что, возможно, всё пропало - но неожиданно преподаватель прервал наш разговор, и в моей зачётной книжке появилась совершенно не заслуженная мной четвёрка. Не веря ещё своей удаче, я вышел в коридор. Ждавшие своей очереди студенты обступили меня. Я показал им зачётку - но мне сейчас не хотелось с ними говорить. Экзамен сдан - и мне хотелось скорей от этой аудитории, на свежий воздух, домой! Но просто так я, видимо, не мог отсюда уйти! Мне захотелось ещё раз пройтись по нашему факультету, окинуть общим взглядом всю эту обстановку.
ПОСЛЕ ЭКЗАМЕНА
Я пошёл по знакомому, освещённому лампами дневного света коридору. У дверей - такие же группы студентов. Везде - такие же тревога, скованность и напряжение. Вот, например, недалеко от нашей аудитории я вижу группу знакомых девушек. Они сидят стайкой на большой скамейке, и в последний раз просматривают лекции. В их лицах и взглядах - всё то же напряжение, желание хотя бы сейчас, перед экзаменом ещё что-то понять. Среди них - та самая моя знакомая, с которой я познакомился ещё в сентябре. Тогда мы сидели с ней вместе на семинаре, и я ещё спросил, всё ли она понимает. Потом мы ещё с ней несколько раз общались, ещё в те дни, когда всё казалось таким светлым и радостным. Так, однажды мы с ней вместе занимались до вечера в читалке - и потом решили вместе пройтись до метро. На улице было тепло, недавно прошёл дождь - и было так приятно вместе идти по тротуару и находить всё новые темы для разговора! У нас нашлись общие интересы, мы обсуждали любимые музыкальные произведения, любимых писателей... Этот вечер, с блестящими у нас под ногами лужами и качающимися вверху деревьями, как будто обещал нам впереди что-то доброе, интересное...
И вот теперь она сидела передо мной в окружении своих подружек. Лицо было бледное и усталое, в глазах - страх. Она всё копалась в своих тетрадках, будто пытаясь каким-то неимоверным усилием в последний момент понять то, что в течение всего семестра она не понимала, а только записывала. И я вдруг понял, или, вернее, почувствовал, что нет никакой возможности сейчас, в этот ответственный момент к ней подойти, о чём-то заговорить. Что эта учёба последних месяцев нас чрезвычайно разъединила. Что, замученные учёбой и этими экзаменами, мы в какой-то степени потеряли нормальные человеческие чувства, перестали быть людьми. Меня тревожит и смущает это обстоятельство, но я ничего не могу с собой поделать - я действительно не могу подойти к ней в этой болезненной и тревожной обстановке. И, смущённый, окинув взглядом её и окружающих её подруг, я поворачиваюсь и прохожу мимо.
Вот открытая дверь в аудиторию. За ней - компания студентов, которые стоят у доски и ведут какой-то сложный спор. Они испещряют поверхность доски формулами, и всё пытаются друг другу что-то доказать. Их самоуверенные крикливые голоса слышны даже через дверь.
Рядом с ними - женщина-уборщица, которая с тряпкой и шваброй моет аудиторию. Она только что вымыла пол у доски, и теперь просит ребят, чтобы они не нажимали так сильно на мел, который крошится и снова падает на пол.
- Вы бы потише, сынки... - говорит она, - а то ведь мне снова мыть...
Но куда там!.. Крикливые студенты так увлечены спором, что просто не обращают на неё никакого внимания! Мел продолжает всё так же сыпаться на пол. Какое дело этим "представителям интеллектуальной элиты" до забот и потребностей какой-то простой женщины!..
Я иду дальше и останавливаюсь вновь около учебной части. Здесь по-прежнему небольшая очередь студентов, ожидающих допуска. Но что-то вдруг чрезвычайно привлекает моё внимание, так что я даже вздрагиваю и забываю обо всём на свете. У стенда, на стене я вновь вдруг вижу объявление, которое я уже видел здесь около двух недель назад. Небольшой белый листок сообщает о кончине студента 3-го курса, произошедшей "в результате несчастного случая". "В результате несчастного случая" - это только так говорится, а на самом-то деле всему факультету известно, что этот студент выбросился из окна! Эта весть облетела наш факультет перед самыми зачётами. В коридорах и на лестницах собирались группы студентов, обсуждая обстоятельства этого дела. Никто в точности ничего не знал. Говорили, что это был третьекурсник, что он тоже жил в общежитии. Причины его поступка были в точности не известны. Говорили, что он не сдал прошлую сессию, и так, до начала этой новой сессии и не смог её досдать. Это происшествие оставило в моих однокурсниках какое-то болезненное, тягостное впечатление. Я тоже всё ходил по зданию нашего института и по заснеженному городу, и размышлял. Кто был этот студент? Зачем он приехал в Москву? Как здесь складывалась его жизнь, его учёба? Почему он решился на этот страшный шаг?.. Я всё думал и думал об этом, эти вопросы мучили меня!..
И вот теперь я снова вижу этот листок и гляжу на его фотокарточку. Странно, что его до сих пор не сняли - видно, в сутолоке зачётов и экзаменов забыли, вот оно до сих пор так и висит!.. Я вновь смотрю на знакомую фотокарточку, будто пытаясь что-то понять. Вроде, обыкновенное лицо, ничем не примечательное... Как он жил здесь?.. Что он чувствовал, о чём он думал?.. Что побудило его таким образом закончить свою жизнь?..
Я чувствую, что от этих вопросов у меня "ум за разум заходит". Я буду не я, если не узнаю это, не пойму этого, не разберусь в этом!.. Вдруг я замечаю, что рядом со мной кто-то стоит. Это какой-то студент - впрочем, я, кажется, знаю его, я, кажется, видел его на занятиях! Кажется, он живёт в Подмосковье, и ему далеко ездить сюда, и он каждый день не высыпается и устаёт. Вот и теперь у него какой-то бледный цвет лица, и черты лица как-то высохли и заострились, и под глазами тёмные круги. Он стоит и тоже с каким-то немым вопросом смотрит на фотографию погибшего студента. Потом поворачивается ко мне и каким-то хриплым, пересохшим голосом говорит:
- Как парень-то летел!..
Мне не надо объяснять то чувство, которое звучит в этом вопросе - я сам в этот момент чувствую то же.
Потом он вдруг поворачивается и идёт к окну. Я с удивлением наблюдаю за ним. Он подходит к окну - и вдруг ложится животом на подоконник. Окна у нас с крепкими рамами, глубоко утопленные, с широкими, массивными подоконниками. Он ложится и прижимается лбом к стеклу, будто пытаясь заглянуть вниз, смерить расстояние до земли... Этот жест его мне тоже не нужно объяснять!.. Я прекрасно понимаю, что думает и чувствует сейчас этот студент!..
И тут вдруг я не выдерживаю! Я поворачиваюсь, и скорей иду прочь - с этого этажа, с нашего факультета! Нет уж, с меня довольно!.. С меня довольно этих переживаний, этих чувств!.. Я не хочу находиться здесь, в этом мертвящем месте!.. Скорей, скорей прочь из этого здания, на свежий воздух - и домой!.. Здесь невозможно жить, думать, чувствовать - здесь можно только погибать!..
И вот я уже скорей бегу по лестнице вниз. Мелькают мимо лестницы, стены, потом коридоры, толпа людей, гардероб... Вот я уже оделся и выхожу на улицу. Кругом - ясный белый день, свежий морозный воздух. Я понемногу успокаиваюсь - и скорей иду прочь от этого здания. Скорей, подальше от этого места, где нечего делать живому, думающему и чувствующему человеку!.. Наконец, я спускаюсь в метро и еду домой.
_______________
Студенты. часть 1-я
© Copyright: Алексей Козис, 2017
Свидетельство о публикации №217101302151
Свидетельство о публикации №217101302151
Рецензии