Сон седой осени

                Сон седой осени
                (рассказ)
Рассвет настойчиво пробивался в зимовье сквозь густую сень ветвей и тяжёлый еловый лапник. Раннее утро брызнуло жёлтой акварелью в маленькое оконце, и сонные капельки, обгоняя друг друга, побежали по запотевшему стеклу на подоконник. Щурясь спросонок, Иван лениво откинул ватное одеяло и, присев на полати, потянулся так, что захрустели суставы. Он пошарил по карманам бушлата, пытаясь отыскать коробок спичек. Скверная привычка курить по утрам, но по-другому уже не мог, оно и понятно, сорок лет из своих шестидесяти, он был заядлым курильщиком. Иван громко прокашлялся, вынул из пачки на столе беломорину и, покрутив между пальцев, прикурил. Сизый дымок сорвался с тлеющего огонька папиросы и, устремившись вверх, растаял под низким потолком. За дверью, едва слышно заскулил Аркан. Верный пёс, охотник каких поискать! Сколько вёрст намотали они вдвоем по тайге, одному богу известно. Щенком его у эвенов на северах выменял, а те в собаках толк знают! Черный кобелек с белой грудкой и стрелкой на лбу сразу его околдовал, Иван даже торговаться не стал. Почитай, уж седьмой годок пошел с того дня, как впервые взял его Иван c собою на промысел, и не было Аркану среди местных лаек равных, надо - и сохатого удержит, и соболя загонит, а в прошлом году самого топтыгина закрутил! Огромный медведь, старый, с густой седой прядью у левого уха. Такие великаны редкость для здешних мест, и к преклонному возрасту стараются от людей держаться подальше, а этот, будто заплутал неподалёку от нынешнего зимовья. Аркан медведя как учуял-в лай! Давай вокруг него прыгать, зверюга кружится, в ярости лапой бьет, да все мимо, больно вертлявый пес. Тут и Иван подоспел, дал по косолапому из карабина.  Со свистом разрезая воздух, пули легли ровно в цель, прямо под лопатку зверю, считай, в самое сердце. Медведь шарахнулся в сторону, рухнул на брусничник и завертелся, мыча протяжно и жутко, как коровы на бойне. Аркан настороженно отошел в сторону, наблюдая за зверем с безопасного расстояния, чуя, что еще не все кончено! В следующую секунду медведь вскочил, в ярости рванул под корень молодую ель, поднялся на задние лапы и оскалив огромную пасть с желтыми клыками, взревел на весь лес. Это был великан, да, да, именно великан, около трех метров ростом, ревом подобно иерихонской трубе и когтями, поболе, чем якутский нож на поясе охотника.
Впервые за все время Дерюгин замешкался, а ведь нажми он тогда на спуск, лежал бы хозяин тайги у его ног поверженным. Медведь в один прыжок отскочил к распадку и бросился вниз, кубарем скатился по крутому склону и окропив алой кровью кусты, скрылся в молодом ельнике. И как не разбился? С такого уклона даже Аркан сигануть не решился бы, метра четыре почитай только отвесной стены, да с десяток пологой, а у подножия гряда скальника, да кусты боярышника с острыми как иглы шипами.
      Долго гнали медведя по следу, только как вышли к реке, поняли, потеряли добычу! По воде пошел косолапый. Матерый зверь, знал, что делать, чтобы собаку со следа сбить.  Вдоль берегов на десяток километров все излазили, да только напрасно время убили, как сквозь землю провалился, а жаль, всё одно с такими ранами в тайге не выжить. Заскочил тогда Аркан в воду, огляделся по сторонам и заскулил от обиды. Раньше за ним Иван такого не замечал.
    Прошлой весной подрали Аркана молодые псы. Сильно болел бедолага, думали уж всё, не выкарабкается, ан нет, оклемался. Правда, и на слух ослабел, и глазом не так стал зорок. Убеждали охотники избавиться от Аркана, мол, не терпит тайга слабого, новым псом обзаведешься, натаскаешь на зверя. И ведь уболтали Ивана по хмельному делу, выскочил он во двор, вскинул ствол, и уж хотел было пальнуть, но как встретился взглядом с Арканом, обмер. И так гадко стало на душе у охотника! Как же это он, дурень старый, на уговоры захмелевших дружков поддался?  Как же в голову-то такое могло прийти? Иван бросил карабин и, опустившись на колени, обнял пса. После этого случая зарёкся Дерюгин, о новой собаке и слышать не хотел.
   Зимовье близ кедровника Дерюгин ставил с сыновьями. С теплотой вспоминал Иван, как бродил с ними по тайге, обучал всем тонкостям охотничьего ремесла. Помнил, как блестели глаза старшенького, когда принёс первого глухаря. Да! Замечательное было время, только пронеслось уж больно быстро. Повзрослели парни, семьями обзавелись, в отчий дом все реже наведываются. Казалось, вчера еще прикрикивал на мальчишек, чтоб не шумели, а нынче скучно и тихо в избе без детского гомона. А как вышел на пенсию, оставив за плечами сотни километров северных трасс и родную автобазу, затосковал.
     Очнувшись от нахлынувших воспоминаний, Иван закинул в топку сухих веток, толстой берёзовой коры, положил сверху пару колотых сучковатых поленьев и поднес спичку. Береста с треском занялась в печи, огонь охватил сухостой и жадно перекинулся на поленья. Дерюгин поставил на плиту чайник и стал собираться. Нравилось ему побродить по тайге с карабином за спиной, прийти вечером в натопленное зимовье и, приготовив дичь, поужинать с крепкой настоечкой на кедровых орешках.
Вскоре задребезжала на чайнике крышка, и горячие капли заплясали на раскалённой плите. Дерюгин снял чайник, отставил его на край стола и полез в выцветшую панягу. Выставил на стол две банки тушёнки, краюху хлеба и кулёк с мукой. Аккуратно взял со стола пожелтевший обрывок газеты, на которой лежали веточки черной смородины, шиповник, брусника, немного иголок кедра и ссыпал все в чайник. Пока чаёк настаивался, Иван заварил в собачьей миске муки, крутанул пару раз железной ложкой, бухнул сверху свиной тушёнки и всё перемешал. Вот и Аркану похлёбка. Пусть порадуется, а то вчера бедняга избегался до тошноты, так голодный и задремал.
Дерюгин натянул сапоги и вышел из зимовья. Поставил у дверей собачью похлёбк и полными лёгкими вдохнул свежего утреннего воздуха. Окликнул Аркана, отыскивая взглядом черную лайку среди заснеженных пней и валежника.
 -Вот те на те! - удивился Дерюгин, полчаса назад скулил под дверьми, а тут будто растворился!
 -Аркан, ко мне! – еще раз громко позвал охотник и, дождавшись, пока эхо растворилось в таёжных дебрях, прислушался.
Аркан появился через минуту. Прихрамывая на правую лапу, он подошёл к хозяину и виновато опустил голову. Мужчина присел на корточки, – м да, где ж тебя так угораздило-то.
Иван завёл пса в зимовье и, обработав рану, потрепал за загривок. 
– День, два, и всё заживет как на собаке! Ты посиди пока здесь, подлечись! А я пройдусь по округе, гляну, может, чего подвернётся!
 Аркан настороженно навострил уши и, прихрамывая, поковылял к двери.
Дерюгин налил чаю и, закрыв глаза, поднес кружку к губам. Да, такого букета с ароматом тайги не попробуешь дома, и уж тем более, не купишь в магазине!
  В Китае говорят: «Хороший чай подобен собеседнику, способному разбудить хорошие воспоминания».  Но сегодня, почему - то всплыл случай, что произошёл этой ночью. Лег Иван поздно, закинул в печь пару сырых чурок, чтоб подольше тлели, примостился удобнее и взялся за книгу. Вскоре навалился на него сон, веки будто свинцом налились. Сквозь полудрему, чует, будто дыхнул кто в лицо. Иван глаза открывает, глядит, что-то диковинное в зимовье творится. Огонь вдруг заметался за стеклом лампы, запрыгал, сорвался лепестком с фитиля и погас. И вдруг по зимовью прокатился глухой звон, похожий на выстрел. Иван подскочил от неожиданности и, нащупывая в потемках спички, стал шарить рукой по столу. И тут по какому-то неведомому доныне закону физики крохотная искорка, впорхнув мотыльком за стекло керосинки, зажгла фитиль.
Следом в печи полыхнул огонь. Пламя занялось, как дикое, печь загудела и завыла, словно живая. Охотник настороженно прислушался к окружающим звукам, ничего подобного с ним в жизни ранее не происходило. В завывании печи старый шофер вдруг угадал знакомый гул двигателя. Надо же – подметил он – чего только в жизни не пришлось повидать, а такое впервые, чтобы печь движком запела, неспроста, видать? Дорогу ворожит!
Едва он об этом подумал, как в отражении на стекле ясно увидел два ярких луча от фар! Что за чертовщина! Сюда дороги нет, неужели на ГАЗушке кто?
 У зимовья взвыл Аркан, да так надрывно, что бывалому охотнику стало не по себе. Дерюгин снял со стены карабин и, передёрнув затвор, вышел из зимовья. Огромная жёлтая луна висела над тайгой, она была такой наполненной и тяжёлой, что, казалось, вот - вот упадёт на землю под собственным весом. Дерюгин вскинул карабин и направил ствол в сторону старой просеки,  куда был устремлён взгляд собаки. Но даже яркого лунного света было недостаточно, чтобы разглядеть то, что доступно только тонкому глазу охотничьей лайки. И тут он ощутил чей-то неведомый взгляд из мрачной глубины таежной просеки. Крупная дрожь пробежала по телу, а на лбу выступил пот. Охотник крепче прижал карабин, пытаясь разглядеть незваного гостя через планку прицела. Простояв в напряжении какое-то время, Иван опустил ствол и пристыдил Аркана. Пес притих. Вернувшись в зимовье, Иван залез под одеяло и, отгоняя дурные мысли, что так и лезли в голову, пытался заснуть. В полудреме ему привиделось, что огромный красный шар повис на стене, потом вдруг стал переливаться, тускнеть и вскоре растворился во мгле. В печи дотлевали угли, и тишину нарушало лишь лёгкое потрескивание керосиновой лампы, гасить которую Иван не спешил. Хоть он и был не из робкого десятка, но после ночного происшествия призадумался. Довелось ему однажды с эвеном охотиться, так вот тот сказывал, что медведь раненый, три года своего обидчика помнит, на место, где его подстрелили, приходит и ждет! И коли уж вернется охотник, то медведь разорвёт его как есть в клочья и, насытившись кровью - успокоится. Таково поверье, потому даже бывалые охотники на свои угодья три года не совались, коли пришлось им лесного хозяина поранить!
Допив чай, Иван слил остатки в термос и сунул в паняжку. Подперев лопатой двери, чтобы не выскочил Аркан, он подставил к зимовью лестницу и поднялся на крышу. Оглядел её пристально - никаких следов, чисто и ровно, даже снежок не тронут. Дерюгин спустился и, размышляя, закурил папиросу. Может, шутковал кто? У Серова зимовье неподалеку, шёл с охоты да решил подшутить. Иван обошёл вокруг зимовья, но ничего кроме следов Аркана не обнаружил. Сплюнув, он вдруг подумал,  что слишком близко принял всё происходящее к сердцу и начал верить во всякую чушь! В какие-то поверья, рассказы старых эвенов, ведь, если взять по большому счёту, медведь уже спать залег, чего косолапому пятки морозить и его караулить? Да и кто  сказал, что тот медведь жив? После таких рассуждений Дерюгин повеселел и, весело насвистывая, зашагал по тропе в сторону лесного ручья.
   Лесной ручей, вода  в котором даже летом была студеной, не замерзал до лютых холодов, оттого частенько наведывалась туда разная живность. Хотя подстрелить кого-нибудь без собаки, охотник уже не надеялся, то во всём полагался исключительно на удачу. Погода с утра выдалась ясная и солнечная. Воздух, напитанный свежим морозцем, играл с утренними лучами, переливаясь на ветвях, покрытых пушистыми инеем, цветными искорками радуги. Даже ветерок, что обычно любил поозорничать по утрам, сегодня, видимо, решил отлежаться в гуще кедровника, свернувшись в норе под могучими корнями. Снега выпало мало, и идти было легко. Самое время побродить по тайге, почувствовать её дыхание и, оставшись наедине с собой, забыть о суете мирской жизни. Дерюгин шёл не спеша. Зимой тайга как открытая книга, только не каждый может её прочесть! Вот зайчишки резвились, а вот соболь прошёл, хороший кот, крупный, видимо за белкой шёл, вот её следы вокруг сосны, а соболь хитёр, под пеньком ее караулил!     Осеннее очарование развеяло все ночные страхи Дерюгина, на душе отлегло, и от прежних его опасений не осталось и следа. День был в самом разгаре, Иван присел на поваленное дерево, закурил, неторопливо по-стариковски потягивая папиросу.
  -А что если сходить на то место, где медведя подранил, ни с того ни с сего взбрело в голову охотнику. Иван зачерпнул в ладони снега, растёр разгоряченное лицо и, одернув бушлат, уверенно направился к реке!
Небольшую речку уже прихватило льдом, но Дерюгин безошибочно угадал место, где потерялся медвежий след. Поднявшись по склону вдоль русла, он вышел на небольшой алас, огляделся вокруг и приободрился.  Болтовня эвенская, ерунда! Где он, этот хозяин тайги? Уж наверняка издох! Охотник побрел вдоль реки и километров через пять свернул в тайгу. Так он и шёл час или два, с надеждой наткнуться на след зверя. Только всё впустую. Как тут не вспомнить Аркана! С ним уж точно бы без дичи не остались! Дерюгин тяжело вздохнул:
- Надо же, куропатка и та не вспорхнёт! Да и дело к вечеру, пора возвращаться, не хотелось бы у костра заночевать. 
   Охотник собрался было идти к зимовью, как взгляд его упал на странный валежник неподалёку. Иван вскинул карабин и. осторожно ступая, подошёл ближе.
Вот те на те! Берлога, самая, что ни на есть настоящая!
       Охотник присел на корточки, внимательно изучая берлогу. Вот и лаз, едва заметен. Дерюгин повидал много брошенных берлог, может, спугнул кто зверя! Только и такие берлоги не всегда безопасны, бывает, заляжет туда «лентяй», чтоб самому не копать, и до весны не выгонишь!
-Плохо, снегу мало, – досадовал охотник, - когда сугробов навалит, видать, как вьётся парок над берлогой, где улёгся косолапый. Тогда наверняка его брать можно, как говорится, тепленьким. Дерюгин опустился на колено и, отодвинув ветки, заглянул в лаз. На мгновение ему показалось, что он слышит тихое и прерывистое дыхание. Нечаянный лучик света скользнул внутрь, осветив логово, и охотник встретился взглядом с диким зверем. Волосы зашевелились под шапкой. Иван отпрянул назад, но было уже слишком поздно. Огромная, похожая на зево дракона пасть захлопнулась перед его лицом. Разметая сушняк и чилижник, из берлоги с бешеным ревом вырвался медведь. Дерюгин даже не успел сообразить, как отброшенный исполинским ударом оказался на спине. Теперь счёт шёл на секунды. Охотник оттолкнулся от корявого пня и рванул на себя ремень карабина, но тут же почувствовал, как медвежья пасть железными клещами сомкнулась на его руке. Зверь будто игрушку швырнул охотника в сторону. Ударившись об лесину, Дерюгин выгнулся от боли и, приподняв голову, затаил дыхание. Тяжело дыша и пуская вязкую слюну из открытой пасти, хищник стоял в нескольких метрах и смотрел в лицо охотника. Иван пошевелил пальцами, ремень карабина все еще был в руке, только улучить момент, промелькнуло в голове Дерюгина, но едва он об этом подумал, как медведь напрягся, привстал на задние лапы и, вытянув шею, издал протяжный рык, от которого холод пробежал по спине. Хищник будто читал мысли охотника и, казалось, сейчас, просто играет с ним, как кошка с мышкой. Огромный как гора великан, мог без особых усилий разорвать Дерюгина, но по каким-то неизвестным причинам, словно выжидал чего-то. Иван потянулся к карабину, но просчитался, зверь одним прыжком очутился рядом и, навалившись на него грузной тушей ,с лёгкостью впился клыками в плечо. Дерюгин взвыл, смертельной музыкой отдавались в голове треск рвущейся ткани, адская боль пронзающая плоть, и запах свежей крови. Иван, стиснув зубы, из последних сил сделал отчаянную попытку вырваться из стальных объятий, чем еще сильнее разозлил животное. Изрыгая надрывное хрипение, хищник словно гора навис над охотником и свирепо оскалил окровавленную пасть. Зловонное дыхание, от которого повеяло смертью, обдало жаром лицо. Охотник понимал, что обезумевшее от крови животное не пощадит его, но чего же он ждет? Чего медлит? И тут его взгляд случайно упал на седую прядь шерсти у левого уха зверя.
-Ты!? - невольно вырвалось из груди охотника.
   Медведь будто этого и ждал, задрав морду вверх, он торжествующе взревел! Дерюгин понял, что сейчас этот трёхсоткилограммовый зверь завершит акт своего возмездия. Тайга не терпит слабых, пронеслись в мыслях слова охотников, и, крепко сжав зубы, Дерюгин зажмурил глаза. Сердце бешено заклокотало в груди, а уши заложил нарастающий гул. Теряя силы, человек уже погружался в бессознательное состояние, когда откуда-то издалека до его слабеющего слуха донесся громкий лай собак.
- Охотники! – мелькнуло в голове Дерюгина, и он приоткрыл глаза. Медведь стоял к нему боком и, отбиваясь от собак, хлестко размахивал лапами. Наконец-то рука Ивана была свободна, он потянул на себя карабин и, собрав остатки сил, нажал на спусковой крючок. Эхо выстрела раскатилось над тайгой, с криками сорвались с деревьев стервятники - вороны и, поднявшись в небо, закружили черный хоровод в предвкушении кровавого пиршества.
Бурый великан захрипел и уронив голову, грузно рухнул рядом с Дерюгиным, в последний раз выпустив пар из раздутых ноздрей. Иван отпустил карабин и взглянул ввысь. Всё было кончено. Синее, безоблачное небо вдруг поплыло перед его глазами и исчезло в кромешной темноте.
   Дерюгин очнулся, когда огромный красный шар висел над верхушками деревьев, еще немного и стемнеет. Иван попытался пошевелить левой рукой, но едва удержался, чтобы не закричать от боли. С каждой минутой времени у охотника оставалось все меньше, он чувствовал, как силы покидают его и знал, что надо было идти во что бы то ни стало, пока сумерки не укутали тайгу. Опираясь на карабин, Иван поднялся. На утоптанном снегу бурыми пятнами виднелись следы крови, оставаясь немым свидетельством произошедшей битвы. Он вспомнил про лай собак, неужели это ему почудилось? Но он ведь отчётливо слышал его, да и медведь отвлёкся, предоставив ему спасительные секунды! Иван еще раз  огляделся вокруг и заметил метрах в десяти ярко багровый кровяной след. Придерживая левую руку, охотник двинулся вперед. Подойдя ближе, он обмер. На снегу, пропитанном кровью, лежал Аркан. В остекленевших глазах застыл яростный взгляд, морда была обезображена хищным оскалом, а глубокие раны, оставленные когтями медведя, обнажили ребра. Иван упал на колени и дрожащей рукой погладил пса по загривку:
– Что ж ты дружище! Как же так? Прости меня, прости!
    Дерюгин поднялся, стянул с головы шапку и несколько минут простоял молча. Теперь надо было двигаться к трассе, возвращаться к зимовью не имело смысла. Настойчиво пробираясь по тайге, Иван только об одном молил бога, чтобы силы не оставили его. Едкий пот застилал глаза, плечо ныло и горело огнем. Рука болталась плетью и, каждый раз цепляясь за молодой листвяник или кустарник, доставляла неистовые мучения, от которых темнело в глазах. Тогда Дерюгин, сжимая зубы, припадал на колено, и ждал, когда утихнет боль.
   - Такими темпами, далеко не уйти, – рассуждал охотник, с тревогой наблюдая, как быстро тает краешек бордового солнца за верхушками сосен. Поразмыслив, Иван присел на пень, отстегнул ремень с карабина и, набрав воздуха, крепко притянул руку к поясу. От напряжения и боли он взмок, но остался доволен. Миновав распадок, охотник вышел к мари, остановился перевести дыхание и оглянулся. Солнце скатилось за тайгу и, купаясь в последних отблесках заката, расплескалось ярким багрянцем на небосводе. А над головой уже мерцали звезды, напирая темной синевой, густели небеса. Такое чудо Дерюгин видел только здесь, в Якутии. Он мог долго любоваться этим непостижимым человеческому разуму творением природы, но сейчас эта божественная красота его не радовала.
           Больше Иван не оборачивался, он чувствовал, как нагоняют его сумерки, и изо всех сил старался шагать быстрее. Но чем дальше, тем сильнее чувствовались слабость и недомогание. Вытирая пот со лба, Иван вдруг вспомнил учительницу словесности Римму Петровну. Вспомнил, как она читала на уроке «Повесть о настоящем человеке», а все в классе затаив дыхание слушали. А с каким воодушевлением он пересказывал её родителям и ребятам во дворе! Как представлял, будто ползёт  рядом с лётчиком по сугробам!
- Вот и докажи, что ты не хуже Маресьева, – прошептал потрескавшимися губами Дерюгин, – вперёд, только вперёд, не останавливаться, только не останавливаться!
   Чтобы держать голову ясной Дерюгин начал разговаривать с собой, это помогало не заснуть и немного даже бодрило. А между тем ночь уже прокралась в тайгу, укутывая темным саваном свои владения. Теперь охотнику приходилось идти, полагаясь только на охотничий инстинкт. У поваленной ели Иван закашлялся, полез по карманам в поисках Беломора, но с горечью обнаружив только размякший кусок бумаги и табака, опустился на колени. Растер снегом лицо и, расстегнув верхние пуговицы бушлата, сыпанул холодной горсти под свитер. Когда кашель отпустил, Дерюгин почувствовал, как горит огнем его тело и сохнет в горле. Он набрал в руку снега и, словно пес, стал жадно слизывать его с ладони, он делал это снова и снова, пока не утолил мучавшую его жажду. Отдышавшись, охотник передернул затвор карабина и, подняв стволом вверх, нажал на спуск. Разорвав тишину, эхо выстрела прокатилось над тайгой и, перекликаясь на разные лады, стихло где-то далеко, в оставленном позади распадке. Иван долго прислушивался к ночному безмолвию и уже было отчаялся, как до его слуха донеся отдалённый гул двигателя. Он все нарастал, становился громче и отчетливее и пронёсся где-то совсем неподалеку. В висках радостно застучало - трасса, охотник встал и поспешил на звук, теперь он был уверен: спасение рядом.
Нащупывая в потёмках деревья впереди, Дерюгин ускорил шаг, но тут же пожалел о своем необдуманном решении, запнувшись ногой за лесину, он потерял равновесие и. будто сноп, повалился наземь. В груди перехватило дыхание и тупая боль, словно электрический разряд, пробежала по жилам. Иван сжал зубы и, перевернувшись на спину, громко застонал.  Превозмогая боль, Дерюгин все же поднялся, он чувствовал, как слабеет и понимал: дорога каждая минута. Пошатываясь от усталости и недомогания, он с трудом волочил ноги и все чаще ловил себя на мысли, что может в любую минуту потерять сознание, но тут он ясно различил меж деревьев два ярких огонька.
- Машина! – с надеждой вырвалось из груди, и охотник, забыв о всякой осторожности, поспешил на свет. Скоро лес кончился, под снегом захрустела гравийная насыпь, и свет ударил прямо в лицо.
- Стой! Стойте, братцы! – пересохшими губами шептал Дерюгин и бежал изо всех оставшихся сил.

                *           *         *

  Два года прошло с той злополучной поры, как поломал медведь Дерюгина. Полгода бились над ним врачи, что только ни делали, зашивали, резали и опять зашивали, но руку всё же спасли, не ампутировали, вот только так и не заставили её двигаться как, прежде. Куда только не ездил Дерюгин лечиться, а всё впустую! Через год, потеряв всякую надежду, бросил он это дело и засел дома. Только вот беда, не заживала рука, раны от медвежьих зубов то затягивались, то вновь открывались. А последний год прицепились к нему еще и нехорошие сны. Снился ему постоянно один и тот же сон, разъяренный медведь, и огромная алая пасть с желтыми клыками прямо над  его лицом. Зверь смотрит ему в глаза, наваливаясь всем весом, придавливает лапой к земле и вонзает клыки в шею. Последнее, что он видел, это звериный оскал и длинный язык, жадно слизывающий его горячую кровь. Просыпался Иван от нестерпимой боли и собственного крика, вставал и шёл на кухню. Обмывал скользкое от пота тело и, устроившись у окна, курил до самого рассвета. Так летели дни, но никаких улучшений не было. Боли становились сильнее, а сны всё чаще и реальнее. Спасали обезболивающие, да и то на время. Раз или два в неделю приезжали врачи, осматривали, разводили руками, но нечего, кроме более сильных препаратов, предложить не могли. За последние полгода Дерюгин заметно сдал, из прежнего красавца великана превратился в измученного старика. Осунулся, поседел, от ста килограммов весу, дай бог, если килограммов шестьдесят осталось. Однако держался, как и подобает мужчине, виду ни жене, ни детям не подавал, и о своих болячках говорить не любил, отшучивался, да отмахивался:
– Мол, пустяки все, так иногда ломит на погоду.
         Жалел супругу свою, что с ним горе мыкает, оттого спал в зале, чтоб криками из своих ночных кошмаров ее не пугать. Тяготило Ивана, что не мог больше ходить на охоту. Бывало, нападёт на него тоска, достанет он своё ружьё, сидит с ним на кровати часами, как заколдованный, смотрит в одну точку и молчит.
Как-то ночью, проснулась жена от истошного крика Ивана. Она к  мужу, а он весь в испарине, глазами по потолку шарит и бормочет что-то невнятное. Она ему ладошку на лоб, да так и отскочила:
– Господи, Ванечка, да ты горишь весь! Милый мой, – причитала она, накидывая старенькую шубу. – Сейчас сбегаю скорую вызову, Ванечка, родный мой, ты только крепись, я мигом обернусь!
        Видел Иван все тот же сон, только, как наяву все, даже чувствовал тот зловонный запах из медвежьей пасти, и в преддверии смертного часа с надеждой бегая взглядом по опушке, хрипло повторял:
 – Аркан, Аркан….    Потом вдруг услышал громкий лай, и свирепый медведь исчез. Дерюгин открыл глаза, поднялся с постели. Прошел на кухню и, отодвинув занавески, оглядел двор. Никого, опять никого, а как же лай, от которого убежал косолапый? Накинув на плечи шубейку поверх белого нижнего белья, Иван вышел во двор. Примостился на ступеньке крыльца и задымил любимым Беломором. Погода стояла тихая, безветренная, с неба крупными хлопьями падал снег и, сказочно кружась, под светом фонаря, устилал землю белым пухом. Прислушиваясь к едва уловимому шелесту снегопада, Иван ощутил божественное спокойствие: куда - то вдаль унеслась боль, и так легко и свободно стало на душе. Лишь лёгкое поскрипывание снега заставило Дерюгина очнуться, он открыл глаза и замер. У калитки, виляя хвостом, вертелся Аркан. Иван скинул с плеч шубу и, спустившись с крыльца, пригляделся к лайке. Так и есть, Аркан!
 – Вот чертяка! – с дрожью в голосе произнёс Дерюгин и присел на корточки. Пёс подбежал к хозяину и, радостно поскуливая, лизнул лицо.
 - Чертяка, дружище! – утирая слезинки с краешка глаз, повторял Дерюгин и теребил Аркана за загривок, крепко прижимая к себе. – Я ж думал, тебя косолапый подрал, похоронил тебя давно! А ты смотри, живой! Чертяка!
Аркан, освободившись от объятий хозяина, подбежал к калитке и, громко залаяв, высунул язык. Так в прежние времена звал он хозяина в тайгу.
- Тише ты, чертяка! – смешливо прикрикнул на пса охотник. – Бабку мою разбудишь, тогда она даст нам с тобой охоту!
Аркан молча глянул на тёмные окна дома и, толкнув лапами калитку, выскочил за ограду.
- Вот чертяка! -  Улыбнулся Дерюгин и пошёл за собакой.
Как только Аркан увидел, что хозяин идёт следом, весело припустил вперед по улице вдоль тусклых фонарей.
- Стой, куда?- крикнул вслед Иван - Я ж не поспею!
Едва Дерюгин прибавил ходу, как тапки слетели с ног. И тут он вдруг почувствовал, что снег необычно тёплый и мягкий. Поначалу Иван даже засомневался, но вскоре убедился, что это действительно так. Он последний раз оглянулся на свой дом и побежал следом за Арканом. Бежал он быстро, едва касаясь земли босыми ногами, позабыв обо всём и ничего не замечая вокруг, кроме верного пса впереди.

                Ленск.  Апрель 2011г.