Часть4. Глава 1

Телевизор орал, как ненормальный: Ангерран любил возиться на кухне, если готовку сопровождал бешенный ор: так он был уверен, что никто к нему не сунется, когда он священнодействует. Кухня была его миром, его хобби, и его работой. Завтра - конкурс. Он очень надеялся на успех: Первый приз давал ему престижное место работы и бесценный опыт. А там, недалек день, когда он сможет открыть свой ресторан. Он давно придумал для него имя: "У Ангеррана де Ла Фер". И место - обязательно рядом с Люксембургским садом. Там, где давным-давно помещался кабачок "У толстухи Марго".

Странное и редкое имя Ангерран досталось ему от бабки, которая бредила историей крестоносцев. Он, конечно, не мог слышать, сколько споров и даже слез вызвало оно у его родителей, которые сопротивлялись изо всех сил. Но у бабушки нашлись железные доводы, и молодые родители смирились. Что до самого Ангеррана, то он свое имя воспринимал спокойно, даже гордился им. В быту его называли Анике, но представляясь, он всегда называл полное имя, чем вызывал легкое недоумение. Впрочем, дразнить себя он не позволял никому.

Девицы слетались к нему, как пчелы на мед: он был красив, утончен, обладал приятными манерами и изумительно готовил. Последняя добродетель нравилась женщинам особенно: француженки знают толк в хорошей еде.
 
Бабушка его, всю жизнь прожившая в провинции, в окрестностях Блуа, смолоду прославилась в тех краях, как искусный кулинар. Наблюдательный Анике, много времени проводивший с ней, рано постиг тонкости местной кухни и историю Крестовых походов. Вообще-то бабушка была из дворянской семьи, фамилия ее была де Силлег. Прадеда Анике не знал, он умер до его рождения, но ходили слухи, что он в молодости жил в России и был известным революционером. Впрочем, бабушка на эту тему говорить не любила, зато если начинала рассказывать о Крестовом походе, и сирах де Куси, и об Ангерране7, ее было не остановить. А еще у бабушки была необыкновенной красоты бронзовая шкатулка, в которой хранились старые письма и тугие свитки пергамента.

В молодости бабушка работала в архиве, и на всю жизнь сохранила привычку надевать белые хлопчатобумажные перчатки, прежде чем достать из шкатулки драгоценные свитки. А то, что свитки для их семьи бесценны, бабушка Аннет не забывала напоминать нерадивому внуку каждый раз, когда брала шкатулку в руки.

Анике знал каждый листочек, каждый свиток, едва ли не наизусть. Даже родословное древо графов было для него понятно, и совсем не казалось запутанным (детская память легко удержала все листики и ветви, отходящие от могучего ствола).

Лежали в шкатулке свидетельства о рождении многих графов и виконтов, патенты на земли, ордена и титулы - и письма. Письма, перевязанные крест-накрест черной атласной лентой. Письма эти читать Ангеррану не давали; бабушка затребовала у него клятву, что он не прикоснется к ним, пока не станет отцом. А так как с этим Ангерран не спешил, то и письма оставались не тронутыми.

Еще в шкатулке, на самом низу, лежали две, из относительно тонкой бумаги, тетрадные страницы, на которой, твердым и решительным почерком, кто-то описывал Фронду и ругал кардинала Мазарини. Больше всего это походило на стиль воспоминаний, но чтение затрудняла незнакомая орфография: многие слова писались слитно, не везде были проставлены аксаны и создавалось впечатление, что писавший не в ладах с грамотой. Бабушка Аннет объяснила тогда, что этот текст написан во времена, когда французский язык еще не сформировался окончательно, но автор листков, несомненно, был человек весьма ученый.

Сигнал мобильника прозвучал в тот самый момент, когда Анике выполнял акробатический номер по обжариванию картофеля к гарниру. Звонок он бы из-за шума не услышал, но вибрация аппарата и цветовой сигнал привлекли его внимание, и часть картофеля пролетела мимо сковороды. Вслед ему полетело короткое, но и выразительное: "Merde!"

- Анрике, это я! - бодро сообщил веселый женский голос. - Ты дома?

- Я дома. А ты где? - почти простонал молодой человек, догадываясь, что остаться одному в этот вечер не удастся.

- А я под твоими окнами, мой дорогой. Дверь открой: я ключ потеряла.

"Иветт! Эта женщина обладает потрясающей способностью являться вовремя!" - Анике прошлепал к дверям и повернул ключ: он ждал привычного вихря, который представляла из себя его подруга. За бумажными пакетами с продуктами Иветт разглядеть было невозможно. Когда же, наконец, она освободилась от своих покупок, босоножек, кофты и сумки, он привычно сжал ее в объятиях, тихо радуясь про себя: "Хорошо все же, что я не один!"

Рыжее чудо в веснушках, и с тяжелыми волосами ниже пояса, решительно оттеснило друга от плиты.

- Хватит с тебя на сегодня! Дальше я занимаюсь ужином. Брысь отсюда на диван, и можешь только смотреть! Ты очень голоден, дорогой?

- Ужасно!

- Вот и прекрасно, потому что мы сегодня опробуем нечто новенькое!

Иветт колдовала над плитой, а Анике следил за ней из-под опущенных ресниц: она закрутила волосы на затылке и закрепила их воткнутым, наподобие японской шпильки, карандашом. Движения у нее были как у кошки: стремительные и плавные. Ему доставляло наслаждение смотреть на свою женщину: как она одевается по утрам, как пьет кофе, свернувшись в кресле на балкончике или просто идет по улице, озаряя весь мир своей улыбкой на чуть припухших губах. А ее веснушки! О, он знал их все наперечет! Если он завтра выиграет свой Приз, он сделает ей предложение. Впрочем, он сделает его в любом случае.

- Анике, мне нужно тебе кое-что сказать, - заявила Иветт, убирая посуду в посудомойку.

- Может, завтра? - лениво протянул он.

- Нет, сегодня! - и она, запустив мойку в работу, свернулась кошечкой у него на коленях. - Знаешь, у нас будет ребенок.

Пауза. Она с трепетом ждала, он переваривал новость. Такие известия всегда неожиданны для мужчины. Рад ли он? Конечно, рад, даже счастлив. Только, пожалуй, если бы это случилось через пол года... И вдруг его осенило: "Если он будет отцом, он может прочитать письма из шкатулки! Прямо сейчас!"

Ангерран осторожно снял с колен подругу и встал.

- Раз я стану отцом, мы с тобой сейчас это событие отпразднуем, подожди только минуточку, только чуть-чуть! Сейчас я их достану.

Дрожащими руками снял он тяжелую шкатулку с полки камина, и поставил на журнальный столик.

- Смотри, жена моя, и я покажу тебе нашу семейную тайну. Аннет ты бы понравилась, она бы одобрила мой выбор.

- Ты делаешь мне предложение?

- Ну, конечно же! И эти письма станут залогом того, что я могу показать их только тебе, моей жене.

Черная ленточка истлела от времени, но письма оказались в полной сохранности. Иветт осторожно развернула первое, лежавшее в стопке; такого предложения руки и сердца она не ожидала: не было обычного кольца: вместо него, как знак доверия и любви, ломкие листики плотной старинной бумаги, которым много-много лет назад кто-то поверял свою радость и боль.

Письмо датировано весной 1662 года.

" Мой дорогой сын! Пишу вам вдогонку, в надежде, что это письмо будет доставлено вам в руки сразу после вашего прибытия в лагерь Джиджелли. Мне все кажется, что я не все вам успел сказать при прощании, и вот теперь я пытаюсь восполнить то, что не высказал. Простите старика, если он вам чрезмерно докучает своими наставлениями, но такова уж старость: она хочет передать свой опыт молодости, и, в своем страхе что-то забыть, бывает смешна.
Мы расстались с вами на набережной Тулона, но я еще долго сидел на берегу, провожая взглядом ваш флагманский корабль. Предвосхищая ваш вопрос, отвечаю вам, что в Бражелон я добирался не спеша: мне не хотелось слишком быстро увеличивать расстояние, которое и так разделяет нас.
Теперь я дома, и делаю все, чтобы не скучать, хотя это и не всегда мне удается. В Бражелоне всегда есть чем заняться, тем более я надеюсь, что, как только вы вернетесь, мы поедем с вами путешествовать. Я вплотную занялся архивом и библиотекой замка и нашел там немало интересного. Я думаю, нам есть смысл поехать в Новую Францию. Европу мы с вами неплохо знаем, а Америка станет для нас действительно Новым миром.
К вашему приезду я надеюсь разработать подробный маршрут. К счастью, у меня еще сохранились кое-какие познания в области мореходства: я вам, помнится, рассказывал, что в юности мне привелось плавать на на корабле английского флота. Когда я провожал вашу экспедицию, мне подумалось, что недалек тот день, когда Франция не уступит Англии ни в чем и на море. На заре моей молодости у нее, по сути, не было флота, и она посылала своих сыновей изучать морское дело на корабли морских держав. Мне представляется, что победы нашей многострадальной родины не только на суше, но и на море - не за горами. А пока вам предстоит сражаться с врагом, который и коварен, и жесток.
Я понимаю, что советы солдату, побывавшему в десятке сражений неуместны, но все же повторяю вам: арабам чужды приемы боя французов. От них вы можете ждать только беспримерной жестокости ради жестокости, ловушек, и засад.
Пока же я присматриваю, как было бы получше поместить те деньги, которые рассчитываю выручить после продажи поместий. Надеюсь, что этого нам хватит на несколько лет путешествий, и на то, чтобы осесть где-то вне Франции.
Жду вашего письма, чтобы, хотя бы приблизительно, сориентироваться с датой вашего возвращения.
Всегда любящий и преданный вам граф де Ла Фер!
P.S. Как там наш Гримо? Берегите его - преданней и благородней его вы не найдете рядом никого."

Ангерран умолк, но обоим влюбленным казалось, что они еще слышат голос того, давным-давно умершего человека.

- Господи, что это? - сдавленным шепотом решилась, наконец, заговорить Иветт. - Эти имена? Откуда это у тебя? Анике, это просто совпадение, скажи?

- Нет, - выдавил из себя Ангерран, нет... это не совпадение. - Значит, это все же правда...

- Правда? Какая правда? да скажи, в конце-концов, что происходит? Кто писал это письмо? Почему?

- Тут есть еще и другие письма, Иветт. Давай, сначала прочитаем все, что в этой переписке, а потом я постараюсь тебе все объяснить. У меня самого голова идет кругом.

Следующее письмо было написано через неделю, и в нем уже явно проглядывало беспокойство. После предыдущего обстоятельного письма - всего несколько строк. Чтобы не докучать, не отнимать время, но и робко напомнить о себе.

" Дитя мое! Я получил ваше письмо с африканской почтой, то самое, в котором вы сообщаете, что благополучно добрались до Джиджелли. Счастлив был узнать, что у вас все отлично. Обустраивайтесь и постарайтесь писать мне почаще. Мне так важно знать, что у вас все в порядке.
Ваш отец."

Всего несколько строчек, но лист бумаги - обычного размера. Писавший не экономил, хотя в те времена бумага была так дорога, что и король не гнушался писать на ее огрызках.

Писавший письмо наверняка боялся, чтобы его послание не выглядело легкомысленной запиской, посланной вдогонку возлюбленному, чтобы не затерялось среди обычной почты, доставляемой в экспедицию за море.

- Куда посылалось это письмо? - не поняла Иветт.

- Если я не ошибаюсь, это экспедиция в Алжир, которую возглавил герцог де Бофор. Это была война с пиратами. Я что-то такое то ли читал, то ли нам в школе рассказывали... А может, об этом Аннет упоминала...

- Ты же видел, все письма перевязаны черной лентой. Это траурный цвет.

- Иветт, с тех пор прошло едва ли не 400 лет. Все эти люди давно мертвы!

- Знаешь, я это давно поняла, - внезапно разозлилась молодая женщина. - Но в то время, когда это писалось, эти люди были еще живы. Это письмо живого - живому! Дальше читай или давай я прочту.

- Читай, если сможешь.

- Я отлично разбираю этот почерк, а что не так написано, можно понять по смыслу. - Иветт стала читать, медленно и изредка запинаясь, если слово вызывало сомнение.

" Рауль, мальчик мой! Я так ждал почты, но, увы! - вашего письма там не оказалось. Было только несколько строк от герцога, в которых он милостиво извещал меня, что у вас все хорошо. Я понимаю, что служба у вас отнимает все время, но мне бы хотелось именно от вас услышать, как обстоят дела.
Виконт, меня беспокоит мысль, что вы нуждаетесь в деньгах. Вам может предоставиться возможность приобрести лошадей местной породы, которые недешевы,- не пренебрегайте такой возможностью. В условиях Востока лучше иметь таких лошадей, они, не в пример тем, что вы привезли с собой, идеально приспособлены к тамошним условиям. С ближайшей оказией я вам перешлю еще двести пистолей.
Жду вашего письма.
Граф де Ла Фер."

- Послушай, Анике, тебе эта история ничего не напоминает? - Иветт подняла голову от письма. - Словно кто-то продолжил книгу Дюма.

- Кажется, это не кто-то, милая. Это слишком похоже на правду. Просто эти письма не попали в руки Дюма. Нет-нет, надо дочитать, тогда мы все поймем. Бабушка про эти письма знала, наверное, читала их.

- Анике, вот еще одно, смотри! А теперь - помолчи, я буду читать.

"Рауль, я не понимаю причин вашего молчания! Если имело место сражение и вам привелось в нем участвовать, я ждал, что вы мне все опишите. Курьер герцога де Бофора и в этот раз объехал Блуа стороной. Я рискну предположить, что вы настолько заняты службой, что вам трудно выкроить четверть часа на несколько строк для меня, но вы могли бы попросить кого-нибудь из штаба оказать вам услугу: набросать краткую записку, на которой вам было бы достаточно поставить свою подпись. Мне довольно было бы знать, что вы живы и здоровы, мальчик мой. Этих строчек мне бы хватило, чтобы какое-то время не испытывать беспокойства.
Я по-прежнему занимаюсь вопросом продажи поместья и, кажется, уже нашел подходящего покупателя.
Получили ли вы деньги, которые я вам передал с оказией?
Я не имею никаких сведений о наших друзьях, и их судьба меня сильно беспокоит. Я написал несколько писем д'Артаньяну и Арамису, но - увы! Ответа я не получил... письмо д'Артаньяну даже вернулось ко мне, не найдя адресата. Все вместе: молчание друзей, и ваше молчание не дает мне покоя. Рауль, прошу вас - не медлите с ответом.
Удалось ли вам взять Джиджелли? Новости до Блуа добираются не слишком быстро, поскольку в замке уже нет принца Гастона.Теперь все депеши идут прямиком в Париж, и, только после этого, порой и окольными путями, доходят и до нас.
Я распорядился, чтобы один из сыновей Блезуа постоянно находился в городе, чтобы из первых рук получать ваши письма, но не один курьер в Блуа не заезжает.
Рауль, если вы ранены (все может быть!) - не молчите! Не сомневайтесь, у меня достанет сил приехать к вам. Попросите кого-нибудь написать, если вам это сделать самому не по силам. Гримо же при вас, почему он тоже молчит?
Если от вас не будет письма в ближайший месяц, я все брошу и приеду...
Не хочу предполагать самого страшного или... что вы меня забыли.
Ваш отец."

- Бедный,..- прошептала Иветт. - Как же жесток был его сын!

- И совсем он не был жесток, - мрачно проговорил Ангерран. - Просто его уже не было в живых.

- Откуда ты знаешь? - вскинулась она.

- Осталось еще одно письмо: давай прочтем и его.

- Граф упоминает д'Артаньяна. Это тот самый?

- Скорее всего. Как и Арамис и Портос, которого он не назвал. Читай!

Письмо было написано таким бисерным почерком, что Иветт полезла за очками. Это явно писал другой человек.

"Гримо! Я представляю, как вы изумитесь, получив письмо, подписанное именем герцога д'Аламеда, поэтому сразу спешу развеять ваши сомнения. Это всего лишь пишет вам мушкетер Арамис. Да, я жив еще, как и вы живы, и мы - последние, кто может рассказать о прошлом грозного и славного целого, которое называлось "четверка неразлучных." Я знаю, что скоро Бог призовет к себе и нас, и испытываю настоятельное желание рассказать вам, как все случилось.
Я очень долго ждал, что граф с сыном приедут ко мне в Испанию, и даже получив известие об их смерти долго не мог, не хотел поверить в то, что такое возможно.
Вы помните Миледи? Должны помнить, такое не может изгладиться из памяти! Так вот: граф был уверен, что ее месть когда-нибудь настигнет его. Миледи сумела отомстить ему и из Ада, отобрав у него самое дорогое - сына.
Гримо, не думаю, что вам может что-то грозить со стороны человека, изгнавшего ваших покойных хозяев. Я позаботился, чтобы бумаги, которые вам доставят, были недоступны для него. Не думаю, что вам стоит читать все это: пусть этим займутся последующие поколения. Нашим потомкам это может показаться захватывающим приключением, но для нас, ныне живущих - это мрачная тайна. Я прошу вас, в память о той дружбе, которая связывала вашего покойного хозяина со всеми нами, позаботиться о надежном убежище для записок вашего хозяина и моих.
Пока я жив, вы всегда можете рассчитывать на мою помощь. Я заранее вам признателен за то, что прошу сделать.
Герцог д'Аламеда, но для вас, мой верный, старый друг - по-прежнему мушкетер Арамис."