Пожар

Прошли годы с момента моей первой встречи с новеньким, прошла та паника. И он давно перестал быть новеньким, вечно приволакивался за кем угодно. А я чувствовала себя уверенной в том, что уж я-то от него – застрахована. Мы часто играли на сцене разные варианты влюблённости, и всякий раз между нами плясали искры. Вне ролей мы шутили, лихо пикировались. И время от времени он начал смотреть на меня каким-то долгим проваливающимся взглядом, который ему иногда с трудом удавалось от меня отдирать. Но неподвластность ему в реальной жизни доставляла мне острое мстительное удовольствие.
Как-то раз на гастролях я, он и ещё несколько человек в чьём-то тесном гостиничном номере смотрели по телевизору КВН. По каким-то своим надобностям все остальные вышли, и мы остались вдвоём; сначала смеялись всяким шуткам, а потом я повернула голову и вдруг просто впаялась в его взгляд и поплыла, начала растворяться в нём, совершенно не в состоянии отвести глаз. Тут я поняла, что – попалась... а самое ужасное, что это понял он.
Я попыталась спастись бегством. Между креслом, где сидела я и кроватью, где сидел он, было очень мало места. Пока я протискивалась мимо, он коснулся меня благоговейно-умоляюще. Крышу начало сносить напрочь... сделав нечеловеческое усилие, я вырвалась и бежала в свой номер.
С этого момента он не давал мне проходу. Я уклонялась, избегала его, как могла, и на этих гастролях мне удалось-таки сохранить дистанцию.
Вернувшись домой, я снова и снова билась, как волна, о монолитную неприступность мужа, но он высился надо мною скалой каких-то надуманных принципов и моральных устоев.
А у меня в театре, отвергнутый мною влюблённый совсем потерял голову, перестал замечать кого бы то ни было, жадно пожирал меня взглядом, ходил за мной тенью, иногда вдруг брал мою руку, как величайшую драгоценность, гладил и прижимал к губам, и вообще, обдавал меня такими потоками обожания… какой вопиющий контраст с чёрствыми, отчуждёнными отношениями, которые ждали меня дома.
Вместе с мужем я продолжала ставить спектакли в театральной студии, занималась со студийцами, делала всё по дому, выращивала, воспитывала и таскала за собой в студию сынишку. Он беспрерывно задавал вопросы на самые разные темы, а я старалась побольше рассказывать и читать ему обо всём: от микромира до макрокосма… и кто такой был Сталин, и как рождаются дети, и про его дедушек и бабушек, и про живопись, и про природу, и... чего только он ни спрашивал.
Пока я оставалась в Москве, ещё можно было как-то держаться, потому что нескончаемая занятость семьёй и двумя театрами затягивала, ухайдокивала вдребезги, и тем самым, хотя бы частично, оттесняла от горячечных мыслей.
А на гастролях мой обожатель держал круговую осаду – сползал по стенке перед моей дверью и сообщал, что никуда не уйдёт. Он похудел, ходил вокруг тёмной тенью, смотрел на меня голодным псом, просачивался, как вода, в любую брешь, лишь бы быть рядом, говорил и прикасался с такою нежностью и страстью, что меня сразу как будто в кипяток окунали. В конце концов, бороться и с ним, и со своим собственным изголодавшимся естеством стало совершенно невыносимо.
Однажды, когда он особенно долго и неотступно меня домогался, я внезапно решила, что лучше, в конце концов, хоть раз уступить – может, хоть тогда он, наконец, отстанет. Произошло всё довольно спешно, примитивно… и одновременно – как в замедленной съёмке... Почему-то вдруг я увидела себя и его со стороны, на некотором расстоянии… Я смотрела сверху и почти ничего не ощущуала, только думала: что я делаю!.. зачем это?..
Когда всё закончилось, я сразу сбежала куда-то на улицу, куда глаза глядят. Мне было жутко стыдно... и... пожалуй, больше ничего. Я вздохнула с облегчением, что ради этого, конечно, не стоит коверкать свою семейную жизнь… пообещала себе отрезать, выбросить и забыть навсегда то, что сейчас произошло.
На следующий день, как только мой счастливый победитель остался со мной наедине, я сообщила ему о своём решении, сказала, что люблю мужа и не вижу в измене ничего хорошего. На беднягу было больно смотреть.
– Как!.. После того, как ты уже была моей... Нет! Ты не можешь всё так бросить. Забудь всю эту... первую... ерунду. Я так устал, я был измученным...
Брошенный, он совсем истоньчился и ходил, казалось, зависая над землёй. Когда гастроли уже приблизились к концу, он умолял меня:
– Ну, останься со мной ещё хотя бы раз... Какая разница – один раз это было или два? Кончатся эти гастроли – если ты не хочешь, я не буду больше тебя доставать... сегодня последний день... пожалуйста... не отталкивай меня.
Мне стало его невыносимо жалко. Я не оттолкнула.
По всей вероятности, он решил тогда, что его соперник, мой муж – какой то немыслимый сексуальный гигант, и от этого так старался превзойти его во всех отношениях!.. В нём было столько любви, столько страсти, нежности,  изобретательности и проникновения в самые сокровенные мои желания. Я испытала такое потрясение, которое мне даже не с чем было сравнить в моём, достаточно бурном и горячем прошлом. Я улетела в какие-то немыслимые пространства. Я никогда даже не подозревала, что можно испытывать что-нибудь подобное. Ничего лучше в моей жизни не было!..

Во взгляде твоем желанье –
Сильней, чем земли тяготенье.
И в нашем любом касанье –
Одно кровообращенье.

Пульс – громче пальбы ружей.
Слетает одежд накипь.
Сплетаюсь с тобой снаружи,
Врастаю в тебя с изнанки.

В без-тактной игре метаний,
В несбыточном счастье муки
Смешались слова, колени,
Язык, и губы, и руки...

И, больше нигде не вмещаясь,
Друг другу себя исторгнув,
Забывшись, летим в Вечность
Под песни моих стонов.

А вот теперь надо было возвращаться домой и...  и как-то жить дальше... Забыть всё это. Наступить на горло... Да-а-а... весёленькая история. Это же надо – так вляпаться!
Тогда я наивно полагала, что это возможно забыть. Да, пусть он талантливый, пусть обаятельный, зараза, пусть острый на язык… пусть всё было – так, как было – забыть!..
Я даже представить себе не могла, что, на протяжении двух десятилетий, изувеченных разрывами и разлуками, обоюдными покушениями на убийство нашей любви, Судьба вновь и вновь будет тащить нас друг к другу. И каждый наш следующий раз будет... ещё лучше предыдущего!.. Не представляла, какие бездны будут отделять каждую нашу следующую встречу от предыдущей...

Забыть, забыть... я так прилежно старалась это сделать, что  действительно не помню ни точных дат всего произошедшего, ни того дня, когда мой возлюбленный подарил мне толстенькую записную книжицу, состоящую из небольших отрывных листочков. Ах, если бы мы могли предположить тогда, каким судьбоносным окажется для меня этот незатейливый подарочек!