Глава 12

Глава 12.
В предрассветном синем небе таяли последние блестящие звезды. В детской комнате дома Кэрротов мирно сопели спящие зайчата.
- Тук-тук! – вдруг услышал Морковкин у самого уха. Он плотнее закутался в одеяло, пытаясь удержать под ним ускользающие остатки сна.
- Тук-тук! – настойчиво повторилось с другой стороны. Зайчонок приоткрыл один глаз, увидел перед собой что-то солнечно-желтое. Открыл второй глаз – перед ним стояла сонная Фасолинка в теплой яркой пижаме и стучала кулачком по деревянному изголовью постели. Капусткин еще спал в своей кроватке.
- Ну кто же так будит? – возмутился Морковкин, и тут же примиряюще добавил: - Чего тебе, Фасолинка?
Сестренка улыбнулась и заговорщически прошептала:
- Буди Капусткина! У нас есть важное дело!
- Какое, интересно? – рассмеялся Морковкин. – И кто же важными делами занимается в пижаме?
- А это и нужно делать в пижаме! – твердо ответила Фасолинка. – Наряжать елку утром Сочельника приятнее всего в уютной пижаме.
Морковкин почесал затылок и не нашел, что возразить. Так и правда было как-то уютнее.
- А как же мама и папа? – осведомился он. – Наверное, им тоже хочется украсить елку?
Фасолинка задумалась и ответила:
- Мама так устала вчера, довязывая наши алые рождественские свитера. Пусть она отдохнет. А папа больше всего любит зажигать на елке свечи, сами зажигать мы и не будем, подождем, когда он проснется.
Зайчата тихонько разбудили Капусткина, взяли его за лапки с двух сторон и на цыпочках прокрались в гостиную. Казалось, что дом еще спал, глубоко дышал своими печными и каминными трубами, надежно спрятанный за затворенными ставнями от зимней метели.
Но их ждал сюрприз. По коридору тянулись с кухни ароматы горячего шоколада, булькающего в ковшике на печи, а в духовке поднимался, пыхтя, лимонный пирог. Папа и мама уже ждали их в гостиной: мистер Кэррот тоже не переодел любимую пижаму, а миссис Кэррот вышла в длинной ночной рубашке и мягком домашнем халате.
- Мы так спешили нарядить елку! – улыбнувшись, принялась оправдываться мама, а папа заяц поднял всех зайчат по очереди в воздух и покружил по комнате.
- Щекотно, папа, щекотно! – завопил, смеясь, Капусткин, и папа опустил его и посадил под елочкой, а другие зайчата уселись рядом, пододвигая друг друга.
- Вот наши главные подарки! – залюбовалась ими миссис Кэррот, а затем, поцеловав каждого в пушистую макушку, принялась раскрывать «зимние» картонные коробки, аккуратно составленные у камина.
Такие волшебные коробки хранятся в каждой семье: в них живут ёлочные игрушки. Фарфоровые шишки и снежинки, стеклянные медвежата и белочки, разноцветные переливающиеся хрупкие шары – крупные, как яблоки, или маленькие, как желуди. На каждой игрушке нитка-петелька, и в тот миг, когда вешаешь такую шишку или белочку на зеленую пышную еловую ветку, сердце замирает от восторга!
Мама зайчиха бережно разложила игрушки на чайном столике, и зайчата принялись украшать елку. Одна игрушка, две, три… Не забыть гирлянду с мигающими фонариками, белые свечи, имбирное печенье-звёздочки – получалась настоящая рождественская ель!
Через час Морковкин, Капусткин и Фасолинка пили горячий шоколад из больших кружек, отламывали и с аппетитом ели благоухающий лимонный пирог, любуясь нарядной, звенящей, с зажженными свечами елью. Мистер и миссис Кэррот, о чем-то перешептываясь, подвешивали на каминной полке ряд ярких вязаных носков для подарков.
- А теперь что мы будем делать? – зевнул Капусткин, поблагодарив маму за угощение.
Миссис Кэррот что-то дописывала в своем блокноте:
- Сейчас, Капусткин. Смотри, нам нужно сегодня поздравить несколько семейств, но ко всем мы не успеваем. Значит, мы разделимся! Мы с Фасолинкой навестим мистера Добрякса Монеткинса в его лавке, а затем зайдем к белке Лакомке и ее маме.
Фасолинка одобрительно закивала головой.
- Папа и Морковкин поздравят Лисенка и его семью, а затем заглянут к мышонку Яшику и его маме.
Морковкин издал радостный клич.
- А ты, Капусткин… - продолжила мама, но зайчонок ее перебил:
- А как же я, мама? Вы не возьмете меня с собой? Я ведь не делюсь надвое! – и он обиженно засопел.
- Я как раз хотела спросить, с кем из нас тебе хочется пойти, малыш! – и мама ласково потрепала его за ушко.
Капусткин перестал хмуриться и уткнулся в мамин теплый живот:
- Я пойду с тобой и Фасолинкой! Но пусть только белки спустятся к нам, я боюсь упасть с сосны.
- Договорились, милый! – рассмеялась мама, и все засуетились, собираясь.
Наконец, все были готовы к выходу: в нарядных рябиново-алых свитерах, в хорошем настроении и с полными корзинками разной вкусной снеди. Миссис Кэррот завернула в хрустящую золотистую бумагу аппетитные лакомства: вишневое, ежевичное и малиновое варенья, яблочный джем, вяленую грушу и морковные конфеты. Для всех друзей она связала на спицах варежки и носки. Вязала миссис Кэррот незатейливо, но от всей души, и те, кто носили ее изделия, чувствовали себя любимыми.
Папа заяц и Морковкин сначала отправились к Лисенку, и совсем неудивительно, что встретили его по дороге. Лисенок, одетый по случаю праздника в элегантный белый жилет, бережно нес в лапах манящие прямоугольные предметы в красивой оберточной бумаге.
- С наступающим Рождеством! – первый прокричал он, подходя ближе и протягивая подарки. – Это вам! Это книги! – решил пояснить он, хотя мистер Кэррот умел узнавать такие свертки издалека.
- Спасибо большое! – просияли зайцы, вручая Лисенку корзинку варений и джемов. – С Рождеством! – обняли они Лисенка, радуясь тому, как он облизывается, предвкушая удовольствие от угощения.
- У нас такая красивая ёлка! – выпалил Морковкин.
- И у нас! – подхватил Лисенок.
И они тут же заговорили обо всем на свете, на время позабыв о папе зайце, зато он как раз вспомнил о почтенном семействе Бобров и отлучился их проведать.
- А мама тебе уже рассказывала, что такое Рождество? – вдруг спросил Лисенок, доверительно прислонившись плечом к Морковкину. Они сидели на стволе упавшего дерева и смотрели на белоснежное покрывало, укрывшее лес. Изредка пролетали колючие снежинки и щелкали их по носу: «Щёлк! Щёлк!»
Морковкин задумался. Конечно, мама рассказывала, читала зайчатам вслух книги, но почему-то историю Рождества ему запомнить было трудно.
- Я не помню, как появилось Рождество, - честно признался он. – Но я его чувствую. Понимаешь, в Рождество на душе совсем по-другому. Так светло и тихо… Точно, именно так. Светло и удивительно тихо… И ты всем своим существом ждешь какого-то чуда.
- И на душе, и во всем лесу так снежно и чисто… Как будто родился Кто-то, Кто чище и добрее всех на свете. Понимаешь? – повернулся к Морковкину Лисенок и заглянул к нему в глаза.
Зайчонок задумчиво пошевелил ушами:
- Кажется, понимаю… И вспоминаю. Как будто я об этом знал, но почему-то забыл.
Лисенок понимающе кивнул и добавил:
- Только в Рождество я так сильно, всем сердцем ощущаю чудо. А ты веришь в чудеса, Морковкин?
Зайчонок удивленно взглянул на него:
- Лисенок, я верю. Но на самом деле, настоящее чудо случается всегда – верят в него или нет. На то оно и чудо.
Они посидели немного и помолчали вдвоем. И это было так хорошо: снег падал крупными хлопьями, таял за шарфом и на кончиках усов, рядом сидел лучший друг и вместе с тобой верил в чудо…
- А ты снегирей сегодня уже видел? – вдруг нарушил молчание зайчонок, словно вспомнив о чем-то.
- Еще нет, - растерянно ответил Лисенок. – А что?
- Да так... Потом расскажу. – Морковкин плотнее закутался в малиновую курточку.
Мистер Кэррот вскоре забрал Морковкина, а Лисенок побрел поздравлять остальных соседей.
- Не может быть, чтобы снегири его не нашли! – настаивал Морковкин, идя рядом с папой по рыхлому снегу.
- Будем надеяться, сын, - твердо ответил папа. – Будем надеяться.
Тем временем миссис Кэррот, Фасолинка и Капусткин сердечно поздравили белку Лакомку с мамой, угостили мистера Монеткинса, почтенного зайца, владельца лесной лавки, и уже возвращались домой. Мистер Добрякс Монеткинс в долгу не остался: Фасолинка сияла, как начищенный котелок сэра Тиккенса, неся в лапках кулек вкуснейших клюквенных и брусничных леденцов. Мама зайчиха очень спешила:
- Сэр Тиккенс! Сэр Тиккенс! – запыхавшись, воскликнула она, подпрыгивая к папе зайцу. – Зайди домой, возьми для его семьи большую корзину со сладостями и сходи к нему, поздравь! Он хоть и писатель, а тоже обыкновенный заяц, который любит Рождество!
Мистер Кэррот благодарно поцеловал супругу, и послушно ушел в метель к своему другу писателю, в уютный домик под старым вязом, за липовой аллеей.
 Зайчата были рады вернуться домой – от полученных впечатлений и поздравлений они устали и искали покоя. Так бывает – сердце не может вместить сразу всю ту радость, которую получает.
Вдруг Морковкин остановился на пороге и обернулся к маме:
- Мама, мы ведь шли к Яшику! Я сейчас вернусь! – и он повернулся, чтобы выйти, распахнул входную дверь и столкнулся с мышонком мордочка к мордочке.
- А мы как раз шли к вам! – радостно сообщил Яшик, придерживая дверь и пропуская маму Мышь вперед. Та развязала теплый капор и положила его на скамью в прихожей.
- Счастливого Рождества! – тонким голоском пропела она, смотря снизу вверх на миссис Кэррот.
Мама зайчиха поздравила ее и благодарно обняла, немного наклонившись к подруге. Она постоянно забывала, что Мышь маленького роста, потому что у нее была высокая душа.
Миссис Кэррот согрела пухлый чайник, угостила вареньем и лимонным десертом, поставила на стол слойки с корицей и капустные пирожки. Из приоткрытой двери кухни была видна сияющая ель в гостиной – она мерцала огнями гирлянд и свечей. Вернулся мистер Кэррот, стряхнул с куртки снег, сел согреться у камина.
Зажглась первая звезда. Мышонок с мамой засобирались домой – ведь Рождество встречают именно дома.
Как вдруг...  Зайцы и мышата увидели в окне, как в зимних сумерках, по белому, как чистая страница, снегу, медленно шел, хромая, незнакомый силуэт. Его тонкие лапы утопали в сугробах, за плечом висела прохудившаяся котомка, поднявшийся ветер нещадно трепал поседевшие усы… Мокровкин задрожал от нетерпения, но молчал.
- Санта Клаус! – завизжал Капусткин.
- Нет-нет, - затараторила Фасолинка, - это не Санта! Это кто-то маленького роста, с серой мордочкой и круглыми ушками. В потрепанном пальто. Он идет сюда! Наверное, заблудился. Как это грустно - потеряться в рождественскую ночь.
- Иногда в рождественскую ночь можно найтись… - шёпотом сказал Морковкин, но его уже никто не слышал.
Мышонок Яшик, обычно такой робкий и тихий, вдруг бросился навстречу таинственному незнакомцу, озаряя весь лес своей огромной, не вмещающейся в душе радостью: - Папааааа!
Он повис на его шее, всхлипывая и приговаривая: - Ты нашелся! Ты пришел! Где ты пропадал? Я так ждал тебя!
Папа Мышь судорожно обнимал маленького мышонка и повторял:
- Яшик… Мой Яшик… Прости меня, прости, что я тебя покинул! Я не хотел этого. Это от меня не зависело, понимаешь?
Мама Мышь подбежала к ним и молча прижала к себе их обоих, вытирая слезы краешком платка.
Зайцы не вмешивались, боясь нарушить величие момента. Уже потом, после Рождества, папа Мышь расскажет им, как он попал в капкан в соседней деревне и повредил лапу. Как его лечили полевые мыши. Как он скучал по своей семье и мечтал вернуться домой. Отправлял письма и телеграммы, но почтальоны терялись в пути, а затем и мама Мышь с Яшиком перебрались в другое дупло, меньше и скромнее. Как только папа Мышь смог ходить, он отправился на поиски своих любимых. Где он только не бывал! Обошел вокруг все леса, поля и рощи! И в канун Рождества его нашла стая почтальонов-снегирей, которые принесли ему весточку о его сыне Яшике, который ждет его и не теряет надежду.
Морковкин не скрывал слез. Мальчики зайчата тоже иногда плачут, если душа просит. А в такой момент она не просто просила – требовала.
Мыши, не умолкая и восторженно перебивая друг друга, скрылись в своем дупле на третьей ветке. Вскоре в их окошке заплясали огоньки свеч на елке, которые тоже любил зажигать папа.
Кэрроты вернулись в свой уютный дом и поужинали рядом с сияющей елочкой. На свечах доверчиво теплился огонь. Часы пробили полночь.
- Счастливого Рождества! – зайцы обнялись, расцеловались и поздравили друг друга, обменявшись заботливо подготовленными подарками.
Морковкин чувствовал, что в это Рождество произошло что-то совершенно особенное. «Кто-то родился», - вспомнил он слова Лисенка.
«Как будто во мне самом родилось что-то новое, светлое и чистое», - задумался Морковин, когда мама укрывала его шерстяным одеялом.
Всю ночь в лесу не гасли веселые огни. Звучали счастливые песни, слова благодарности и признания в любви, мягко спускались с неба хрупкие, словно созданные великим ювелиром, хрустальные снежинки. Рождественская ночь светила тихо и ясно, но каждому в самое сердце.
Ведь настоящее чудо случается независимо от того, все ли в него верят.

Автор: Ульяна Сергеева