Белая школа

Мы снова на Алтае!

Степь кончилась перед Барнаулом. За окном вагона проплывает сосновый лес, сосны как на картинке, снег лежит белым ровным чистым покрывалом. Целый год не видел такого чистого снега. Мы снова на Алтае!

С моей учёбой опять проблемы. Учиться буду в соседнем селе, жить на квартире у бабушки Марии Суртаевой. Её дом стоит рядом со школой. В доме всего одна комната. Слева от двери огромная русская печь. Пахнет пирогами и борщом. Горница светлая. Три окна, одно с утренней стороны, два с южной, между ними на стене в рамках под стеклом пожелтевшие семейные фотографии. У стены под рамками стол, накрытый клеёнкой. Это моё рабочее место. За этим столом буду выполнять домашние задания. Школа рядом, клуб через дорогу. Название у него экзотичное - кинотеатр «Катунь». Можно сходить на дневной сеанс за пять копеек. «Человек-амфибия». Судя по рекламе фильм очень интересный.

Мне всё равно скучно, хочу домой. А учёба? Отец сказал, чтоб не вёл себя как маленький, пора уже повзрослеть. Мама сказала, что лучшей квартиры для меня не найти. Договорились за постой платить в месяц по семь пятьдесят. Раскладушка, постель и продукты – наши, варит баба Маша, за стол сажусь вместе со всеми. Все – это сама хозяйка, её сын Саня и квартирантка Антонина, старая больная чахоткой алтайка.


ПЯТЬ ЛЕТ ЗА ЧЕМОДАН, ДЕСЯТЬ ЛЕТ ЗА бИБЛИЮ

На третий день я понял, что родители нашли мне очень необычное место жительства. Место было обычное, а вот жители – нет. Все до одного побывали в тюрьме: и Тоня, и Саня, и баба Маня и даже брат Сани, живший по соседству с нами. Баба Маша с Саней отсидели по пять лет, Антонина с Володей по десять. Старший сын бабы Маши ещё не освободился, досиживал. Так говорят – сидел, на самом деле они не сидели, а работали за колючей проволокой под охраной, сидеть там было негде и некогда.

 Антонина была крещёной алтайкой и пострадала за веру в Христа. Надо было верить в коммунизм, а она в Христа. Пошла бы к шаману - простили бы, но ведь к попу пошла. Это было слишком и её заставили объясниться. Наверное, очень резко объяснила. Замели попа и её заодно.

Суртаевы считали, что старшого они не дождутся, срок большой, двадцать пять лет как никак, плюс чахотка у него ещё была. Как у Антонины. Про старшего и про туберкулёз я от Антонины узнал:
-Ребяты те бандитами были. Кха-кха, ох и бандиты... Старшой то вообще оторвяжник был. Четвертак не дают за просто так. Кха. Из-за их из-за бандитов и сама она пострадала, мать-то ихна, кха-кха, тоже ить пять лет отбыла. За укрывательство. По закону надо было в милицию доложить, а она вишь чё, кха-кха, укрывала. Пришли с обыском, чемодан краденый нашли. Да кака же мать своих детей-то сдаст. Тоже ить гляди какой закон выдумали. А младшой ихный совсем другой. У бабки с дедом воспитывался. Тот совсем другой. Будто и не родня им. Выучился на кого-то, работает и всё у него нормально.

 ПАРАЛЛЕЛЬНЫЕ МИРЫ

Моя учёба в Майме сопровождалась разными событиями, очень далёкими от того, что я изучал по учебникам. Общение с новыми людьми, расширило мой кругозор и заставляло задумываться над проблемами, о которых я до этого не имел никакого представления.

Я жил в трёх мирах. Школа, учителя, одноклассники, уроки, диспуты, кинотеатр «Катунь» - это был один мир. Ая, семья, родня, друзья – это был другой мир. Дом бабы Маши, его обитатели - это был третий мир. Эти миры нигде и ни в чём не пересекались, я переходил из одного в другой как в иное измерение.

Баба Маша была набожной женщиной, чтила заповеди Христа и воровские законы. Ты можешь с воровским миром завязать, но не принять к себе бывшего зека не имеешь права. Потому мы с Антониной оказались у неё в квартирантах. Я зэком не был, но родители мои в Гулаге всю войну отбыли.

Вечерами в дом приходили гости, почти все из бывших уголовников. Играли в карты и рассказывали истории одну страшнее другой. Я сидел за столом развесив уши и с трудом переваривал зэковские легенды в своей целомудренной башке. Весной на разъезде зарезали десятиклассника из нашей школы. Кто? За что? Ничего неизвестно. Это преступление взбудоражило всю Майму.

Вечером пришёл Володя. Сели играть в карты. Я слежу за разговором, но смысл уловить не могу. Это был другой русский язык:
- Как думашь, когда его к хозяину потянут?
- Никто ишшо не вломил, дня три ишшо побегат.
Через три дня убийцу нашли и арестовали.



ТОРКО-ЧАЧАК

Антонину мне было жалко. Я вздрагивал каждый раз, когда она начинала кашлять. Она это почувствовала и сказала мне, что смерти не боится. Раньше боялась. На суде боялась, вдруг расстреляют. В зоне боялась от голода умереть. Тюремный врач Кустаная-12 прописал ей пол-литра подсолнечного масла. Нет бы выдать продукт порциями, дали полную бутылку.

Не выдержала Антонина и дорогой к бараку всё выпила. Чуть не умерла от поноса. Тогда тоже боялась умереть. Сейчас нет. После того как дочь погибла ничто её на этом свете не удерживает. «Сколько бог даст, столько и проживу.»

Антонина вытягивает из-под кровати чемодан и достаёт из него фотографию дочери. Красивая. Как та артистка, которая у нас в клубе Торко-Чачак играла. Торко-Чачак – это Шелковая Кисточка, девочка из алтайской народной сказки.

После Кустаная Антонина пыталась завести семью, семья не сложилась, дочку одна растила. Единственное сокровище. Другого не было. Дочь училась в Горно-Алтайском пединституте на геофаке. Трагедия произошла во время летней полевой практики. Студенты переправлялись через Катунь с чемальского берега на другую сторону. Лодка перевернулась. Все кроме её дочери выплыли. Антонина осталась совсем одна и носила в себе сердечную боль вместе с туберкулёзом.


Те неуклюжие просмолённые катунские лодки по сравнению с байдаркой или архангельской плоскодонкой были корытом. Надо быть героем, чтоб сесть в такую лодку, взять в руки весло и направить это корыто на шумы, так мы называли тогда катунские пороги.


ШЛАНДИК

Каждое утро в понедельник весь дом искал Санин шландик. Так Саня называл свой рабочий инструмент - резиновый шланг метровой длины. Шофера через такой отсасывают бензин с бензобака. На тракте такое зимой очень часто случалось. Застрянешь в дороге в гололёд или в буран, израсходуешь весь бензин и тут уж без помощи других шоферов не обойтись.

У Сани шландик имел другое предназначение. Саня работал в Горно-Алтайске на пивзаводе. Рабочая неделя у всех там начиналась с того, что каждый опохмелялся с какой-нибудь бочки через шланг. Личный шландик работника пивзавода был не только предметом первой необходимости, он был также ещё и предметом личной гигиены. Опохмеляться свежим жигулёвским пивом через чужой шланг – это было всё равно что пользоваться чужой зубной щёткой. Выслушиваем Санины маты, перерываем вверх дном весь дом, сообща находим Санин шландик и отправляем его на работу.

ЩУЧКА

Весна. Ледышки утром под ногами хрустят, а в обед уже лужи. Самая большая против нашего дома. Она с каждым днём увеличивается и вот уже дошла до забора. Суббота. В Аю домой не пошёл. На Катуни поперёк зимника полынья, до ледохода ждать неделю, потом на ту сторону попадёшь лишь на пароме. Вечереет. Саня должен прийти с работы, но его всё нет и нет.

Баба Маша беспокоится. Наконец то Саня появился. Выпал из автобуса, встал, пошёл, ноги несут его к дому по знакомому маршруту, который прочно запрограммирован в мозгу. Программа срабатывает независимо от степени опьянения. Саня шлёпает через лужу, вода ему уже по колено, сапоги полные и тут Саню осенило, что он без помощи рук до края не доберётся. Благо забор был близко.

Дальше как у скалолазов. Пробираться к цели надо так, чтобы всегда были три точки опоры: две руки и нога или две ноги и рука. Цели можешь не достичь, если нарушишь это правило. Потихоньку, помаленьку Саня добрался до калитки, а дальше с моей помощью до крыльца. Сел на ступеньки. Вместе с бабой Машей пытаемся снять с него сапоги. Не даёт. Подогнул ступню и хихикает. Вышла Антонина:
-Са-а-ня! Детёныш наш пришёл! Сам пришёл или помогли? Кха-кха, да он же ослаб совсем! Через губу переплюнуть не может, какие тебе тут сапоги. Саня, спорим, что ты сам сапоги не сможешь снять.
-Да чё это не смогу! Смогу!
-Не сможешь! Спорим!
-Спорим. На чё?
-На пол-литра.

Спорим с Саней на пол-литра. Саня скидывает сапоги и требует выспоренную бутылку. Обещаем дать завтра. Магазины уже закрыты. Заводим Саню в избу с песнями. Поёт Саня, мы нет. «Плачь, скрипка моя, плачь. Расскажи ты ей как сердце бьётся...»

Раздеваем как ребёнка поющего Саню и пытаемся уложить его спать. Спорим по новой, что Саня не сможет заткнуться. Сначала на одну бутылку, потом на две. Саня замолчал, демонстративно захрапел и успокоился. Я успел уже заснуть как меня разбудил Санин вой: „Плачь, скрипка моя, плачь...“

Воскресный день. Саня сидит на стуле очень мрачный. Вчерашний вечер не помнит. Ни в деталях, ни в общем. Хозяйка дома вяжет тёплые носки для старшого, Антонина читает толстенную книгу, я морщу лоб над домашними заданиями. На тетради солнечные блики. Всё так отлично было и тут вдруг слышу нехороший такой звук. Будто Саня со стула грохнулся.

Повернулся и вижу Саню на полу. Рычит как зверь и в муках корчится. Кручу головой. Смотрю то на Антонину, то на бабу Машу. Баба Маша безучастно смотрит в окно. Антонина читает газету. Смотрю на Саню. У него уже слюни изо рта пошли. Хрипит! Да это же ведь агония! Саня помирает! Ему плохо! Вскакиваю, чтобы Саню поднять. Надо же что-нибудь делать!

- Федя не трожь его! - это баба Маша сказала.
- Сядь! - это Антонина сказала. Очень требовательно сказала. Так требовательно, что опешил и сел на своё место. У меня ум на раскорячку, ничего понять не могу и тупо смотрю на то как помирает сын хозяйки Саня, который вчера ещё был совсем здоров.

Саня перестаёт хрипеть, поднимается как ни в чём ни бывало с пола и встаёт в позу сальто вперёд с замахом. Странная болезнь какая-то у Сани. У меня аж мурашки по спине пробежали. Саня демонстрирует нам акробатический этюд. Этюд не получился и Саня громко хряпнулся головой об пол. Снова рык, хрип и слюни изо рта.

- Федя, сиди! -это Антонина. Баба Маша смотрит в окно. На глазах у неё слёзы. С ужасом смотрю как помирает Саня. Не умер. Встаёт и лезет на печку:
- Отцэдова-то я уже убьюсь!

Заскрипел сундук. Саня слышит это и ждёт. Думает. В какую сторону ему двигаться. Спускаться на пол или лезть на печку. Баба Маша достаёт трёшку и отдаёт её сыну. Тот пулей рванул в магазин. Через минуту ворвался обратно в дом и потребовал от матери добавку. В Майме бутылка водки стоила 3 руб. 17 коп. У нас в Ае, на другом берегу Катуни водка стоила на тридцать копеек дешевле - два восемьдесят семь. 287! В то время городские дома с такими номерами считались почётными.

Антонина мне потом поведала, что Саня однажды вот так вот выманивал у матери трёшку, та не дала, так он с разбега торкнулся об косяк и бездыханно пролежал перед дверью на полу целый час. Все нервы матери истрепал.

Саня косил под блатного, брат Володя его не осуждал, относился к нему как к больному. Он всяких перевидел, в его срок была война сук с ворами. В ней безучастным оставаться не было никакой возможности. В лагерь привели колонну блатных, которые отказались работать. В знак протеста они изувечили себя. У многих были пришиты пуговицы в два ряда на голое тело, у некоторых даже на губах. Как только колонна зашла в лагерь началась драка между воровскими кланами. Дрались насмерть. «Летит на меня с железякой, я схватил плаху, она сколота была, на конце острая как пика, он рёбрами на неё напоролся.»
Чего только я у бабы Маши не насмотрелся и на наслушался.


ДУРАК И УШИ ХОЛОДНЫ

У бабы Маши гости. Пришла сухонькая старушка с наколками на руках. Страшноватая на вид, но очень сентиментальная бандитка:
-Здорово ночевали! В кино пойдём?
-Чё за фильм? Военный?
-Нет не военный, Довженко поставил. Он муру не кажет. Я уже раз была. Хорошее кино, но шибко уж чижолое, ишшо раз пойду. Идёте или нет?
-Так ведь ещё рано, давайте в подкидного сыграем. С погонами! Федя садись, четвёртым будешь... Раздавай...
-Эх-ма, лето не зима, валет, валет, ещё валет, ну чё, бита? А вот теперича держись! Не одна я в поле вертухалась, не одной мне ветер в ж... дул, на-ка прими туза, а это тебе шестёрки на погоны! Ха-ха-ха! Дурак и уши холодны!

Старухи играют и попутно рассказывают жутко похабные анекдоты и загадывают ещё более похабные зековские загадки. Богатый и могучий русский язык! Я краснею, я бледнею, захотелось вдруг сказать... Но не говорю. Лучше промолчать. Не возражать. Ведь разговор-то по сути дела идёт очень добродушный, очень вежливый. Представляю какие обороты я услышал бы от нашей гостьи, если бы спровоцировал её на грубости.

Антонина, как и следует бывшей политзаключённой, ведёт себя скромнее и пытается своих товарок попридержать. Старухи меня кон за коном обыгрывают в подкидного и каждый раз приговаривают:
-Дурак и уши холодны.
Я злюсь. Старухи обхохатываются надо мной и уговаривают пойти в кино. Мы идём все вместе через дорогу в кинотеатр «Катунь». В нём девятые классы на прошлой неделе ставили концерт в честь Дня Советской Армии и Военно-морского флота. Девчонки спели песню про мальчишек: «...Мальчишки, мальчишки, ну как не завидовать вам?» Прозвучало вроде как бы для нас. Коллективное объяснение в любви.

В фойе перед кассой те же девчонки стоят гурьбой, смеются. Пацанов никого из нашего класса нет и я торчу рядом с бабульками.
-Ты бы, Федя, к тем вон девкам подвалил, чё те рядом с нами, со старухами-то кантоваться!
-Гля-ка каки статны девки-то!
-Ну чё покраснел-то? Дурак и уши холодны.

После кино прямо на ходу идёт обсуждение. Настоящая конференция. Я в ней не участвую. Они говорят о вещах, которых как мне казалось в фильме не было. Такое впечатление как будто мы сидели в разных клубах и смотрели разные фильмы.

ЭТО НАДО ЖЕ! КОЛЬКА! ШУРИН СЫН!

В тот день из города приехал к мне в гости друг мой Колька. Я предложил сходить в кино  на «Королеву бензоколонки». В фойе встретили моего одноклассника Женьку Опёнышева. Я представил обоих друг другу. Выяснилось, что Женька не просто наш земляк, они оба, и Колька, и Женька родились в один день – 24 мая 1946 года. После кино пошли к Женьке в гости.

Сидим в сенках. Женька там себе комнату оборудовал, настоящая радиолаборатория, помешался на радиотехнике. Ткнёт пальцем на пульт и свет загорелся или машинка игрушечная поехала.  Сегодня этим никого не удивишь, но тогда... у Женьки!!!

Зашла Женькина мать с ведром груш, поставила перед нами. Едим. Вкуснятина. Женька ждёт, чтоб мать отвалила. Идёт мужской разговор, а она не уходит, смотрит на Кольку: «А ты случаем не айский?». Колька пялится через свои стеклянные минус пять и подтверждает догадку Женькиной матери. Новый вопрос: «Коновалов!?» Женькина мать дальше наседает: «Ты поди Шурин сын?» Тут уже Колька по-настоящему удивился. Ясно же дело, что Шурин сын. Других Коноваловых в Ае нет, но откуда эта женщина Кольку знает?

Долго думать Кольке не пришлось. Женькина мать набросилась на Кольку и ну его обнимать да целовать:
-Вы же с Женькой-то у меня вот так вот на руках лежали. Обоих враз кормила. У Шуры-то молока не было, а у меня полно хоть дой. Ну надо же, Шурин сын! Пошли на кухню. Чё тута сидеть будете, щас пельменей наготовлю, да и не грех стопку выпить. Это же надо же, Шурин сын!

Женька рад, что Колька братом молочным оказался. Колька тоже. Мы все трое немного смущались от её неуёмного материнского ликования. Неисповедимы пути господни! Могли бы все трое ещё в кинотеатре об этом догадаться. В Ае в один день родились. Дураку ж понятно, что в айской больнице в одной палате лежали.



О, ГОСПОДИ, ПРОСТИ ТЫ НАШИ ДУШИ ГРЕШНЫЕ!

Весной хозяйка приняла ещё одного постояльца, молодого парня Толика. На ночь приходилось раскладывать уже три раскладушки. Через день в честь новоселья баба Маша объявила пельменный вечер. Баба Маша раскатывает тесто и режет его стаканом на кругляши. Мы, это я, Толик, Саня и баба Тоня лепим пельмени и складываем их на противень. Баба Маша раскатала и изрезала всё тесто, достала второй противень и начала тоже лепить пельмени. Работала она как заведённая машина. Когда кончили свою работу, то оказалось, что баба Маша одна налепила больше, чем мы вчетвером, хотя и позже начала:
-А чё вы хотели, я ведь пять лет на кухне отработала!

Пять лет изо дня в день лепить пельмени. Одуреть можно. Конечно, лучше, чем лопатой ямы копать или брёвна таскать. Правда я так и не понял для кого она там в тюрьме эти пельмени лепила, не для зэчек же. Не на курорте ж они там отсиживали.

Толик нигде не работал, из дома выходил редко, но надолго, вечерами играл со мной в шахматы. Я всегда проигрывал. Как-то раз весной он перепил и сутки маялся от отравления на топчане в предбаннике. Сижу за столом, за уроками, жалею Толика, спрашиваю у Антонины, что с ним случилось. Ответ меня ошарашил:
-Федя, ты думашь, что Толик и вправду не может найти работу? С горя запил? Я вчера шарилась у него в карманах, кха-кха... пока он дрыхнул. О господи, прости меня грешную... Пинжак в ограде валялся. Подняла, не утерпела. Дай-ка, думаю, гляну. Посмотрела документы, кха-кха... а у него вместо паспорта справка. Расконвоированный он. С Кустаная-12, я там почти весь срок отсидела. Он ведь в бегах. Разбежались по воровским адресам. Хозяин их теперь ишшет, кха-кха, о господи, прости наши души грешные...

Мир тесен. Толик удрал от моего двоюродного брата Саши. Брату из-за него отпуск не дали. Далеко же он удрал. Аж до Алтая! Вечер. Толик оклемался. Сидим на раскладушках. Между нами стул, на нём шахматы. Меня тянет за язык. Узнать всё хочется:
-Ты ведь с Кустаная-12?
У Толика рука задрожала. Он поставил на место пешку и опустил голову. Меня дальше заносит:
-У меня там брат охранником служит.

Толик побелел. Я наивно продолжаю его донимать вопросами:
-Ну чё ты, расскажи как было. Мне же интересно!
Толик оценил обстановку, понял, что я наивен как дитя и рассказал про свои мытарства. Никогда не воровал, а тут ребята взяли с собой. Попросили покараулить. Облава. Всех загребли. Месяц оставалось до освобождения. Тут как раз массовый побег. Нерв сыграл. Как колючку проломили, так и кинулся сдуру за всеми. Мы всю ночь с ним проговорили. На другой день Толик с утра ушёл от нас. Сказал, что долго не продержится...


НОВОЕ КЛАДБИЩЕ

В ту весну закрыли кладбище. От школы до него недалеко было. Три минуты ходьбы по школьному переулку. Не знаю кого схоронили туда последним. На горе за горнолыжной трассой, была тогда такая, отгородили участок для нового кладбища. Я не знаю кого унесли в последний путь на тот новый погост, но ту самую первую могилу очень отчётливо помню. Большой огороженный луг и справа в верхнем углу одинокая могила.

Я понимал, что на том свете всё равно как лежать, одиноко или не одиноко, но мне почему-то было жалко того кладбищенского первопроходца. Помню тот мой юношеский страх перед смертью. Было в нём что-то необъяснимое, о чём не говорили ни в каком из тех трёх измерений, в которых я жил. Нас не учили умирать. С того света никто не возвращался и не рассказывал как это надо делать. Мой дед Егор знал это, но мне не рассказывал. Я после, в этом тысячелетии понял, что он это знал.

Бабушка моя, Маргарита, тоже это знала. Я ей однажды пытался объяснить как будет выглядеть коммунизм, светлое будущее, которое мы все  вместе со всеми будем строить. Будет равенство и братство. Все станут честными и хорошими. Из тюрьмы торжественно выпустят на волю самого последнего преступника. После этого сажать туда станет некого и на за что.  И всё потому, что уже сейчас наступило равенство. Бабушка негодовала, плевалась и на пальцах по-своему изловчалась объяснить мне свою точку зрения: "Бестолочи тупоголовые! Посмотри на свою руку! Как вы уравняете пальцы на руке! Скажите как вы это сделаете?! Может быть вы их отрубите по мизинцу?! Тогда получится культя, а не рука и ей много не наработаешь. Это не только больно, но и очень глупо, безмозглые вы недоноски! Бог создал людей разными и не вам, сопливым, их уравнивать!"
...Бабушку схоронили, как она и завещала,  в ногах у деда.


РУСАЛКА В ОМУТЕ

У нас дома, в Ае, в бабушкиной спальне на стене висит ковёр. Русалка в омуте. Ковёр изготовил в свободное от работы время фельдшер Агапов. Мама работала санитаркой в больнице и гордилась тем, что её начальник выдаёт при головных болях пирамидон и умеет масляными красками рисовать на клеёнках такие ковры.

Самая первая русалка досталась нам по блату. Айчанам русалка нравилась и заказов было много. Русалка сильно похожа на Геру, жену фельдшера. Гера Агапова - очень красивая женщина, брови дугой, губы бантиком, густая коса до самой попы. Бабы старались Гере подражать, а мужики Агапову завидовали. У русалки чешуя начиналась сразу ниже пупа, а грудь полузакрыта длинными распущенными волосами. Жалели, что не дорисовал. «Намного красивши Риты!»

Рита – это наша соседка. Её муж, Пётр Пантелеевич Камагоров преподаёт в школе уроки рисования. Огромный портрет жены, написанный маслянными красками, он водрузил в кухне на простенке между окнами. Рита смотрит с портрета на гостей дома с той же очаровательной улыбкой, с какой Джоконда смотрит на посетителей Лувра. Камагорова в селе жалели как недоразвитого, неуклюжий интеллигент в очках, помешался на своей Рите, корову держит, а сена поставить не может, простое дело – кизяки топтать и это у него не получается.

Я пытался доказать маме, что портрет Риты – это искусство, а русалка в омуте – это мещанство, ширпотреб. Гера красивше и всё тут. Сама Гера то может быть и красивее, чем Рита, но картина Камагорова – это искусство, а клеёнка на стене – это ширпотреб. Маме было наплевать какой это потреб, широкий или узкий, у нас в доме была самая первая во всём селе русалка в омуте.

Идею борьбы с мещанством внушила мне моя классная руководительница. Она вела уроки литературы и пыталась нас наставить на путь истинный. Истина заключалась в борьбе против мещанства. Фарфоровые кошечки на комоде, клеёнчатые ковры на стенах – это мещанство. С мещанством надо бороться. Как бороться с мещанством я не знал. У тёти Маруси не было в доме комода, вместо него у стенки стоял большой сундук. Фарфоровых кошек на него не поставишь потому что сундук заменял лавочку, на которой можно сидеть.

Классная сказала, что бороться с мещанством означает самому не стать мещанином. Не припомню, кто из нас таковым мог быть. Рая Ластовка уж  точно мещанкой не была. Отличница, активная девчонка, побывала в Артеке и там отличилась. Была ответственной за встречу высокого гостя из-за рубежа - Президента  Финляндии Урхо Калева Кекконена. После Артека Рае пришлось отчитаться перед нами на классном часе. Рая показывала нам снимки с той встречи. Показывала фотографии. До сих пор помню снимок на котором запечатлён самый важный момент той встречи. Стоит Президент Финляндии, а перед ним наша одноклассница Рая. Рассказывает ему куда он попал и что с ним будет дальше.

Наша классная считала, что не быть мещанином - этого мало, надо самому выступать против мещанства во время диспутов. Однажды мы так выступили, что наша борьба против мещанства переросла в драку.

Это случилось летом 1963 года в лагере труда и отдыха. Таких лагерей ещё нигде не было, наш был самым первым в Горном Алтае. Никто понятия никакого не имел каким он должен быть и как мы в нём будем отдыхать и работать. Палатки разбили за Маймой под горой у большого свекловичного поля.

Совхоз предоставил пиломатериал, из него мы сами сколотили кухню, навес, стол и скамейки на сорок мест. В распоряжении лагеря была бричка. Дежурные привозили на ней каждый день со склада овощи, тушу барана и флягу молока. Подъём в семь утра. Дежурные вставали раньше и готовили завтрак. После завтрака все шли на поле с тяпками и работали там до обеда. Дежурные мыли посуду, запрягали коня, ехали на склад за продуктами и готовили обед. После обеда все разбредались кто куда. Собирали ягоды, купались на Катуни, играли в волейбол, а вечерами устраивали танцы под баян. На баяне играл Юра Клепиков. Сыграть мог хоть что, хоть классику, хоть фокстрот.

Учителей с нами почти никогда не было, и мы сами определяли себе распорядок дня. Вечерами действовала на нервы близость девчонок. Наши взаимные заигрывания были на уровне нынешних пятиклассников. Были две пары, которые уже дружат. Мы с завистью смотрим на синие засосы на шее у Чигана и нам на ум приходят всякие мысли. В школе говорили, что это очень нехорошие мысли. Мы пытались прогнать эти нехорошие мысли безудержным балдежом. Иногда до самого утра.

Одним вечером, уже в сумерках, девчонки организовали диспут. Мещанство и как бороться с ним. В разгар спора из нашей палатки выполз Генка Храмов, а из соседней Чиган. Оба успели уже где-то изрядно хлебнуть.
- Вот ты, воропай, натуральный мещанин.
- А ты - алкаш!
Дискуссия вошла во вторую фазу и окончилась мордобоем. Активистов дискуссии унимали всем лагерем и еле развели по разные стороны подальше друг от друга. Девчонки достали аптечку и лечили всех пострадавших подряд без всякого разбора: и мещан, и романтиков. Главврачом была Рая Ластовка.   

БУКВА «ЗЮ»

Между Аей и Маймой много воды протекло с тех пор и утекло в Ледовитый океан. Урхо Калева Кекконен отпахал на посту президента несколько сроков, аж 25 лет подряд. Финны от этого с ума не сошли и толпами на площадях не орали. Не знаю, вспоминал ли он встречу в Крыму с нашей Раей.

Директора нашей Белой Школы перевели в Шебалинский район и назначили первым секретарём райкома партии. Меня перевели в тот же район директором Дьектиекской школы. Осенью 1976 года меня занесло в тот райком. Хотелось поругаться с начальством. Вдруг узнаю нашего директора. Я тут же забыл зачем зашёл. Обоим было приятно вспомнить нашу Белую Школу.

Боже мой! Стареем, уходим из жизни. Нет Генки Храмова. Нет Женьки Опёнышева. Колька с тремя инфарктами живёт в Самаре, на пенсии, но сил хватает ещё помочь  своим коллегам-нефтянникам, если там, далеко на Севере, в тундре, с них с буровыми  проблема возникает. По интернету можно сегодня не только  дребедень в соцсетях рассылать, но и выручить друзей дельным советом.

С нами ли всё это было!? Когда это было?! В прошлом веке. В прошлом тысячелетии.

В этом тысячелетии на месте свекловичного поля и нашего лагеря труда и отдыха выстроили майминскую Рублёвку. Ровные улицы, красивые дома. От старого кладбища не осталось ни одного холмика и ни одного креста. Застроили его. Погреба на могилах вырыли, колонки забили. Раз в году жители старого кладбища участвуют в марше бессмертного полка. Спасибо деду за победу. Участвуют также и в предвыборных кампаниях, костерят в социальных сетях на чём свет стоит кандидатов в депутаты за аморальное поведение.

Говорят, что ко всему можно привыкнуть. Не знаю, как к этому можно привыкнуть. Живут люди не только на могилах, но и на дерьме. На своём дерьме. В селе Панкрушиха Алтайского края содержимое всех унитазов приватизированной многоэтажки больше года стекало в подвал. Вонь в подъездах и на нижних этажах стояла невообразимая. Началось всё с того, что жители перестали оплачивать услуги шоферам дерьмовозок. Канализацию в подвале прорвало когда уровень «добра» в выгребной яме стал выше слива. Если бы не прорвало, то «добро» выдавило бы в квартиры нижних этажей. Перед домом парковка, на ней иномарки, рядом с ними лавочки. На лавочках люди. Жители того дома. Они сидели и рассуждали о жизни. О том как и почему она стала такая плохая.

Печки-лавочки... В городских микрорайонах лавочки сооружены возле парковок и детских площадок. В сёлах их устанавливают возле калитки перед забором. В каждом селе есть лавочки. Что может сравниться с летним тёплым вечером, когда можно  присесть на лавочку?! День отпахал, можно и отдохнуть. Подойдут соседи, присядут рядом, заведут разговор. Разговор о жизни. Лавочки в сёлах разные. Редко встретишь две одинаковые. Хозяева разные, потому и лавочки разные:

- Представляшь, Фёдор Борисыч, у его забор прям на лавочку завалился. Подхожу я к ему, спросить хотел, когда должок вернёт, занял у меня тыщу, пропил её и не отдаёт. Ему неудобно, мне неудобно, хочу уйти, а он, представляшь, приглашат меня на разговор. Ну, чтоб я рядом к ему подсел на ту лавочку поговорит о жизни. А чтоб на её присесть, надо буквой зю согнуться и свою задницу под тот забор запялить. Щас! Жди, присяду я на твою лавочку!