77 - 7

     77/7
               

                ( «У меня были такие сны, что
                бодрствующая жизнь приобретала неясные
                очертания»
                Джон Бойнтон Пристли)

«Поезд Спб – Арьергард отправляется с 77-го пути». Так или почти так прозвучало из громкоговорителей лондонского вокзала Trafalgar. Сниосинус оторвал от земли небольшой, но очень тяжёлый чемодан и поплёлся к седьмому вагону. Треугольноподобная проводница флегматично проверила билет, и Сниосинус с трудом вскарабкался в вагон. Третье купе. Он открыл дверь и замер от удивления. Здесь было не четыре полки как обычно, а… Бесконечное количество полок по обе стороны уходило куда-то вверх и терялось в туманной бежевой дымке.

«Моё место, - Сниосинус глянул в билет, - семьдесят семь. Хм, и путь 77-й, и место и номер поезда… Прекрасно!». Он стал искать глазами нумерацию мест, но так и не нашёл.
- Вверх по лестнице, одиннадцатая полка, - пропыхтела лежащая на нижней полке грузно-громоздкая дама, прикрытая чем-то блестящим и расплывчатым, будто угадывая мысли Сниосинуса.
«Как же я с этим грузом…»
- Рядом с лестницей есть мини-лифт, - опять, словно паровая машина, прогудела дама.

Действительно, рядом с лестницей оказалась маленькая, чтобы поместился один человек и один чемодан, площадка. Сниосинус встал на неё, и через мгновение, даже ни на что не нажимая, оказался на одиннадцатом уровне. Здесь была полка и небольшой пятачок около неё для размещения вещей. Сниосинус поставил чемодан, снял пальто и огляделся. На противоположной полке лежал, ну выражаясь по британски, джентльмен в малиновом фраке и в ярко-синем цилиндре на голове. Пожёвывая огромную, вялотлеющую сигару, он читал газету (скорее всего Times, что же ещё читают британцы). Рядом с его полкой стояла золотистая полукруглая клетка, внутри которой, нахохлившись и будто обидевшись на весь мир, сидел ярко-розовый какаду.
Джентльмен бросил на Сниосинуса короткий пронзительный взгляд, снова уставился в газету, но через мгновение, приподняв цилиндр, представился: «Пикабиа Буонаротти, порноинженер и ктеиконструктор».
- Сниосинус, антиписатель, библиоман и фантокосмолог, - кивнул Сниосинус, и в горле у него запершило.
- Очень приятно. Первым антиписателем и создателем антилитературы был Донасьен Альфонс Франсуа де Сад, известный широким нечитательским массам, как Маркиз де Сад, хотя он был графом, - будто прочитал мини-лекцию англичанин.
- Я в курсе, - сверкнул глазами Сниосинус, - граф де Сад входит в семёрку моих любимых писателей, так называемую Великолепную Семёрку.
- Прекрасно. Нам будет о чём поговорить, - джентльмен раскурил сигару и выпустил голубое облачко ароматного дыма.
- Вы, извините, до конечной станции следуете? – Сниосинус расстегнул воротник рубашки. Жарко.
- Нет, я до Пигополиса. Там киностудия «Парамаммут». Меня пригласили на съёмки «Жюльетты». Масштаб – космический. Режиссёр, ещё никому неизвестный ученик Ларса фон Триера и Дэвида Линча.
- Да, интересная у Вас работа… - Сниосинус погладил нежно свой чемоданчик.
- У Вас там, - Пикабиа Буонаротти повёл бровями в сторону чемодана, - если не секрет, книги?
- Да, рукописные, 77 штук, - Сниосинус блаженно мурлыкнул, как кот, завидевший миску со сметаной.
- Не похвастаетесь, - джентльмен приподнялся на локте и отбросил газету на клетку с попугаем. Тот что-то крякнул и проскрипел.
- Хотелось бы, да не рискну, иначе Вы не доедете до места назначения…
- Вы меня заинтриговали, - глаза у джентльмена заблестели, он сел и слегка потёр руки в предвкушении чего-то чрезвычайно интересного.
- Да, книги эти… - Сниосинус похлопал ладонью по чемодану, - они из сновидений.
- Откуда? – джентльмен вытянул руки и подался вперёд, желая прикоснуться к загадочному вместилищу ещё более загадочных книг.
- Из сновидений, - совершенно бесстрастно и как будто безразлично ответил Сниосинус. – Дело в том, что в моих сновидениях есть особая онерическая книжная лавка, также как и онерическая библиотека и прочие разные другие заведения и вещи. Так вот, иногда во сне я посещаю эту лавку и подбираю себе книги.
- То есть, Вы хотите сказать, - джентльмен немного заволновался, достал носовой фиолетовый платок и вытер пот со лба, - что подобрав в сновидческой лавке книги, Вы просыпаетесь утром и обнаруживаете их на своей книжной полке?
- Почему обнаруживаю? – несколько даже обидчиво спросил Сниосинус. – Я знаю, что они там. Я просыпаюсь, умываюсь, завтракаю, беру книги и приступаю к чтению. Но иногда я всё же люблю почитать в онерической библиотеке. Вы знаете, это шикарная библиотека… Британская просто не выдерживает…

Однако высокая риторика Сниосинуса была прервана движением сверху. Лифт опустился с каких-то недосягаемо высоких этажей и остановился на одиннадцатом уровне, то есть прямо перед двумя джентльменами, если конечно выражаться по британски. На площадке стояла высокая стройная женщина с чёрными прямыми гладкими волосами, ниспадавшими чуть ли не до лодыжек. На женщине было лёгкое ярко-красное платье, которое, казалось, едва-едва удерживалось на её гибком теле. Женщина стояла спиной к мужчинам. На мгновение обернувшись и показав своё, скажем так не совсем привлекательное лицо, она передёрнула плечами, и платье (как и следовало ожидать) тут же слетело с неё и расплылось у ног лужей алого шёлка. Тело женщины было фактически скрыто её роскошными волосами, что только усиливало эротический эффект. Рукой она чуть-чуть сдвинула волосы, и двум любопытным взглядам открылись не только плавный изгиб талии, белая атласная ягодица и крутое бедро, но и огромный страшный кровавый шрам, идущий от шеи через всю спину к этому самому крутому и соблазнительному бедру.

- Вы знаете, когда я занимался нимботомией в Лассачусетском университете, то обнаружил у одной дамы треугольный фиолетовый нимб над копчиком, - задумчиво сказал Сниосинус.
- И Вы его прооперировали, то есть, я хотел сказать, нимботомировали? – спросил Пикабиа Буонаротти.
- Я его атрафировал, - Сниосинус прилёг на полку, сбросил ботинки и снял носки, показав свои узкие костлявые ступни, обтянутые голубовато-атласной кожей, похожей скорее на глянцевую бумагу, чем на человеческую кожу. На ногтях длинных тонких пальцев был аккуратный ярко-бордовый педикюр.
И это вовсе не удивило Пикабиа Буонаротти. Он и сам… ну да ладно.
- Смотрите, у неё, - Пикабиа указал на женщину, - семьдесят семь волосков на лобке.

Сниосинус глянул на женщину, но та уже опять повернулась спиной.
Пикабиа раскурил сигару и предложил её какаду. Тот аккуратно взял сигару в клюв, растопырил перья, поднял свой хохолок, что-то проскрипел и сделал затяжку. Сигара вернулась к губам Пикабиа, а попугай выпустил целое облако дыма и замурлыкал-заклокотал, как полусонная охрипшая кошка.
- Добро пожаловать, - Сниосинус открыл массивную, отделанную бронзой, дверь онерической библиотеки.
- Уууууу, - у Пикабиа Буонаротти не было слов. Такой роскоши и дизайна он не видел нигде. Даже декорации самых богатых фильмов… а уж он-то повидал их немало… Но книги затмили всё. Переплёты, инкрустированные редкими металлами и кристаллами… Авторы, о которых Пикабиа никогда не слышал, хотя и был обладателем двух университетских дипломов.

Тем временем поезд подъезжал к станции «Заоблачная Италия».
- Вы бывали в инфернальной Испании? - спросил Сниосинус, снимая с себя одежду.
- Да, однажды приходилось, - сумрачно ответил Пикабиа Буонаротти, извлёк из-под подушки серебряный колокольчик на цепочке, несколько раз звякнул им и повесил себе на шею.

Сниосинус был уже полностью голый. Как оказалось, у него не было гениталий: ни мужских, ни женских. (Подозрения Пикабиа не подтвердились).
Оставив  свою одежду и чемоданчик с книгами, Сниосинус вышел на станции «Протосолнечная марсианна». Он шёл по совершенно безлюдным улицам, то очень широким, то очень узким. У домов не было ни окон, ни дверей. Иногда, правда, вместо прохожих появлялись их тени, вытянутые, с паучьими конечностями, иногда широкие, расплывчатые, анаморфозные. Сниосинус будто попал в картины Джорджо де Кирико. Неба не было. Дома обрезались внезапно линией. Вот эта неопределённая линия и была вместо неба. А свет исходил будто бы из фундаментов зданий.

Пикабиа Буонаротти раскрыл чемодан Сниосинуса и извлёк первую рукопись. «Публика требует, чтобы писатель, художник, композитор был непременно гением, или, как минимум, талантом. Публика думает только о себе. Она эгоистична. Она хочет, чтобы её услаждали, чтобы работали на неё. Она видит в художнике шута горохового, который её развлекает – не важно, заставляет плакать или смеяться, аплодировать или свистеть. Художник должен быть рабом публики – таков её железный вердикт. Но художник никому ничего не должен. Он создаёт что-либо просто потому что оно создаётся. Ни «для», ни «потому что» и ни «затем, чтобы». Он творит, просто потому что творит – и более ничего». Так начинался плотный текст, готическим шрифтом нанесённый красной тушью на редкий высококачественный пергамент.

Рядом с Пикабиа лежала женщина в роскошном тёмно-синем бархатном платье, расстёгнутом спереди (а может разрезанном?) от горловины до талии. Алебастрово-белое тело женщины также было распорото от пищевода до лобка. Правой рукой женщина копошилась в своих внутренностях, что-то извлекала из них и отправляла себе в рот; левая её рука была занята игрой с какаду ( в частности, она полностью погружала указательный палец в пасть птицы, медленно вращала им и также медленно вынимала).

Сниосинус остановился на перекрёстке перед огромной ярко-красной бесформенной массой, медленно двигавшейся в разных направлениях. Крестообразные конструкции, изменяя цвет от фиолетового до розового пролетали сквозь неё.
Из тёмно-каштановых волос женщины вылетали некие крестообразные конструкции, изменяя цвет от голубого до тёмно-зелёного. Внезапно карие глаза женщины блеснули и стали ярко-жёлтыми. Существа, похожие на береговую гальку, закопошились в нижней части её внутренностей. Какаду прокусил палец, и из него закапала кровь. По мере того как кровь стекала по пальцу, она становилась голубого цвета.

Сниосинус оторвал довольно тяжёлый чемодан от земли и вошёл в один из многоэтажных домов, приоткрыв массивную мраморную дверь. Свет заливал чёрные лакированные лестницы, ведущие в квадратное отверстие в стене дома. Оттуда стали высовываться дугообразные образования, похожие на рога буйвола, в точке их пересечения показывались лица Пикабиа Буонаротти и той женщины, со шрамом на спине. Сниосинус насчитал семьдесят семь изображений. Наконец женщина вырвала несколько розовых перьев из крыла какаду и вставила их себе в ноздри. Чёрный шлепок последовал тотчас же по ягодицам Сниосинуса. Поезд затормозил.

Пикабиа Буонаротти извлёк из чемодана вторую рукопись. Она была написана на папиросной бумаге очень мелким неразборчивым почерком. «неконтролируемые вербальные выбросы гейзеры сталкиваются во тьме нео-сознательных вакуолей антилогического экс-логарифма протеической квазидействительности ветром морского дракона на амбивалентном песке одинокого паука перед тригонометрической асфиксией облачного полушария мозга ягодичной белизны в прогрессии анального имитированного законообъекта дифтонговой влаги экзаменаторного лимфатрека»

Пикабиа Буонаротти вытащил из внутренностей женщины дуэльный пистолет образца начала XIX века и выстрелил в какаду. В газете (предположительно Times) образовалось чёрное пятно, частично закрывшее заметку об ограблении некоего прохожего на улицах Заколдованного Неаполя с солнечной стороны.

Пикабиа Буонаротти читал третью рукопись. На мягком стеклопергаменте были странные знаки. Единственное что удалось понять, это то, что Сниосинуса очень радушно приняли мраморные, бронзовые и гранитные статуи, у многих из которых отсутствовали либо руки, либо ноги, либо головы, либо всё вместе. Но у всех у них не было гениталий, как и у Сниосинуса, и поэтому они его признали своим. В честь его появления они устроили банкет.

Четвёртая рукопись была написана на буддийском языке кириллицей на папирусе.
- Подумаешь, у меня тоже нет гениталий, - сказала первая женщина и обрезала свои длинные волосы.
- Я тоже хочу быть мраморной статуей, - сказала вторая женщина и посмотрела на чучело попугая, прикреплённое золотой булавкой к ярко-синему цилиндру Пикабиа Буонаротти. Поезд продолжал стоять среди горной долины.

- Астрономы открыли семьдесят седьмое солнце в нашей солнечной системе, - сказал Сниосинус, разглядывая купюру номиналом в 13.000 гавайских крон. – Смотрите, здесь изображена статуя Афродиты Индонезийской, вот, на левой груди у неё водяной знак…
- Я ничего не вижу, - Пикабиа Буонаротти надел вторую пару очков, - здесь плохое освещение, как в склепе Воскресшего Лазаря.
- У меня только одна вертикальная половина тела, - сказала она (манекен, завёрнутый в прозрачную коричневую шаль). – Там в Городе без Теней стадо бурых свиней.
- Пора спать, - сказала вторая женщина, вынимая ребро из своей грудной клетки и почёсывая им пёрышки какаду, жующего её откушенный палец.
- Приятных сновидений, конец цитаты, - и Сниосинус захлопнул чемодан.
- Но тут всего четыре рукописи, а не семьдесят семь, как Вы обещали, - возмутился Пикабиа.
- Просто Вы не можете разложить иррационально пифагорейскую четвёрку на 77.
- Вы забыли сказать и дробь семь, - уточнила третья женщина (или манекен), вернее её вертикальная половина, и выпрыгнула на ходу из поезда.
- В семьдесят шестой рукописи описана Ваша смерть, уважаемый Пикабиа Буонаротти, - Сниосинус сладко зевнул, - и последующие блуждания по лабиринтам. Разумеется, описание не физической смерти – в таких описаниях нет ничего интересного. Описание Вашей онерической смерти и очень подробное.
- А что в 77-й рукописи? Не Ваша ли смерть? – съязвил Пикабиа.
- Там написано вообще о посмертном пути всего, всех… нет… никакого пути вообще нет… просто посмертие…
Сниосинус испытывал некое головокружение, будто его голова, отделённая от тела, летела между высоких белых колонн античного храма.

- Я всё хотел спросить,- Пикабиа Буонаротти наконец-то снял свой малиновый фрак, - это был всего лишь сон? и что означает Ваше странное имя?
- Обо всём написано в 77-й рукописи, - повторял Сниосинус. Он медленно, будто неся тяжёлый груз, двигался между алых высоких зданий с чёрными квадратами окон и с фиолетовыми шарами крыш. Скоро он выйдет в квартал охровых акведуков и растворится в красной воде навсегда.

                11.07.2017