Голубые таблетки
***
Когда началась война, которую историки назовут потом Великой Отечественной, мне было совсем мало лет. Куда-то исчез папа.
- Где папа мой ? - приставала я ко всем.
- Папа воюет с немцами.
- С немцами ? А это кто? - слово мне было незнакомо.
- Наши враги и плохие люди.
- Воюет ? Это значит, что он делает?
- Дерётся, - объясняли мне.
- А-а-а, тогда мне не страшно, - успокаивалась я, - папа у меня
сильный...
Мы, дети войны, росли в беспросветной нужде, изнурительном голодании, постоянном ожидании "тёти с сумкой" - почтальона. Одним она, виновато опустив глаза, протягивала маленький листочек бумаги, и получившая его чья-то мама горестно ахала и начинала громко голосить. А мы, дети, испуганно жались к стенкам наших убогих комнатушек.
Другим тётя с улыбкой протягивала потёртый, потемневший треугольничек
оттуда,где были наши папы. " Здравствуйте, мои дорогие и любимые..." - и чья-то мама тоже начинала громко плакать, только по-другому. От радости.
Нам, несмышлёнышам, с каждым днём становилось всё понятнее, что такое война, хотя рабочий посёлок наш не был даже прифронтовым. Война была далеко, казалось нам, дальше Саратова, а от Саратова до Сталинграда тоже не близко. Но слово "Сталинград" было у всех на устах: Сталинград горит... Сталинград сражается... Немцы у Сталинграда. Немцы для нас, детворы, по- прежнему были не реальным понятием, а страшной сказкой.
А потом мы видели их каждый день, шагая в школу. Серой, молчаливой, тягучей массой тянулись они каждое утро на наш цементный завод "Большевик", которым до сих пор славится мой родной город Вольск. На этом заводе работали наши матери. И отцы, когда ещё не были на войне.
- Пленных гонят, - шептали мы, испуганно расширив глаза и инстинктивно замедляя шаг. Конвоиры, овчарки... Но подбежать к колонне и торопливо сунуть в руку пленного хоть что-то, что находилось у нас съедобного, разрешалось. Мы отдавали им далеко не лишний кусочек хлеба, луковицу или картофелину. Жалели их: столько тоски, безотрадности и усталости было в этих чужих лицах, что мы на миг забывали, может, в этой колонне и тот, кто убил отца, брата, мужа наших поселковых жителей. Жалели немцев и наши матери: "Может, и мой где-то, вот так же,может, и ему кто- то помилосердствует," - плакали они, протягивая пленным драгоценную еду.
Говорили, что немцы эти - из Сталинграда... Теперь они были не просто враги, а враги поверженные. И этим получали право на милосердие.
***
Моя мама работала на заводе в шиферном цехе. Там же работали некоторые пленные. Один из них радостно улыбался, когда в обеденный перерыв я прибегала к маме в цех, и всегда делал мне какой-нибудь маленький подарок. Наверное, говорила мама, я похожа на его дочку, голубоглазую и кудрявую. "Это не немец, это румын", - уточняла она, и нам с ней казалось, что по этой причине он меньше виноват. Он же не немец!
Не осталось в памяти его имя, и мамы уже нет, чтобы спросить, но всю жизнь я помню его красивое лицо, радостную улыбку и ярко-голубые, удлинённой формы таблетки,которые он давал маме, чтобы она лечила меня от малярии, от которой я тогда сильно страдала. Эти таблетки спасли меня.
Жили пленные в бараках, на высоком взгорье. Эти бараки и сейчас ещё стоят там. Строили их они же. Много пленных умирало от холода и голода. Хоронить их возила наша соседка, тётя Валя Новикова. Она работала конюхом на конном дворе. Жуткий груз везла на телеге выше, в "горы", за меловой карьер. Оттуда, с высоты, были видны Заволжье, Волга(тогда мы все умели петь: "...Wolga, Wolga, Mutter Wolga), завод, весь наш посёлок. Здесь, на самой верхотуре, были немецкие захоронения - "немецкие кладбища", необустроенные, просто обозначенные. Хоронили штабелями в общих могилах. Здесь нашли вечный неупокой многие из тех, кто хотел покорить Сталинград, кто мечтал дойти до Волги и дальше, кто так и не вернулся в свой любимый Vaterland. Отсюда души непрошенных пришельцев рвались в свои родные края.
Каждый старожил посёлка и сейчас покажет это место, где были немецкие кладбища. Теперь они поглощены расширяющимся год от года карьером... А каждый дом или иное строение, построенные тогда пленными, крепенькие по сию пору. "Строили-то немцы", - похвально оценивают старожилы, - на память о себе".
ПОМНИМ! ПОМНИМ! НИЧЕГО НЕ ЗАБЫЛИ! ПОМНИТЕ И ВЫ, НЕПРОШЕННЫЕ ПРИШЕЛЬЦЫ.
Свидетельство о публикации №217101401981