Обмен

    Пенсионеров Чибисовых  предупредили звонком из ЖЭКа, что к ним, если они не примут мер, подселят: квартира большая, о трёх комнатах, а остались вдвоём. «Обменяем на большую «однушку» или маленькую «двушку», - решили супруги и вывесили объявление.

   Объявление привлекло внимание. На другой день квартира Чибисовых напоминала проходной двор: звонили, входили… В глазах посетителей читался немой вопрос: а сколько? Сколько придётся приплачивать? Самого первого Елена Степановна и Аркадий Васильевич взяли под руки, показали комнаты, расспросили, угостили чаем, записали адрес, обещая подумать, второго  встретили без чая, третьего – в прихожей, а четвёртого – на пороге. У Елены Степановны разболелась голова; она слегла в дальней комнате с горячим компрессом на затылке. Аркадий Васильевич сражался один и к восьми вечера, когда, наконец, перестали звонить, вошёл к жене с торжественным объявлением:
   - Двадцать девять!
   - Ой, - простонала Елена Степановна. – Ты на сколько дней вывесил?
   - На пять, как ты и просила.
   - Хотя бы с окраин не ездили. Зря только людей беспокоим.
   - На три дня надо было, я говорил…
   - Так и делал бы!
   - Делал…Ты у нас глава семьи. Всю жизнь командовала, а…

   Аркадий Васильевич замолчал на полуслове.

   Елена Степановна, предотвращая приступ мигрени, села за фортепиано. Играла она плохо, но  громко; инструмент гудел, покорно откликаясь на все производимые над ним эксперименты. «На рояле не выучилась играть, а на мне всё ещё пытается», - хотел пошутить Аркадий Васильевич, но, глядя на измученное лицо жены, на перевязанную старым бинтом голову, вновь замолчал. Он всю жизнь жалел ее. «Надо жалеть до конца», - подумал.

    Тихо постучали. Вошёл опрятно одетый мужчина высокого роста, черноволосый, с блестящими глазами. Елена Степановна хотела встать и уйти, но мужчина жестом остановил её. «Я слушал за дверью вашу игру, - сказал он, - вот здесь надо брать аккорд двойной доминанты, дайте-ка покажу».

    Сел и показал. Елена Степановна долго не могла понять, в каком месте брать аккорд, а когда, наконец, сообразила, мужчина ушёл.

   - Как свежо, Аркаша, нет, ты послушай, как свежо звучит, - завосторгалась она.
   - А ещё он посоветовал время от времени отпускать педаль, - заметил Аркадий Васильевич, но Елене Степановне это было труднее: она как ставила ногу на педаль, так не снимала её до конца игры.

    У Елены Степановны окончательно прошла голова и в горле больше не першило. За вечерним чаем она пришла в хорошее расположение духа и вдруг сказала то, чему потом и сама удивлялась, приговаривая «ай да Елена Степановна, ай да матушка!» : насколько были одинаковыми первые двадцать девять посетителей, что не заметили их, стариков (только шныряли глазами по комнатам) и как выгодно отличался от них последний, тридцатый, который справился о самочувствии и даже показал аккорд, о существовании которого Елена Степановна не подозревала. Квартиру он тоже осмотрел, но сделал это умно, одними глазами. «Вот это я понимаю», - восхитилась Елена Степановна. Аркадий Васильевич предположил, что завтра публика будет серьёзней, не то что эти первые, выскочки.

   - Вот если бы каждый из них…, - недоговорила Елена Степановна, потому что Аркадий Васильевич попросил: »Не надо». Он схватил её за руку, но Елена Степановна изменившимся голосом добавила:
   - …память о себе оставил.

   Чибисовы переглянулись. На Елену Степановну нашло озарение: надо же, им выпал редкий случай, когда каждый приходящий в их квартиру может оставить о себе память! А, может, наоборот: случай выпал этим людям, а?

    Аркадий Васильевич прикусил губу: никак не предполагал он, что именно этим обернётся организованный им самим звонок из ЖЭКа.
      
    На другое утро в прихожей переминались с ноги на ногу трое (они отпросились с работы, у них было мало времени), а Аркадий Васильевич безуспешно вгонял гвозди в стену. Елена Степановна держала табуретку, чтобы муж не упал. Гвозди гнулись. Один из посетителей не выдержал, сбегал за электродрелью (недалеко жил) и просверлил несколько дырок, которые ему показали. Елена Степановна развесила эстампы, что несколько лет пылились у неё на шкафу, и гостиная Чибисовых принарядилась.

    В следующий раз Елена Степановна наметила починку водопроводного крана. Среди обменщиков оказался водопроводчик. Видя, как Аркадий Васильевич пытается остановить течь, не зная тонкостей дела, он тоже не выдержал и устранил течь.

    Точно так же был отремонтирован телевизор. Телевизионный мастер, которому хотелось увеличить площадь, пришёл прямо с чемоданчиком и, увидев наморщенный лоб Чибисова, отобрал у него отвёртку, сказав, что, если он сунется в скопление проводов…

    Елена Степановна вошла в раж. Она составила список, что надо сделать или отремонтировать в квартире и подталкивала на ремонт гостей. Аркадий Васильевич во время этих сцен потихоньку уходил в кухню и вставал у окна, а, если его звали, откликался неохотно и не сразу.

    Елена Степановна первым делом решила вставить в двери глазок, чтобы…
   - Во-первых, женщинам не открывать, потому что от них только голова болит, во-вторых, - мужчинам, но не всем, а опрятно одетым и высокого роста.
    Когда глазок был вставлен, Елена Степановна подходила к двери, вглядывалась в звонящего и уже примерно знала, что делать: пригласить, отказать или не открывать.
      
    В течение двух недель Чибисовы оклеили обоями квартиру, отделали ванную, застлали полы линолеумом, настроили рояль и много чего по мелочи. Надо сказать, гости охотно шли им навстречу: каждый втайне надеялся, что квартира достанется ему.

    Елена Степановна научилась вежливо отказывать. «Четвёртый этаж? Ой, что вы… с моей-то болезнью», или: «Телефона нет? Есть, говорите… А-а, вспомнила, у вас улица шумная. Тихая, говорите? Аптека далеко, а без аптеки я не могу». Аптека в самом деле была далеко, и Елена Степановна выходила победительницей. Вскоре она оставила и это. «Разве вы не из нашего дома?» - спрашивала. Следовал отрицательный ответ. «Я меняюсь только в наш дом, я так к нему привыкла».

    Квартира Чибисовых после отделки посвежела; в ней словно прибавилось света и воздуха. Елена Степановна была довольна, а Аркадий Васильевич почему-то хмурился: он считал, что они обманули людей, теперь люди будут думать, что Чибисовы - жулики.

   - Ни одного дельного предложения, Аркаша, - возражала Елена Степановна.
   - А мы не ходили и не смотрели.
   - Только расстраиваться, - стояла на своём Елена Степановна, - лучше нашей квартиры всё равно нет, а теперь – тем более.
   - Ты забыла, что к нам могут подселить, - напомнил Чибисов.
   - И ты забудь.

   Аркадий Васильевич хотел довести разговор до конца, но подумал: «Опять у жены  начнётся приступ…» И не стал.

    Прошло некоторое время, и стараниями Аркадия Васильевича на пороге квартиры вырос тот самый опрятно одетый мужчина высокого роста, который показал Елене Степановне аккорд на фортепьяно.

   - Вы кто по профессии? – не узнала его Елена Степановна, на ходу соображая, в каком качестве его использовать.
   - Мелиоратор, - жизнерадостно улыбнулся мужчина, - приехал поднимать Нечерноземье.
   - С богом, - улыбнулась Елена Степановна, - выход за спиной.
   - Спасибо, - поблагодарил «мелиоратор», - но у меня ордер на комнату, а какую, - я надеюсь, вы мне покажете.

    Чибисова не поверила. После осмотра бумажки с печатью она привычно слегла в дальней комнате с горячим компрессом на затылке, а Аркадий Васильевич, замахав руками на «мелиоратора», прошёл в кухню, где висел ящик с аптечкой.

    «Мелиоратор» ретировался.

  - Что будем делать? – спросил муж после того, как можно было спрашивать.
   - Ничего не хочу, - отвечала жена, - ни мелиоратора, ни обмена. Оставь меня в покое.
  - Леночка, надо на что-то решаться.
   - Вызови детей, пусть пропишут внуков.
   - Да не нужна им площадь, они обеспечены.
   - Отнеси жалобу в ЖЭК, я продиктую.
   - Совсем незнакомые люди сделали нам столько добра, а мы одному человеку не можем, - не скрывая раздражения, сказал Чибисов.
   - Набери номер ЖЭКа, я поговорю.

   Аркадий Васильевич вынёс из соседней комнаты телефон вместе с телефонной книгой. – Набирай!

   - Но я не знаю номера.
   - Я тоже не знаю.
   - Такого не может быть.
   - Я не слуга тебе!
   - Едва я раскрою книгу, как у меня кружится голова, ты же знаешь.
   - Когда ты делаешь что-то для себя, у тебя голова не кружится.
   - Перестань!
   - Да-да, ты всю жизнь провела в заботах о себе, а я, дурак, тебе помогал, - зловеще сказал Чибисов. – И вот до чего мы докатились: на старости лет стали рвачами.
   - Я – о себе? – изумилась Елена Степановна. – Да ты вспомни, как перед войной тебя обвинили во вредительстве за то, что на строительстве моста ты применил сварку. Мост не шелохнулся при испытании, но за тобой всё равно пришли: бумажка оказалась сильнее железа. Да если б я не впихнула тебя с детишками в первый попавшийся грузовик… Неизвестно, чем бы кончилось. А после войны? Этот злополучный кинотеатр в Свердловске, что строили пленные? Ты, помнится, нашёл ошибку в проекте, но тебя не послушали, и в результате рухнула кровля. Кто виноват? Конечно ты. Опять мыкались по углам (я только сумочку с облигациями успела схватить), терпели унижения, и вот теперь, когда можно прожить остатки дней в тишине и покое, ты хочешь стеснить меня, а зачем – и сам не знаешь.
   - Но ведь я получал жильё, а не ты. Ты всю жизнь не работала.
   - Я – не работала? – еще более изумилась Елена Сергеевна. – Да как у тебя язык повернулся сказать такое? Я детей спасла от голода! Ты ушёл добровольцем, а я? Я ведь не сразу твой продовольственный аттестат получила. Как сейчас помню, на окраине Иваново стояла воинская часть, спрашиваю, не нужна ли машинистка. Вот если бы вы с немецкого…, - отвечают мне. Пожалуйста, говорю, моя бабушка – выпускница Смольного института, разговорный язык я знаю. Первое время пере-водила тексты, с трудом, правда, а когда пленных стали приводить, уже легче. А ты говоришь, не работала.. Сын благодаря мне переводчиком стал.
   - А дочь – пианисткой, - подсказал Аркадий Васильевич.
   - Учительницей музыки, - поправила Елена Степановна.

   В дверь позвонили. На пороге возник «мелиоратор», которого Елена Степановна на этот раз узнала. Она встретила его как заправский боец, с высоко поднятой головой.

   - Подселение отменяется. Мой ордер не имеет силы.

   Последовала немая сцена, во время которой боль в голове Елены Степановны окончательно прошла. С некоторым удивлением она ощупывала затылок.

   Аркадий Васильевич бросал на вошедшего испепеляющие взгляды, мол, какого лешего ты раскололся, на что вошедший спокойно пояснил:
   - Вышло постановление. Можете сдать комнату кому угодно, в том числе и мне. Но это теперь ваше дело –  сдавать или не сдавать.
   - Давно вышло? – осведомилась Елена Степановна, приходя в хорошее расположение духа.
   - Только что по радио прозвучало.
   - Только что!
   - В автобусе слышал.
   - Тогда - чай с клубничным вареньем!
      Пока Елена Степановна хлопотала на кухне, мужчины перебросились несколькими фразами.
   - Вы не довели роль до конца, хотя и артист драмтеатра, - с неудовольствием прошептал Аркадий Васильевич, - лишаю вас гонорара.
   - А вы чуть не разрушили мир женщины диким способом, - отпарировал артист.
   - Что значит – диким?
   - Постановление вышло год назад. Вы что, не слышали о нём?

   Елена Степановна внесла розетки с вареньем, белый хлеб, тарелку с нарезанным сыром. Мужчинам пришлось изобразить улыбки на лицах; драматический артист красивым жестом ослабил узел на галстуке.

   - А потом это ваше навязчивое желание кого-то осчастливить, - продолжил он, - вы, что ли, романтик в душе, не умеете, как говорил Гумилёв, себя любить?
   - Народ живёт плохо. Я хочу ему помочь. Что ж тут непонятного?
   - Да бросьте вы: народ, народ… Кучу детей нарожать – нехитрое дело. Уступите таким квартиру –  они вам задницу покажут.
   - Зато душа будет спокойна.
   - Душа задницы.

   Елена Степановна опять вошла, но драматический артист успел добавить:
   - Не вашей, не волнуйтесь!

   Поскольку в этом доме всё зависело от самочувствия женщины, то разговор, что называется, пошёл. Елена Степановна с удовольствием рассказывала  о том, какой Аркадий Васильевич прекрасный строитель, а драматическому артисту  пришлось укладываться в рамки легенды о мелиораторе. Он, между прочим, удивился тому, что бетон можно склеивать, и таким способом строить мосты. Супруги решили проводить сказочного гостя, но в последнюю минуту Елена Степановна передумала, сославшись на усталость. Пришлось Аркадию Васильевичу делать это одному. Елене Степановне всё же захотелось, чтобы гость навещал их. Гость кивнул в знак согласия.

   - Двое мужчин не могли справиться с одной женщиной! – воскликнул Аркадий Васильевич на улице.
   - Если морить голодом, то можно и – одному, как у Шекспира. У него строптивую женщину укротили именно так, - мрачно ответил артист.
   - Голодом? – не поверил Чибисов.
   - Не словом же.

   Аркадию Васильевичу захотелось продолжить дискуссию, но артист быстрым шагом завернул за угол.

   - Мосты, насколько я понял, вы научились строить! - крикнул он, - а к сердцу женщины мост так и не проложили!
   - К сердцу женщины? – переспросил Аркадий Васильевич.

   Никто ему не ответил.