Символические пространств Империи

Мальчишки побивают лягушек камнями ради забавы, но лягушки умирают по-настоящему.
Плутарх
Мир не живет без символов. А они создают свои символические пространства, которые пересекаются с друг другом и взаимно перетекают: одно в другое и наоборот.
Конкретными носителями символов, их охранителями и распространителями выступают вполне обычные люди, даже и не герои или вожди. Если символ разнесен, разлит, разбросан по массе, значит ему суждена долгая жизнь, если его распределение в этносе ограничено, то он может исчезнуть, когда уйдут в лучший мир те, кто верен ему. Только вот такая картина в реальности является слишком простой.
Символ «массовый» далеко не всегда устойчив и под воздействием исторических обстоятельств легко может раствориться и пропасть или же заместиться аналогичным. Символ же «редкий», если группа его носителей достаточно устойчива в состоянии пережить века и вернуться тогда, когда его возвращения и не ожидают.
Жизнь символа отличается мерцательностью вне зависимости от его типа. Мерцание (уход-возврат-уход-возврат, если использовать терминологию А. Дж. Тойнби) естественно и наблюдаемо в истории. Символы ведь передаются, как привычным путем через обучение и воспитание, устное предание и даже сказки, рассказанные на ночь (Р. Киплинг: «Но матери нас научили, что старая Англия — дом»), так и через отложенное общение (коммуникацию): книги, фильмы, рисунки, иконопись и т.д. (В. Высоцкий:
«Если путь прорубая отцовским мечом,
Ты соленые слезы на ус намотал,
Если в жарком бою испытал, что почем,
Значит, нужные книги ты в детстве читал».)
Символические пространства так же мерцают. И то, что ныне кажется тусклым и почти невидимым, вполне окажется способным проявиться сверхновой звездой, скажем через десять лет.
Скажу сразу, что здесь само понятие символа принимается в интерпретации нашего великого философа Алексея Федоровича Лосева. Приведу пример из его важнейшего труда: «Мы укажем, например, на значение символа Медного Всадника у Пушкина. Что же в нем количественного? И что в нем вообще математического? В буквальном смысле — ровно ничего. И тем не менее этот Медный Всадник только потому и является у Пушкина символом, что он оказывается общим законом для возникновения бесчисленного количества отдельных единичностей. (выд. – А. Г.) Но в таком случае я ищу: где же в науках дано точнейшее изображение той или иной общности в виде ее бесчисленных воплощений, но таких, которые не возникают как-нибудь случайно, но все охвачены единым законом своего возникновения. Здесь я и наталкиваюсь на такие математические конструкции, как разложение функции в бесконечный ряд или как извлечение иррационального корня. Подобного рода математические конструкции нужно считать только моделями, только идеальными первообразами, только принципами действительности, а не самой действительностью. Общеизвестная скульптура, изображающая Медного Всадника, ; это не просто число, и не просто количество, и не просто величина, которая была бы равнодушна к своему содержанию. Это ; вполне вещественная, вполне историческая и, словом, вполне реально осуществленная совокупность разного рода признаков, трактованных как такая модель действительности, которая делает понятными и все единичности, необходимо из нее вытекающие и системно ей подчиненные».
Империя — это тоже символ, имеющий свое символическое пространство и на онтологическом (бытийственном) уровне, противостоящий иному символу — Демократии. Других символов форм государственности просто нет. Как ни странно, но Империя может манифестировать себя и через Монархию, и через Республику, как и Демократия тоже. Только для Империи Республика является низшей фазой развития, а для Демократии — высшей. По сути и аксиологически, и онтологически, и гносеологически Демократия — это то, что пытается противостоять Империи, как дьявол Богу. Ад — идеальное место для Демократии.
Так Божественная Истина едина и неделима, и существует вечно, то и Империя может быть лишь одна. Борхес был прав, утверждая, что была, есть и будет только одна Империя — Римская. Первый Рим, переходящий во Второй — Константинополь, затем передающий эстафету Третьему Риму — Москве — это наглядная иллюстрация сего вывода. Псевдоимперии, под которыми числят и государство инков и даже США, совершенно не имеют отношения к Империи и символическим пространствам ее.
Но давайте теперь разберемся с символами и пространствами, ибо с помощью этого и поймем подлинность Империи или неподлинность псевдоимперий, а также люциферианскую сущность Демократии.
Итак, пространство символа Империи делится на четыре пространства: Храм, Ристалище, Рынок и Театр).
Храм — это пространство сакрального. Поэтому здесь находятся только Дом Божий, но и дом, вообще, и Церковь, и семья, и власть. Храм иерархичен. Без иерархии Храма не бывает.
 Это великолепно отражает и богослужении в любом православном храме. Священнослужители, церковнослужители и миряне находятся на разных иерархических уровнях, но в тоже время, удаление одного из этих уровней влияет негативно на само богослужение. И тогда удаленный физический уровень замещается уже в духовном плане. Если иерей служит один в храме, то на самом деле ему сослужают ангелы. Храм не бывает пуст. Если миряне обращаются к Богу (когда нет священника, идут репрессии и гонения), то и Сам Господь оказывается среди них («…ид;же бо еста два или трiе собрани во имя мое, ту есмь посред; ихъ» (Мф. 18, 20.)).
Церковь иерархична. Во главе ее стоит Господь наш Иисусу Христос.
Дом иерархичен. Тот, кто с этим не согласен, пусть нарушает иерархию — кушает в туалете, а спит в погребе. А я на него посмотрю. Если иерархия в доме нарушена, то явно тут что-то не в порядке.
Семья так же иерархична. Если падает ее иерархия, то семьи онтологически и символически больше не имеется.
Святитель Иоанн Златоуст в «Толкование на послание к Ефесянам» сообщает: «Много от этого бывает зла, много и добра и для семейств, и для обществ. Ничто так не укрепляет нашу жизнь, как любовь мужа и жены. Ради ее многие берутся за оружие, а иные не щадят и своей жизни. Итак, не просто и не напрасно Павел выказал великую заботливость об этом деле, когда сказал: «Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу». Почему? Потому что, если они единомысленны, то и дети их воспитываются хорошо, и слуги благоустроены, и соседи, и друзья, и сродники, как бы насаждаются их благовонием. Если же где бывает напротив, то там во всем беспорядок и замешательство. И как, если военачальники и мире друг с другом, то все идет, как следует, а если между ними возникнет распря, то там уже не бывает порядка, – так и здесь».
«Семья — это малая Церковь». На Православной Руси это понимали отлично. Даниил Заточник в своем «Слове» (а оно было популярно в древнерусском обществе, раз неоднократно переписывалось и распространялось!) это раскрывает: «Глаголеть бо в мирскых притчах: не скотъ в скотех коза; не зверь в зверех ожъ; не рыба въ рыбах ракъ; не потка в потках нетопырь; не муж в мужех, иже кимъ своя жена владееть; не жена в женах, иже от своего мужа ****еть; не робота в роботах под жонками повозъ возити».
А теперь обратимся к Библии: «Три вещи непостижимы для меня, и четырех я не понимаю: пути орла на небе, пути змеи на скале, пути корабля среди моря и пути мужчины к девице. Таков путь и жены прелюбодейной: поела и отерла рот свой, и говорит: «я ничего худого не сделала» (Притч. 30,19-20); «Не отдавай женщинам сил твоих, ни путей твоих губительницам царей» (Притч. 31, 3); «Не отдавай жене души твоей, чтобы она не восстала против власти твоей. Не выходи навстречу развратной женщине, чтобы как-нибудь не попасть в сети ее» (Сир.9, 2-3); «Соглашусь лучше жить со львом и драконом, нежели жить со злою женою. Злость жены изменяет взгляд ее и делает лицо ее мрачным как у медведя» (Сир. 25, 18-19); «Досада, стыд и большой срам, когда жена будет преобладать над своим мужем»(Сир. 25, 24).
Власть, если хочет быть властью, настоящей, а не властью ради денег, ради удовлетворения потребностей, ради…многих ради, должна выстраиваться на сакральных основах и напоминать храм и семью, а не совет корпорации по производству презервативов.
Если вы не признаете сакральную природу власти, то вы, автоматически, выпадаете из символического пространства Империи. Власть может быть «только милостью Божией», в противном случае она переходит в пространство символов Демократии, где стоит перевернутая система символических пространств. Власть становится элементом в пространстве Театра и не более.
Ристалище включает в свое пространство не только все, что связано с войной и армией. На ристалище находятся и учительство, и медицина. Ведь бой за тела, души и разумы людские — всегда битва, причем битва священная. Ристалище подчиняется Храму.
Но, ежели обратится к самой войне, то ныне она потеряла сакральный смысл и превратилась в бойню. США с далекого расстояния, засыпая ракетами и бомбами Ирак, Югославию, Ливию и Сирию, отлично показывают, как испарилась сакральность из войны, как сдвинулись ее горизонты и насколько мир приблизился к торжеству Демократии и ада.
США — это антиимперия, это разожравшийся полис (город-государство), который не выстраивает символического пространства империи, а просто сжирает чужие символы и пространства, попутно уничтожая людей. Идеологическая и религиозная замкнутость на самих себе, сверхнепробиваемая гордыня — это признаки Демократии США.
Убив в XIX веке КША («Землю дикси»), янки (США) готовы стереть в порошок все, что напоминает, реально или символически тех их противников, которые пытались выстроить пространство Империи.
Вольно или невольно, но Донбасс, подняв знамя с синим крестом на красном фоне, спровоцировал на воспоминания негативного типа память «янки» и режим Киевской хунты сразу же получил поддержку из-за Атлантического океана. Это только обыватель не понимает значения символов. Властьпридержащие (настоящие, а не марионетки) это понимают. Ведь борьба сперва разворачивается в духовном мире, а потом выплескивается в физический и материальный.
Задумаемся над тем, что Украину вначале выдумали, а потом стали насаждать насилием в мире сем, ломая символы и продвигая другие взамен им.
Ристалище предполагает соблюдение правил борьбы и войны. И чем меньше их, тем больше сжимается пространство символов ристалища. И само Ристалище поглощается Рынком и Театром.
Определение Рынка я принимаю в форме данной Б.В. Марковым. Воплощением Рынка в Древнем Риме выступал форум (хотя есть и др. значения этого слова), а в Древней Греции — агора. Рынок — это место торговли, экономических решений, политических действий, место дискуссий, споров, место раскидывания слухов и сплетен. На Рынке все имеет свою цену и свой эквивалент оплаты. Пространство рынка более приземлено, чем пространства Ристалища и Храма. Если Рынок начинает проникать в верхние символические пространства, то сие может означать только то, что Империя катиться к упадку.
Для Демократии — Рынок необходим, без его символического пространства Демократия превращается из Нечто в Ничто. Демократии нужен Рынок, а не наоборот. Любые выборы — это торги, а политики выступают вроде базарных зазывал. Демократия — это несакральная власть олигархов с помощью олигофренов ради олигархов. И рекламный вопль: «Я это-о-о-о-го достойна!»
Слава Богу, что Демократии в России сейчас нет. Выборы наличествуют, а ее то и нет. Кто-то опечалится, но не я. Да, есть засилие бюрократии и денежный фетишизм, но это следствие того, что мы, отказавшись от Империи, попытались вернуться и застыли в символическом пространстве Междумирья, где сочетается несочетаемое. Осталось выяснить, куда продолжим движение…
Символы рынка бесчувственны. Они предлагают обратиться к обмену и торгам. Они направлены на удовлетворение низменного, животного в человеке. Что, впрочем, нормально. Есть, пить, одеваться надо. И грехи плоти все-таки слабее грехов духа. Чревоугодие — дрянь, но гордыня губит чаще и надежнее. В Империи Рынок всегда ниже Храма, Ристалища. Рынок, знающий свое место полезен. Но, он же, вырвавшийся на свободу, с помощью денежного фетишизма, уничтожает все вся, подобно сумасшедшему дракону, почуявшему отсутствие рыцарей, и выжигающему дотла округу.
Театр — реализация игры (по Й. Хейзинге). Символы театра актуальны для Империи, но, если они контролируются знаками и образами из пространства Храма. Театр стремиться вытеснить Храм из себя. А в идеале Демократии Храм и Театр меняются в иерархии. Театр натягивает на человека личину, которая скукоживает личность до нуля, до отрицательных величин. Театрализованность политики — обычное дело, но в XXI веке Театр заменил политику. И поэтому спектакли подменили реальность. «Общество спектакля» (по Ги Дебору) символически обозначило деградацию человеческого общества.
Что удивительно, чем больше человек стремиться наблюдать за театральным действом (кино, спорт, шоу, гей-парады, соцсети и новости ; это тоже разновидности спектакля), тем больше он сам перестает играть. А если брать собственно театральную сцену, то на нее вытаскивается все больше и больше звериное в человеке. Достаточно посмотреть спектакли в «Гоголь-центре», в которых нет ни Гоголя, ни какого-нибудь смыслового центра.
Театр впихнул человеческие умы в свое пространство и там символически переваривает их. Виртуальная реальность и цифровая экономика — всего лишь отрыжка Театра. Театр претендует на то, чтобы полностью превратить бытие человека в свою тень. Как же здесь не вспомнить пьесу Е. Шварца «Тень». Похоже в ней живем все мы.
«– Арбузы, арбузы! Кусками!
– Вода, вода, ледяная вода!
– А вот – ножи для убийц! Кому ножи для убийц?!
– Цветы, цветы! Розы! Лилии! Тюльпаны!
– Дорогу ослу, дорогу ослу! Посторонитесь, люди: идет осел!
– Подайте бедному немому!
– Яды, яды, свежие яды!»
 Но пришла пора человечеству выходить из пространства Театра теней. Иначе человечества не будет. А куда выходить, где искать смысл жизни? Ответ подсказывает Алексей Лосев: «Жизнь символична по самой природе своей, ибо то, как мы живем, и есть мы сами. Театр — аллегоричен, но, напр., богослужение — символично, ибо здесь люди не просто изображают молитву, но реально сами молятся; и некие действия не изображаются просто, но реально происходят».
Значит, если верить Лосеву, надо попасть в символическое пространство Храма и, конечно же, пространство Империи. Империи Третьего Рима. Во всяком случае для русских — tertium non datur.