Воспоминания.. Из книги Жизнь продолжается...
После подачи документов в Плодоовощной институт им. И.В. Мичурина я приехал в город заранее, с надеждой узнать подробней об институте, познакомиться с ребятами, присмотреться к обстановке. Помню нас поместили в спортивном зале не далеко от института, дали матрац и подушку, Постельного белья не было. Зал был «битком набит» абитуриентами. Конкурс был очень большой, на плодофаке 12 человек на одно место. На агрономическом отделенни только - 6 человек. Его только открыли и не все знали об этом.
Проходной балл на плодофаке для девушек был 19 /только она четвёрка/, для ребят-18 баллов. Я сдал экзамены и набрал только 17 баллов /4 по физике и 3 по сочинению/. Но меня приняли благодаря моей бронзовой медали участника ВДНХ. Для 17 летнего парня полученная медаль была большой редкостью.
Меня поселили в общежитии. На первом курсе предоставляли место в общежитии одному из 10 студентов. У меня не было отца и это сыграло свою роль. С собой я привёз гитару и простенький фотоаппарат, которые подарила мне моя сестра на день рождения и в связи с поступлением в ВУЗ.
Студенческая жизнь мне понравилась. Эти годы были самые интересные, весёлые, иногда праздные, увлекательные и запомнились на всю жизнь Здесь я встретился со своей любовью и сохранил её всю свою жизнь.
В институте был прекрасный преподавательский состав. Все студенты ходили на лекции, постоянно задавали вопросы лектору, долго не отпускали лектора на переменах. Учились все с большим желанием. Преподаватели были требовательны и в то же время со студентами вели себя раскованно. Приглашали к себе домой на чай, интересовались личной жизнью. Вместе со студентами участвовали в художественной самодеятельности: пели, читали стихи, басни, танцевали на сцене. Многие преподаватели ходили на студенческие вечера, танцевали со всеми вместе, а потом и женились на студентках. Студенты свободно общались с профессорами, деканом. Только ректор у нас был такой «чинуша», к нему даже на приём попасть студенту было не возможно. Вообще, была нормальная жизнь, интересная , без «закорючек», лицемерия и пресмыкания перед начальством.
В первые месяцы учёбы я приметил одну кареглазую симпатичную девчонку. У неё было открытое, бесхитростное лицо, очень приятная улыбка. Она постоянно была в кругу девчонок и ребят, очень общительная. Её задорный смех /он для меня слышался на переменах/, жизнерадостность привлекали не только меня. Многие ребята ей симпатизировали. Когда я увидел и услышал как она рассказывала стихи со сцены, она окончательно очаровала меня.
Просто поразительно, как она преображалась на сцене. Благодаря хорошо поставленному голосу /её было слышно в любом уголке зала/, прекрасной дикцией, особой приятной мимикой, раскованным движениям на сцене, она превращалась в другого человека. Она полностью входила в роль, отображая характер героя в стихотворении, она расцветала на сцене. Она была прирождённой актрисой.
После этого концерта я сразу же записался в драматический кружок, чтобы быть к ней поближе. Узнал, что её зовут Зина. Она училась в 15 группе, а я в 11, поэтому я её мог видеть только на совместных лекциях. Артистического таланта у меня не было, поэтому я учился правильно говорить, свободно держаться на сцене. Общался с Зиной только перед репетицией, перебрасывались отдельными фразами. Зина меня не замечала и ничем не выделяла среди всех ребят в труппе. Около неё «увивались» 3-4 парня и не только с нашего курса, но и старшекурсники. Где-то через полгода я уже репетировал и выступал вместе с Зиной в коротких пьесах Чехова, Арбузова.
Как она играла? Она перевоплощалась, полностью входила в роль, её не возможно было узнать. Ей очень нравилось играть на сцене. Она вся светилась счастьем, была возбуждённой и никогда не уставала на сцене. Зина скоро стала ведущей актрисой, она была кумиром в институте. Зина очень хотела стать профессиональной актрисой. Она легко прошла все конкурсы в городе, в Тамбове и её рекомендовали на Всесоюзный конкурс. Режиссёры пророчили ей большое будущее на сценическом искусстве и советовали идти учиться в специализированном ВУЗе на артистку. Зина всю свою жизнь мечтала об этом. Но судьба распределилась иначе. Из-за бедности, проблемах в семье /парализованный отец и больная мать/ не позволили ей уехать учиться в Москву.
Только через год Зина разрешила мне проводить её после репетиции. Была уже поздняя ночь /где- то 1 или 2 часа/. Она жила на другом конце города почти на окраине. Железнодорожная станция была очень близко от их дома и Зина часто ездила пригородным поездом /почему-то его называли «трудовой»/.
Во время таких небольших общений мы постепенно узнавали друг друга. Оказалось, что мы очень похожи. Мы оба были детьми, оба любили природу, у нас были одинаковые взгляды на дружбу, отношения к людям, понимания жизни в целом. Зина любила литературу
/любимый предмет в школе/. Она много читала, любила поэзию и сама писала стихи. Зина всегда была искренна, раскована со мной. Не терпела трусость, ложь, обман, слабых душой людей.
А я стеснялся, чаще молчал, слушая её, мне нравилось в ней всё. Мне хотелось её видеть, общаться с ней, быть рядом, даже просто стоять и молчать. Зина всё больше и больше нравилась мне и я уже постоянно думал о ней. Я стеснялся брать её под руку, мы обычно шли рядом, никогда не говорили о любви, просто общались, «болтали» непринуждённо обо всём. Я постепенно привыкал к ней, уже не чувствовал скованности, стал разговаривать, рассказывать о себе, о своём детстве.
Память человеческая не совершенна. Многое забылось, спряталось в потаённых уголках. Почему самые счастливые, яркие моменты той поры остались у меня где-то далеко в памяти. А горечи, обиды чаще всплывают и напоминают о себе. Почему так? Казалось бы должно быть всё наоборот. Вот почему надо вести дневник, записывать моменты жизни, свои чувства, переживания. Но я этого не делал и теперь об этом жалею. И только прочитав дневники Зины я сумел восстановить в памяти часть тех самых счастливых эпизодов в моей жизни.
По своему характеру Зина была гордой, яркой, умной и чувствительной девушкой. И то же время, горячей, вспыльчивой, не контролирующей свои выражения и действия. Она была особой девушкой. Некоторые её называли странной. Нет. Просто у ней был такой необыкновенный характер, наследованный, видимо, от отца.
Зина с семье была чужой, а вернее лишним членом семьи. У неё были совершенно другие ценности и взгляды на жизнь. Зина всегда верила в искреннюю дружбу, любовь, честность людей. Не переносила ложь, обман, ненавидела лицемерие, пресмыкание перед людьми. Её мать была более прагматична. Она прошла «огонь и воду», многое видела, перенесла, прочувствовала. Зинина сестра в свои 26 лет успела разочароваться во всём , постоянно жаловалась на нищету, на отсуствие мужа и друга. Поэтому характер Зины ещё не был устойчивым, она постоянно раздваивалась: с одной стороны верила в искренность людей, а точнее хотела верить в их искренность; с другой стороны сомневалась, колебалась в правильности своего поведения и своих мыслей. И не находя правильного ответа, она искала помощи на стороне, но не в своей семье. Зина неожиданно начинала злиться, а иногда буквально «взрывалась», грубо высказывала своё мнение и ни кому не верила. Вот почему наша любовь протекала неспокойно, чередуясь счастьем днями, месяцами, а затем взаимными обидами, грубостью и слёзами. Но мы крепко любили друг друга, поэтому быстро прощали друг друга и старались не вспоминать обидные эпизоды жизни.
Но я лучше опишу самые счастливые , самые яркие моменты нашей любви. Впервые, когда я почувствовал, что я не безразличен Зине, что она, возможно, любит меня было в декабре 1955 года. Мы возвращались из клуба ПРЗ после репетиции. Была чудесная погода, мороз щипал щёки и нос, а кругом всё было в густом тумане от инея. Мы сами покрылись инеем, волосы, брови, ресницы у Зины - всё было белыми. Мы держались за руки и «болтали» обо всём. Именно в этой встрече мы признались друг другу о том, что Зина мне очень нравится. Она ответила мне взаимности. Нам было до «жути» хорошо. Я не помню, как мы дошли до её дома, посидели на лавочке. Потом я ушёл домой, был уже третий час ночи. Я бежал не чувствуя ног от счастья, ни сильного мороза с ветром, ни усталости я не чувствовал. Я боялся, что Зина не ответит мне взаимностью на моё робкое признание в любви. Даже моя хозяйка, где я снимал койку, заметила и спросила
- Что с тобой произошло? Не влюбился ли ты? - Я не стал ей ничего рассказывать и скорей лёг спать, но до утра так и не уснул. Я был счастливым все последующие дни.
Чётко в памяти запомнились наши походы в лес за грибами. С нами ходила Зинина подруга Люба. В лесу было много ромашек и девчата сплели себе венки на голову. Тогда я сделал первые снимки Зины. Мы бегали, «дурачились», лазили по деревьям и совершенно забыли о грибах. Там на чудной поляне, как белое колышущее море, я первый раз обнял Зинушку и сказал
- Я ни кому тебя не отдам! Ты всегда будешь со мной! - Мы были очень счастливые.
Мы любили общаться с природой. Ещё один воскресный день вспомнился мне. Накануне мы договорились, что я приеду к Зине домой. Подхожу к её дому. Зина с радостной улыбкой выбегает ко мне, она увидела меня из окна.
- Давай пойдём гулять на весь день. Я не могу сидеть дома - сказала Зина.
Мы пошли по дороге к селу Громушка. Начались колхозные поля. Было очень тепло, как летом. Шёл сказочный месяц май, уже цвела черемуха, появились первые ландыши. А в небе высоко, высоко заливались весенней песней жаворонки. Мы пытались их увидеть, но бесполезно.
Подул лёгкий ветерок и запахло черемухой. А вокруг только ржаные поля. Впереди показалось белое облако, как будто оно спустилось на землю. Подошли. А это сплошные заросли черемухи на сельском кладбище и дурманящий густой запах. И такой звонкий хор соловьёв, что ничего больше не слышно. Казалось, что на каждом дереве слышались трели соловья. А ведь был жаркий день, ярко светило солнце. Мы осторожно подкрались ближе и видим на нижнем суку сидит маленькая серая птичка, подняла головку вверх и заливается своей песнью, ничего не слыша вокруг. В тот год было столько соловушек, что в каждом приусадебном саду раздавались трели. Через пять дней мы опять , но только ночью, пришли послушать эти чудные трели. Все говорят, что только Курские соловьи могут выдавать по пять-шесть колен в своей песне. Нет, Мичуринские соловьи ничем не уступают Курским.
Зашли к бабушке Зины, она жила в Громушке. Поздоровались, она долго, долго смотрела на меня, а потом заулыбалась . Меня бабушка Катя видела первый раз.
- Садитесь пить чай с малиновым вареньем. Я, как знала, что у меня будут гости и напекла вкусных лепёшек - сказала она. Бабушка ни о чём у нас не спросила и дала нам на дорогу своей вкусной, румяной выпечки.
А мы пошли дальше . Зашли в Громушенский небольшой лес. Боже мой! Сколько там было подснежников. Маленькие поляны , как голубые озёра смотрелись из далека. И никто не заходил в лес, ни одного помятого или сорванного цветка. Ближе к кустам рос первоцвет, в народе его называют Иван да Марья. А в середине полянки ярко желтели цветки дикого лука. Мы тоже не стали трогать это дивное озеро, не взяли ни одного цветочка, настолько было всё красиво, что разрушать эту красоту было бы преступлением.
Потом спустились в глубокий овраг с яркой первой зелёной травой, умылись ледяной родниковой водой и пошли в сторону Центральной генетической лаборатории.
Вдалеке показалось стадо коров, они лежали недалеко от речки. А под Конской горой сидит седенький старичок.
– Здравствуйте - сказали мы. Он поднял свои умные проницательные глаза, внимательно нас рассмотрел и говорит
- И откуда вы взялись такие красивые и молодые? Я в округ таких не знаю -
- Мы путешествуем и идём со второго Мичуринска - отвечаем мы.
- Вы наверное уже проголодались, садитесь со мной полдничать -
Он дал нам по варёному яйцу и по куску деревенского чёрного хлеба. Соль лежала перед ним на газете. Такого вкусного хлеба мы никогда не ели. Угостили дедушку нашими лепёшками, попили его родниковой воды, он с нами попрощался и погнал стадо дальше.
А мы зачем-то полезли на конскую гору. С вершины были хорошо видны бескрайние луга на другой стороне реки. Справа, на обрывистом берегу избы, крытые соломой, недалеко стадо коров с пастухом и нам почему-то так стало радостно от всей этой красоты нашего края, что мы с криком помчались с горы в дубовую рощу.
Вдруг пошёл дождик, мы подняли глаза, а на нас надвигалась большая чёрная туча. Загремел гром и мы бегом, под сопровождение ливня и нашего хохота, прибежала под большой дуб, который мы не смогли обхватить вдвоём руками. Это была дубовая роща, где росли 150-200-летние дубы, посаженные монахами. До революции на территории ЦГЛ был старинный мужской монастырь, основанный сразу после закладки города Козлова / Мичуринска/. Город был основан в 1635 году. При монастыре был и сейчас восстановлен святой источник с водой, содержащей серебро.
Дождь шёл не долго, выглянуло солнышко, но мы промокли до «нитки». Раздался хлопанье крыльев, карканье птиц. Оказывается на дубах было большое количество гнёзд грачей. Во время дождя их не было слышно. После дождя они каркали всё сильней и сильней. Может они были недовольны внезапному дождю, а может и наоборот - радовались ему. Это был первый весенний дождь. Он смыл всю накопившуюся грязь с деревьев, умыл молодую зелёную травку. Ну, как здесь не радоваться!
Вдруг все они внезапно слетели на землю и что-то стали искать в траве. Они ходили по дубраве и их было несколько сотен. Казалось, что всю землю накрыли чёрной колышущейся вуалью. В лучах солнца грачи отливали чёрным андрацитовым блеском. Это было так красиво. Нас они не замечали, не обращали на нас никакого внимания. Когда мы подходили близко к ним , они не взлетали, а подпрыгивали и скачками удалялись. Ведь это была их территория, а мы были для них гости.
Мы замёрзли и чтобы согреться начали бегать, дурачится, прятались, играли в «догонялки» и всё время смеялись. Чтобы не мешать этим милым птицам кормиться, мы отошли от них подальше. Зинин задорный смех, её радостное, смеющееся лицо мне всё время вспоминалось, пока мы ехали к Зине домой через весь город.
Вышли из автобуса и видим удивительную картину. Стоят молодая пара, видимо муж и жена, а их малыш пытается залезть на тоненькую березку. Кто-то вдоль Зининой улицы посадил несколько берёзок. Отец подхватил сына и посадил сына в крону деревца. Берёзка наклонилась, но отец крепко держал сына. Пацан так засмеялся звонко, что мы под этот серебристый колокольчик от его смеха не заметили, как вошли к Зине в дом. Смотрим, а на столе стоит большой букет черемухи. Это отец Зины наломал веток черемухи, когда шёл домой после ночного дежурства. Зина радостная села за стол, я напротив. Это было любимое её дерево. Черемухе она посвятило не одно стихотворение. Она достала тетрадь и начала писать. Губы у ней шевелились, она что-то про себя говорила, а глаза блестящие, радостные и весёлые….. Зина мне не показала, что она написала и только через 60 лет я прочитал эти стихотворения - зарисовки нашего чудного дня.
Счастливый дождик.
Под дождём косым и сильными
Дерево шумит.
А под ним к стволу прижавшись,
Парочка стоит.
Шаг шагни - и дождик сразу
Забежит за воротник.
А парнишка очень близко
К дереву приник.
И с досадою счастливой
Шепчет девушке-подружке:
Дождь идёт...ну, как назло,
Не ходить бы лучше…
А она блестя глазами,
С этим соглашается,
Хоть в душе желает каждый
Пусть не прекращается.
Карапуз босой.
Той березки года три,
Словно девочка с косой.
А на ветке, посмотри,
Карапуз босой.
Молодой отец, смеясь,
В ветки сына посадил.
А мальчишка не смущаясь,
Ручкой веточки ловил.
А закат рассыпал маки,
Всё окрасил в чудный цвет.
Мне, казалось, что счастливей
Этой тройки в мире нет.
Зина очень любила полевые и лесные цветы. Я ей приносил букеты ромашек, васильков, незабудок. Помню, как я собирал на лугу незабудки, и чтобы их сохранить, обернул в листья лопуха. Торопился их довезти живыми, эти цветы очень нежные и быстро вянут. Как Зина была рада, даже запрыгала от счастья. Они не долго красовались и к вечеру увяли. Но она надолго запомнила этот букет и написала потом осенью чудесное стихотворение. Зина около дома всегда выращивала перед домом цветы и они цвели до поздней осени. Мне очень понравилось стихотворение Зины «Незабудка». Я даже не подразумевал, что этот голубой букет вызовет у Зины столько эмоций. Вот это стихотворение:
Незабудка.
Милый, любимый, родной!
Стали ночи такие тёмные.
Но я помню, как ранней весной,
С незабудкой принёс ты цветы.
Ты сказал, что любимой отдать,
Ты хотел бы свой скромный букет,
И лишь «незабудкою» звать
И глаз голубеющий свет.
Я помню цветущие ветви,
Горячие руки, ласкающий взор…
Родной мой, ответь мне, ответь же!
Всё любишь меня до сих пор?
Наступили осенние ночи,
Разлука, как смерть не легка,
Невольно туманятся очи
И сердце сжимает тоска.
Говорят для любви нет преграды,
Вот и жду я тебя целый день.
Приезжай, мой родной и не надо
Слушать грустно осеннюю звень.
Опущу лишь немного ресницы
Вижу твой обжигающий взор,
Пролетела весна колесницей,
Но тебя не забыть мне с тех пор.
Пусть же дождь моросит хоть все сутки
В сердце тот же весенний всё звон,
Приезжай же к своей незабудке
И продли ей чарующий сон.
Вспоминаются и неприятные эпизоды. Ещё до наших встреч с Зиной за ней ухаживали два моих друга Женька Бобылёв и Костя Бортников. Они были очень настойчивые, объяснялись Зине в любви, приезжали к ней домой. Зина их не отталкивала, но и не проявляла к ним симпатий. Она присматривалась к ним. Я ревновал, злился на Зину. Почему она не видит, какие это «потёртые», опытные в любовных делах ребята? Позже мне Женька рассказывал, как он в своей деревне «менял» женщин, как перчатки. Однажды, приехав на каникулы домой, он «затащил» свою родную тётку в постель /она была «разведёнкой»/.
Один раз я с Женькой /по его просьбе/ приехали к Зине домой. Он начал Зину обсуждать, почему она такая гордая, начал делать намёки о том, что он хотел бы с ней познакомиться поближе. Вообще вёл себя по хамски. Почему я его не остановил, не помню.
Зина разволновалась, разозлилась и выгнала нас. А ведь она уже меня любила /это я узнал позже из дневников Зины/. Но я этого не увидел. Видимо, я «ослеп» от ревности и обиды на неё. После этого случая, я к Зине долго не приезжал, холодно здоровались в институте и не разговаривали. Потом я узнал, что Женька и Костя ещё раз приезжали домой к Зине. Наговорили обо мне ей всяких гадостей, что у меня есть девчонка, что я её люблю. Зина поверила, не подходила ко мне в институте, и даже не здоровалась. Она очень переживала, мучилась. Но я опять был «слепой». Надо было подойти к ней или неожиданно приехать к ней и всё объяснить. Но я этого не сделал их-за своей дурацкой гордости. Я тоже мучился, страдал, не спал ночами, но к ней домой не поехал.
Только ближе к весне у нас с Зиной наладились отношения. Своих «друзей» я послал к чёрту и ещё кой-куда подальше.
Когда на улице потеплело, запахло весной, я приезжал к Зине каждый день, по воскресеньям на целый день. Мы подолгу сидели на лавочке и были безмерно счастливы. Часто бродили по полю, /за их домом начинались колхозные поля/, слушали жаворонков и соловьёв. Мы очень любили общаться с природой, нам нравилось быть в лесу, бегать и дурачиться на лугу и в поле.
Но мы ни разу не поцеловались. До этого Женька и Костя приставали к Зине:
- А что если я тебя поцелую? - говорил Женька. А Зина отвечала:
- Меня поцелует только муж! - Женька настаивал:
- А если я насильно поцелую? - в ответ Зина говорит:
- Тогда я тебя поведу сразу в ЗАГС -
У меня и в мыслях не было желания её поцеловать, я боялся обидеть Зину. Я знал, что она меня сильно любит и мы оба были «на седьмом небе» от счастья без поцелуев. Мы первый раз поцеловались перед тем, как пожениться.
Вспоминается и ещё один неприятный и одновременно счастливый один день. Накануне мы с Зиной договорились, что я приеду к ней домой на целый день. Утром в 9 часов я пришёл, а мама Зины мне говорит: «Она уехала на речку в Никольское с ребятами из её класса школы». Я прибежал на вокзал их станции. Поезд в Никольское будет только через 6 часов. Не раздумывая я помчался бегом на речку /10-12 км. от станции/. Прихожу на речку и вижу, как Зина одна с 4-5 ребятами уплывает на лодке вниз по реке. Я по берегу, но чтобы они меня не видели, пошёл следом за ними. Через 2-3 км они остановились на другом берегу и пошли далеко к оврагам. Я нервничал, бог знает о чём думал, злился на Зину, ведь мы же договаривались о встрече, а она так поступила. Решил ждать их возвращения. Через 2-3 часа они вернулись. Зина с ребятами смеялась, шутила, была очень весёлой. Я вышел из укрытия и Зина меня увидела. Но не смутилась и говорит: «А ты что здесь делаешь? Как ты сюда попал?». Меня буквально «колотило» от злости. Я ничего ей не ответил и пошёл на остановку к поезду. Зина пошла за мной. Шли молча минут 25-30. Затем Зина извинилась и сказала, что она забыла о том, что мы договаривались с ней. Я не поверил и продолжал молчать.
Но долго мы не могли ссориться и опять стали счастливые, как два «дурачка». Не далеко от остановки поезда был маленький лес. Побежали в лес, искали орехи /было много кустов лещины/, бегали, играли и я опять «плясал» от радости. Забыл все свои сомнения, обиды и переживания. Я Зине верил, сильно любил, поэтому прощал все её «выходки», грубость, резкие высказывания в мой адрес. Домой к Зине мы приехали счастливые «через край».
Нашу любовь хотели очернить не только мои бывшие друзья. Но и моя хозяйка, у которой я был на квартире. Тётя Шура /так мы её называли/, вместе с моим однокурсником Ростиком Гусевым видели Зину, я вместе с ней не один раз приходил после занятий к себе.
Однажды они посадили меня около себя и в два голоса говорят мне: «Зачем тебе жениться в 19 лет? Погуляй ещё, посмотри, может выберешь ещё какую-нибудь девушку!»
Даже Зинина родная сестра и их мама похожее мне намекали и говорили о том, что 19 летний парень не будет жениться, что я испорчу Зине авторитет. Все эти высказывания «растравляли», сеяли сомнения в наших душах.
О моих взаимоотношений с Зиной я никогда ничего не говорил своим родственникам. Я знал, что мама всегда была противником ранних браков. Она считала, что такие браки не долговечные. Вот почему я ничего не написал о том, что мы с Зиной хотим пожениться. Кроме этого я очень обиделся на них за один инцидент, который они мне устроили они. Я долго не писал писем домой и не приезжал. От них тоже не было никаких вестей. Неожиданно меня вызывает декан нашего факультета и показывает мне письмо моих тёток, а точнее Кати. Они написали письмо ректору института с жалобой на меня и просят помочь меня найти . Я по их мнению куда-то пропал и может что-то случилось со мной, ссылаясь на то, что от меня долго нет никаких писем. Я действительно не писал им где-то 1,5 - 2 месяца, от любви я потерял всякий контроль и обо всём на свете забыл. Это письмо тётки Кати /к стати не очень грамотное/ было написано по просьбе моих матери и сестры. Мне было так неприятно выслушивать от декана его нотации. Неужели мои родичи не могли мне написать письмо? Адрес моего места проживания им был известен, я до этого им отправлял несколько писем. Они никогда мне не написали ни одного письма первыми, только иногда отвечали на мои письма.
Зина не давала согласие стать моей женой. Она всё время хотела стать профессиональной актрисой. Она пишет в дневнике:
- Может тебе хочется выйти замуж? Ха! Ты никогда не захочешь этого в 18-20 лет, до тех пор, пока твоя сумасбродная мечта стать актрисой не найдёт себе погибели или осуществления -
Хотела даже бросить институт и поступить в любой московский специализированный ВУЗ. Она действительно было прирождённой актрисой. Зина прекрасно понимала, что выйдя замуж у неё будут большие затруднения стать актрисой. Она всё время сомневалась, советовалась с подругами, со своими родственниками и с преподавателями в ВУЗ е. Все ей однозначно отвечали, что если вы с Алёшей так сильно любите друг друга, то сделай себя и всю свою семью счастливой и постарайтесь сохранить любовь на всю жизнь, забудь о сцене. Со мной об этом Зина не советовалась, она заранее знала мой ответ. Актрисы, как правило, все несчастливые в личной жизни. Выходят несколько раз замуж, а своих детей воспитывают бабушки.
Ещё до наших встреч Зина пишет в дневнике:
- Если я полюблю, то на всю жизнь! Второй раз я не смогу не только полюбить, но даже влюбиться -
Так всё и вышло. В её и моей жизни это была первая и последняя любовь за все 59 лет нашей совместной жизни. Мы никогда не думали и не жалели о другой жизни.
А я до сих сомневаюсь в том, что правильно ли я поступил отговаривая Зину стать актрисой, может она бы стала известной артисткой, может она бы нашла своё счастье в любимом деле, о котором она мечтала всю жизнь. Даже в 60-летний юбилей Зина пишет в своём стихотворении:
– ...Как скакала на коне
От зари до ночи
Агрономом в поле…
Как любила синь небес,
Жаворонка пенье…
И не ждала других чудес,
Коль случилось невезенье ... –-
И вот мы едем в Мичуринский ЗАГС, чтобы узаконить наш союз. Семейный брак - эти слова мы старались не произносить. Это выражение совершенно не подходит к такому святому, торжественному событию. Будто-бы предрекается семья с браком.
Это было 21 февраля 1957 года. Была необычная ранняя весна, текли ручьи, грело солнышко. Природа приветствовала наши желания стать навеки вместе. Этот день мы помнили всегда. В 2017 году мы хотели с Зиной отпраздновать бриллиантовую свадьбу. Но судьба распорядилась по своему. Зины нет, а я остался один в доме. Хожу по всем комнатам, ведь любая вещь в доме напоминает о ней. Мы всё делали вместе. Прошло уже 2 года, как Зина ушла в иной мир, а боль не притупилась и становится всё более не выносимым быть одному.
Мы жили бедно и никакой застольной свадьбы у нас не было. Мы никому не говорили о том, что мы расписались. Не хотели, чтобы нас кто-то поздравлял, просто нам надо было постоянно быть вместе. Когда мы приехали из ЗАГС а домой нас поздравила мама Зины и попили чаю с лепёшками, которые выпекла мама. Об обручальных кольцах в то время никто не слышал.
После нашей «свадьбы» я переехал жить к Зине. Мама отдала нам свою койку, а сама спала в кухне на маленькой Зининой койке. Мы ходили счастливые и никого и ничего не замечали.
На весенние каникулы мы решили поехать в Воронеж к моей матери. На этой поездки настояла Зинина мать. Я знал, что эта поездка нам будет не в радость. И я не ошибся. По приезду в Воронеж, Зина поехала к своей подруге Любе, а я хотел подготовить мать и сестру к этой встрече с Зиной. А потом передумал и решил, пусть это новость будет сюрпризом для них. Как потом оказалось, этого не надо было делать, это была моя ошибка.
Мы с Зиной вошли в комнату, где сидели мать и сестра я сказал
- Вот моя жена, её зовут Зина. Мы поженились и расписались полмесяца тому назад - Была немая сцена, как в пьесе Гоголя «Ревизор». Наше появление никакой радости у матери и сестры не вызвало. Приняли холодно, ни о чём не спрашивали и почти не разговаривали. Это потом моя сестра Мила со слов матери сказала, что меня «заколдовали» и женили. Вот почему я не хотел ехать к себе на Родину. Денег они мне уже больше никогда не присылали, хотя мы жили значительно беднее, чем они. Я помню, как мне для покупки зимнего пиджака деньги собирали во всех родственников Зины. Зина все годы учёбы в институте проходила зимой в осеннем пальто. А морозы были «трескучие», зимы были очень холодные и снежные.
Холодное отношение к Зине у моих родственников оставалось очень долго. Они приезжали к нам в совхоз, где мы работали, затем в Мичуринск. И всё равно какая-та отчуждённость у моих родичей осталась на всю жизнь. Зина никогда им ничего грубого не сказала, даже лечила мою мать, когда она к нам приезжала. Возможно, даже вылечила её от поясничного радикулита. Мать сильно страдала от болей в пояснице. После курса лечения мать больше не жаловалась на боли.
Мы всегда везде с Зиной были вместе. Бегали на занятия. Зина перевелась в мою группу и мы сидели на лекциях и занятиях теперь рядом. Единственно, когда нам пришлось спать по отдельности, когда весь наш курс выехал в совхоз «Агроном» Липецкой области на уборку яблок. Жили мы в одном большом спортзале, разгороженном на женскую и мужскую половинки. Причём, перегородка была не высокая и всегда слышали друг друга. Спали на соломе, накрытой какой-то тряпкой. К утру, нередко, оказывались без одеяла и на бетонном полу. Правда, подушки и одеяла были. Весь рабочий день, а для нас он был по 8 - 9 часов мы собирали яблоки в саду. Сортировали, упаковывали в ящики, забивали и увозили на склад или на железнодорожную станцию. Кормили хорошо, сытно, каждый день было мясо. Я ещё работал во вторую смену, после сбора плодов мы грузили с ребятами в вагоны ящики. Кроме зарплаты /хотя она была «мизерная»/, на погрузке вагонов начисляли натуральную оплату. За два месяца работы в совхозе я заработал 6 ящиков первоклассных яблок и нам их привезли прямо к дому.
Конечно, уставали, да так, что спали «без задних ног» и утром с трудом поднимались. Но никто не жаловался , все были довольны. Ведь мы первый раз работали за деньги. До этого каждую осень мы выезжали в колхозы и работали за бесплатную «кормёжку».
По редким выходным мы с Зиной уходили далеко от всех в сады или в защитные лесополосы. Это были наши счастливые часы, когда мы были вместе, никого и ничего не слышали. Мы очень любили друг друга и этих встреч ждали и радовались.
Через год после «свадьбы» Зина забеременела и начались «неполадки» в нашей семье. Она начала часто нервничать, порой была очень грубой /особенно с мамой/, начала сомневаться в моей любви к ней. Вначале я не понимал в чём дело. Мама Зины мне объяснила, что, возможно, беременность так повлияла на психику. Затем у Зины открылась язва двенадцатиперстной кишки, начались сильные боли и даже кровотечение. Были почти ежедневные рвоты. Зинина мать всю жизнь страдала от этой болезни, лечилась травами и строгой диетой.
Зина в молодости была здоровой девочкой, ничем не болела. Она была крепкого телосложения, сильная и ловкая. На практике на первом курсе их группа работала на элеваторе и Зина вместе с ребятами носила с зерном мешки. И, как, объяснила нам врач, у ней произошло опущение желудка. А дальше из-за отсутствия правильного режима питания, нервных стрессов - ,как правило, заканчивается язвой. Совместными усилиями мы заставили Зину «сесть» на строгую диету. А ведь мы продолжали учиться, ходили на все лекции и занятия.
Только через 3-4 месяца язва зарубцевалась и Зина постепенно успокоилась, прекратились рвоты и боли и наша жизнь вошла в привычное русло. Затем производственная практика в совхозе в Тульской области. Нам дали отдельную комнатку и относились к нам очень хорошо. Зина не ходила на наряды, а только собирала материал для дипломной работы. Я работал с полной отдачей. Был на утренних и вечерних нарядах, руководил рабочими на разных работах, выполнял функции помощника бригадира.
В июле 1958 года я уехал на летние военные сборы. С Зиной осталась её мама. Она оставила дома парализованного отца, наняла какаю-то женщину ухаживать за ним. В нашем институте в то время была военная кафедра и нас одновременно выпускали младшими лейтенантами запаса. Не дождавшись окончания практики Зина с мамой уехали в Мичуринск. Подошло время Зине рожать. 18 августа 1958 года родилась наша дочка Танечка. Я приехал домой, вошёл в комнату, посмотрел на неё и сказал
Какая странная девчонка! - Зина обиделась. Но я ведь никогда не видел так близко, да ещё раздетой, грудного ребёнка.
А дальше была очень трудная зима, особенно для мамы. Она ещё до рождения дочери была больна. Танечка росла очень неспокойной девочкой, постоянно плакала, с «рук не сходила». У Зины не было грудного молока. Варили кашку из манки с молоком. Никакого детского питания, ни соков в продаже не было. По ночам мы спали по очереди, то я, то Зина. Приходилось часто качать и брать Танечку на руки. Маму ночью мы не беспокоили. Утром мы бежали на занятия в институт.
Наконец защита курсовой работы у Зины. Я сдавал государственные экзамены. Тогда можно было выбирать по своему желанию. На практике я не сумел собрать материал для дипломной работы. На работу нас распредели в Воронежскую область и надо было отработать не менее 2 лет. Все другие ребята и девчата были «разбросаны» по всему Советскому Союзу. В основном в республики Кавказа, Сибирь, Алтайский край, Дальний Восток и даже в Магадан. За что так «наградили» наш выпуск - никто не объяснил. Нам, как семье с грудным ребёнком, нашли место поближе.
Свидетельство о публикации №217101501360