Глава 19. По дороге домой...

   Мирзоурина дома не оказалось. Вместо него меня встретил Аскер, тут же вызвавшийся с азартным авантюризмом юности отвезти меня домой. Он успел обзавестись правами и подержанным, но вполне добротным белым "Жигулёнком", вложив за него и документы все заработанные  за год деньги.

   - А где Мирзо? - спросил я сходу, радуясь встречи с вечно улыбавшимся жизнерадостным парнем.
   - Дядя Мирзо сейчас далеко. На Обском море делает кому-то камин.
   - Далековато забрался. Тут поблизости есть для него работа. Я оставлю адрес с рекомендательной запиской. Передашь ему, хорошо?
   - Хорошо.

   По дороге домой в первую очередь следовало заехать на коттедж и забрать оттуда мои инструменты и шмотки. Когда мы пересекали перекрёсток, на повороте, ведущем в сторону новостроек, фары выхватили  бок знакомой иномарки, стремительно выезжавшей на главную улицу. Несмотря на дикую скорость, я успел разглядеть одиноко сидевшую за рулём потерянную Эвелину. В нашу сторону она не смотрела, сосредоточившись невидящим взглядом в одну точку.
   
  На объекте нам встретился неунывающий Павел Иванович, который по привычке вспыхнул от счастья, только увидевши меня. Он собирался ехать домой и решительно, по-хозяйски, забрал меня к себе в машину, наградив попутно ласковыми словами огорчённого было Аскера.

   Испытывая неловкость перед уже заряженным на дальний вояж юношей, мне оставалось только поблагодарить его за участие и пригласить в гости вместе с Мирзоурином, когда у того появится время. Впрочем, по здравому размышлению, такая смена лошадей была во всех смыслах разумна - домой меня отвозил заказчик, с которым я должен был продолжить ремонтные дела и который жил со мной по соседству.

   На протяжении всего пути Павел Иванович не умолкая ругал дураков и дороги, так что проникаясь и зажигаясь от его обличительной речи, исходящей от болящего сердца, меня подмывало спросить - не собирается ли он баллотироваться в депутаты?

   Однако собственная юридическая безграмотность не позволяла мне озвучить свой неподдельный интерес: я не знал - имеют ли на это право матёрые уголовники?

  Врождённая деликатность останавливала от возможного конфуза - мог ли я по невежеству, нечаянно обидеть  человека, любезно отвозившего меня домой?

   Уже подъезжая к нашей деревне, Павел Иванович неожиданно перешёл на другую тему, сменив патетическую тональность разговора на доверительную, почти семейную:

   - Как там Вероника? Не бузит?

   Озадаченный таким резким переходом, я замешкался и довольно сурово пробурчал ему в ответ:

   - А зачем ей бузить?

   - Характер у неё сложный, - миролюбиво продолжил Павел Иванович, бегло взглянув на меня и заметив, что я встал в боевую позицию. - Может вспыхнуть как порох от любого пустяка.

   - Это да! - выдохнув возникшее напряжение, согласился я, обезоруженный мягкостью формулировок предполагаемого депутата. И вдохновлённый установившейся доверительностью между нами, решился спросить. - А вы не знаете - за что её осудили?
   
   Лицо Павла Ивановича стало серьёзным. Он долго молчал и только после подъёма на нашу гору, остановив машину далеко от дома и закурив, заговорил без свойственной ему игривой веселости:

   - Вообще-то, не принято такие тайны раскрывать. Но ты, конечно, имеешь право знать. Отбывала она за гоп-стоп, причём действовала всегда в одиночку и жертвами были богатые фраера-приставалы. Мстила за групповое изнасилование, которое спустили на тормозах. Больше я ничего не скажу...

   Он помог мне выгрузить вещи и незамедлительно уехал, даже не попрощавшись, будто я вынудил его нарушить сокровенный закон.

   Веронику я встретил в лесу метров за пятьдесят от ограды. Она собирала хворост, убивая тем самым двух зайцев сразу - очищала прилегающую территорию от валежника и обеспечивала жилище дополнительным топливом. На голове у неё светился прикреплённый китайский фонарик на диодах. Это было смешно и трогательно.

   Шуршание облетевших листьев под моими ногами заставило её обернуться. Я прислонил свой вьюк к берёзе и взял её голову в руки, снял со лба бьющий в глаза  источник света.

   Обмотанный вокруг головы и завязанный на шее простой белый платок, окаймляя лицо и скрывая скулы, делал её лицо по-детски беззащитным. Мы долго и молча вглядывались друг в друга, а затем, забыв про вьюк и собранный хворост, вместе пошли к дому.