Никита

«Сыночка, Никитушка»- причитает мать у кровати. «Сыночка, горюшко-то како! Как же ты так, сыночка?» Мать вытирает краем передника слёзы. «Сыночка, сыночка»- ворчит отец, тогда ещё живой. «Вота тебе от сыночки, носишься с ним, как с писаной торбой, так и огребай!» Упал он с лошади, прямо вылетел из седла, перемахивая через высоченный плетень. Врачи сказали, что травмы, полученные им не совместимы с жизнью. «Носит его чёрт, где ни попади, а ты ему всё потакаешь!»- не может успокоиться отец. Мать снова вытерла слёзы передником: «Сыночка, ты не слухай чё лекари-то говорят. Само главно сам верь в силу своей жисти, а я молиться буду за тебя». «Опять мать ты со своими молитвами», прохрипел Никита. Хоть и было ему тогда четырнадцать лет, а норов имел упёртый, говорят как у деда. В церковь никогда с родителями не ходил, не знает сам почему, но с детства терпеть не мог. «Ведь и крещёный»- говорили бабы на селе. Но Никиту ни батькины тумаки, ни материнские слёзы не могли заставить идти вместе со всеми по воскресеньям в церковь. Может быть смерть Катьки, его старшей сестры так на него подействовала? Не знает он. Но мать, после того, как Катьку скосил тиф, над ним действительно тряслась, как кура над яйцом. Было тогда голодно, страна после революции из руин вставала, селу всю Россию кормить надо было. Катька всегда была слабенькой, в отличии от Никиты, вот и не осилила... На диво всем Никита оправился, но стал настоящим повесой. Где драка, там Никита, где разгул, там Никита. Дед только смотрел на всё это, кряхтел, да плевался. Батька пару раз с ним сшибся, да плюнул. Только мать, отмывая очередные ссадины, приговаривала: «Ох, сыночка, Никитушка, когда ж ты взрослеть начнёшь?»
Теперь он, Никита, сидит у кровати матери и не может понять, как его мать крепкая сильная женщина в раз сгорела, как свеча на ветру. Никогда не жаловалась ни на что, иногда вздохнет, поморщится и всё. А теперь передним живой призрак его матери с чёрными кругами вокруг горящих изнутри красным огнём глаз. «Мама, всё будет путём. Мама, как ты мне говорила: верь в силу жизни своей! Вспомни, мама»- говорит Никита, играя желваками, ели сдерживая слёзы. «Я то верю, дак, хто за меня помолитси? Да так, штоб с верой?»- шепчет мать, и Никита съёживается от этого шуршащего горячего шёпота. Кто же может помолиться за нее, да ещё и с верой еже ли батьку в прошлом году бандюки порубали, дед на гражданской сгинул, бабка вместе с Катькой от тифа померли. Кто? У батьки, то родни кроме них самих никого и нет. Нашёл его дед в лесу, привёл домой, да так он у них и остался приживалой с пяти лет. Когда спрашивали, говорил что был с мамкой, заснул, а когда проснулся никого. Потом в семье народилась мать. А когда выросли, отец на ней и женился. Дед был доволен, своего добра в доме хватало, батя был парень видный, здоровенный, работящий. Своей силищей Никита в батьку пошёл, а вот характером в деда. Такой же упёртый, горячий, порой до бешенства и разгульный. Дед-то женился поздно, пока не нагулялся и не образумился, да пока не встретил, как он говорил свою зазнобу. Всех это удивляло, но бабку, такую маленькую и тихую, он никогда не трогал. Катька, была страсть как на неё похожа. Дак, у деда на руках целыми днями висла... Где теперь все, никого. Только он да мамка.
Мать пошевелилась: «Сыночка, попить дай». Никите этой осенью будет двадцать семь годов, а всё сыночка. «Эх, мать. Я для тебя до седых волос всё сыночка буду», говорит Никита, но ворчания в его голосе не слышно, только нежность. Любит он мамку сильно! Когда дед, в отсутствии отца её лупил, Никита кидался на защиту, огребая тяжёлые тумаки деда, визжа от обиды и злости, он отстаивал мать. И дед отступал, сдавался. Когда Никита стал старше, то только один раз они схлестнулись с дедом, после этого он больше мать не обижал.
Прошаркав по избе, загрёб жестянку, зачерпнул воды из кадки. «Мамка, ты это, в жисть-то свою верь, я завтра в церкву схожу», говорит Никита, придерживая голову матери и поя её водой. «Я за тебя, мамка, с верой молиться буду, а ты тоже верь!» Но как, как молиться, то. Ведь ни одного слова из молитв он не знает.
Так, сидя на табуретке, прислонясь к стене он и уснул. И видит он лес, но этот лес парит в небе, а тропинки в нем из облаков! Идёт Никита по этой тропинке и выходит на поляну. На этой поляне цветов, видимо, не видимо! Да все такой красоты, аж дух захватывает. Он идёт дальше, а цветы ему кланяются, кланяются. Тропинка снова уходит в лес, а вместе с ней и Никита. Шёл он, шёл и оказался на берегу озера. Озеро спокойное, широченное расстилается белой гладью. Присел, любуется. Вдруг видит, на той стороне из лесу мужик вышел, да прямо по озеру к нему и идёт. Вскочил Никита, как ошпаренный, сердце колотится как бешеное, даже в ушах стучит. Мужик идёт спокойно, даже брызг нет! «Господи», говорит Никита.
«Да сын мой, это я», несётся над озером.
Никита стоит, окаменев, поверить не может! Сам Господь идёт к нему на встречу. Подошёл, встал перед ним. И такое умиротворение охватило Никиту, такая лёгкость души, вся тяжесть, что висела на ней тяжким грузом, враз исчезла.
«Когда же ты Никита, взрослеть начнёшь?», спрашивает Господь.
«Господь, дак я уже давно взрослый! А тебя я за мать просить хочу!»
«Проси!»
«Господь, а ты сам разве не видишь. Она же как святая. Она же такая... Эх, Господь, словами не выразить какая она!»
«Я это знаю».
«Тогда почему ей так плохо? Почему? Верни ей здоровье и силу!»
«Не могу, у нас уговор».
«Уговор, какой такой уговор?»
«Помнишь, когда тебе было четырнадцать, с лошади упал?»
«Ну да, конечно помню, как же можно забыть».
«Так вот мать твоя просила за тебя, молилась денно и нощно. А не мог я оставить тебя, ну не мог. Так, когда она это поняла, то стала молить, что бы ваши жизни обменять. Только просила не забирать её сразу. Тебя просила на ноги поставить. Время пришло. Хоть ты и вырос, но не повзрослел, грешишь, а время пришло. Ты её только расстраиваешь, я её забираю. Ты правильно сказал, твоя мать чистейшей души женщина».
«Но это не справедливо, как можно вести такой торг. Ты же великодушен. Оставь её не забирай. Причём здесь мои грехи, я сам за них буду платить!»
«Да, ты платить за них будешь сам. Но горечь утраты откроет тебе глаза на самого себя. Страдая сам, ты будешь только злиться, а видя страдание своей матери, ты будешь именно страдать. Твоя душа, не ты, будет плакать».
«Ты не великодушен, ты жесток!»
«Вовсе нет. Это жизнь. В ней человек познаёт добро и зло, любовь и ненависть, богатство и бедность, шумную славу и горькое одиночество. Это всё испытания посланные вам, людям».
«И кто их посылает, ты?»
«Подожди, не перебивай! Твоя горячность всегда мешает».
«Нет перебью! Как ты такой справедливый и великодушный мог принять от неё такую жертву, как жизнь! Как?»
«Её любовь к тебе сотворила это. Я не принимал никаких жертв. Это обстоятельства».
«Вот это фокус! Обстоятельства! Здорово сказал! Я требую изменить обстоятельства! Всё должно быть с точность до наоборот!»
«Ты понимаешь, что ты просишь?»
«Да. Как я смогу жить с этой правдой? Мамка для меня самый дорогой человек. Да ты и сам это знаешь...»
«Не могу... Есть обстоятельства...она не сможет перенести такую утрату, ты об этом подумал? Как же она совсем одна?»
«Как же она совсем одна? Тогда, коль ты столь кровожаден, забирай нас обоих. Я говорю тебе, Господь, с этой правдой я не жилец...»
Господь спустился к воде и долго ходил по ней вдоль берега. Никита присел на берегу и смотрел на белую гладь озера, душа пылала и жгла нутро, видимо, что бы затушить этот огонь на лицо ему полился дождь. Он лился и лился, жар действительно от этого утихал. Потом Господь повернулся и сказал: «Наверное, я был жесток, но это жизнь, это испытание. Живите с миром, любите друг друга, радуйте друг друга». Он перекрестил Никиту и пошёл обратно, на другой берег. Никита смотрел ему в след и не мог разобраться в тех чувствах, которые захлестнули, не мог поверить во всё произошедшее.
Силуэт Господа исчез в лесу на другом берегу, так же как и появился.
Постепенно до него начал доноситься голос матери: «Никитушка, сыночка, Никитушка».
«Мама», проговорил он и проснулся.
«Сыночка, Господи, ты плакал во сне! Я так испугалась!»
Действительно, он сидел на табуретке, весь мокрый от слёз. Никита, впервые в жизни плакал...
Через месяц они с матерью в воскресенье вместе шли в церковь. Всё село дивилось, что случилось с Никитой. В один день его как подменили. Парень стал просто золото. А мать его поразила всех ещё больше! Стояла одной ногой в могиле, и пошла на поправку. Чудеса Господни, да и только. Правда бабы говоря, что сколь же напастей может сыпаться на одну семью. Вот Господь и смилостивился. Сам Никита, про сон-то молчит, никому не говорит. Да народ-то и не поверит! Скажут, дескать, как к безбожнику мог сам Господь явиться. А вера-то все-таки она в душе. Бывает так глубоко, что и сам человек порой не знает, а она есть. А у другого наоборот, только видимость её.
Пройдёт ещё несколько лет и Никита встретит свою зазнобу. Женится, народит детей. Будут они жить в радости и любить друг друга.
Чудеса Господни, да и только.