Сирень

рассказ

   Акимов знал, что путь человека не усыпан розами. Действительность не оставляла ни малейших иллюзий по этому поводу. Скандалы дома, полу-голодное детство, привычная нищета, шпана во дворе, хулиганы в школе, выбитые стекла, крашеные коричневой краской двери, грязь, грубый юмор, жестокость, издевательство над слабыми, над женщинами, наколки, тюрьма, армия, пьянство - какие там розы...
   Умер дядя Саша, выносили на полотенцах. Сначала вынесли крышку гроба, потом по узкой лестнице в вертикальном положении гроб, привязав покойника полотенцами, чтобы не вывалился. Акимов понял: народу много и на всех просторных домов и квартир не хватит. Когда-нибудь его тоже снесут вниз, помянут и забудут. Какие-то слова, неясные мысли, сумеречные желания и... жизнь кончится. Его стали одолевать мысли об украденной у него жизни. То, что казалось важным месяц, неделю назад - теряло смысл и доверчивый оказывался обманут. Слова превращались в обрывки пожелтевших газет, старые новости. Дядечки, обещавшие нечто в будущем, прожив свой век хорошо питаясь и имея просторное жилье, исчезали. Верить никому было нельзя. Все старались найти выгоду, использовать. Когда он встретил Варю, то хотел понять какая ей от него выгода, в чем она хочет его обмануть. Варя была тихая девушка из поселка, где жили рабочие молзавода, мебельной и швейной фабрик. Она снимала комнату у старушки Никифоровой, которой принадлежал темный бревенчатый дом. Сруб, придя с войны, поставил муж - надеялся пожить с ней в новом доме, иметь семью, детей, но, вскоре, умер.
   В палисаде рос большой куст посаженой им сирени и, весной, ее запах проникал в комнаты. Нежные бело-фиолетовые гроздья весенними ночами мягко стучались в стекла, напоминали старухе о любви раненого под Ржевом артиллериста и она беззвучно плакала.
   За домом был небольшой огород и сарайчик для коз, которых она пасла у железной дороги. Козье молоко покупали туберкулезные и так она кормилась.
   Когда Акимов пришел к Варе, старуха возилась на огороде. Она глянула на него из-под старого шерстяного платка и пошла к сараю. Он вошел. Варя вышла из своей комнаты заспанная и улыбнулась. В окно, заслонив свет, заглянула коза, ловко встав передними копытцами на подоконник и ее светлые выпуклые глаза смотрели на Акимова весело, нахально и распутно. Старуха отогнала ее и ушла с козами к железной дороге.
   Акимов подошел к столу, поставил на клеенку бутылку портвейна и весело спросил:
   - Стаканы у вас в хозяйстве есть?
   Варя растеряно улыбнулась, подошла к кухонному столу, ополоснула и принесла два стакана - один граненый, а другой круглый, тонкий, с вытершимся золотым ободком. Он открыл бутылку, разлил. Подмигнул ей, короткими быстрыми глотками выпил, поставил стакан и посмотрел на нее:
   - А ты чего не пьешь?
   - Я немного... Я ведь и не пью.
   - Боишься захмелеешь? Это не водка, от него не опьянеешь. Я вот конфеты взял. Совсем забыл! Немецкие. Наши, конечно, лучше, да небыло. Ты какие конфеты любишь?
   Она была младше его на пятнадцать лет. Ему сорок, ей около двадцати пяти. Гладкая прическа, серые глаза, красивые руки, старенькое ситцевое платье, тихая серьезность смирного человека. Что ему в ней?
   - Ну, Варюха, рассказывай что ты любишь. Клубнику любишь со сливками?
   - Не знаю... Я особо не переборчива. Что есть, то и ем.
   Она чертила на клеенке безымянным пальцем по натекшей от стаканов воде.
   - А меня?
   Она посмотрела на него:
   - Зачем я вам? Я, можно сказать, перестарок. Много молодых девчат - вечером идут с дискотеки - смеются, кровь играет. Я, Федор Николаевич, ребенка хочу. Чтобы был у меня мой ребенок. Но для этого мужчина нужен, близкий человек. Чтобы он был здоровый, без изъяна. Не пьяница, не дурак. А мужчины в моей жизни нет. Одна я ребенка содержать не смогу. Вы тоже на себя такую обузу взвалить не согласитесь. Любви ко мне у вас ведь нет... Что же без любви-то?
   Акимов смотрел на нее. Среди фабричных он никогда не встречал такой беззащитной, печальной бесхитростности и открытости. Такую и обмануть грех. Не было в ней огня, чтобы зажечься, овладеть ею, иметь детей, пожить взахлеб, прежде, чем снесут на полотенцах добрые люди. Не было беспутного козьего очарования от легкой и беспечальной жизни.
   - Ты хоть любила кого?
   Она посмотрела за окно на идущий к закату день, подумала:
   - В восьмом классе мне один мальчик нравился, но потом родители его уехали и больше я его не встречала.
   - А ты ему?
   - Не знаю. Мы ведь дети были. О таких вещах не думали. Да и что там было - два раза в кино сходили, на лавочке посидели... вот и все.
   - А сейчас ты его вспоминаешь?
   - Да нет почти... Столько времени прошло. Целая жизнь. Только во сне иногда вижу будто я в школе.
   Акимов вдруг почувствовал себя ненужным и несчастным. От дешевого вина появилась неприятная тяжесть. Рабы, черти, рабы. Безвольные рабы. Приходи кто хочешь, делай с ними что хочешь - безропотно отдадут последнее, не будут драться за свой кусок. Что же это? Безволие? Брезгливость? Особость какая-то? Он стал играть пустым стаканом, прищурившись смотрел на него и спросил:
   - Ну так сладится у нас с тобой? Я ведь к тебе всю весну ездил, а ты ни да ни нет. Ты давно не школьница, должна знать что тебе надо. Спонсором, конечно, быть не обещаю, но какую-то материальную поддержку могу оказать. А ребенок - это уже разговор другой. Найдешь парня, выйдешь замуж. Денег особых у меня тоже нет - чего ее плодить нищету-то...
   - Зачем я вам... Если для потехи - какая со мной потеха...
   - Что-то в тебе есть, а что - не знаю. Не такая ты, как другие. Их вон на каждом углу на рупь ведро. И не говори мне "вы" Сто раз тебе говорил. Забыла?
   Ее сны задели его. Вот ерунда, ей-Богу!. Двадцать пять лет дуре, за душой ничего и, вишь ты - какие-то сны смотрит. Он сжал зубы, на скулах появились желваки.
   - Хорошо. Я просто не привыкла. Если хотите, буду говорить «ты». Я что думаю: когда счастья нет – не счастье.
   - Ладно, хватит, "счастье", "несчастье"... Пошли!
   Он встал, взял ее за руку и потянул в комнату. Опустив голову, она пошла за ним.
" Путь не бывает усыпан розами..." – подумал он. Не был для него, не будет для других.
Страны третьего мира – это состояние души, когда всех обокрали.
   - Ты хоть соври, что любишь меня… - тихо сказала Варя.
   Из приоткрытого окна донесся нежный запах сирени.
   - Ну... – хрипло сказал он.
   Вдалеке по-разбойничьи свистнула электричка и в зеркале он увидел себя, Варю, вспомнил бесстыжий взгляд козы - в этом взгляде было то, что мужчину привлекает в женщине, если нет любви – легкомыслие и доступность. Что ж... он возьмет, вырвет у улетающей жизни кусок своего не счастья.