Давай поженимся. гл9. Великий октябрь

                ***
     Казахстан, та его часть, что вокруг Туркестана и южнее, для русского и прочего европейского люда отличался от их родных мест  удивительной  стабильностью в погоде – весна, все лето и осень – ни единого дождя,  все лето жара и валивший с ног ветер, каждый следующий день копия дня прошедшего. Лер забирался на второй этаж своего (он уже почти месяц как назначен начальником)   растворобетонного узла, совал   голову в бак с водой, спускался вниз, и тут же появлялось желание повторить процедуру.
 
     В начале весны вся  бескрайняя степь покрывалась  плотным ковром тюльпанов, потом, когда отцветали тюльпаны, на смену им приходили маки –  такой огромной площади до самого горизонта покрытой красным цветом, Лер не то что никогда не видел, но и поверить не смог бы, если бы кто рассказал. Но цветы, как внезапно появились, так и внезапно и исчезли, как никогда и не было, вместе с ними исчезли и множество ежей и черепах, через год все они появятся снова, а вот где они будут целый год, где будут скрываться и как будут выживать, Было непонятно.  Ребята из экспедиции варили черепаховый суп, Лер даже пробовал суп, но черепаху есть не решился. Из черепаховых панцырей делали пепельницы. Курили здесь все, и девушки курили тоже.

     А почему бы не устроить вылазку на природу. Смешно! Даже мысль эта   казалась  неуместной – откуда взяться здесь природе?! В том смысле, конечно, как понимаем это мы. И, тем не менее, – поехали! 40 град тепла днем, ночью чуть меньше, но все равно в доме спать невозможно, узбеки спят на улице – этакий семейный плац на столбиках  обтянутый марлей – и свежо и комары не кусают, но то узбеки, мы русские созданы для преодоления трудностей, Лер, к примеру, ставил у кровати ведро с водой  и ночью смачивал туда полотенце и потом накрывался тем полотенцем, высохнет, снова смачивал, так до утра.

     Отсутствие природы, как ее понимали ленинградцы – лес, грибы, ягоды, речка,  не останавливало,  все-таки два выходных. Сборы были недолгие, а что собирать?! Раздобыли   грузовик,  погрузились и вперед, на природу, какая есть. Нашли даже озеро, небольшое и даже с водой. Вокруг озера была такая же степь, как всюду, но у самых берегов росло что-то наподобие камышей, наличие зелени радовало.
Что есть главное во всех вылазках? Конечно самое главное это костер, потом уже все остальное – водка, песни, байки разные и всякое такое, что может быть только при костре.  Костер развели сразу, еще засветло: во-первых надо было еду готовить, во вторых, а может быть именно это  и во-первых – всем хотелось выпить, водка уже была выставлена  в теплую воду пруда охлаждаться, все копошились, чем-то себя занимая.  Лер тоже копошился, пытаясь устроить себе ночлег так, чтобы для сна не  уходить от костра , еще он  в порядке общественной нагрузки чисти картошку, бросая очищенные картофелины в предусмотрительно захваченное с собой ведерко.  Как вдруг…

     Лер почувствовал  у себя в штанах ползание какого-то насекомого, ужасно брезгливый Лер максимально осторожно задрал штанину и вдруг увидел скорпиона , надо что-то делать, спасаться надо как-то. Все знали верное средство от укусов скорпионов и фаланг – надо пить водку, больше обычной  дозы в два раза. Лер тоже знал этот рецепт. «Водку мне», - завопил Лер, надеясь все же, что комаха его не укусила, ведь он не чувствовал никакого укуса, боли даже небольшой не было, но лучше перестраховаться и потому он  продолжал требовать водку. Динка,  молоденькая практикантка из Джамбула , тайно влюбленная в Лера, тут же побежала к озеру за водкой.

- Ну ка покажи , куда он тебя укусил, - сказал подошедший Вагер, в то время как Мишка взял насекомое на изучение приблизив себя и его к костру.

- Да я не знаю, - сказал Лер,- наверное в ногу, он же там был, а, если даже не укусил, все равно рисковать я не хочу, придется пить.

- Не придется, - это Мишка отодвинулся от костра, и показывал насекомое, наколотое на французскую булавку, непонятно как у него оказавшуюся.- Это не скорпион, это,  … он применил вполне понятное, но не принятое к печати слово, сдобрив его еще несколькими такими же.  слова были сказаны   тихо, так  чтобы девочки не услышали. В этот момент подбежала Динка со стаканом уже налитой водки.   

- Вот водка, пей скорее,   - протянула  она стакан  Леру, в другой руке она держала отломанный только что кусок хлеба.

- Он еще успеет. - сказал Вагер, принимая от Динки стакан и отворачиваясь с ним от Динки. - Водки лишней нет, а больные мы все, потому и лечиться будем все вместе.

    Ничего не понимающая Динка, готова была расплакаться, ей было стыдно за товарищей, пожалевших какую-то там водку для спасения своего друга, ей было жутко от мысли, что  может быть с Лером, если он не выпьет эту дрянную водку, которая для него теперь лекарство.  Динка готова была броситься на Вагера и отнять стакан с водкой силой, но в этот момент подошла не без интереса следившая за происходящим Ленка, обняла Динку и стала тихо говорить ей что-то на ушко, потом они подошли к Мишке и стали рассматривать насекомое, которое только что  по его экспертизе из смертельного  скорпиона   превратился в обыкновенную комаху   хотя и с клещами.   Как жительница Джамбула, она еще со школы хорошо знала как выглядит скорпион,  а также  ядовитые пауки   фаланга и каракурт,  букашка, напугавшая Лера явно не скорпион. Динка успокоилась – обожаемый ею Лер, вне опасности.

     Уселись у костра, баранина была готова. Лер, как всегда сидел между девушек -  с одной стороны конечно же Динка, с другой Ленка.    Наливали всем поровну, потом девушки слева и справа отливали большую часть своей дозы к Леру в стакан, так вот и получилось, что за всю казахстанскую историю Лер пил  водку, а ничего другое там не пили, только полными стаканами. Однако пьяным так чтобы совсем не был ни разу за весь  казахстанский период – не на кого было взвалить ношу пьяного себя, Юлдаш же сам всегда упивался первым, да и не надежен Юлдаш, а больше и не на кого, потому и держал Лер состояние организма,  налитого водкой, вполне способным к рациональным действиям. Регулировалась дееспособность не уменьшением или ограничением выпитого, а каким-то неведомым прибором, спрятанным где-то внутри организма. Такая привычка была выработа в последний год студенчества, в период его неожиданной и надолго закрепившейся дружбы с Геной Савченко.
                ***
    Отвлечемся здесь  от казахстанского периода и вернемся немногим более, чем год, назад, ибо оно того стоит. Только год с небольшим прошел, как подружились Лер с Геной, но каким насыщенным был этот год, каким определяющим для них обоих и как крепко он связал их дружескими узами на многие годы.

     Невысокого роста («Как много в жизни потерял, что ростом мал», - любил говаривать Гена), но весьма привлекательной наружности чем-то похожей на Марчелло Мастрояни, особенно в «Брак по итальянски», он даже кликуху имел в институте  «Марчелло», чем гордился чрезвычайно, с таким же, как у Мастрояни, пробором в тщательно расчесанных и также, как у Мастрояни,  пропитанных бриолином волосах, Гена легко и беспечно провел в ХИСИ четыре с половиной года, пока преподаватели ведущих дисциплин не объявили ему, что пора отчитаться за весь объем знаний, который они ему, как и всем прочим студентам, дали и пока они не убедятся, что он, т.е. Гена Савченко, эти знания хотя бы удовлетворительно усвоил, не видать ему диплома, как своих ушей. Мозги Гены были совершенно не поражены знанием наук, которые были определяющими в его профессии, как, впрочем, и другими.   Кроме, разве что, современной музыки. Музыку Гена не только любил, но и пользовался ею для небольшого заработка, играя на танцах вместе с коллективом, как они себя называли «лабухов», сыгравшихся в одном из клубов города, клуб находился прямо в доме, где Гена жил. 

     Их знакомство и в дальнейшем близкая дружба случились из-за железобетона, т.е. конечно, не  собственно железобетона, из которого построен «Госпром», а науки под таким названием и которая для строителя одна из первейших. Вот  доцент Попович, преподаватель этой первейшей науки,    первым и прищучил Гену, когда тот пытался всучить ему чертеж курсовой работы, доблестно и без всякого понимания  скопированной через «дралоскоп» ( прибор для копирования чертежей – стекло под ним лампа, на стекле   чистый лист  ватмана, под  ним оригинал, лампа просвечивает,  остается только поверх линий оригинала  наводить свои линии  на чистый лист).

    Вот тут-то и схлестнулись до сего времени нигде не пересекающиеся судьбы.  Казалось странным, что единственные два человека, жившие далеко от центра, в поселке ХТЗ, за пять лет поездок в институт ни разу не пересеклись, хотя, что странного? - жизненные программы каждого из них имели совершенно разный настрой, потому и разный режим: Лер при всех развлечениях все-таки  основным считал учебу и постигал науки, хотя и без фатализма, но с необходимым  усердием, он мог опоздать на последний час последней пары, но он каждый день ездил в институт и жил институтской жизнью.

     Гена же видел в институте  один из способов развлечения и, не утомляя себя науками, он довольно легко дошел до 5 курса: женщины – преподаватели ставили ему тройки, как смазливому мальчику, компенсирующему незнание наук необычайной любезностью и деликатностью, что не так часто встретишь у студента, мужчины-преподаватели ставили тройки, понимая что его незнание настолько глубоко, что совершенно бесполезно ждать, когда оно превратится хоть в какое-нибудь знание. От особо жестких и принципиальных преподавателей, как, например, зав кафедрой математики Каплан Илья Абрамович, который заявлял на всю аудиторию «Я разгоню эту очередь за дипломами», судьба Гену хранила.  Так  он  преодолевал один курс за другим безо всяких усилий и совсем не отягощенный каким – либо знанием по институтским наукам. На курсе он был любимчиком девочек, с ним охотно общались самые стильные урбанистские ребята. 
 
     Но вот на последней сессии, словно три богатыря, встали перед Геной доценты трех самых главных строительных наук, и потребовали отчитаться по полной программе, если не сейчас, так они согласны ждать и до следующего года, они    считали, что можно не знать многое из институтской программы, но профильные науки хотя бы на тройку знать надо. Гена не возражал, он понимал, – знать надо, но как все это узнать и в такие сжатые сроки.
Леер был в аудитории, когда Попович завернул Гену со  скопированной через дралоскоп курсовой работой, он во всех красках представил себя на его месте.

- Может помочь? – сказал он.
- Да, но ты же слышал – он дал мне индивидуальное задание,   содрать не у кого.
- Слышал. Ты где живешь?
- Далеко я живу.
- Это где?
- На ХТЗ.
- А в каком месте?
- Ты там все места знаешь?- с иронией сказал Гена, он знал прекрасно, что из его однокурсников, да и вообще всех студентов ХИСИ. На ХТЗ почти никто не был ни разу.
- Я живу там.
- Надо же! Тогда в конце Мира.
- Далековато  от меня, минимум полчаса ходьбы.
- А ты где?
- На Фрунзе, - и добавил: поселке, - он вспомнил, что есть еще с таким названием улица.
- Частный сектор?
- Он самый.
- И как мы сорганизуемся? Ты ко мне или я к тебе?
- Мне ведь тоже надо делать свое задание, - рассуждал вслух Лер, - у тебя есть вторая чертежная доска?
- У меня и первой нет, я всегда в общаге чертил, ребята давали мне доску, а чаще всего через дралоскоп. 
«Так может и сейчас иди в общагу, там кто-нибудь поможет»,- подумал Лер и сказал:
- У меня найдется вторая доска, я сам черчу на комбайне, а доска свободная, так что можем у меня, да и все  учебники тоже, хотя…как хочешь.

     Решили попробовать у Лера. 
Все получилось, как нельзя лучше,  стерильный мозг Гены схватывал быстро и  даже начал испытывать интерес к железобетону, металлу и деревяшкам,   особенно полюбил он сопромат, Лер умел раскрыть красоту жестких функций и оживить их наглядными примерами из жизни.  Однажды, когда они дозанимались уже до потемок, Гена завораживая взором широко открытых зрачков спросил: «А ничего если я у тебя заночую, а то поздно уже домой идти». Сказать «нет» было не в характере Лера, да и веселей вдвоем. Вот только кровать одна, и не кровать даже, а кресло-диван.
Ночевки вошли в систему.  Гена поселился у Лера надолго. Спать  на узком диване они приловчились так : один лежит на спине, второй на боку, потом меняются позами, и все это в глубоком сне.

     Здесь Гена  получал пищу умственную и не только умственную, у него был хороший аппетит.   Воспитанный на русской классической литературе, где все время угощают и притом бесплатно, Лер не задумывался, что маме его  кормить еще один рот, причем такой, что в стакан чая сыпал десять ложечек сахара, было накладно, да и неловко как-то говорить о еде.  А то, что в русской литературе угощали  и угощались совсем не простые и совсем не бедные люди, тянущие от зарплаты к зарплате, это Лер не приметил, а и приметил бы, - все равно брать деньги за еду, он ни за что не смог бы.

     Как-то совершенно случайно, они и знакомы то были вскользь, встретились мама Лера с Гениной мамой. Поговорили о детях, о чем еще! О погоде, пора расходиться, на прощание Генина мама: «Вам же хватает тех денег, которые я передаю с Геной на еду? Правда, сейчас он реже стал ночевать у вас». - «Да, конечно», - сказала мама Лера, еще не             понимая смысл сказанного, - какие деньги?! А когда,   сгорая от стыда: ей невероятно стыдно было за всех: за маму Гены, которая уверена, что оплачивает еду сына в чужой семье, за Гену, который вот уже без мала  год ни копейки не давал за свою еду, при том деньги от мамы получал, но больше всего стыдно ей было за себя, что она оказалась свидетельницей  этого кругового обмана, ей всегда было неловко в подобных ситуациях.  Не в ее характере было ставить точки над і, она ни за что не скажет об этом Гене… а вот сыну… не удержится - скажет. Но все равно ничего не изменится.

     Чтобы лучше понять  Генину натуру,   стоит вспомнить один из его или его жены  день рождения, отмечаемый лет так через пять и больше. Ведь со временем люди не меняются – они только костенеют в своих нравах и привычках.  Не весь день рождения, а только один эпизод, когда Гена наполнял тарелки приготовленной в честь этого дня курицей. Курица, надо сказать  в те времена считалась почти что роскошью Ножку куриную Гена клал своей жене Эле, вторую ножку – себе, гостям крылышки и  члененный на части корпус.  Когда же ему доводилось быть  в гостях , он довольно энергично заботился о наполнении своей тарелки сам, и всегда успевал заполучить лучший кусочек. Таков был Гена.

    Говорить о Гене можно много, можно рассказ написать о нем, его любимой девушке, похожей на красавицу Анастасию Вертинскую, которая ждала его год из тоже Казахстана. Чтобы сказать «нет» и уйти из его жизни навсегда. Много можно говорить о Гене, о его жизни, как много можно говорить о жизни каждого.

    Однако  мы обратились к Гене   по   причине  отработанного до тонкостей  его с Лером умения пить вместе так, чтобы   всегда кто-то из них оставался более трезв. Пить во время сессии, потом диплома приходилось не то чтобы часто, но отметить сдачу экзамена дело святое.

    Студентами они всей своей  группой  приходили в ресторан, заказывали очень скромную еду, а водка была в пеналах – это такие цилиндры для чертежей.  И всегда во время подобных застолий в ресторане или , что чаще было, в общаге Лер и Гена так уже знали, чувствовали друг друга, что стоило одному из них  запьянеть больше, как другой, замечая это, переставал пить, а ведь, когда они не оставались ночевать в общаге, и приходилось ехать домой непонятно на чем (потому что транспорт общественный уже не ходил) и в другой конец города. Пили они так же согласованно, как спали на узком диване – у каждого своя поза. Своя миссия.
Здесь с Геной расстанемся, он тоже в Казахстане, только северном, и если Лер ехал к любимой девушке, то Гена, куда послали, туда и поехал, ему было все равно. Не все равно было только ректору ХИСИ, который пообещал на каком-то высоком собрании укомплектовать Казахстан строителями.
               
                ***               
       Утром после изнуряющего сна на работу, какой там завтрак!  - опоздал кругом.  В подсобном производстве, начальником которого был назначен Лер, было два   производства – это деревообрабатывающий цех и растворобетонный узел, которые находились  минутах в 20-и ходьбы, друг от друга и, когда Лер приходил  в деревоперерабатывающий цех, все должны были думать, что он   только что был на растворобетонном узле и наоборот.

        Сначала художником, теперь вот это производство, совсем не по его специальности инженера-стрителя, к тому же единственного на все управление. Хотя  на эту должность Лер был назначен временно, пока будет в отпуске настоящий начальник этих подсобных производств Мадатьян , армянин, мужик тертый и хорошо знающий все подпольные тонкости  строительного производства в здешних местах.

        За Мадатьяном числилось большое количество строительных материалов, в основном  лес и  цемент.  По всем правилам Лер должен был бы пересчитать все материалы, что переходили к нему от Мадатьяна и только после этого начинать что-либо производить из них , но Мадатьян, улыбаясь во весь золотой рот, сказал: « Не надо ничего считать, вот как передаю, так через месяц и принимать назад буду». Лер, по природе своей человек доверчивый и не представляющий, как   можно обманывать людей, конечно же согласился, не согласиться для него значило обидеть, едва ли не оскорбить замечательного и так открыто улыбающегося армянина к тому же еще парторга. « В том складе, что в степи стоит одиноко, цемента под самый потолок», - сказал Мадатьян. Когда понадобился через неделю цемент. Лер открыл склад – цемента не было ни грамма, склад был выметен подь  чистую. «Наверное, Мадатьян не знал или забыл, что цемента нет», - подумал Лер, не придавая особого значения этому, как ему казалось, пустяку. Не специально же он все это подстроил.

       Молодой  специалист, прекрасно знающий сопромат и строительное производство, но совсем не обученный  противодействию  обычному воровству и  всевозможным совсем нехитрым  махинациям, ничего не знающий о подлости и не представляющий, как можно обманывать своих коллег, товарищей,  не мог даже подумать плохо о  ком-то из них, а уж о том, что его обворовывают совсем не допускал мысли.

     А между тем его продолжали обворовывать  и делать это открыто, ни от кого не скрывая. Это было понятно каждому не такому юному и доверчивому, как Лер.  Как опухоль, росла «недостача» Лера, так называлась разница между тем, что за ним числилось по документам и тем, что было в наличии, т.е. на самом деле.  Начало этой самой недостачи положил, как уже понятно, Мадатьян, когда уговорил Лера (и без особого труда) принять от него на свой  баланс  , как уже мы видели на примере цемента, то,  чего не было, и не было много. 

     По мере производства, чем больше цеха Лера делали продукции, тем больше становилась его «недостача». Все сырье, которое поставлялось для производства бетона, раствора, окон, дверей, заборов и дворовых туалетов (они как раз здорово выручат, когда нужна будет помощь),  все поставлялось с большим преувеличением объемов – там, где была одна тонна цемента, Лера уговаривали подписать две, где было три куба леса, Лер подписывал шесть. « Здесь меньше, в другой машине будет больше, некогда мне точно высчитывать, где сколько, - говорил ему казах-снабженец, - все равно весь лес к тебе привезу, куда мне его девать!» «Действительно, - думал Лер, - куда ему девать лес, цемент, никуда все это  не денется, привезет все, не сейчас, так позже».

     Так думал Лер,  его совсем не тяготила растущая недостача, ведь он ничего   не украл, значит все найдется и  бояться ему нечего, постепенно все утрясется, снабженец довезет то, что у него на складах в Туркестане, и баланс Лера выровняется. Но чем больше делали цеха Лера окон и бетона, тем больше становилась его «недостача».

     Лер уже начал задумываться над таинством исчезновения тонн цемента и уже десятков кубов леса , а не дурит ли его этот хитрый казах, который то не везет ничего, то устраивает беспрерывный поток машин – физически невозможно сосчитать объем груза. Особенно, когда касается леса – там ведь надо каждое бревно, каждую доску замерять. «Что-то здесь нечисто, - стал понимать Лер, - надо бы проследить за этим мошенником, - а в том, что казах-снабженец мошенник, сомнений уже не было. – Надо бы вывести его на чистую воду». И, возможно, вывел бы, и снабженцу пришлось бы туго, но….

     Мадатьян неожиданно решил вернуться из затянувшегося отпуска, и первым делом при приемке цехов назад в свое ведение, Мадатьян устроил подробную ревизию: он пересчитал весь цемент до килограмма и до щепки пересчитал весь лес – доски, бревна, готовые изделия. Два вагона леса и почти вагон цемента недоставало Леру, чтобы приход сходился с расходом.

     Как раз в этот момент, когда  Лер передал, точнее вернул, Мадатьяну его цеха, появилась удобная возможность уволиться по собственному желанию, пока   он не получил новую должность. Лер написал заявление, начальник управления, зная о стремлении Лера уехать домой, идя ему навстречу, заявление подписал,  но документы, а это была трудовая книжка, Леру не отдавали по причине пока что не закрытой его «недостачи».

     Лер прилагал немалые усилия по закрытию недостачи, он списывал максимально допустимое количество материалов на произведенные бетоны, строительные растворы, окна и двери; поражало, что  особенно много леса  по нормам тратилось на туалеты.  В свое время, когда эта норма утверждалась, дальновидному  Мадатьяну удалось удвоить количество досок необходимых для постройки туалета и создать тем самым себе постоянный и не малый доход, совершенно не законный по факту, но абсолютно не подкопаешься по бумагам.   Несмотря на все  бумажные усилия Лера, «недостача» его продолжала оставаться огромной. Юлдаш шутил, что Лера надо отпустить домой, нетто в стране леса не хватит.

     Оптимизм и вера в неуязвимость, несмотря на абсолютную непричастность к хищениям, при виде спокойно улыбающихся Мадатьяна и казаха–снабженца сильно поубавились. Тюрьмой потянуло из горячих степей Казахстана и от этого духа становилось не по себе.

     Лер всей шкурой ощутил  безысходность своего положения, - чужая страна, все чужие и говорящие на чужом языке люди – они при тебе   тебя же обговаривают, нисколько того не стесняясь, бросают взгляды в твою сторону и ухмыляются, - да, это не греки, где из-за двух русских вся свадьба говорила на русском языке. А ты стоишь, улыбаешься, как дурак, и ничего не понимаешь.

      Все  понимали, что Лер не  причастен к исчезновению огромного количества досок, цемента и прочих материалов. Понимали, и помогали       как могли. Узбек из производственного отдела, оформляя очередную бумагу, уменьшающую  недостачу Лера, каждый раз слезно просил об одном – просил, чтобы Лер написал ему письмо, когда приедет домой в Харьков. Уж очень хотелось узбеку, никогда дальше Чимкента не бывшему,  почитать письмо из далекого и недоступного   его фантазии  огромного города , в котором нет узбеков. Лер обещал и вполне искренно, но до письма ли   ему будет, когда он вернется в Харьков.

     Так и повисла в степном пространстве  судьба Лера еще  выполняющего обязанности начальника производства окон и бетона, но уже уволенного, а значит не получающего зарплату, но еще не имеющего разрешение на отъезд по причине задолженности государству большого количества леса и цемента, украденного, как это уже понял   Лер, Мадатьяном и казахом-снабженцем.

     В стране, где все абсолютно государственное, для Лера было только два пути выбраться из создавшейся ситуации – первый это под суд за хищение народных ценностей и в тюрьму, второй, более гуманный, устранить «недостачу» на бумаге. Бумажный вариант со своей стороны Лер исчерпал полностью, ничего больше своими силами он не мог сделать, он продолжал заходить к начальнику с просьбой помочь разобраться в его ситуации, но начальник всякий раз говорил примерно одно и то же:  «Подожди, сейчас некогда». А время шло. На дворе стоял октябрь.
 Действительно было не до Лера – приближался самый большой советский праздник – 50 лет со дня Великой Октябрьской революции. Это всегда большой праздник, а тут еще и такая круглая дата. 
                ***
     В кино Лер пошел сам, Юлдаш не захотел. Но кино в этот раз не привезли, и Лер вернулся домой. Дома он застал большую компанию из экспедиции – все с Юлдашем вместе сидели на кроватях и Юлдаш пел свою любимую «Парамонову:  «… как приехала, привет ей анонимочка, там на снимочке сидим я и Ниночка…».  Лер заметил среди гостей новое лицо, лицо было женское, они познакомились.

     Девушку звали Галка и она тем от всех отличалась, что была здесь на рабочем своем месте вместе с  трехлетним ребенком. Работе ее ребенок не мешал, а когда надо было за ним  присмотреть, желающих  было предостаточно.  Мужа у Галки не было, сама она была из Джамбула, там жили ее родители, вывезенные сюда во время войны, да так здесь и оставшиеся. Она  могла бы оставить ребенка с родителями, но не хотела, она очень любила сына и таскала его за собой по всем экспедициям. Вот и сейчас она должна ехать в Кзыл-Орду, буквально через пару дней.

     Взаимное притяжение Юлдаша и Галки  проявилось как только они увидели друг дружку, начиная с того вечера на кровати.  Разные женщины были тогда на кровати   - красивые, очень красивые, разных возрастов, разных интеллектов, не считая Ленку их было целых три,  но стоило  Галке только показаться  в гуще друзей и подруг, как мгновенно, какой-то неведомой силой все внимание Юлдаша принадлежало ей, да что там внимание, он полностью от пят до головы ушел в мысли о ней, а когда она уехала в Кзыл-Орду, стал совсем невыносим.

     «Что ты страдаешь, - сказал Лер,- напиши ей письмо, и тебе легче станет, я так все время делаю, пишу Анке непрерывно, потом, когда накопится несколько листов,  отсылаю, да и Галке будет приятно».  Юлдашу эта  мысль понравилась, но беда в том, что он абсолютно не умеет писать письма и никогда это не делал, он общался только вживую или по телефону.  «Вот, если бы ты за меня написал»,- робко предложил Юлдаш Леру. Так Лер начал писать письма и Галке, запасов его любовной энергии вполне хватало, Юлдаш был в восторге, он переписывал своими каракулями тезы Лера слово в слово и отсылал любимой.

     Октябрь шёл на убыль. Степь была такая же голая и выгоревшая на солнце, как и летом, дождей не было, все было, как летом, от бескрайних просторов одолевала такая же тоска, только поубавилась жара, особенно ночью.  Те немногие совсем еще молоденькие деревца, которые посадили строители, на фоне бескрайней степи совершенно не влияли на производимое природой впечатление.

     Приближался праздник,   несколько  нерабочих дней сбегались вместе  и Лер с Юлдашем решили навестить своих друзей в Кзыл-Орде, конечно же, в первую очередь Галку.  Приготовления были недолги – всего одна поездка к Лиле и огромная дорожная сумка была полностью заполнена бутылками  различных алкогольных напитков, еду не брали.

    До Чимкента добрались обычным попутным способом. Дальше  ехали автобусом. В дороге настиг туман, да такой плотный, да еще ночью, что автобус  решил  дальше не ехать. Всех пассажиров высадили в совхозе Ильича. Высаженные пассажиры быстро рассосались  в селе, большинство из них сюда и ехали, остальные разбрелись по знакомым и родственникам.

      Из всех пассажиров только Лер с Юлдашем остались  на улице . «гостиницы здесь, разумеется  нет, но какой-нибудь дом для приезжих должен же быть». - рассуждал вслух Лер. - Давай искать». «Давай искать», - отвечал Юлдаш и они отправились искать себе ночлег, спросить было не у кого, потому что ночь и на улице людей не было . путем логического мышления два интеллекта вышли на дом для приезжих, но только для того, чтобы удостовериться, что дом закрыт наглухо и никаких приезжих здесь нет.

    «Есть хочется», - сказал Юлдаш. «Мне тоже», - подтвердил Лер. И они отправились искать , где бы можно было поесть. Конечно же они вернулись на автовокзал, где были так спокойно и бесповоротно, а главное, безжастно высажены из автобуса. На вокзале в буфете они купили себе еду и уселись за столиком, чтобы поесть и за едой обсудить, что делать.  И если с едой они справились без проблем, то вопрос о ночлеге так и оставался висеть в темной и туманной ночи совхоза им. Ильича.

     За столиком недалеко от них в довольно большой компании греков поднялся шумок и греки как-то не по застольному оживились, они то и дело посматривали в сторону Юлдаша и Лера. « Похоже, нас сейчас будут бить,- сказал Юлдаш , выпуская дым от своего супер-вонючего «Спорта». В это время от греков отделился один не очень трезвый , это было понятно по его походке, грек и направился к нам. Подошел, поздоровался и предложил Юлдашу: « Давай выпьем». Юлдаш отказался. Лицо грека и без того довольно красное от выпитого, стало красное совсем, он уставился мутным взором своих  греческих глаз на Юлдаша и спросил: «Почему?» Он явно был обижен отказом Юлдаша.

     Тут Лер, прекрасно зная, чем заканчиваются отказы пьяному выпить с  ним, а заканчивается это всегда дракой, а здесь с греком целая компания, предложил: «Давай я с тобой выпью». Спасибо греку, согласился, они выпили, потом еще по одной, потом грек ушел к своей компании. Оттуда за ним все время внимательно наблюдали и, когда он вернулся, в компании началось оживленное обсуждение  чего-то Леру с Юлдашем непонятного.

     Напряженное ожидание чего-то нехорошего повисло в воздухе,  уходить смысла не было, да и куда! Утром автобус на Чардару, они решили дождаться его здесь, ничего умнее придумать не могли.

    Компания греков продолжала что-то обсуждать, направляя все свое внимание на парня, с которым Лер только что пил на брудершафт.  Вдруг один грек отделился от компании и направился к столику, за которым сидели Лер с Юлдашем. « К нам посол», - не преминул съязвить Юлдаш; «Хорошо, что не все  пошли, а то у нас стульев не хватило бы», - поддержал   Лер.

     Посол подошел вплотную:

- Здравствуйте, меня зовут Михаил, можно я присяду?
            - Присядь, - сказал Лер и взглядом  указал на стул.
- Я вижу: вы не местные, - сказал Михаил.
- Мы едем в Чардару, ждем автобус, - сказал Лер.
Юлдаш совершенно не был расположен к разговору, что Леру не нравилось, он хотел мирных отношений и понимал, что с  подвыпившими парнями это не так просто, и потому и на брудершафт пил и сейчас с этим Мишей вполне любезен.
- Так автобус будет только завтра и аж в 12 с чем-то.
-   Вот мы и ждем, - сказал Лер.
Гость обернулся на своих товарищей, потом сказал:
-  Я пришел предупредить, что вон тот товарищ, который уже подходил к вам, хочет с вами драться. Все его удерживают, но он не успокаивается.
- Как драться?! – искренне удивился Лер, - нас же двое, а он один. На самом деле с Лера  спало напряжение в ожидании конфликта , а еще больше настораживало и пугало возможность драки, или даже избиения его с Юлдашем всей этой компанией. Ну, а с одним они с Юлдашем как-нибудь справятся.
- Да он дурак, ничего не соображает, еще и пьяный, - пояснил Миша.   – А вы что и в самом деле будете сидеть здесь до автобуса? Ведь еще много времени, пока он придет.
- Нам спешить некуда, хорошо бы, конечно, полежать где-нибудь, да негде, - сказал Лер, взглянул в сторону греческой компании и добавил: - А этот твой приятель все никак не унимается.
- Давайте я вас уведу отсюда, а то этот дурак вырвется и еще в драку полезет, идемте ко мне, вина выпьем, выспитесь, пока автобус приедет, я здесь недалеко живу.

     Юлдаш с Лером переглянулись, идея им по вкусу, неожиданно, правда, но еще более по вкусу – они любят всякие неожиданности, особенно приятные. Не обсуждая предложение вслух, они приняли общее решение. За немногие месяцы совместного проживания, они научились без слов и молча понимать друг друга, да и как было не понимать, когда их желания и мысли сбегались вплоть до запятых, они до того сроднились, что даже зубная щетка была одна на двоих, правда, это  было недолго и не было  проявлением взаимной любви, а просто-напросто у Лера щетка стерлась, а взять новую было негде.

- Идем, - сказал Лер и встал.

    Встали Юлдаш и Миша,  потенциальный драчун был к ним спиной, он все еще размахивал руками и что-то эмоционально говорил. Все трое быстро вышли из светлой зоны буфетной  территории  и скрылись в теплой ночной тьме  поселка.
Не помню, говорил или нет о внешности наших путешественников.  Сейчас это будет важно, потому напомню: Лер и Юлдаш были совершенно не похожи внешне, но было у них нечто общее, что выделяло обоих из толпы и заставляло обратить на них внимание; разумеется, это борода. Лер обородатился давно, сразу по приезду в Икан, а Юлдаш, как только обрел свободу от Люси.

     Они шли, неспеша, как бы прогуливаясь, на улице ни души, ночь довольно светлая и очень теплая. Рот Миши почти не закрывался, он рассказал о своем совхозе, о казахах-пастухах, которые пасут огромные в несколько сотен голов стада овец. Стада состояли из овец совхозных и  личных пастуха,  пастух обозначит  рукой невидимую линию, она разделит стадо на две равные части: « Вот мои, а те совхоза». Также на свои и общественные делились стада лошадей.  У греков овец не было, лошадей тоже, они в основном занимались строительством и, конечно же, выращивали великолепные сады и  виноградники.

    Рассказывая  Миша то и дело бросал взгляд то на Лера,   то на Юлдаша, во взгляде читался интерес, какой бывает у скульптора, при осмотре глыбы мрамора.

 - Хотите, я вас подстригу? – вдруг ни с того ни с сего спросил он.
Друзья переглянулись: чего-чего, а стрижки здесь они никак не ожидали, да еще глубокой ночью и от этого говорливого грека.

- Да вы не думайте, - поспешил пояснить свое предложение  Миша,- я на самом деле парикмахер и работаю в парикмахерской, там и подстригу вас, если захотите. Мне очень интересно бороды вам подстричь, никогда еще не стриг бороды. А вот и парикмахерская, - Миша показал рукой на одноэтажный домик, стоящий на площади рядом с такими же небольшими одноэтажными домами. – Это наш центр, - он повел рукой, охватывая всю площадь небольшую, но ухоженную. Так что! Согласны?

- Я согласен,- сказал Лер

- Я тоже, но сначала посмотрю, как ты Лера пострижешь, а то я к девушке еду.

  - Отлично! - обрадовался Миша, подошел к  крыльцу парикмахерской  и достал ключ из под коврика, лежащего перед крыльцом, подошел к двери, открыл ее ключом, зашел внутрь и зажег свет: – Заходите, пожалуйста!

    Предстоящая стрижка, хотя и была неожиданной, но не казалась нежеланной, тем более при таких романтических условиях. Стричься  Лер не любил: всегда после посещения парикмахерской у него падало настроение на те несколько дней, пока не подрастут волосы и не поправят ущерб, нанесенный им мастерством парикмахера. Парикмахеры внимательно выслушивали ответ на вопрос «Как стричь?» и стригли всегда, как сами  хотели, или правильнее сказать, как умели, а умели они остричь так, что кожа просвечивала сквозь  оставленные , как великое одолжение волосы, потому что главной своей задачей парикмахер видел удаление волос и никак не оформление их в красивую прическу.

     Сейчас же Леру показалось возможным получить нормальную прическу да еще с удовольствием, а не как обычно, да еще и бороду привести в вид, какой Лер не представлял совсем, потому что образцов бород не было, и увидеть на ком–то тоже было нельзя по причине всеобщего отсутствия бород, но ничего: немного фантазии и все будет нормально. Так думал Лер усаживаясь в кресло и глядя на себя в висевшее напротив огромное зеркало.

     Юлдаш  к стрижке был совершенно безразличен, его вполне устраивал его настоящий вид… но , если такая оказия свалилась ни с того ни с сего, то почему бы и не постричься, конечно, если  все в рамках профессионального приличия.  Он посмотрит , как Миша справится с Лером, и , если все будет в норме, подставит и свою голову, рисковать он не может, в любой другой раз хоть в полосочку стриги, но не сейчас, сейчас он едет к любимой и предстать перед ней хотелось бы покрасившее.

     Миша был в восторге: сейчас он будет стричь бороды! Он даже мечтать не мог о таком счастье, это сам Господь послал ему этих русских путешественников.  Этим симпатичным ребятам понравится его работа, потому что он  приложит все свое мастерство и даже   больше. Он уже знает, как постричь им бороды, жаль, нет картинок , прически разные есть в его книжке, а вот бороды нет ни одной.

    На следующий день несмотря на все уговоры радушного хозяина, друзья отправились к цели своего путешествия.  Они и рады были остаться погостить у Миши, но уже завтра 7ноября, они, конечно же, должны быть у своих друзей в Чардаре.

 15.10.17.
 Далі буде.