К дяде... Глава 13. По утренней росе

   Мы с Риммой письма получали очень редко. Иногда от дяди, маминого брата. После смерти мамы, перед отправлением в детский дом, в поисках дяди я совершила путешествие в Морки. Он был в Германии, воевал с фашистами, летал на самолётах, бомбил вражеские формирования. С войны вернулся в 1946 году, молодой, видный, холостой. Жил в райцентре, в сорока километрах от Шлани. Ещё при жизни мамы дядя прислал из Германии немецкое нижнее бельё. Нарядилась я в одну из сорочек, пошла к правлению колхоза, а Римма осталась дома. У правления стоят люди, куда-то собрались ехать. Подошла грузовая машина, люди стали садиться в кузов. Взрослые не заметили, как я залезла в машину, спряталась в солому - одета-то не по погоде. Был вечер. Машина поехала. К ночи похолодало, хотя только конец августа. Дорога тряская, после дождя грязная. Я прижалась в угол, почти зарылась в соломе. Взрослые пристроились на скамейках, на досках.
- Смотрите, Роза сидит в соломе. Куда это она едет? Холодно же тебе? - обращается ко мне дядя Григорий, снимает с себя пиджачок и надевает на меня.
- Еду к дяде, он в Морках живёт.
Доехали ночью. На улицах пусто, ни души. Куда мне податься? Не знаю адреса своего дяди. Нигде, кроме Шлани, я не бывала. Люди спрыгнули с машины, спрыгнула и я.
 «Сяду вот тут, у высоких ворот. Никто меня не заметит, до утра посижу и пойду искать дядю», - решила я. Вдруг у меня разболелся живот, я вскрикнула. Не все успели уйти. Дядя Григорий вспомнил, что его пиджак на мне, вернулся за ним.
- Ты что скорчилась? Что-то болит? Ты же плачешь, куда тебе идти-то? Давай провожу.
Почти кричу от боли. Машина ещё стояла, шофёр возился с колёсами. На машине доставили меня в больницу. Я оказалась в инфекционном отделении. В больничной одежде мне было тепло, удобно, кормили хорошо. Рассказала о своём дяде медсестре.
Через неделю дядя забрал меня из больницы. Его домик - на берегу живописного озера в центре посёлка. Озеро с родниковой водой, поэтому вода в нём чистая, холодная. Здесь множество рыбы, утки плавают среди лилий с розовыми, жёлтыми оттенка¬ми. Мне всё здесь понравилось.
Дядя работал заместителем председателя райисполкома. Однажды он принёс мне много вермишели. Как её варить? Впервые в жизни вижу такой продукт. Когда готовлю вермишель, всегда вспоминаю дядину, вкусную, неповторимую.
В детском доме живу уже четыре года. Написала письмо дяде:
- Забери нас с Риммой в деревню, хотя бы на неделю.
Мы у дяди в деревне Токпердино. Он уже женат, есть сын Роберт. Живут в отдельном доме. Мы у дяди погостили два дня, сбежали в Шлань, на родину, к дяде Ветке. Пятнадцать километров шли пешком. В Шлани нас не ждали, но все были дома, кроме дяди Ветки. Лстий нашему приходу обрадовалась. Пусть здесь бедно, зато хорошо. Дядю Ветку отправили в Мурманск за то, что он всё не вступал в колхоз, по-прежнему угоняли скотину, поэтому хлев был пуст. Шумат ловит рыбу в реке Шора. Лстий работает в маслопроме в соседней татарской деревне. При доме есть огород, всё здесь росло: огурцы и помидоры, репа, свёкла. Сажали картошку. Ходили в лес за ягодами. И я с ребятами отправилась в лес за земляникой. Одежда на мне детдомовская, другой нет. Стриженая, волосы короткие, на мне коротенькое платье, туфли без носков.
Собираю землянику в кастрюлю, ещё чуть-чуть - и она наполнится, но девочке одной не понравилось, что у меня ягод больше.
- Ты почему говоришь по-русски? - придирается Нина. - Мы говорим и на татарском, и на марийском языках. А ты что зазнаёшься? Смотрите, как она вырядилась! Лстий тебе не нашла сапог? У тебя нет платка? И комары её не кусают, и змей она не боится...
Я молчу, не отвечаю на её вопросы.
- Эй, тебя спрашивают! - слышу голос Семёна, высокого, худощавого мальчика с крупным носом.
Снова молчу, нашла ягодное место, хочу наполнить посуду.
-Она не хочет с нами разговаривать, какая цаца!- кричит Нина.
Нину я знаю, знаю, что мать Нины - участница отравления моей мамы. Она видела, кто подлил формалин в рюмку мамы. Об этом проболталась пьяная Лствий. Как известно: у пьяного что в голове, то на языке. Я тут не стерпела обиды, да ещё от Нины. Нас четверо, ровесники, нам по 12-13 лет. Вдвоём продолжают меня ругать, обзывать. Поставила кастрюлю под берёзу, подошла к Нине, толкнула раз, два... кулаком в живот. Она упала. Сзади меня схватил Семён, ударил в спину. Я не падаю, держусь на ногах.
-Бей её! Бей! - кричит Лиза, сестра Нины.
Она не из Шлани, я вижу её первый раз, откуда-то в гости приехала. Она тоже хочет меня ударить. Опять помогла моя сноровка, моя физическая закалка, которые я получила в детдоме. Нина хочет схватить меня за короткие волосы, но не может. Тогда Нина ударила меня по голове. Я пошатнулась, но держусь, не падаю. Нину оттолкнула правой ногой, левой - её гостью. Дерёмся с Семёном. Нина подобрала палку, размахнулась, бежит ко мне. У Семёна из носа пошла кровь. Это меня спасло, с Ниной мне легче справиться, она и ростом ниже меня, другая от меня отстала. Нинина палка в моих руках. Теперь никто ко мне не подходит. Семён стал материться, ругаться, а потом сказал:
- Дикая она, дура!
Я, вся в синяках, с распухшей губой, из леса пошла одна, с полной кастрюлей душистой земляники
Семён умер давно. Жили они с мамой бедно, рос без отца, который так же, как и мой, не вернулся с войны.
Приехал в Шлань дядя Арсентий за нами, увёз в детдом.