Светлая

        - А, явилась! Нагулялась?! Шлю…
        - Не надо так при ребёнке! Ты же знаешь, что это неправда.
        - Ребёнка вспомнила? Да если бы не я…
        - Мама, дай мне десять минут, всего десять минут тишины. Потом можешь говорить, сколько угодно.
        - Матери рот затыкаешь! Нет уж, слушай, коли своих мозгов нет. Всегда была дурой!
        - Очень прошу. Всего несколько минут… 
        - Тишины ей захотелось! Всё скажу! И ребёнок пусть знает, какая у него мать!
        - Замолчишь ты когда-нибудь или нет?!

        …
        Провал.
        Никогда после она не могла вспомнить, что было дальше. Как будто одна реальность вдруг схлопнулась – и началась другая. Как по щелчку. И в этой другой: замкнутое пространство, решётки на окнах, какие-то дикие существа вокруг и ещё люди в белых халатах, которых она боялась и слушалась (попробовала бы не послушаться!)

        Туман и сумбур в голове, какие-то образы ни о чём, иногда вспышки красного… красного-красного! И только одно – любимое и желанное – повторяющееся с приятной систематичностью: наступала вдруг тишина. Та самая, о которой она всё время кого-то просила. И хотя тот, кого она просила, всё время говорил, не умолкая, тишина эта всё равно наступала – неизменно. Нужно было только её дождаться. В этой тишине было столько покоя и необыкновенного блаженства, что становилось невероятно, удивительно хорошо. Хорошо… И она улыбалась.
        Была, правда, одна особенность. Перед тем, как случиться этой тишине, в её сознании всегда появлялась одна и та же картинка: она видела свои руки – они почему-то были красными… А на полу лежала её мать… с ножом в груди… и опять красное, много красного. И был ещё крик ребёнка! Такой пронзительный крик, что ей казалось, будто мощный разряд электрического тока вдруг подключили к её телу.
        Было не понятно, почему любимая тишина случается только после этой страшной, ужасающей картинки. Но со временем она привыкла и научилась терпеливо ждать окончания тяжёлых кадров на плёнке своей памяти, зная, что после них наступит то ни с чем не сравнимое блаженство, которое можно назвать освобождением от всякого, всякого бремени. И оно наступало. Всегда. И неизменно.


        …
        Когда-то очень давно она подошла ко мне и сказала:
        «Все зовут меня… Светлая. Я умею дружить. Хочешь дружить?»

        Светлая моя, Светлая.
        Помню тебя, помню.
        Я, конечно, хочу. Дружить. Но ты уже никогда не вернёшься.