Предсмертные стоны

Ты уже придумал, под какую музыку умрешь?
Какой трек будет крутиться в наушниках, когда тебя собьет невнимательный водитель?
Гитарным рифам какой группы будешь притаптывать подошвой в такт, прежде чем ощутишь на лопатках руки психопата за секунду до прибытия поезда?
Может твоей музыкой станет свист ветра на отрезке между карнизом крыши многоэтажки и асфальтом?
Или мелодией послужит плач той, которой ты подарил жизнь и тех, кому вы даровали жизнь, перед тем, как тебя отключат от системы жизнеобеспечения?
Что до меня, то я определился со своей музыкой. Мне бы хотелось, чтобы ей оказались стоны предсмертных оргазмов.

Я прошу ее снять крестик с шеи. Изображению трупа не место среди влаги двух разгоряченных тел. Это все, что осталось на ней, если не считать пары колец на правой руке. Одежда перестала скрывать наготу тела пятью минутами ранее. Парой движений она стремительно расправляется с замком цепочки, и Иисус тяжело приземляется возле ее стоп. Она забирается на кровать, перекидывает бедро и оказывается на мне сверху. Жар ее тела начинает обжигать раньше времени.
Нет пути назад, когда святость и одежда втоптаны в линолеум. Теперь только сладкий грех, порожденный инстинктами.
Я лежал на спине и продолжал изучать глазами то, что не успел изучить за время ее раздевания. К глазам прибавились ладони.
Идеального тела не бывает и в этом его прелесть. Идеальность подразумевает под собой кем-то выдуманные стандарты, которыми без конца пестрят глянцевые журналы и рекламные баннеры. Но в этих стандартах не удастся найти и намека на индивидуальность.
Она была индивидуальна.
Я провел рукой по ее предплечьям, ощутил затянувшиеся шрамы от давних подростковых порезов. На ее плече и шее желтели небольшие «синяки» от произведенных кем-то укусов. Их я оставляю без внимания. Я всегда называл такие отметки следами на память о пребывании. Пожалуй, отмечусь челюстями и от себя перед уходом.
Мои ладони опустились на ее небольшие груди, прикрыв их собой полностью. Больно их сжали. В ответ она приподнялась и впустила мой наполнившийся кровью член.
Я вдыхал ноздрями запахи ее волос, мягкой кожи, бритых подмышек.
Посасывал поочередно пальцы ее рук.
Она вздыхала и покорно дарила себя.
«Трогай меня, сжимай, дай моему телу ощутить биение твоей жизни.
Я люблю тебя. Пусть лишь мгновение, что избавит ненадолго от одиночества. По той же причине и ты любишь меня.
Так целуй. Хватай. Стони.
Пока мой член увлажняют твои соки. Пока другие не отвернут нас друг от друга. Пока ты так молода и по-своему прекрасна. Живи со мной. Сейчас.
Я не буду с тобой навсегда. Но запомнюсь. Так запомнись и ты».
Я заканчиваю говорить, теперь слова перестают иметь хоть какое-то значение и растворяются в пространстве. Растворяюсь и я, в ней.
Я чувствую каждую молекулу, что выплескивает ее прерывающееся дыхание. Каждую каплю пота, что падает на мою ритмично сжимающуюся и разжимающуюся грудную клетку.
Ее пальцы врезаются в мое горло. Всеми десятью ногтями отливающих бесцветным лаком. Сонная артерия пытается вырваться из-под них.
Я начинаю задыхаться.
Сладко-кислый запах секса и без того сводит на нет наличие кислорода.
Я теряю себя.
Космос здесь и сейчас. В каждой крупице сознания. В каждой клетке наших бренных, но еще таких живых тел. Звезды галактик в глазах.
«Прошу, не пропадай!»
Хриплый зов в пустоту. Руки обвисают срубленной ивой. Я теряю сознание.

Мое тело трясет. С возвращением к нему чувствительности, я начинаю ощущать ее подрагивающие губы, в благодарность осыпающие мое лицо поцелуями. Я обхватываю затылок и прижимаю ее голову к себе, лишь бы она успокоилась. Свободной рукой тянусь к прикроватной тумбочке за сигаретами…

Я лежу на боку и смотрю, как она умиротворенно посапывает. Изредка дергается и слегка ворочается.
Я больше не люблю ее. Не испытываю ровным счетом ничего.
Иду на кухню, включаю чайник и начинаю делать себе кофе. Метро откроется через полтора часа.