Золото, гл. 11

 Глава одиннадцатая
Июнь 1988 года

     После завершения всех формальностей со следователем геологи, наконец-то, отправились в путь. После вынужденного простоя шли легко – всем удалось за два дня хорошо отдохнуть, но перед вечером первого дня, когда остановились на ночлег у подножия горы Кербе, откуда начинался крутой подъем на Абаканский хребет, проводник, сбросив с плеч рюкзак и присев на валежину,  подозвал к себе Наумова.
     - На хребет пойдем! – сказал Найденов. – Сократим так путь наш на пару-тройку дней. Но дорога трудная. Там, наверху, на высоте боле двух тысяч метров может и снег лежать, и пурга может задуть. Но в обход нам идти пять-шесть дней. Решай, начальник!
     - Через хребет! – сказал Наумов.
     К верхней границе леса на Абаканском хребте подошли на второй день, к вечеру и остановились на ночлег. Погода вдруг стала портиться, а для преодоления гольцовой части перевала нужно было потратить еще почти полный день. В редколесье удалось подобрать мало-мальски подходящее место под защитой выходов скал и низкорослых, кряжистых кедров с измученными частыми ветрами и лютыми морозами кронами. Все прекрасно понимали, что ночь предстоит неспокойная. С места бивуака хорошо была видна седловина, куда, как указал Найденов, должны были идти геологи утром. Но палатки не ставили, ибо, как сказал проводник «ежели крепко задует, палаткам не устоять – ветер посрывает».
Очистив от слежавшегося снега небольшую площадку, заготовили дрова и стали склонять молодые деревца, увязывая ветки веревками. Получившееся в виде шатра ограждение затянули палатками, крепко увязав полотнища палаток через крепежные кольца, зачеканенные металлом. Навес на случай непогоды получился неказистый, но крепкий. Не успели внутри навеса разжечь костер, как усилился ветер, постепенно набирая силу, и вскоре повалил снег и начался буран. Геологам удалось приготовить ужин, но отдохнуть по-настоящему не пришлось. Они находились у подножия самой высокой точки хребта, разделяющего огромное пространство бассейнов двух великих рек, по которому северные ветры беспрепятственно мчатся к югу и, встретив на пути горные хребты, с диким воем разбиваются о них, образуя сумасшедшие смерчи. А что такое буран у самой вершины хребта, они почувствовали, когда это буйство природы обрушилось на их примитивное сооружение. Порывы ветра забрасывали снег во все уголки приюта, и спастись от него было невозможно.
Так прошла ночь. С наступлением рассвета ничего не изменилось, и Наумов настаивал на том, чтобы остаться на дневку в надежде, что буран стихнет. Но Найденов сказал, что бураны здесь могут быть затяжными, по несколько дней кряду, и у группы просто не хватит дров, чтобы отапливать жилище, сохраняя тепло. Посовещавшись, приняли решение идти, так как дров действительно было мало.
- Двигаться нужно будет как можно плотней, никакого разрыва между идущими, иначе растеряемся и погибнем! – сказал Найденов перед выходом, когда палаточные полотнища были уже собраны, а геологи увязаны страховочными веревками. – Все будет зависеть от нас самих! Если будем двигаться слитно, то пройдем, и ветер поможет, а за перевалом будет уже спокойней.
Найденов шел первым, а замыкал колонну физически очень крепкий врач Михаил Моргунов. В его руках был конец страховочной веревки.
Вспоминая этот тяжелейший день перехода, геологи вечером диву давались, не понимая, как мог проводник вести отряд в нужном направлении в снежных зарядах, когда видимость была практически нулевая. Ни компаса, никаких видимых примет на местности, за которые мог бы зацепиться глаз, - кругом сплошная белая пелена… Пелена была настолько плотной, что третьего от себя человека не было видно. Особенно сильный буран был на вершине перевала. Страшной силы ветер налетал бешеными порывами, в буквальном смысле толкая геологов вперед, и чувствительно помогал идти. И здесь они поняли, почему Найденов говорил, что ветер поможет.
Как прошли верхнюю точку перевала, никто и не заметил, так как в такой обстановке это было невозможно, поэтому первые метры пологого спуска остались позади прежде, чем геологи почувствовали, что движутся вниз. Вскоре ветер заметно утих, видимость улучшилась, и они увидели далеко внизу черную полосу тайги. Выйдя из зоны бурана, геологи удивленно озирались - настолько дико было видеть после снежной заверти яркую зелень травы и деревьев… Найденов остановил движение отряда, внимательно осмотрелся и объявил, что вышли точно куда надо. После молчаливого движения в течение нескольких часов и постепенно спадающего нервного напряжения все оживились и громко наперебой заговорили, обсуждая ночевку на перевале.
На ночлег остановились на небольшой ровной площадке в густом кедраче. Здесь было спокойно и тихо, но вершины гор, как и весь хребет, были окутаны тучами, и там по-прежнему свирепствовал хозяин этих мест - ветер. С наступлением темноты все было готово к ночлегу, и, наконец, геологи смогли утолить голод и отдохнуть. Несмотря на то, что все, связанное с перевалом и бурей в горах, осталось позади, все прекрасно понимали, что впереди ждут серьезные трудности и опасности, связанные с переходом по ущелью реки Еринат. Перед ними был, пожалуй, самый сложный участок маршрута, и что он таит в себе, можно было только догадываться.
Сергей Смирнов долго ворочался в палатке, не находя себе места, как вдруг какой-то грозный рев, пронесшийся над верхушками деревьев, заставил его сердце замереть. А потом сердце юноши замолотило молотом.
- Что это было?! – почему-то шепотом спросил он Найденова.
- Алтын-аю – хозяин тайги, - спокойно ответил тот. – Предупреждает нас, ибо мы входим в его владения.
- Да кто он такой – этот Алтын?! И о чем предупреждает?
- Я тебе расскажу лишь то, что сам мальцом слышал от своего деда. А уж верить или не верить, то уже твое дело. Понял, Серьга?
- Да понял я! Понял!
    - Тогда слушай… А было вот что: в деревне одной, никто уж названья не помнит, у старообрядцев все шло гладко - бабы легко рожали, скотина росла и плодилась, огороды кормили неплохо. Думали тогда люди, что рай свой на земле нашли. Вот только в один из дней, где-то в начале лета, из села исчезла девица – Аксинья. Красавица девица была, завидная невеста. И по годам – на выданье. А тут пропала! Как сквозь землю провалилась. Нет ее, и все. Ну, думали, зверь задрал, не найти живой. Вот только пришла она в деревню, в аккурат на Покров. Стучится в отцовский дом, а родители-то на радостях, ну, целовать ее, обнимать. А она сама не своя. В пустоту смотрит и молчит. Онемела, значит. Вот так и просидела месяц на скамье – ни слова, ни звука. Пригляделась как-то мать, а там – боженьки, девка-то на сносях! И кто ее обрюхатить-то мог в тайге – не понятно. Свои мужики никогда такого не сделают – греха убоятся!
     Нравы то у нас серьезные: не может баба с нагулянным ребенком жить в семье: грех на всех навлечет. Решили мужики ей на яру срубить избушку, поставили сарай для скотины да улей отдали – пусть растит там ребенка, живет, как Господу будет угодно. Ну, и отослали ее туда. Как она там жила, кого родила – долго никто не знал. Никто к ней не ходил, да и она в деревню не приходила. А с ее возвращением из тайги начались беды на деревне: скотина практически вся пала, на земле ничего не росло. И так с каждым годом все хуже и хуже становилось.
     Тем временем у Аксиньи на яру тоже не все гладко было. Мальчонка родился в муках, да и уродцем страшным: то ли человек, то ли зверь… Глаза вроде как людские, только мутные какие-то, а вот вместо рта страшная звериная пасть. Что мать, что сын были немыми. Иногда в деревню доносился ее вой, когда она своего сына из леса звала. А он ей отвечал. Тогда у всех кровь в жилах стыла от ужаса…
     И вот, когда у людей в деревне вообще не осталось ничего съестного, решили мужики обоз в мир пустить: может чего продадут, а на деньги скотины новой и семян чистых накупят и придут снова в деревню. Вот только продавать то у нас нечего – живем, как твари божьи, ничего лишнего.
     Сидит как-то отец Аксиньи у постели умирающей от голода супруги. Вдруг слышит - стук в дверь. Открыл, а там мальчонка – внук его. Чтобы людей не напугал, мать ему платком пол лица закрыла – глазенки только из-под шапки сверкают, будто угольки. Стоит, значит, и что-то в подоле рубашонки держит. Подошел к скамье и вывалил. А там – самородки золотые. Да так много! А потом юркнул мимо деда и бегом к матери. Вот с этими самородками мужики в обозе и двинулись в мир. Да только не дошли. Попались им на пути каторжники беглые. Даже тогда в тайге злые люди туды-сюды шастали. Поделились наши с ними хлебом последним, да и, перекрестившись, дальше в путь пошли, а до уездного города тогда месяц в одну сторону, месяц в другую. Ночью каторжники на них и напали. Хотели одежду да кляч последних забрать. Кинулись мужиков раздевать, а у них в узелках за пазухой самородки. Долго они их пытали, откуда золото, пока те не сказали.
     Через несколько дней каторжники пришли к Аксинье. Стали у нее допытываться, где мальчишка самородки нашел. А что с них было взять – что мать, что сын - оба немые. В злости заперли они мать в избе и подожгли ее. Мальчик от горя и страха поседел на глазах у бандитов, но так ничего и не смог сказать. Тогда самый страшный человек, самый изувер в ярости махнул ножом, желая перерезать несчастному горло. Но мальчонка выкрутился и уцепился своей звериной пастью в руку каторжнику. А тот только ухо ему и сумел отсечь. А ребятенок в лес сиганул, да и был таков. Смотрят бандиты, а он на бегу из человека в медведя оборотился, и как заревет. Так, что вековые деревья содрогнулись. Трое из пяти бандитов замертво тогда упали. А двое – в лес, бежать. Вот только далеко они не убежали. Нашли их наши мужики. Лежали на земле, полуистлевшие ужо. Даже зверье к ним не притронулось. Грудь у обоих разодрана, а в глазницах, вместо глаз, золотые самородки торчали.
     С тех пор он здесь, везде. Хозяин леса - Алтын-аю. Золотой медведь, сын духа таежного. Его отец когда-то дал обет, заключая союз с людьми. Он обещал быть милостивым к людям, но не думал, что сам пострадает от данного им слова. Изменить ему не мог даже он сам. Ему жаль было Аксинью, жаль сына своего, шибко страдал он, что прийти вовремя на помощь не смог. С тех пор дух отвернулся от людей, дав всю свою силу своему сыну.
     А Алтын-аю справедливый и беспощадный. Хорошему человеку нечего бояться в тайге. А вот плохой никогда отсюда не выйдет, навсегда останется здесь. Вот я и говорю, паря, что человек в тайге – что пичуга божья, а мы пришли… Ну, тебе виднее, зачем мы сюда пришли.
     - А скажи, дядь Дмитрий…
     - Спи, Серьга! Завтра денек у нас беспокойный будет! – оборвал Смирнова проводник…

Продолжение следует -