Забытые

   
   рассказ

"Война – это волк, и он может прийти и к вашей двери."
            Бернард Шоу

Наказанный

Дане хотелось пить. До колодца было рукой подать, но спускаться с дерева он не спешил. « Пусть поищет! Поволнуется!»
Верка, его старшая сестра, нахлестала его вицей за то, что он хотел "пустить на дело" её красный фартук. Даня обиделся.
- Флажки важней! - орал он, лягаясь и валяясь траве в попытках увернуться от свистящего ивового прута.
Флажки нужны были ему для охоты на волков, которых в последнее время в лесах под Саратовом развелось, по словам деда Мити: «До кадыка!» Несмотря на дедово: «Мал ещё!», Даня не терял мечты, и фартук пошёл бы таки на ленты для флажков, если бы сестра вовремя не заметила пропажи.
После ссор с сестрой, Даня часто прятался в кроне этого векового дуба. Мать свою он не помнил, она умерла от чахотки, когда ему было три года. Их с Веркой тянул дед Митя, заменивший и умершую мать, и отца, о котором даже Верка ничего не знала, а дед и не рассказывал.
С момента последнего наказания прошло уже полдня, но Даня даже не заметил этого, так уютно было ему в толстых ветвях - они с лихвой умещали на себе щуплое тело мальчика. Он проспал целых четыре часа, улегшись головой на отцовские сапоги, которые предварительно снял и которыми часто форсил перед друзьями. Сапоги, конечно, были велики, но искус повыпендриваться был сильнее.
Сквозь сон Даня неясно слышал скрип тележных колёс, шум во дворе и бабий ор. Мальчик решил, что шумит Мотя - вечно хмельной сосед, и не предал крикам значения. А вскоре шум утих и открывать глаза, тем более не надо.
Наконец проснувшись, Данька принялся надевать сапоги.
- Сорок один! - прочёл он на подошве одного из них. Отчего - то сразу вспомнился голос школьной учительницы: «Поваров! - это его фамилия - Поваров.- Пиши, ты-ся-ча... девятьсот...со-рок...пер… вый!»
Впрочем, спустя ещё мгновенье Данька про учительницу забыл, потому, что в их Репьёвке было непривычно тихо. Только где-то у реки Тамалы щелкала варакушка.
Дане не понравилась эта странная тишина. Пригнув голову и вытянув шею, чтобы не мешали листья, он пытался разглядеть свой дом. Пусто! Во дворе было пусто. Только ветром слегка покачивало на веревке старую дедову рубаху – Верка выстирала.
Вдруг Даня насторожился: во двор его дома вошли два не знакомых ему мужика. «Юсуповские! - подумал Даня.- А почему пёхом?» - Лошадей он не слышал. Дане стало дюже любопытно происходящее. Он удобно улегся животом на толстой ветке, обхватил коленями их ветвистую шершавую кожу и стал наблюдать за "гостями".
- Трёхлинейка! - беззвучно вывел губами Даня, заметив винтовку в руках одного из мужчин. Раньше он видел такое оружие только на картинках в школе и еще у военных, которые куда-то проходили через Репьёвку.
" Гости" совсем не были похожи на тех военных.
«Картуз как у Моти!» - заметил Даня.
- Быстро давай! - сказал "Картуз" напарнику, и они, оглядев двор, вошли в дом.
В тишине Даня отчётливо слышал, как гремит, падая на пол, чугунок, стукнул об пол опрокинутый табурет.
«Воры!» - Данька аж заёрзал от нарастающей тревоги.
- Деда! Ты хдеесь та?!- позвал он тихонько, чтобы в доме не услышали.
Дверь резко хлопнула о косяк, и «гости», явно чем-то довольные, быстрым шагом двинулись к калитке.
«Напарник» нёс в руке Веркин "приданный" плат и дедовы часы на цепочке.
«Ух, мародёры! - Данька вспомнил дедовы рассказы об "Антоновщине".
- Война войной, а ты смотри! - «Напарник» остановился, чтобы спрятать плат и часы запазуху.
- В Ключ зайдем! Отсюда недалеко! Нехай, там чего наскребем! - "Картуз" сплюнул. - Тихо!
Данька до того разволновался от увиденного, что не заметил как правый сапог, скользнув с ноги, упал на землю. "Гости", привыкшие держать "ухо востро", услышали глухой звук и замерли, вглядываясь в траву у подножья дуба. Данька, решив, что обнаружен и прятаться больше нет никакого смысла, ловко спрыгнул с дерева и тоже замер, не зная как дальше поступить. Обутый на половину, он переминался с ноги на ногу, время от времени поджимая пальцы босой ступни.
- Малёк! Слышь, малёк? Сюда подь! - «Напарник» изобразил подобие улыбки.
"Гости", промышлявшие кражами ещё в Гражданскую, знали, что им светит за мародёрство по законам военного времени, и случайный свидетель им был явно "не в масть". О начале новой войны в Макаровском районе знали все.
Они уже всё решили. Пацана в расход, и на дно - река рядом. Небольшая, но омутная. Не найдут, подумают: пропал без вести. Война - мать родна!
- Малёк! - теперь щербатился "Картуз". - Глухой, штоль?
Им не хотелось поднимать шум. Выстрел могли услышать. Местные с председателем убыли в Ртищево - там формировался полк народного ополчения для охраны железнодорожного узла, но кто-то же в Репьевке остался.
Даня наконец тоже решился. Подпрыгивая на одной ноге, чтобы сбросить второй сапог, рванул к Тамале, где была привязана дедова лодка. Он надеялся переправиться на другой берег, а там уж его "ищи - свищи" - сосновый бор, по ту сторону реки, тоже был "его местом".
--Уйдёт, сучонок! - " Картуз" передернул затвор "Трёхлинейки".- Спалимся! -
«Напарник» ладонью опустил ствол винтовки подельника и побежал за Даней, выпуская из рукава нож.




Дурачок

Матвея в Репьевке считали дурачком и жалели. "Дурачком" он был не с рождения. В начале двадцатых, когда Матвею было десять, "Антоновские" подняли восстание на Тамбовщине*. Вскоре их отряды наведались и сюда. Отца и мать Матвея, как и других "красных", убили. Самому ему удалось спастись лишь благодаря сердобольной бабке Васе, которая спрятала его у себя в подполе. Искать у неё никому не пришло в голову - бабка была настолько стара, что на её дом даже не обратили внимания. После ухода "Антоновских" Матвей остался жить у Васи и взял её фамилию, став из Крупнова Нагорновым. От пережитого Матвей стал сильно заикаться. Сельские пацаны зло подшучивали над ним и тогда Матвей совсем отказался говорить. Так и стал "дурачком". Через четыре года бабка померла, и Матвей остался один. Родственников у него, помимо убитых родителей, не было. У Васи тоже. Матвей жил тем, что чистил хлев у соседей да колол дрова, благо - " немота" была его единственным изъяном. Достигнув совершеннолетия, он начал попивать. Сначала по праздникам и свадьбам, которые отмечались всем селом, затем - просто так, без повода. Потому как за работу он получал едой, пить ему приходилось брагу из картофеля, которую он ставил за печью каждую неделю. Пьяным он забывал о своем недуге и пытался говорить или даже петь, но односельчане слышали лишь бессвязные звуки.

Июльский день 1941 года Матвей услышал раньше, чем увидел. С похмелья, в котором он прибывал, открывать глаза не хотелось. Да и "услышал" он потому, что стояла тишина. Вязкая, как слюна после «вчерашнего». Обычно, проснувшись он клял петухов, которым, кстати говоря, всё равно когда "драть глотку" и не важно, утро на дворе или вечер. Матвей с трудом разлепил пересохшие губы и сел на полу.- Ночью навернулся! - он поскреб заросшую трехдневной щетиной щеку и посмотрел на кровать. Наконец поднявшись Матвей подошёл к столу, по-деревенски стоящему у окна, и посмотрел на улицу. У старого дуба, который был хорошо виден из его окна, прислонившись плечом к стволу стоял незнакомый человек.
« Картуз, как мой!» - Матвей упёрся кулаками в стол и подался вперёд, чтобы получше разглядеть незнакомца.- Кто таков? Чёй-то не наш, либо?!» "Картуз" дёрнул правым локтем поправляя ремень винтовки и махнул кому - то рукой. Матвей разглядев наконец "трёхлинейку" за спиной незнакомца, перевёл взгляд в направлении его взмаха. Через небольшое поле к реке бежал соседский пацан. За ним - ещё один "не наш". Незнакомец бежал странно, выпрямив правую руку вдоль тела, в которой что - то блеснуло. Матвей, словно перенёсся на двадцать лет назад: да это он бежит от "Антоновских"!
Только тогда блестели шашки...
Он всё понял.
Опрокинув в сенях ведро с помоями, Матвей , как был в одном исподнем, выскочил во двор и перемахнув через забор ринулся к мужику с винтовкой.



Финал с двумя неизвестными

Никогда до этого дня Дане не было так страшно, но именно страх сейчас и давал ему фору перед преследователями. Дощатый настил на дне дедовой лодки наконец загремел под пятками сиганувшего в неё мальчишки. Тяжело дыша, Даня схватил весло и стал отталкивается то от берега, то от лодочного причала. Лодка, прошипев носом по песку, послушно пятилась кормой к середине реки, когда «Напарник», простучав каблуками сапог по причалу и взмахнув руками, тоже в неё прыгнул.
- Завязывай уже! - "Картуз" махнул «Напарнику», наблюдая как тот бежит за пацаном. "Картуз" нервничал, когда события шли не по плану. Он уже было расслабился заметив, что «Напарник» почти решил "проблему", как вдруг услышал за спиной шорох травы. Он резко обернулся. На него молча бежал взъерошенный, полуголый парень. Ни внешний вид Матвея, ни само его появление, ни предвещали ничего хорошего для «Картуза» и он, сняв с плеча трёхлинейку направил её на парня.


Матвей не рассчитывал на внезапность. Он вообще не любил рассчитывать, действуя, как в уличной драке, машинально и молниеносно. Заметив, что мужик обернулся и вот-вот выстрелит, Матвей не замедлил бег. Когда расстояние между ними сократилось до предела, он наклонил голову по бычьи, как плетью махнув сжатой в кулак рукой. Звук выстрела и хруст черепа в районе виска оседающего, как куль, "Картуза", прозвучали одновременно. Что-то тёплое потекло кольнув по правом боку, но Матвей не думая, продолжал двигаться. Подняв с земли винтовку, он быстро пошёл к лодочному причалу.

«Напарник», оказавшись в лодке с Даней, не медлил ни секунды. Он дёрнул мальчика за вытянутую руку, приблизив к себе, и воткнул нож в его сердце. Услышав выстрел, «Напарник» на секунду замер, затем засунув нож за голенище сапога, столкнул обмякшее тело Дани в реку. Лодку, меж тем, развернуло и понесло течением, и «Напарник», сев на весла, стал править ход.

Матвей нашел причал пустым. Минуту он стоял и смотрел на лодки. Нарастающая слабость мешала думать.
«Даня успел таки добежать и отплыть? Где второй «не наш»?» Матвей, шатаясь, вернулся с причала на берег и двинулся по направлению течения, вглядываясь в затененную соснами гладь реки. Рубаху Дани он узнал сразу. Даня медленно плыл вниз лицом. Матвей прищурился, всё ещё надеясь, что спутал тело с «топляком», но ошибки не было, Даня был мёртв. Ещё Матвей увидел чёрную лодку Дмитрия Семёныча, деда Мити, своего соседа. «Напарник» в лодке тоже заметил Матвея и перестал грести. Он увидел полуголого парня с винтовкой, перемазанного чем-то бурым. Да это же кровь! Откуда взялся этот парень?
Тем временем, Матвей, подняв винтовку, клацнув затвором, выстрелил только один раз. Редко, но дед Митя иногда брал его с собой «давить волков». «Напарник» дёрнул головой и повалился на спину, всё также равнодушно глядя в небо.

Матвей вытащил Даню из реки и сев на берегу, положил голову мальчика к себе на колени. Под нижним правым ребром болело всё сильнее. Слабость распространилась уже по всему телу и Матвей начал проваливаться в темноту.
- Спи! Волков больше нет! – Матвей понял, что слышит свой голос, и темнота окончательно сомкнулась над ним.


Вера вернулась за Даней в тот же день, не доехав до Ртищево, но задержалась - ни машин, ни подвод в сторону Макаровского района долго не было - под Киевом шли ожесточенные бои и люди двигались южнее.
- Это тебя и спасло, дурёха! А может и брат твой… Не то снасильничали бы... как мать! - сказал позже дед Митя, когда она в очередной раз казнилась перед ним.
Даню и Матвея похоронили, без особого разбирательства, на следующее утро. Двух мужчин, так и не опознаных, солдаты, подвёзшие Веру, просто зарыли на отшибе сельского кладбища. Сразу после похорон Вера уехала в Ртищево и вступила в полк народного ополчения, где прослужила до осени 1943 года.
После расформирования полка, до самого окончания Великой отечественной войны, Вера проработала в эвакуационном госпитале в Саратове. Дмитрий Семёныч погиб в январе 42-го в Ртищево, помогая милиции в задержании воров-рецидивистов промышлявших кражами продовольственных складов. После войны Вера вернулась в Репьевку и каждый день ходила на могилы Дани и Матвея. Так и не простив себе гибель брата, она умерла в 1981 году от сердечного приступа. Ей было 57 лет. Замуж она так и не вышла.

*Народное восстание (1920 – 1921г.г.)в Тамбовской губернии, против власти Советов, называлось иногда «антоновщиной» по фамилии одного из руководителей восстания.
               
               
    
22.06.17 – 25.06.17