Удушающе

И я просто стоял на грязном, заплёванном асфальте, который впитал в себя безразличие чужих шагов. Миллионы людей прошлись по единственным дорогам. Я тоже был среди проходящих, но остановился, поднял голову и посмотрел в серое-серое небо. Которое плакало, пропуская под собой целые толпы. И я тоже заплакал. Вот так, стоя посреди дороги, слыша будто бы сквозь подушку оскорбления в свой адрес, просьбы шевелиться — и болезненные удары в плечи и спину. Я никогда не чувствовал себя таким ничтожным.

Сгорбившийся, содрогающийся собственной жалостью, рыдающий взахлёб, раскрывающий рот в немом крике. Слышите? Ударил гром, раскатом проносясь по чужим головам. Если бы я мог, то я бы кричал. Если бы я мог, то я бы убил бы всех. Потому что мне мешают плакать так, как я всегда это делаю: закрывая лицо, водя пальцами по лицу, закатывая глаза и шипя ядовитой змеёй. В груди было так тяжело, что я рухнул на колени. Мне на плечи опустились чьи-то ледяные руки. Посвящение в рыцари, подумал я.

И я просто стоял на коленях на грязном, заплёванном асфальте, который впитал в себя безразличие чужих шагов. Я не мог справиться с тем желанием, которое сидело во мне: хочу орать. Сорвать голос — и хрипеть. Хрипеть — и звать по имени каждого, кто посмеет мимо меня пройти. Когда кто-нибудь обернётся, я плюну ему в лицо.

— Что с Вами? — подходит ко мне маленькая девочка с неаккуратными светлыми хвостиками, украшенными синими бантиками.

Со мной? — я спрашиваю.
Что со мной? — я интересуюсь.

Девочка, говорю я, маленькая и милая девочка. Ты когда-нибудь слышала о том, что значит быть одиноким? Иметь знакомых, родителей, даже жирненького кота — и быть, чёрт возьми, самым одиноким в этом сраном мире? Каждый раз, обнимаясь на прощание с кем-то, сдерживать порыв задушить человека. Каждый раз, пожимая кому-то руку, пытаться одолеть манию сломать чужую конечность. Когда-нибудь, говорю я. Ты когда-нибудь слышала об этом? Я так одинок, девочка. Я самый, мать его, одинокий человек в мире. Злой и несчастный одинокий человек. Уродец с другой галактики. Почему я рыдаю? Потому что мне больно. Так больно, что мне хочется взять эту боль в охапку и сдавить. До смерти. Сдохни, буду я приговаривать боли, сдохни ты во мне! Но она останется. Всегда остаётся. Понимаешь? Мне одиноко и больно.
Я стискиваю зубы, чтобы улыбнуться. Я унимаю дрожь в теле, чтобы сойти за нормального. Я злюсь, чтобы не заплакать. Я плачу, чтобы не злиться. Я три раза хотел покончить с собой, но все три раза оказывался жалким трусом. Я боюсь высоты, режущих предметов и смерти. И я хотел умереть.
Девочка. Маленькая и миленькая девочка, ты слушаешь меня? Ты понимаешь меня? Мне так больно. Так грустно. Я сижу на асфальте и утираю рукавом ветровки слёзы и сопли с бледного лица и алых щёк. У меня есть всё, но нет ничего.

— Понятно, — с грустной улыбкой произносит девочка.

Разворачивается и уходит.

И я просто сидел на грязном асфальте. Остался сидеть. Один.