Влюбленный в проститутку

Она вернулась домой. Питер. От нее веяло азартом и пошлостью, с губ слетал странным запах. Я не понимал что это за запах, или понимал, но если сказать себе:«да, это так», то головокружение, боль, тошнота и снова головокружение. Крик, обида, озноб и снова боль, — в общем сходишь с ума. Как у би-2:«Медленно схожу с ума!» -поет эта группа. Вот так и тут, я с ума сошел бы от той боли, которую надо принять, поэтому я врал, врал себе, что все впорядке, что она не такая, что мы все восстановим. Но самое мерзкое и малодушное, что я мог сделать. Я стал себя перестраивать под ситуацию. Переделывать в соответствии с ней, чтобы вынести все. Пронести этот камень. Но я забыл про душу, у меня есть душа. Душа, которая не позволит такого поведения, которая зальет тебя совестью и перестанет уважать то, чем ты стал. Так и случилось, я перестал себя уважать. Как следствие — неуверенность, самокопание из-за этого искажения и самоосуждение. Самобичевание стало моим постоянным спутником. «Я был слишком молод»,—говорю я терерь себе. Но это не оправдание. Мне просто не хватало воли, чтобы бросить ее. Я боялся, что с другой так не получится. И связь. Как канат крепкая связь, которая при разрывании делает невыносимую боль. Воля сказала:«Я не справлюсь»,— и я влачил свое жалкое состояние, терпел и переделывал, хуже последней тряпки. «Как ты мог сделать из себя такое?!»,— спрашивал я себя. Но.  Я даже стал получать удовольствие. Я ненавидел ее, себя и весь мир, но когда я погружался в эту грязь и похоть, мне было головокружительно хорошо. Мой член становился крепче дубового стола, весь мир наполнялся удовольствием, все живописало о нем. Сладострастие, женщины, мужчины, оргия. Это притягивало крепким интересом и огромным наслаждением. Беспредельное удовольствие наполняло мое тело. Но сердце не выдерживало. Оно роняло слезы, капля за каплей, пытаясь все еще держать себя и подходил момент, когда оно разрыдалось. «Ты—шлюха!», кричал я ненавидя. «Как ты могла так поступить со мной? Я же любил». Она сопротивлялась. Кричала матом и била, только бы скрыть правду. Мне ее было жалко, а себя я не уважал. Она стала шлюхой.