Закон законов

(Медиумический рассказ, написанный при помощи "яснослышания")

Решением суда назначено наказание:
Исправительных работ – нет.
Удовлетворение истца не обозначено как удовлетворительное. Однако суд постановил следующее:
Постом молитв идти до конца, заинтересованным сторонам. Конфликт исчерпан.
Судьи: … (далее полный судейский состав, включающий в себя все звания и регалии представленных особ с поименованием служебных списков, в которых значились и значатся по сию пору).
Так решением суда был решён спор, истцом которого был граф, раздетый догола своим испытанным другом, таким же воином, как и вышеозначенное лицо. Теперь граф проживает в своём имении, взятом в долг у «друга» и благодарит за это судьбу.

***

Ночь казалась длинной, нескончаемой. Закончился пост, но Юрий Семёнович не отказывался от постного и ел всего много, но скоромного не касался.
Серёженька, сын, ещё учился в гимназии и к обеду заходил нечасто: отец не приглашал, а без этого нечего было и думать поговорить с ним. А поговорить было о чём: баллов не хватало поступить не куда-нибудь, где бы его приняли, а в университет. Сейчас об этом можно забыть, а отец отгородился от него, не хочет слышать и виделись за столом, когда тот уходил.
День клонился к вечеру – у отца горел свет, он просачивался сквозь надвинутые шторы. «Что-то пишет, - подумал юноша, - нет, не сейчас». Расстроенный, он улёгся в постель, из головы не выходила фраза, брошенная ему отцом в коридоре, свет едва горел, отец казался бледным: «Сын, мы ещё увидимся, я не сказал главного – мы разорены», - и скрылся за дверью. Теперь всё так и будет. Баллы не помогут, службу надо искать, учёба откладывается.
Бедный юноша не знал, как обстоит дело, но выход определил сразу: службу надо искать у родственников, их много, кто-то не откажет – возьмёт. Известно ли кому из них о состоянии отца, Сергей не знал, но сказав правду о баллах, он снимает вопрос учёбы на ближайший год, сидеть на шее отца отказался – примут. Так он думал. К кому обратиться с просьбой? К отцовской родне? Их много и влиятельные дядья в их числе. По материнской линии тоже есть, хоть и не так много, как у отца. Сейчас не обойтись без его совета, но он глух – не хочет его видеть. Всё в чёрном цвете – рук не наложил бы, этого сын боялся больше сейчас, чем неправильный выбор. Ему предстояло самому решить столь серьёзный в жизни вопрос. И так, сегодня же он навестит мать, она живёт неподалёку в своём небольшом имении, и расскажет о своём решении покинуть отцовский, пока ещё, дом, в надежде обрести самостоятельность и независимость от денег отца. Мать предложит ему свою опеку: деньги у неё есть, но теперь это будет выглядеть предательством отца избалованным ребёнком. Мать скажет, к кому будет лучше обратиться за местом, чтобы служебной карьере быть, без этого нельзя. Сергей был неучён для достижения высших баллов: деньги отца лились рекой, и их хватило для затуманивания головы юноши, но дураком не был, и учёба давалась превосходно, если бы старания прикладывались. Ну, что теперь говорить об этом сейчас, когда отец разорён, надо думать о будущем самому и решить так, чтобы отцу стало ясно – он не младенец и может сам достичь высот по службе, если так сложилось в семье.
Мать выслушала молча, пожала плечами. «Сергей, ты взрослый – поймёшь меня. Мой отец – герой войны, твой дед, говорил мне: «Не ходи замуж за …», - она засморкалась, было не видно плачет или смеётся, но лицо раскраснелось, - я не послушала его, вышла, теперь вот это, - она повела вокруг ладонью, показывая на своё одиночество, - ты сам всё видишь. То, что он оставил тебя без гроша, ещё одно доказательство правоты деда. Теперь о тебе: мой мальчик, ты взросл и можешь решить сам к кому поступить на службу. Мой кузен тебя примет, ты его знаешь, он не раз гостил у меня здесь. Сейчас он занимает важный пост и ему подчиняются ведомства. Тебя возьмут, я напишу ему. Теперь ты, - она помолчала немного, сохраняя спокойствие, продолжила, - сын мой, Серёжа, я умру скоро. Доктор поставил диагноз и я, возможно, - она снова помолчала, потом с трудом выговаривая, продолжила, - меня не будет. Ты знай, мне спокойно за себя. Через год получишь наследство: я отпишу тебе всё после твоего совершеннолетия, иначе отцу всё достанется, а это крах. Сейчас твоим содержанием будут заниматься мои поверенные, их двое, вот их фамилии. Обращайся и ты, если будут нужны деньги, они будут отписывать нужные суммы. Вот, здесь всё указано, Серёженька. Не играй, прошу тебя, заклинаю!»
Мать вытерла слёзы, они лились из глаз, но не мешали разговору. Сын сидел молча, переживал за мать. Кто мог знать, что мама, всегда молодая и красивая, должна умереть? Почему это должно происходить с ним?
Вот в карете, вещи уложены. Отец не вышел проститься. «Я оставил отцу записку, там и от мамы, - юноша запнулся, - прощальное письмо, она передала для него, пусть прочтёт», - это он выговаривал слуге, который сам слова молвить боялся, но согласно кивал. Видеть молодого барина отъезжающим было непривычно, слуги вышли все и группой стояли на крыльце. Знали – барин разорён, что будет с ними, если всё уйдёт с молотка? Молодой барин не мог обнадёжить их, сам скитальцем стал.
Теперь – только дорога. Усталый человек сидел рядом – его дядька, Сим. Никто не знал полного имени, даже отец уже не помнил.
  - Как крестили-то? – спросил он однажды слугу.
  - Да, кто ж теперь узнает? Не помним, крестили как-то, - вздохнул послушный слуга.
Лет ему было сорок, но выглядел дряхлым, а потому называли часто дедом.
  - Какой я вам дед? – сердито и шутливо отвечал Сим.
Сейчас он сидел рядом. При молодом барине ему было велено находиться – он находился с тех пор, как кормилица оставила дом. Теперь барин молодой, статный, всегда улыбался. Только теперь, как от матери вернулся, плачет, молчит. Сколько не пытался разговорить его Сим, барин отвернётся и думает про своё. Тяжело ему – Сим понимал, тревожиться стал, когда от еды отказался.
  - Ты мне, барин, это брось! Серёжа, голубчик, поешь.
Вот так: и сердито, и с уговором, но не хочет. И не ел до вечера, Сим тоже. Доехали до города в сумерки. Лошадь вымоталась. На отдых остановились у своих. Дядя Сергея по матери Лев Давыдович всегда рад своим, и ждал будто.
  - Знаю, знаю, Серёжа, не грусти. Ложись, поспи – завтра обсудим.
Он потряс племянника за плечо, будто взбадривал. От этого Сергею плакать захотелось больше, но сдержавшись, он обнял старика.
  - Я ничего, вот слуга не ел, его покормить бы.
  - Покормим, и нам не мешает. А?
  - Я не хотел.
  - А-а! Ну, тогда спать. А молочка-то поставим, поспишь, а там и утро. Вот тебе, - и он сунул под нос платок, увидев по-детски сморщенное лицо племянника, - не плачь. Ну, будет, будет.
Утро выдалось холодным, ветер гулял по дороге, гоняя пыль в разные стороны. Шалил, задирая юбки прохожим дамам: у одной задрал все три юбки, чем насмешил прохожих.
Сергей спал нервным сном, то и дело просыпаясь. Прислушивался к шорохам и снова погружался в сон, как будто болел без болезни. За стеной вздыхал Сим, он мучился от бессонницы, а засыпая, пробуждался от собственного храпа. Зная эту особенность за ним, Сергей шутливо называл дядьку Храп Храпыч.
Уже принесли чай. Завтрак в столовой отменялся из-за чрезвычайного происшествия: утром кто-то из дворни заметил отпертый замок. На дверях кладовой висел замок, ключ висел рядом, замок открыт. Никто помыслить не мог открыть без разрешения кладовую: там припасы и то, о чём знать не положено. Хозяин ходил туда сам: отпирал, брал что нужно, складывал у двери, слуги уносили, тогда закрывал сразу на два замка, ключи уносил с собой – где хранил, знал только он. Где другой замок? Поблизости не обнаружили, искали долго, но нашли под кроватью дорогого гостя. Как? Этому объяснения не было. Юноша спал, из комнаты не выходил, а то бы заметили. В доме всегда порядок: одни слуги спят, другие дежурят. И этой ночью дежурство было неусыпное, как думали все. Сергей встал, заправил постель, отец научил справляться самому, но слуга норовил исполнить самостоятельно, иногда удавалось, но не сегодня. Случайно обнаруженный замок, Сергей прятать не стал. К чему? Он не думал грабить дядю и тем более продукты, от которых его тошнило не первый день.
  - Дядя, замок, кажется, ваш, не знаю, как он оказался у моей постели.
  - Разберёмся. Ничего, разберёмся, Серёжа.
Он что-то недоговаривал. Племянник не часто виделся с родственниками матери после развода родителей, но выражение дядиного лица было ему знакомо: дело не в краже продуктов, что-то ещё.
  - Чем я могу вам помочь, дядя?
  - Ничем, друг мой, сейчас – ничем. Отдохни немного, мне нужно написать письмо. Позову.
Он отправился в свою комнату и долго не выходил. Сергей слонялся по дому, выпытывая подробности кражи, но только хуже запутывался в показаниях слуг. «Неужели он решит использовать полицию?» – думал гость. «Кто решится лезть в кладовую, когда еда в столовой есть всегда? На исхудавших слуги у дяди похожи не были. Замок подкинули ему, но он не открыт и ключа не было. Что это – кража или загадка?» Юноша не был религиозен, его родители учили религиозным постулатам в виде нравственных сентенций: не укради – крадёт вор, не убивай – если на тебя не напали, не угрожают и не на войне, помогай ближнему – помогут тебе и таких много. Сергей это усвоил и повода нарушать, хорошо усвоенный материал, не находил, его не было. Так он ходил, надоедал слугам пока дядя не вызвал племянника к себе.
  - Серёжа, - так он начал, - день начался с неожиданного для меня решения: я не думал, - тут он замялся, - что день так близко. Сядь, послушай. Началось это давно, ещё во времена войн, когда нас с тобой не было и моих дядьёв тоже. Давно, мой мальчик, один сирый скиталец одолжил поручику, прадеду моему, деньги. Он задолжал сумму в три раза превышающую расходы моей семьи за год, большую даже по теперешним меркам. Поручик, видев, от кого получена сумма, решил не отдавать. А отдавать надо, не вор же он и расписку отдал. Так жил, пока приказ не вышел – может не служить. Ушёл со службы, в имении поселился: свадьба, потом дети. Жена вот при смерти – он другую нашёл, а та ещё дышит. Ну, взял и удавил, что теперь – плакать? Дети поняли, перечить отцу не стали – всяк своим делом занялся: кто по службе, кто замуж. От этой – трое, все удальцы на подбор. От старшего я пошёл, мы с твоей матерью, дед наш, стало быть. Отца рано не стало – убили на войне, дед забрал нас к себе. Ну, а потом, известно что, - он махнул рукой.
Известно было о замужестве матери, закончившееся разводом, и у дяди была история, по которой наплакались все. Дети от первой супруги умерли все, вторая умерла при родах, оставив сына, который скончался от чахотки к четырём годам. Мать страдала и ему отдала свою болезнь. Долго боролись за мальчика, деньги дядя не жалел, на воды возил, а умер. Долго болел после стольких смертей, а здесь – как за соломинку держался и вдруг такое. Не женился больше, живёт бобылём. Дальше Лев Давыдович продолжил:
  - Вот и решил я: сколько горя натерпел, и мать твоя, а про наш род ты не всё слыхивал. Тут всё по-разному, а страдальцы все, - он помолчал, обдумывая слова, - теперь, Серёжа, к главному: я решил отдать тебе деньги все, что у меня есть, ну, и дом, конечно. Возьмёшь и его с условием, - тут он принял грозный вид, шутить не хотелось, - дай слово, Серёжа, все деньги, причитающиеся тому негодяю, отдашь. Понятно, не ему, но внуки-правнуки есть, я знаю. Вот списки, здесь все, кого отыскать удалось, трое старших, я выделил их, вот смотри.
Он придвинул бумагу. Почерк – каракули, но разобрать можно: три разные фамилии, будто прячутся, а лицо одно. Такое и у родных-то не бывает, а тут родство дальнее, ветви родства разные.
  - Думал я над этим, Серёжа, крепко думал. Как такое случается? Ведь проклял нас сирый, да так, что и седьмого колена нам с тобой не видать.
Он вздохнул, племянник сидел, вытянувшись в кресле, руки на подлокотниках лежали, нервно подрагивая. Все дядины изъяснения он понимал серьёзно, не было усмешки, присущей подросткам и юношам его возраста. Дядю это успокоило, он продолжил:
  - Умрут все, но как? - он обвёл взглядом комнату. - Сколько надежд сгублено? – он заплакал. –  Серёжа, сколько горя-то?
Нервное подрагивание усилилось и перешло на лицо. Серёжино лицо скривилось, выражая муку, но не сказал слов утешения, дядя бы их не принял. Долго, до самого вечера, двое мужчин сидели, закрывшись в комнате: говорили, плакали, что-то писали, о чём-то горячо договаривались.
Через два дня с письмом, писанным дядиной рукой, Сергей отправился на поиски указанных в списке лиц. Первый – Сергей Сергеевич Ключицкий, майор Семёновского полка в отставке, имение отсутствует, крестьян не имеет, графский титул под вопросом. Будто имел всё, но откуда у того «отребья» (дядино выражение) титул графа? «Эти негодяи могут и купить», - заключил он. Его нужно было сначала искать в Москве, потом уж в Санкт-Петербурге. В Варшаву можно ехать за другими из списка, но разъехаться могли и они. Сначала Ключицкий: по всем признакам – ему принадлежит право старшего на приём старинного долга. Расчёт был таков, что отдаются все деньги золотом, проценты, коих немало и сосчитаны так же, отдавать в ассигнациях или рублях, как укажут. Расписку взять так же об уплаченном долге. Дядя не сомневался, что этот документ сохранен, и кто-то из семьи заимодавца предъявит его. Ещё Лев Давыдович начал поиск того лица, раскрывая всю подноготную: «Не иначе сам дьявол во плоти попался под руку». А может сам выискивал прадеда, это были предположения, но похожие на правду. Всё сошлось сейчас: отец разорён, мать больна – при смерти, он не поступит в университет как мечтал. Замок у него под кроватью дядя счел за знак для действия. Каково дядино богатство Сергей не знал, никто не знал, сколько дядя нажил, но тратить он не любил, особенно после похорон сына. Деньги есть, решил юноша, если долг, длиной почти в столетие с процентами может выплатить один. Что было дальше?
Ехали молча, изредка обмениваясь словами: «Встали! Поехали. Светает. Темнотища», - и другими, не требующими объяснения. Сим спал, изредка всхрапывая, сидя он почти не храпел. Юноша смотрел в оконце, размышляя над словами дяди. Сергей не был учён настолько, чтобы понять всё сказанное им, но понимал основное – потоки грязи в судьбах людей не зависят порой от них, а есть основа, на которой произрастает должное случиться – плохое и хорошее. Так случилось с отцом, матерью, с ним. Дядя напомнил притчу, рассказанную другим человеком, когда горе душило, и жизнь не казалась нужной ему. Но человек предупредил: «Есть лица, в которых находишь ответ, сейчас моё лицо – ответ. Я светел ликом, не горд и спокоен. Теперь посмотри на своё отражение: синяя борозда на щеке, бровь устало повисла, а с другой стороны – вздёрнута вверх. Горе, как оно есть – вот твой лик».
  - Горжусь ли этим? – был дядин ответ.
  - Твой горн протрубит, но не сегодня, ещё придёт время утешения и расплат. Сейчас не то время, - он повторил это несколько раз, - теперь послушай историю, которая случилась века назад:
Было село, деревушка, в ней жил парень 17-ти годов – молод и красив, но чванлив. За что не возьмётся, всё не по душе ему, а жаден, корыстен, злобен – это проявлялось в чертах, и стал таким. Люди дивились: откуда у родителей хороших и добрых, сын – злобный да жадный? Родителей перестал кормить, когда состарились –  они ходили по дворам, просили милостыню. Им давали, но в дома не пускали: боялись через них злобного сына злить. На пахотной земле умерли оба. Сын только смеялся: «К земле тянулись, вот она и взяла». Дочь подросла у нелюдя – не в него душа: краской заливалась, когда слышала неправду от отца. Так и прозвали сельчане – «маков цвет». Девушку выдал отец за старого сквалыгу, и дочь потерял из виду, забыл. Муж был хуже отца к людям, но жену любил, берёг. Двоих детей она ему родила, и помер муж – стар был. Дети росли ни в отца, ни в мать – сами по себе: как все – не добрые, и злыми их люди не считали. Однажды в село зашёл поп, он там не жил, но похаживал, если работа случится: отпевание там, покрестит, а то и проповедь читать надумает, тому и рады сельчане. Зашёл к одному из сыновей той женщины: дочь у него родилась с родинкой на шее, уж заметной стала, а ещё больше наросла. Поп посмотрел: «Причащение требуется, да и вам, родителям, тоже». Причастил, но родинка уж выросла, и душить стала, девочка умерла. У второй – нога короче другой, замуж не взяли, осталась в девах. Родителям горе, правды ищут.
Со вторым сыном та же история: дети никчёмные вышли. Много – семь, а не одного толка, всё попусту. Переженились, повыходили замуж, а дети: кто помер в утробе, кто от болезни – никому жизни не дал Рок, злой был, наверное. Вот и моя ветвь оборвалась, - так закончил дядя свой рассказ. – Сколько прошло? Три поколения? Четыре? Всех унесло в море гнева. Расплата такая у него: семя не проросло, загибло всё. А ведь его родили, воспитали хорошие родители. Я спросил у знакомца, он посмотрел на меня «плёнками» на глазах, ничего не ответил. Рок от начала дней – вот, что я понял у него. Ушёл, говорить больше не стал. Сам разберусь, решил я, но успел только это.
Дядя указал на список, с указанными в нём фамилиями. Некоторые из них казались знакомыми: кто-то говорил о них, упоминалось в летописи. Дядя больше не говорил об этом человеке, важна история, смысл в ней.
Сергей подъезжал к Петербургу. Карету тряхнуло последний раз, и она покатилась по уложенной дороге. Повеселели, остановились во дворе дома, где жил дядин однокашник. Письмо ему передали через дворецкого, гостя принял хорошо. Андрей Петрович, хозяин дома, жил в одиночестве: семья в полном составе съехала от него, оставив доживать одному. Историю свою Андрей Петрович не рассказал, но видна была расхлябленность в этом человеке. Без слуги он не мог одеться, причесаться даже, а ел только в присутствии своих секретарей – их было два. Они стояли на видном месте, за стол приглашены не были, хотя звание имели достаточное для этого. Сергей помешал ритуалу, но принят был подобающе: ел с Андреем Петровичем за одним столом, и, кажется, стал уже надоедать, когда гость сам напросился на продолжение поиска нужной фамилии.
  - Ах, да! Я и забыл, Лев писал, якобы нужен тебе некто, - и он погрузился в воспоминания.
Сергей тихим голосом напомнил:
  - Ключицкий.
  - Да, Ключицкий. Знаком, нет? – это он спрашивал у себя. – Всё вертится, - он покрутил пальцем, показывая верчение, - да, но не вспоминаю, уж извини. В палату тебе надо, там подскажут – всё знают: хоть наш, из дворян, хоть в списках купцов – укажут.
Гость поблагодарил за приём и отбыл – не потому что дядин однокашник плох, а нужно самому разбираться в дядиных наставлениях.
Были в Петербурге родственники и с материнской стороны, и у отца братья проживали здесь и имели неплохое положение в обществе, но сейчас не время посвящать их в дела семейные, хоть касается это всех. «Всему своё время», - решил юноша и поселился в скромной гостинице с номером для слуг: Сим был рядом всегда. Деньги были: дядя дал на расходы, но велел пожалеть его, старого – не тратить всё без причины. Сергей помнил об этом и лишнего себе не позволял, однако, одежду купил сразу: в присутственное место войти в дорожном костюме считал недостойным себя: дядя бы не одобрил.
Последующие события развивались быстро, и не заметил бы Сергей, как уличён был, злодейским образом составленный документ, по которому и отписывалось бы состояние дяди в имущество сего лица…. И так, всё по порядку.
В присутственном месте хранились все документы на особ мужского и женского пола, на которых были когда-либо отписаны имения и земли, и имущественные споры по ним. Нашёл и дядю, и своё семейство. Имение, обозначенное как «родовое гнездо» с материнской стороны: только покупка, делёж по частям земель и много споров – вот что наследовал он за матерью. Теперь отец: долг за ним записан, но имение не распродано, заимодавцев много и спор между ними идёт нешуточный. Так что отец в долгах до самого последнего клочка земли, и сыну, если будет наследовать, достанутся долги и проценты по ним – имения не хватит расплатиться. Как да что с родными он узнал быстро: всё присутствие знало дядю и работало под его началом. Теперь «бедный родственник» в лице Сергея ищет вразумительный ответ: что будет с отцом, когда, наконец, учтут все заёмные листы и долг обяжут через суд выплатить? Мама при смерти, у неё дела получше, но сложа рук не сделаешь. У дяди расписка: «Означенное лицо», - далее фамилия, инициалы, разборчиво место заёма, сумма прописью и чек к оплате на предъявителя. Сумма не велика по тому времени, но дядя нарочно указал на «целое состояние», сейчас, с набежавшими процентами, это есть небольшое состояние, сравнимое с небольшой деревенькой около Москвы. Теперь определить, кому отписал его дядя значительную сумму денег. Ключицкий, его сиятельство, граф, как мог стать им, в расписке титул графа указан не был, и отказ в возврате долга был невозможен. Скорей всего, прапрадед свой долг признавать не пожелал по той причине, что ни графом, ни дворянином его заимодавец не был. Ключицкий дворянин, граф – в этом нет сомнений. Является ли он внуком того лица или расписка попала к нему случайно? Возможно, вместо денег ему была вручена расписка, по которой граф без труда истребует с наследников всю сумму. К дяде Сергей не спешил, хотя тот узнал от подчинённых о его появлении. Ещё не много и он будет знать всё, прежде чем поедет к графу. Однако, нос к носу, столкнувшись с братом отца, он, извиняющимся тоном, стал рассказывать дяде цель своего визита в Петербург. Дядя выслушал племянника и снисходительно велел заглянуть вечерком, а до этого времени «утереть сопли и не мешаться под ногами». Того чуть не толкнул седобородый старец с тростью-зонтом, и если бы не его дядя, толкнул бы «мальчишку» или огрел тростью, что пришлось бы седому господину по вкусу. Сергей был увлечён рассказом и не заметил пожилого господина, продолжая стоять на его пути. Дядя спас, подтолкнув в сторону неуклюжего племянника с «неважными» манерами провинциала.
Вечер длился долго, дядя задерживался как всегда на службе, а девушка-горничная, то и дело пробегая мимо, бросала на ходу: «Сейчас будут». Но глаза слипались, а дядя не появлялся. Стук в дверь разбудил гостя, дядя приехал не один, с ним гость, средних лет господин: тщательно выбрит, волосы слегка напомажены, но лишь слегка, голос слегка с хрипотцой, будто простужен, одет чрезвычайно просто, но модник, было видно.
  - Граф Ключицкий Сергей Сергеевич, - представил его дядя, - мой племянник Серёжа, я вам рассказывал.
  - О-о! Приятный молодой человек. Чем обязан? Дядя рассказал вашу просьбу оплатить долг, но расписку не взял, пока, - он добавил это застенчиво, жмурясь от света, который был в отдалении и в глаза не падал. – Да, теперь о вашем деле: мне рассказал о нём Порфирий Семёнович, ваш дядя. Как видите, я тот ваш заимодавец, но расписки при мне нет, - он помолчал, - что вы предпримите Сергей…
  - Юрьич, - добавил Сергей, - ничего не предприму, но будет расписка и свидетели, что я отдал оную сумму с процентом, указанном здесь, - он вынул конверт и постучал по нему пальцем. – Вы, в свою очередь, пересчитаете при всех этот процент за все годы с той даты, - щелчок по конверту, - тогда напишите расписку, что оную сумму с процентами от меня получили, я при свидетелях сверяю расписку и получаю её от вас, ваша светлость.
Сергей ещё продолжал говорить о процедуре прощания с деньгами, а дядя, утомлённый, рассерженный или сконфуженный (видно не было), отвернулся и стал сморкаться в платок, приговаривая: «Стряпчий, Серёжа, стряпчий». Разговор был окончен, граф развернулся и, уходя, сказал:
  - Сергей Юрьич, приятно было познакомиться. Увидимся ещё.
Серёжа поклонился.
  - Прощайте, ваша светлость.
Граф уехал, видно было, как он одевался в прихожей. Дядя что-то говорил тихим голосом, потом всё смолкло, дверь хлопнула два раза – дядя выходил проводить гостя, долго не было. Но как только горничная позвала к столу, Сергей отказался и принялся собираться к себе в гостиницу. Дядя окликнул на крыльце:
  - Серёжа, ты не должен уходить. Посидим немного, обговорим, утром уедешь. Нет, Порфирий Семёнович, не могу сегодня: Сим волнуется, мой дядька, спать не будет, я не предупредил, что останусь.
Дядя попытался возразить, но махнул рукой: племянник оказался крепким в решениях.
  - Прощай, Серёжа, пришлю за тобой.
Серёжа ещё час гонялся за извозчиком – дорогу он не знал. Оказалось – рядом совсем, и извозчик уже не нужен, но доехал, наконец. Сим почти плакал, просил не оставлять его так, без известий, а то он уже, что только не передумал в своей голове. Серёжа, укладываясь спать, обещал не оставлять и простить, что не предупредил заранее. Сим ещё бурчал, потом захрапел. «Простил», - Серёжа улыбнулся.
Ночь прошла спокойно, не считая дядькиного храпа. Его уже услышали на этаже и оценили по достоинству. Пока считали, что это молодой господин так выводит «рулады» замечания не делали, но Сим признался, и тут началось…. Дело закончилось выселением слуги в тёмную комнату. На этаже их было две: одна завалена ненужными вещами, оставленными от съехавших постояльцев, другая – подсобка с заколоченными окнами. Сим выбрал последнюю. Не успел он перенести свои вещи туда, как приехал дядин слуга и велел от его имени ехать вместе с ним с вещами. Порфирий Семёнович забирал племянника к себе, чем-то он ему угодил.
Завтракать пришлось одному: Порфирий Семёнович уехал, не удосужившись встретиться с племянником. Время раннее, а уже на ногах. Что за дела могут быть? В присутствие ещё рано. Пока Сергей рассуждал об этом, пришёл слуга графа с запиской. В ней были указаны точные координаты, по которым его можно увидеть сегодня. На выбор два адреса, время возможного прибытия не строгое, но уложиться желательно в него. «Однако, - заключил граф, - если Вам угодно другое место и время – укажите его». И далее размашисто подписался, не забыв о титуле написавшего. Сергей поблагодарил слугу графа, давая ему «на чай», он отказался, сославшись на строгий приказ. Что ж, осталось дождаться Порфирия Семёновича, но тот, как назло, не спешил к племяннику. Время позволяло, Сергей взялся за чтение, но в голове были только мысли о встрече с графом. Пора было собираться. Дядя приехал неожиданно и в дверях остановил Сергея.
  - Серёжа, куда ты?
  - Записка от графа, вот.
Он достал сложенную вчетверо бумагу. Дядя пробежал глазами, хмыкнул, вернул.
  - Серёжа, не надо горячиться. Здесь такое дело…
Он долго усаживался в кресле, после продолжил:
  - Не надо, не разобрав всего дела, платить старинный долг, - это он подчеркнул, - не ты, ни твой дядя, - он кашлянул зачем-то, - не делали этот долг, он перешёл по наследству.
Тут дядя сделал паузу, достаточно долгую, чтобы Серёжа понял смысл сказанного.
  - Теперь, когда прошло столько лет, сменилось не одно поколение, долг вырос изрядно и стал – куш! – это дядя выкрикнул, привстав с кресла. – Что же мы? Платим? Суда нет, бумага предъявлена не была на рассмотрение. И так, что имеем? Твой дядя решил избавить себя от долга. Ты как там оказался?
Пришлось объяснить своё положение и намерение служить. Про записку от матери Сергей промолчал, это было бы не к месту: кузен матери, как бы ни относился к ней хорошо, ему не такой близкий как дядя – родной брат его отца. Пришлось рассказать о доводах, какими руководствовался дядя по матери, Лев Давыдович, посылая племянника на столь важное для него задание. Упор был сделан на долг, который он хочет выплатить при жизни, а ему, племяннику, отпишет всё оставшееся имущество. «Но, - Сергей вздохнул, - там не много».
  - Не горюй, - Порфирий Семёнович внимательно посмотрел на Сергея, - ты не договариваешь. У него кто-то есть, кому он может завещать своё имущество?
Сергей помотал головой.
  - Сын умер, он долго болел.
  - Рехнулся твой дядя, - Порфирий Семёнович резко встал.
Сергей не ожидал за ним такой резвости и вздрогнул. Собираясь встать следом за дядей, но был тут же усажен обратно.
  - Сиди, Серёжа, я подумаю ещё. Ты мне сказал не всё: к делу не относится горе, с которым твой дядя жил всё это время. А долг – это главное зло, с которым он хочет расстаться с твоей помощью. Хорошо, - он потёр руки, - теперь главное, послушай меня, Сергей, - он погладил его по голове, - скажи ещё, только не ври, про баллы соврал?
  - Нет, я исправлю.
  - Хорошо, это я так, - и крякнул от удовольствия, - не воспользовался дядиной добротой, а ведь мог вписать имя, своё имя, - при этом заглянул в глаза племяннику, - но не вписал. Постеснялся? Нет. Не думал даже? А ведь мог. Не останови тебя на пороге, уже сейчас считал себя, выполнившим поручение, и благодарил бога, что хорошо вышло. А? То-то. Честен. Нужда? Ну, что нужда? Поработаю. Так? А хочется иначе, как все: пьянки, девы на подбор. Так? Нет, не ты, не ты, Серёжа. Помогу. Теперь – помогу. Ступай к графу, узнай, что хочет. Расписки нет? Вот и узнай. Нет расписки, а деньги положь. Ишь!
Он ещё походил по комнате.
  - Езжай! – и взмахом руки показал на дверь.
Сергей встал, сделал поклон, дядя оценил вежливого юношу, и направился к двери. Записку прочитал ещё раз – нет, не успеет до времени, теперь ждать, не долго, но обед пропущен. «Хорошо, проедусь по адресам, увижу, что за дом у графа, а затем встречусь. Теперь, дядя прав, держи ухо востро: без расписки пробовал граф – не вышло, не подсунул бы «липу», а ведь мог бы. Что тогда?» Сергея бросило в холодный пот. «Дядя не предупредил об этом, мог бы, но не захотел. Он уверен, что расписки у графа не было никогда, а про подделку и думать не захотел. Посмотрю расписку, сверю почерк, тогда и передачу денег назначу».
Доехал до дома, указанного в записке. Нет никого, окна завешены.
  - Дом графа Ключицкого?
  - Нет, дальше, - дорогу показала молодая женщина, одетая в простое платье, она оценивающе осмотрела юношу, - да он вам на что?
  - Долг отдам.
Она покрутила у виска и отошла в сторону. Дела её не волновали видно, она стояла и смотрела на Сергея.
«Пожалуй, посмотрю ещё, времени много».
  - Здесь кто-то живёт?
Женщина отвернулась, не желая говорить.
«И не уходит, странная всё же». Сергей постучал в дверь, кто-то зашаркал, подошёл, но, не открывая, спросил:
  - Кто?
  - Граф указал этот адрес.
  - Нет его.
Шаги зашаркали от двери.
«Что ж, адрес проверен – здесь граф, возможно, был уже, но уехал. Теперь другой адрес, двумя часами позже он будет там, надо осмотреться». Теперь он действовал осмысленно. Граф сделал ловушку для него, «куш» не выходил из головы. «Я отдам деньги за любую бумажку: я юн, и выполняю дядино поручение. Он меня оценил правильно и готов на шаг любой обдуманный, верный, чтобы получить деньги. Верится с трудом, что мой дядя опытный в делах подобного толка, до сих пор верил в честных людей: где-то услышал – граф наследник и расписка, должно быть, у него. Поверил и не задумался – так ли? Однако пора осмотреться: город мне не знаком, доверять первому попавшему, как дядя, я не намерен. Вот идут двое, спрошу».
  - Господа, прошу простить меня, я заблудился, вот адрес по которому надо быть тот час.
  - Вы не заблудились, молодой человек, следуйте за нами, мы приведём. Как вас звать? – это спросил пожилой господин.
«Его интересует моё имя – я просто прохожий. С чего бы?»
  - Меня зовут Сергей.
Далее шёл разговор, отчасти относящийся к моему делу, но объясняться я не стал: люди чужие, им я представлен не был.
  - Однако, - будто выдохнул из себя седой господин, - разреши представиться, мой юный друг, поскольку мы идём рядом, Афанасий Яковлевич Пичугин, уполномоченный по делам вашего батюшки. А это – Виктор Алексеевич, он нам ещё пригодится, в вашем деле, - уточнил седой господин.
  - Афанасий Яковлевич, - начал я взволнованно.
Но он меня остановил жестом.
  - Пришли. Потом.
Адрес тот, я сверил: дом мадам Пичугиной на Тверской. Я остановился, как вкопанный: отец ждал меня у входа.
  - Ты здесь, сын, проходи, не ожидал, но так будет лучше.
Больше он не сказал ни слова, всё время говорил господин Пичугин. Граф должен был подойти с минуты на минуту – я смотрел на часы.
  - А! Граф подойдёт, сегодня будет обязательно.
Он продолжал описывать финансовую ситуацию отца, которую я хорошо знал из бумаг, когда просматривал споры, залоги и прочее касательно моей семьи. Я сделал усердный вид, притворяясь слушающим, однако продолжал изучать обстановку и лица людей. Кроме моего отца, меня и двух представленных мне людей, были ещё трое. Разговор шёл оживлённый, прерываемый возгласами новых знакомых, коих чести узнать по имени меня не удостоили. Это были кредиторы моего отца – я сделал вывод из разговора. К согласию придти им так и не удалось, как пришёл граф. Поздоровался со всеми вежливо, мне кивнул как знакомцу. Перепалка продолжилась оживлённее прежнего, пока граф не взял на себя ведение дела – это улучшило обстановку. Речь была длинной, оратор из графа вышел преотличный, однако всё свелось к решению спора путём расписки, которой у него не было (я уже не сомневался в этом), но расчёт на выплату оставался. Я должен отдать ему дядины деньги – он за вознаграждение, конечно, отдаст кредиторам по их распискам, которые вручит мне. Оставалось узнать, что мешает мне самому отдать эти деньги, взяв обратно свои (отцовские) расписки? Однако ответ нашёлся быстро: он и есть наследник прапрадедушкиного долга, а значит, ему и сумма принадлежит. Но поскольку расписку сейчас он не предъявляет, ему причитается комиссия, а вся сумма возвращается мне в качестве оплаченных долгов. Я сидел, внимая всему, видел подавленного отца, он смотрел умоляюще. Я взял слово:
«Господа, - начал я, - долг отца, этого господина, - я нарочито подчеркнул отстранённость, - мне известен. Сумма, указанная в закладной, примерно равна долгу, указанному в этом письме. Отец мой не сказал, куда отправится сам, когда я уже был готов к отъезду. К долгу отца эта сумма решительно не имела отношения. Вся сумма – деньги родного брата моей матери, с которой мой отец в разводе и давно. Если бы я решился на сделку, то подвёл бы дядю, он надеется на меня. Сейчас, когда мне не предъявлена расписка об уплате долга со всеми причитающимися по ней процентами, позвольте откланяться».
Я ушёл, оставив остолбеневшего родителя, поверенного в его делах господина Пичугина и господ, одалживающих деньги. Вечер прошёл спокойно. Вернулся со службы дядя – он всё знал.
  - Молодец! Я всё знал, но решать было тебе. Что ж, моя миссия закончена, - дядя вздохнул.
  - Порфирий Семёнович, - начал я.
  - Утром.
Дядя махнул рукой и ушёл к себе. Я, наскоро пообедав и поужинав, лёг спать. Утро было удушливым, так мне показалось, не жарким, а каким-то «без воздуха», что ли? Эта брань звучала в ушах: оскорбления не звучали в адрес отца, но сказано было слишком много о безответственности «некоторых господ». В таком настроении я спустился в столовую. Дядя был уже там, поздоровался первым:
  - Здравствуй, Серёжа.
  - Здравствуйте, Порфирий Семёнович.
  - Присаживайся. Ешь.
Я, наверное, набросился на еду, потому что дядя спросил:
  - Не ел, Серёжа?
  - Ел, но как-то…
  - Ешь, ешь.
Долго молчали. Когда унесли последнее недоеденное блюдо, дядя спросил:
  - Ну, что думаешь делать теперь?
  - Я не нашёл расписки здесь, буду искать, - показал на список, он всегда находился в кармане, - вот по этому списку.
Дядя прищурился.
  - Дай-ка мне.
Пробежав глазами по листку, он вернул и сказал:
  - Расписки нет ни у кого из этих фамилий. Пращур не оставил, долг был уплачен сыном, отцу сказать не решился, а после его смерти вдова не стала интересоваться делами мужа, и бумаги отдала на хранение. Поскольку долг был уплачен, сохранилась пометка о выплате и расписка приложена. В архиве всё ещё лежит эта бумага, Серёжа. Не беру, пусть лежит, а ты верь мне, - он вздохнул, - вчера искал, нашёл, так что вот, - дядя замолчал. – Тебе решать, спасать ли отца. Отсрочку выпросил, а так, сам знаешь…
Воздух кончился совсем. Сергей не дышал – ещё минута и он окажется на полу. Тяжёлый вдох и лицо из бледного превратилось в пунцовое – нервный припадок.
Дядя крикнул лакея, прибежали двое, взяли под руки и увели. Юноша еле передвигал ногами. Сим суетился рядом и причитал: «Ну, господи. Ну, господи…»
До вечера Сергей не приходил в сознание. Вызвали доктора, он покачал головой: «Сердце, больное сердце. Теперь покой. Вот рецепт. Не поможет, что ж…» Доктор не стал скрывать – положение больного хуже некуда. Дядя был встревожен не на шутку. Отца, Юрия Семёновича, вызвали сразу, но тот долго не приходил. Вечером, когда лечебные мероприятия увенчались кровопусканием, он появился. Бледный с синюшными мешками под глазами, он стоял в дверях, и вяло открывал рот, его не слушали. Слуги занимались своим делом, доктор пыхтел над умирающим, Сим плакал в голос.
На короткое время Сергей пришёл в сознание, но говорить не стал. Посмотрел на отца. Сим распростёрся на одеяле, по вздрагивающим плечам понял – плачет дядька.
Всё было кончено. После похорон Юрий Семёнович навестил родственника, отдал письмо и вексель, рассказав о горе, его постигшем. Лев Давыдович плакал о сестре: скоро скончалась после отъезда сына, и племяннике, которому жить не дало проклятье, как и всему роду.
Два года прошло. Юрий Семёнович наследник небольшого состояния жены, проиграл его в карты и остался должен. На деньги, что не ушли в уплату долга, была построена небольшая церковь. Лев Давыдович не дожил до окончания стройки, но ходил наблюдать за строителями, подсказывал, как лучше класть кирпичи.
О проклятье.
Так история сказалась: всё, будто бы, от проклятья. Не было счастья никому, и род пресёкся. «Есть судьба и у Солнца», - сказал мудрец. И род, начинаясь, тлея, разгораясь, приходит к завершающему концу. Так и было с семьёй Серёжи, и другие ушли. Но есть ли проклятие? Да. Избегают? Немногие. Нации исчезают, культура, язык. Скольких уж нет…