Найти или не потерять?

Уральский следопыт в гвианских джунглях – вот это поворот!
Я, конечно, догадывался об отличии джунглей от уральской тайги, но лишь в пределах познаний юных лет. Собственно, я и о Гвиане мало что знал, вернее, вообще не знал. Гвинея, Гайана, Гвиана – где они находятся и чем отличаются? Оказалось, что первая находится в Африке, две другие – в Южной Америке. Мне нужна американская Гвиана – всё ясно. Предстояло виртуально познакомиться с ней. Решительно пошёл в центральную библиотеку, уверенно попросил материалы о южноамериканской Гвиане.
– О какой? – уточнила солидная, судя по всему, начитанная дама довольно зрелых лет.
– Та, что находится в Южной Америке, – с гордым видом специалиста уточнил я.
Некоторое время мы молча осмысливали глубину познаний каждого, пока дама не задала несложный наводящий вопрос:
– Испанской, Британской, Голландской, Португальской или Французской?
Мой уточняющий вопрос звучал проще:
– А они все находятся в Америке?
– Ну да, в южной.
Поразмыслив над моими глубокими познаниями в географии, женщина добавила:
– Правда, своё прежнее название до сегодняшнего дня сохранила только французская.
Я возликовал. Нет, не от очевидного роста моего интеллектуального уровня, а потому, что божье провидение в лице моих родителей подвигло меня изучать прекрасный культурный язык дворянской знати с его ужасными созвучиями и оборотами со школьной скамьи до выпуска из ВУЗа. Созвучия хоть однажды слышал каждый, а вот ощутить радость от оборотов… Есть такая наука – идиоматика, она об этом. Кому интересно, ознакомьтесь. Название говорит само за себя.
В неменьшем восторге оказался главный редактор, осчастлививший меня своим решением о предстоящей командировке в удалённый департамент Франции. Вместе со мной счастливого случая дождались спонсоры и рекламодатели. Из Азии предстояло пересечь всю Европу, преодолеть Атлантический океан и оказаться в Южной Америке. На протяжении двенадцати тысяч километров маршрута мне предстояло возвещать миру об их (спонсорах и рекламодателях) присутствии на нашей планете.
Вот так я очутился в джунглях.

А началось всё с того, что группа российских энтомологов по роду своей деятельности оказалась в Гвиане раньше меня. Видимо, европейская, азиатская и африканская фауна им надоела или они успели обследовать её до последней букашки. Словом, взоры учёных обратились к западному полушарию.
Как я потом убедился, за определённую плату обычный индеец готов был выловить в местных зарослях самую диковинную тварь, предприимчивые торгаши могли отправить её в наиболее удалённую точку земного шара. Однако нашим пытливым зоологам непременно захотелось увидеть нужный вид в естественной среде обитания в самом непринуждённом живом виде. Что ж, у каждого свои… цели.
Вылавливая диковинных бабочек, один из учёных, догнав очередную особь, вытащил из-под обширного сачка обречённую жертву и блестящий свёрток, который та облюбовала. В полиэтиленовом пакете оказалась записка. Как ни странно, она была написана на русском языке. Вероятно, из-за этого проводник проявил к ней полное равнодушие и позволил русским распорядиться ею по собственному усмотрению.
«Почему на русском?» – удивился я, взяв записку в руки.
Текст записки был кратким:
«Идёт пятый день моих вынужденных скитаний. Пятый день – пятая записка.
Продукты заканчиваются. Все обнаруженные тропы уводили в непроходимые заросли или в болота. Продолжаю идти на северо-восток.
Николай Найтов»

Так вот, оказавшись в родном Екатеринбурге, энтомолог почему-то решил поделиться находкой с редакцией «Уральского следопыта». Не думаю, что название журнала вызвало в нём представление о сыске. Скорее, он хотел выразить благодарность за прежде опубликованную работу. А может быть, не захотел возиться с бесполезным для биологии артефактом.
Мне была поставлена задача выяснить всё о пропавшем путешественнике, и на страницах нашего журнала описать его историю в виде интересного рассказа.
Кроме посещения вышеупомянутой библиотеки мне пришлось обзвонить массу организаций, в том числе: союзы, ассоциации, фонды, связанные с туризмом и путешествиями. Перечитал форумы путешественников. Досталось и МИДу. Но, кроме скудных данных о личности без вести пропавшего и зафиксированном факте исчезновения в гвианских дебрях, ничего обнаружить не смог. Столько растраченного времени впустую!
Все возможные зацепки остались в далёкой Гвиане. Только там можно было уточнить данные о начале неудачного пути, найти проводника, который сопровождал или консультировал Найтова, от него – возможный маршрут следования, попытаться пройти по нему. Я уже знал, что через джунгли невозможно путешествовать так, как по просторам уральской тайги. Местные жители ходили по малоизвестным тропам, которые натаптывались и прорубались десятилетиями. Без инструктажа проводника никакой путешественник не решится на преодоление труднопроходимых джунглей.
Содержание записки свидетельствовало о том, что она не была единственной. Стоило найти остальные, можно было раскрыть весь путь, выяснить историю похода и, если повезёт, найти останки путешественника с его последним скарбом. Удачное стечение обстоятельств обещало хороший материал для захватывающего рассказа.
Но… но, как уже упоминал, об отличии джунглей от тайги я имел слабое представление – очень скудное и смутное. Поэтому ринулся в путь полный надежд и вдохновения.

Екатеринбург – Москва – Париж – Кайенна (столица Гвианы) – Саюль (населённый пункт в центральной части южноамериканской страны) – вот тот путь, который мне пришлось преодолеть.
До этого надлежало оформить отдельную гвианскую визу, потому что обычная шенгенская в заокеанском департаменте не действует. Для её получения пришлось предъявить справку о прививке от жёлтой лихорадки. Для получения справки, естественно, – сделать отвратительный укол.
Самое интересное, что в аэропорту Кайенны о справке никто не вспомнил. Да что там о справке, даже паспорт никто не спросил.
С первых шагов по гвианской земле я убедился, что весь обслуживающий персонал, администрация, полиция и прочие служащие – вправду французы. Но – негры. Исключение составили два случайно встреченных иностранца.
Уже в магазинчиках аэропорта столицы я обнаружил огромное количество бабочек во всевозможных рамках и понял, почему земляк-энтомолог выбрал для себя этот уголок планеты. Самое любопытное, что при всём многообразии летучих насекомых в естественной среде обитания, там вдобавок существуют фермы по их разведению. Каких красавиц я только не увидел! А вот обычной российской капустницы встретить не пришлось. Жаль не захватил. Пусть бы поизумлялись.
Слова бабочка никто не понимал ни по-русски, ни по-французски, но стоило сказать сокровенное «паламбала» и перед вами вываливали огромную кучу рамок с ними – разных расцветок, форм и размеров. Были неописуемые красавицы, но попадались и неприглядные мохнатые твари величиной чуть ли не в ладонь.
Бабочки – это, пожалуй, единственное, на что можно посмотреть в Кайенне. Достопримечательностей, заслуживающих внимания нет. А вот за пределами города для любителей природы – сущий рай. Пальмы, бананы, орхидеи и множество очаровательных цветов, которых я прежде никогда не видел даже на картинках.
Отдельно стоит рассказать об аэропорте в Саюле. Аэровокзал представляет собой деревянный навес без стен с маленькими помещениями по краям, на которых держится общая крыша. Для лучшего понимания скажу, что помещения по размерам ничуть не больше магазинчиков на автобусных остановках уральских городов. «Остановка» расположена на краю леса, который предваряет джунгли. Единственная взлётно-посадочная грунтовая полоса длиной тысяча двести метров напоминает о своём предназначении редкими следами от шасси воздушных судов. И это при том, что в Гвиане расположен французский космический центр и европейский космодром Куру. Да, да, именно с него 25 июня 2013 года была запущена ракета-носитель «Союз-СТБ» с четырьмя спутниками на борту.
С высоты полёта самолёта местной авиакомпании Air Guyane Express мне удалось увидеть необычайные столовые горы тепуи. Столовые – потому что их форма напоминает стол. Боковые стены гор представляют отвесные скалы высотой в несколько сотен метров. При этом горы уходят в высоту не привычным клином, а по всей высоте сохраняют один размер. Скалы словно вросли в зелёный массив джунглей. Верх тепуи представляет плоскогорье, плотно заросшее густой растительностью. Альпинизмом я никогда не занимался, поэтому очень надеялся, что известный путешественник не решился проложить свой путь по этим «столам».
Рассматривая диковинный ландшафт, я не обнаружил пеших или автомобильных дорог между населёнными пунктами. Единственными путями сообщения были небольшие очень извилистые реки, простирающиеся во все направления, и самолёты малой авиации. Если в российской тайге заплутавшего путника к населённому пункту может вывести дорога или река, то здесь на такие ориентиры надеяться не приходится.
В Саюле мне пришлось провести три дня. Они ушли на то, чтобы найти проводника Найтова, двух гребцов с пирогами и собрать всё необходимое для ответственного пути. А именно: грубую, но прочную обувь, плотную одежду, палатку, гамак, противомоскитную сетку для лица, сетку во весь рост для ночлега в гамаке, мачете, нож, ложку, флягу для воды, кастрюльку с длинной дугообразной ручкой, как у котелка, фонарик, компас, карту местности, репелленты от насекомых и на крайний случай три ампулы со слезоточивым газом. Обычный газовый баллончик для отпугивания хищников неэффективен. Ну и, конечно, пятидневный запас консервов и галет. Для удовлетворения жажды и восстановления сил предпочёл взять упаковку мате. Это очень популярный среди индейцев чай с непривычным горьковато-сладковатым вкусом. Тонизируя, он не вызывает учащённого сердцебиения. Блокнот, ручка и карандаш, как неизменный атрибут моей профессии, были со мной всегда. Почти всё пришлось упаковать в плотные полиэтиленовые пакеты, учитывая стопроцентную влажность в местных лесах даже в отсутствие дождей. Словом, мой рюкзак весил не менее двадцати килограммов.
Со слов проводника, который довёл Николая до начала выбранного маршрута, выяснился полный замысел путешественника-экстремала. Зная азимут направления пути, используя тропы индейцев, Найтов намеревался в одиночку преодолеть почти пятьдесят километров джунглей до берега местной реки Аппруаж, где в условленном месте его должны были ждать три индейца с пирогами для дальнейшего двухсоткилометрового путешествия по воде. К месту встречи Найтов не вышел. Вот и весь пролог.
Теперь сухопутный маршрут предстояло преодолеть мне, но уже с опытным проводником. А по воде нас должны были вернуть в Саюль два крепких гребца на пирогах.
Индеец отлично ориентировался в джунглях, и за дополнительную плату я уговорил его периодически отклоняться от тропы на несколько десятков метров в разные стороны для поиска следов путешественника. При этом, оставляя тропу, он ни разу не сбился с основного маршрута.
К исходу третьего дня приблизительно в пятидесяти метрах от тропы на стволе поваленного дерева мы обнаружили, покрытую плесенью, ткань рюкзака. Индеец не мог вспомнить какого цвета у Николая был рюкзак, но согласился, что он мог принадлежать тому. Действительно, кому придёт в голову оставлять рюкзак посреди леса в стороне от тропы. Я предложил пройти дальше, но проводник отказался, ссылаясь на нехорошие горы в указанном направлении. Из расспросов стало понятно, что местность там неровная: резкие подъёмы чередуются с крутыми склонами. Поэтому троп там не прокладывают. Условившись, что проводник подождёт меня, я решил пройти несколько десятков метров в одиночку. В плотные заросли не лез – не логично. Однако и в этом случае без мачете не обошлось. Внимательно всматривался в окружающее пространство.
Чутьё не подвело. Через двадцать-двадцать пять шагов в расщелине старого дерева на высоте полутора метров заметил подозрительный комок, обросший зелёной массой, из которого свисал шнурок. Аккуратно очистив находку, обнаружил полиэтиленовый свёрток с запиской:
«Восьмой день. Продукты закончились. Идти в гору нет сил. Пошёл вниз по склону на восток. Вероятно, в низине есть вода.
Для облегчения пути оставил некоторые вещи. Если кто-нибудь найдёт это письмо и пожелает найти меня, вдоль троп ищите записки в фольге.
Не знаю, выберусь ли я, но заранее прошу у всех, кого знал, прощения за глупые поступки. Надюша, я очень люблю тебя. Береги сынишку.
Николай Найтов».
Окликнул проводника. Тот отозвался, но идти в мою сторону не согласился.
«Как же быть? Выйти на нужный путь, найти то, что искал и вернуться ни с чем?». Здравый смысл звал продолжить поиск. К тому же в указанном направлении джунгли были менее плотные. Между стволами виднелся просвет ясного неба. Решительно двинулся вперёд. Сделав очередной широкий шаг, я раздвинул ветви и увидел резкий откос. Инерция не позволила задержать движения тела, нагруженного тяжёлой ношей. Нога ступила в пустоту, и я покатился по склону. Через какое-то время удалось ухватиться за куст, но вскарабкаться вверх без снаряжения и навыков скалолаза не представлялось возможным. На мой надрывный крик ответа не было. Потеряв надежду на проводника, понимая, что ночь может застать на неудобном склоне, начал сползать вниз. Крутой склон закончился метров через тридцать.
Долго стряхивал с себя траву, листья, землю и массу насекомых. Осмотревшись, решил, что дальше идти не следует.
Ужин и приготовление ко сну заняли оставшееся до сумерек время. С трудом нашёл подходящее место для гамака. Тщательно прорубил площадку под ним.
До утра не покидала надежда на поисковые действия проводника. Но предприимчивый туземец свято исполнил условия контракта, благодаря чему я легко вжился в роль Найтова.
Сон был беспокойным. Периодически тишину разрывал оглушительный рёв ягуара. Порой, казалось, что он приближается ко мне.
Утром пришло полное понимание одиночества в необъятных джунглях. Вера на чьё-то участие и помощь рассеялась без следа. «Не может быть и речи об обнаружении следов Найтова», – заключил я. Мысли о поиске путешественника остались в прошлом. Воспоминания о его судьбе вызвали уныние. Надежда на скорую доставку моего письма в редакцию не нашла понимания. Осталась лишь слабая надежда выйти на тропу индейцев.
По компасу сориентировал карту, прикинул направление пути в сторону реки, где должны ждать индейцы. К сожалению, в нужном направлении плотные джунгли и перепады высот не давали возможности идти. Осмотрелся. С «восторгом» осознал, что джунгли здесь непроходимы со всех сторон: слева, справа, передо мной и надо мной. Везде нагромождение стволов: живых, полуистлевших, стоящих, склонённых, лежащих, висящих на лианах и друг на друге. Отовсюду что-то растёт: и с земли, и с того, что само растёт. Это что-то: и твёрдое, и упругое, и гибкое, и мягкое. И на всём, за что ни возьмись, уйма всепроникающей живности от миллиметровых букашек до мух длиной в несколько сантиметров. Эта живность норовит проникнуть к живому теплу и, ужалив, высосать побольше крови. Приходилось отмахиваться, отбиваться, уклоняться, отстранять, раздвигать, рассекать, прорубать, переступать, перелазить, обходить, подтягиваться на лианах, которые то растягивались, то внезапно обрывались. Даже при таких усердных действиях джунгли вынуждали делать большие обходы для сохранения нужного азимута. Путь отнимал много сил и времени. Дремучая уральская тайга вспомнилась, как Эдем. Теперь я осознал причину настойчивого упрямства проводника.
К полудню выбился из сил. Решил развести костёр и приготовить обед. Найти сушняк не оказалось возможным. Древесина в джунглях сопревает, но не высыхает. С помощью тонких веток и сдобренных солью поленьев кое-как удалось добиться устойчивого горения. Дым от костра отогнал гнус, позволил снять сетку, чтобы просушить. Разогрев консервы, вскипятив воду, перекусил и с удовольствием растянулся поверх палатки. Расслабление вызвало дремоту. «Нужно встать, – одёрнул себя, – нужно идти». С трудом поднялся, начал движение. Снова – рукопашный бой с вездесущей растительностью.
Через несколько часов обнаружил утоптанную тропинку, ведущую вверх влево на тот холм, откуда скатился прошлым вечером. Я всё время шёл вдоль него, не находя удобного места для подъёма. Тропа явно не принадлежала человеку, но животное ничуть не хуже знает куда идти. Подъём потребовал дополнительных усилий, однако постепенно он сменился спуском. Нет худа без добра – тропа привела к крупному ручью. Вероятно, здесь место водопоя животных.
«Где бы поудобней примоститься у воды?».
Какое-то жёлто-коричневое пятно колыхнулось за листвой на противоположном берегу метров в двадцати от меня. Раздвинув ветви, увидел крупного ягуара, пьющего из ручья. Понял, что зверь чувствует чужака.
Ягуар не торопился. Хотелось поскорее смыть липкий пот, утолить жажду, но страх не позволял шелохнуться. Наконец, хищник поднял морду и, не глядя на меня, но, не отворачиваясь, отошёл к зарослям. Это обычная хитрость ягуара. Из литературы знал – зверь посмотрит на меня, когда я отведу глаза в сторону и отвернусь. Началом атаки служит потеря внимания жертвой. Преодолеть ручей ягуар мог в несколько прыжков. Изо всех сил начал стучать флягой о камень, грозно топтаться, издавать недовольный рык, готовый немедля раздавить ампулу с газом, чтобы швырнуть в хищника. Зверь равнодушно отвернулся и не спеша скрылся в кустарнике, где, возможно, притаился.
Прошло минут десять, а я всё не решался спуститься к воде. Только теперь ощутил истинный страх, осознав вероятные трагические последствия от встречи. «Давно бы догадался, что сулит путь по чужой дороге». Наконец, преодолев нахлынувшую слабость, спустился к водоёму. Ополоснулся, напился, наполнил флягу. Осмотрелся. Нашёл самое узкое место брода. Вновь вышел на прежний путь. На всякий случай раздавил ампулу, бросил позади себя. Теперь не спешил, часто останавливался, оглядывался, прислушивался.
Под вечер обнаружил пересечение тропы с широкой другой, явно не звериного происхождения. Это успокоило, придало новые силы. Начал рубить быстрее, меняя руки. Неловко, но попеременно – легче. О еде и отдыхе не вспоминал.
В сумерках всё трудней и трудней разглядывать дорогу, но ужасно хотелось скорее найти недавние следы индейских прорубок, в лучшем случае, след проводника. Внезапно след тропы пропал, вокруг сплошные заросли. «Сбился!» Возвратился назад, прошёл влево, вправо. Тщетно. Понял, что заблудился. С тяжёлым сердцем выискал место для гамака, безрадостно приготовил ужин.
С утра новая битва с джунглями. Болела спина, правая рука разламывалась от вчерашней сечи. Уже не спешил – не те силы, да и нужно найти прежнюю тропу. Во вчерашней спешке натворил немало глупостей. Теперь пришлось тратить время, кружа в поиске.
К полудню никаких результатов. Обессилев, распластался на земле, свободной от густой растительности. Не хотелось шевелиться и готовить еду. Только – пить. Воды мало, еды – не более, чем на два дня пути. «А потом? Мучительная голодная смерть и неизвестная судьба Найтова?» Окинул взглядом высокие густые стволы. «…Что бы это могло быть?» В расщелине ствола, над головой, под зелёным налётом мха отсвечивал серебристый блик. Под ворсинками мха обнаружил небольшой свёрток из фольги и полиэтилена. В нём влажный листок бумаги со знакомым почерком:
« Девятый день. Я ещё жив. Запасся водой. Питаюсь отварными червями и личинками. Продолжу путь на северо-восток по этой тропе индейцев.
Н. Найтов».
«По этой? Где тропа?!»
Вскочил, как ужаленный. Пошёл кругами. Внимательность и сдержанность вознаградили: заметил свои прежние следы и тропу индейцев. Без спешки пошёл вперёд, нашёл место вчерашнего промаха. Внутренняя тяжесть отпустила. Ринулся вперёд.
Часа через два заметил просвет в листве. «Неужели опять обрыв?!» Неторопливо пробрался сквозь ветви. Ноги ломило от напряжения, надрывное дыхание с каждым выдохом ударяло в москитную сетку. И вот… Внезапно открылась широкая поляна. На поляне – полуразвалившийся карбэ. В таёжном понимании – это заимка, которую в тайге ставят на тропах охотников.  Только карбэ представляет собой навес, опирающийся на четыре столба без стен. Есть лишь бревенчатый пол.
Привал.
В джунглях нет того многоголосья птиц, которое присуще тайге. Слышен редкий щебет. Ощущается какая-то странная пустота. Но здесь своя прелесть. Огромные бабочки морфо с размахом крыльев до двадцати сантиметров переливаются в солнечных лучах. Их крылья отливают серебристо-голубым, синим, перламутровым или жемчужно-белым цветом. Какое изящество и красота в столь безрадостном окружении!
Карбэ, как правило, ставят на пересечении путей. Так было и здесь. Мне предстояло выбрать правильный. Двигаясь по нужной тропе, индейцы каждый раз неустанно прорубают тропы вновь и вновь. «Если я найду ту тропу, по которой пошёл мой проводник, где-то обязательно увижу следы свежих подрубок».
От поляны, кроме той, что пришёл, вело три тропы. Прошёл по каждой на пятьдесят-шестьдесят шагов. Свежих следов не заметил. Пошёл по той, чьё направление ближе к курсу по компасу.
Дорога, петляя, то уводила вниз, то вела круто вверх. Очередной подъем затянулся. Наконец, на очередной развилке заметил редкие насечки на полуметровой высоте. Каждый индеец, кроме прорубки, оставляет собственные насечки. По ним он определяет свой след и обратный путь. Подобные метки делал мой проводник.
У вершины холма дорожка образовала зигзаг. Решительно ступил за поворот и… замер, как вкопанный. Машинально замахнулся мачете. По тропе, чуть слышно шелестя листьями, неспешно проскользила двухметровая змея с чёрными ромбами на жёлтой коже. Укус этого вида смертелен. Без противоядной сыворотки – неминуемая смерть. Змея тем временем, не обращая внимания на чужака, переползла дорогу и исчезла в траве. Слава Богу, что вовремя остановился. Стоило мне коснуться её тела ногой…
Спешно преодолел злосчастное место, ускоренно пошёл дальше.
Через четыре часа дорога вновь разделилась на три тропы. Смутно припомнилось: «Налево пойдешь – смерть найдешь, направо пойдешь – коня потеряешь, прямо пойдешь – счастье найдешь». Проводника я уже потерял. Решил идти прямо.
И правильно – обнаружил знакомые насечки.
Прошло ещё более часа. Очень устал. Руки болят, спина разламывается, ноги подкашиваются. Нашёл подходящее место для гамака, прорубил площадку, подвесил желанную лежанку. Только прилёг, со всех сторон слетелось множество мух величиной в палец. Обрызгав репеллентом, растянул над собой противомоскитную сетку. Полчаса отдыха. Не разогревая, съел содержимое одной банки «сухпая». «Больше нельзя!» Доел последние галеты.
Снова – в путь. Мимоходом разглядывал стволы деревьев: «Где могут прятаться личинки с червяками?»
…С беспокойством осознал, что насечек не стало. Опять где-то промахнулся. В сгущающихся сумерках тропы не отыскать. В изнеможении осел в траву. Одолели усталость и отчаяние. Захотелось откинуться и забыться во сне.
Легенда гласит, что храп человека привлекает змей. Стоит шелохнуться и укус настигает спящего.
Удобного места для гамака нет. Ошалело прошёл по кругу, ища подходящее место.
Снова беспокойная ночь и тяжёлый подъём. Двинулся без всяких ориентиров, держа курс по компасу. «Куда иду? К спасению или гибели?»
Новый день принёс новую проблему. Пошёл дождь.
Развернул палатку. Наполнил флягу.
…«Когда же он закончится?!»
… Почти прекратился. Потеряно около трёх часов.
Собрал пожитки. Осмотрелся. Сквозь склонённые от воды ветви заметил торчащие обрубки – следы недавней прорубки.
Растительность, насыщенная водой, мешала идти, струйки воды то и дело стекали на голову. Зажмуриваясь, вслепую сёк направо и налево пока не дошёл до тропы.
Дорожка резко пошла вниз, ноги заскользили по траве. Несколько раз упал. Выругался на двух языках, но движения не прекратил.
К двенадцати часам подошёл к полноводному ручью. «Может быть, это начало небольшой речки, которая приведёт к Аппруаж»? Во всяком случае – близко к нужному направлению. Обильные осадки расширили русло и поглотили тропу. Берега наполнены влагой – близко не подойти. Решил идти вдоль берега.
Вскоре река превратилась в широкий болотистый водоём. Движения воды не заметно. Бросил охапку листвы, отследил медленный путь течения. Отойдя повыше, пошёл за лиственными «корабликами», чтобы не потерять русла, которое поглотило прибрежный кустарник. В одном из притопленных кустарников заметил какие-то тряпки. Вырубил длинную ветвь с рогатиной на конце. Намотал на неё край ткани. Подтянул к себе. Наклонился, чтобы взять, и… отдёрнул руку. Из складок растерзанной ткани торчали человеческие кости руки. Их не спутать с лапами животных.
«Кто это был?» Останки одежды – явно не принадлежали индейцам. Не в их правилах носить куртки защитного цвета строгого покроя.
«Найтов, Найтов… Если на этом оборвался твой десятый день, записок больше не будет.
Бесславный венец моего поиска и неудавшегося сюжета. А на что я надеялся? Впрочем, и мой сюжет ещё далеко не ясен».
Несколько часов обречённо шёл вдоль берега. Широкий ручей перешёл в русло лесной реки, которая, вобрав в себя множество потоков, стремительно понеслась между холмов.
Сделал привал с последним ланчем. Правда, поздним. Выскреб и вытрусил из пакетов оставшиеся крохи галет, обильно запил дождевой водой.
«Червей не накопал, личинок не наковырял. Придётся ловить водоплавающих». Начал размышлять, как из рюкзака сделать бредень.
Через несколько часов пути за очередным поворотом открылся обширный водный простор. Лесная речка влилась в широкую реку. «Это – Аппруаж, не иначе! Но в каком направлении искать намеченное место встречи? Ждут ли меня мои попутчики?»
Почему-то пошёл вниз по течению. Наверное, потому, что по склону идти легче. Ни о каких засечках и прочих ориентирах думать не приходилось – одна надежда на удачу.
Полчаса пути не принесли результата. День подходил к концу.
«Нужно искать место для ночлега». Ужасно не хотелось возвращаться в джунгли. Решил подняться на высокий пригорок вдоль реки и там развернуть палатку. До холма – пара сотен шагов.
Дойдя до вершины, сбросил ненужный рюкзак, обречённо осмотрелся вокруг. В отдалении заметил непонятную выпуклость. «Да это же карбэ! Уж не тот ли, где обговаривалась встреча?!»
Забыв о вещах, бросился вперёд. Едва успевал смотреть под ноги – главное впереди. Несколько раз споткнулся об острые коренья. Не замечая ушибов, бежал вперёд. Появились чёткие очертания пирог и рядом три двигающиеся силуэта. Среди них – проводник. У меня перехватило дыхание. Я готов был расплакаться от счастья! Задыхаясь, бежал и бежал к людям. Индейцы тоже заметили меня, и пошли навстречу. Добежав, я обнимал и целовал их, как самых близких друзей. Благодарил за терпение, за то, что дождались. Слова восторга выплёскивались из меня бурным потоком. Только через несколько минут обратил внимание на недоумённые взгляды. «Ах, так я же кричу по-русски».

К сожалению, я не нашёл своего соотечественника – лишь, предположительно, его останки. Но я не потерял себя. Большей радости мне не надо. Пусть взбешённый главный редактор растерзает меня за прозаический конец приключений, пусть зачтёт все неоправданные расходы на мой счёт. Пусть вышвырнет на улицу. Мне теперь всё равно. Скорей бы вернуться к своей необъятной российской тайге!

Столь последовательное и скрупулёзное описание действий стало возможным по причине попутных записей, которые я вёл всё время путешествия. Блокнот держал в герметичном кейсе – не для себя, так… Тогда не было желания домысливать. Такой замысел не обременял выкладывать попутные записки.
Записи вёл на русском языке. Почему? Сначала – для себя, потом… от отчаяния и безнадёжности не имело смысла ломать голову над переводом.
А индейцы молодцы. Контракт для них – святое дело!