Младенец

Древний уставший старик сидел на скамейке в парке. Его глаза были полузакрыты, чтобы не излучать в мир ту боль, которую ему пришлось пережить. Каждая его морщинка – это опыт, дорога, водившая его через боль, страдание, слезы. Его лицо было, как карта, состоящая из этих дорог, по которым можно было дойти в самую суть несчастья. Искусно нарисованный детальный план местности, с сотнями и тысячами поворотов, каждый из которых начинался яркой красочной манящей аркой с надписью «Надежда» и заканчивался одним и тем же тусклым выцветшим дорожным указателем «Тупик» и хулиганской припиской из баллончика с краской - «Не туда».
 
И весь этот путь он слишком много думал. Вопросы, вопросы, вопросы. Но мало понять, что ты хочешь спросить. Важно ведь еще спросить у того, кто хоть что-то в этом смыслит. И когда твои переживания разбиваются об истины, которые оскорбительно очевидны, уста, произносящие их, становятся не более чем просто скрипящими бобинами, накручивающими старые заезженные пленки чужих душ и голосов вокруг устройства воспроизведения. Никому же не придет в голову, что магнитофон сам записал песню, которая из него играет?

Глаза старика то закрывались, то вновь приоткрывались - он полудремал. Так он или пытался защититься от мира, или пытался защитить мир от себя – сил хватало только на это. Мыслей уже не было. Сколько можно? Он и так столько посвятил себе и этому миру, размышляя об этих взаимоотношениях. И чем ответил мир? Лишь новыми дорогами…

В голове старика возникла пустота. Не так пустота, которая является очередной метафорой человеческой глупости и безнравственности, а та, которая Пустота. Это произошло без особой подготовки и предпосылок, как происходит большинство лучших вещей в мире. Просто произошло. Он поднял глаза на мир, от которого уже давно пытался спрятаться. И это были глаза младенца. Они были широко раскрыты и полны слез. Не слез горя, нет. Это были слезы радости, удивления, восхищения и защиты организма от яркого солнца, бьющего прямо в эти глаза. В жизни многое можно упустить по рассеянности, но как можно не заметить солнце?

- Не может быть… - сказал потрясенный старик.
- Ну! – произнес сзади мягкий, спокойный голос, иронически посмеиваясь.
- Я, кажется…
- Ну! – голос стал чуть громче и настойчивее.
- Я понял!
- Да! – радостно крикнул голос, после чего раздался звук, похожий на щелчок пальцев.
- Это ты? – спросил старик с надеждой.
- А сам как думаешь? – ответил голос с той же ироничной интонацией.

Скрепя старыми суставами, уже не желающими проворно двигаться, хотя научившимися, как и все тело, моментально врастать в скамейку или диван, старик попытался повернуться. Но его плечо задержало что-то сильное и предупреждающее. В этой «руке» не было приказа – лишь мягкое, но уверенное предостережение от очередного неправильного шага.

- Пока не надо, - сказал голос. – Не время.

Старик покорно остался в прежнем положении, смотря вперед и по сторонам, насколько позволяли его глаза. Он восхищался всем, что видел.

- Другие тоже видят?
- Что именно?
- То, что вижу я.
- Мир один на всех. Думаешь, я показываю кому-то одно, а кому-то совсем другое? Просто глаза у всех разные…
- Кто-то, кроме меня, слышит тебя? - не унимался старик.
- Конечно!
- Прямо сейчас?
- И сейчас, и не только. А кто-то вообще постоянно, с рождения.
- Почему же я не слышал?
- А ты слушал?
- Ну да, - вспомнил старик недавнее объяснение. – Уши у всех разные.
- Вот тут ты не прав. Уши, как раз, у всех одинаковые. Разве что по форме отличаются. Просто некоторые слушают не ушами.

Старику подумалось, что если бы хозяин голоса стоял сейчас перед ним, он бы весело подмигнул.   

- Скажи, - спросил голос, - только честно. Разве здесь все так плохо?
- Здесь… здесь…
- Ну, по-честному!
- Здесь хорошо. Даже очень. Нет, здесь все просто замечательно.
- Ну я бы так не сказал, но спасибо. Хотя ход мыслей верный, чего уж там.
- Но почему только сейчас?
- С языка снял! Я как раз хотел спросить об этом тебя.
- Меня? Но я же всю жизнь был слепым. Я только-только стал видеть вещи такими, как они есть. И вокруг меня были такие же слепцы.
- Серьезно?
- А если слепой поведет слепого…
- Вот только давай без этого буквоедства, - усмехнулся голос. – Хотя, признаюсь, от тебя не ожидал.  Нет, случаи, конечно, бывают разные. Но, по-моему, ты-то как раз родился с глазами. И даже очков до сих пор не носишь.
- Я не об этом. Ведь мне никто не…
- Что? Ну говори, не стесняйся.
- Никто не сказал.
- Вообще никто?
- Да.
- Вообще-вообще?

Старик задумался. Ответ у него был, но даже сейчас он стеснялся его произнести – слишком он был простым, понятным, и нагло правильным. Обидно правильным. Для него, конечно. Он чувствовал себя школьником, потратившим весь день, вечер и ночь на решение сложнейшей задачи, исписав полтетради и потеряв килограммы нервных клеток, а она оказалась до отвращения простой, и решалась в одно действие. «Перемудрил», - говорят в таких случаях. А истина всегда в простоте.

- Ну чего же? – спросил голос. – Давай, раз уж начал.
- Я сам все знал. С самого начала.
- Вот оно что! Интересно. А что же потом?
- Потом я, можно сказать, ослеп. По своей воле.
- Ничего себе! Так, подожди. А как же другие несколько миллиардов? С ними-то что?
- С большинством, которые не слушают?
- Ну пусть так.
- Тоже самое.
- Вот это да! Невероятно! Как ты до такого додумался?
- Просто.
- Просто???
- Да. На минуту перестал думать обо всем другом.
- А о чем ты думал до этой минуты?

Старик тяжело вздохнул, и уже настоящие слезы покатились по его щекам, как горные реки, резко меняя свои направления и водопадами проливаясь в ущелья. И в этих горных потоках, прозрачных до самого дна, текла чистота и холодная, освещающая правда.

- Я много думал о судьбе. Всю жизнь. Взрослую жизнь, конечно. Думал, почему все так, как есть. Почему мир такой. Почему происходит то, что происходит. Почему со мной все вот так. Были периоды, когда я смирялся и забывал об этом, но потом эти мысли снова врывались в мою голову. И тогда я думал обо всем с гораздо большей силой. А это… Это ужасно больно. Это нестерпимо. Это убивало меня, выпивало мою жизнь по капле. Изнуряло, как солнце в пустыне. Лишало воздуха мое дыхание. Неслышно забирало душу, как вор. А я все думал и думал: «Для чего мне все это? Зачем? В чем смысл?»
- И в чем смысл?
- Я думал о своей судьбе и судьбе мира постоянно, но за этой мыслительной суетой упустил главное. Мир – и есть моя судьба. Наша судьба. Общая. Каждого из нас в отдельности и всех нас вместе. Вот чем я должен был заниматься.
- Браво!

Старик долгое время сидел и молча смотрел вперед. Но в этом молчании было больше смысла, чем во всех сказанных им за всю жизнь словах. Он снова думал – по-другому он уже не умел. И лишь когда солнце медленно поплыло обогревать другие замерзшие души, голос решился прервать его молчание.

- Закат… - сказал он.
- Я понимаю.
- И что ты надумал на этот раз?
- Я бы, наверное, если можно…
- Наверное? – прервал его голос все с той же знакомой усмешкой.
- Нет. Точно. Я решил. Пожалуйста… 
- Вообще без проблем. Это твое решение. Но ты ведь понимаешь, что забудешь это?
- Не забуду. Душа будет помнить. Я попробую слушать не ушами, а сердцем.
- А если не получится?
- Не важно! Я попробую. Я уверен, что получится. Обязательно.

Голос замолчал, давая старику насладиться последними лучами заката.

- Все? – спросил старик.
- Нет. Есть традиция для таких, как ты. Последнее желание или вопрос.
- Любой вопрос? Любое желание?
- Любое. Кроме одного. Предупреждаю сразу: за кофе я не пойду, это в середину парка, а до туда – далеко, сам знаешь. И сигарет у меня с собой тоже нет, но, я думаю, от таких банальностей далек уже ты сам.

Старик улыбнулся.

- Можно мне посмотреть на тебя?
- Хах. Всего-то? Конечно!

Старик медленно развернулся. На спинке скамейки сидел младенец и болтал ножками. Он улыбался беззубым ртом и точно такими же счастливыми глазами, как у старика.

- Это… ты? – с сомнением спросил старик.
- И да, и нет,  - ответил младенец знакомым голосом. – Это ты.
- То есть ты – это… Точнее, я – это…

Старик замер от восхищения с открытым, таким же беззубым ртом.

- Посмотрел? – спросил младенец.

Старик молча кивнул.

- Не передумал? Другого шанса не будет!

Старик отрицательно покачал головой. Малыш протянул к старику свою ручку и дотронулся до его лба. Ручка была мягкая, теплая и такая успокаивающая. Старик закрыл глаза. Солнце закатилось за горизонт и тут же снова взошло, расплывшись ярким бело- желтым пятном. Через секунду оно превратилось в большую круглую лампу, и в палате раздался крик.