Мир без земли

    
Когда ты слишком долго всматриваешься в бездну,
то бездна начинает всматриваться в тебя...
               
                Ф. Ницше

 
Предисловие

Поражённый метеоритом звездолёт разваливался на части. Он истекал жидким пламенем в тех местах, где сквозь огромные трещины в расколотой обшивке двигательного отсека выходило топливо из повреждённых резервуаров разгонного блока; в смеси с воздухом оно сгорало. В космосе огонь сразу гас, но всё равно для наблюдателей со стороны, которыми стали пассажиры отстреленных спасательных капсул, громада пассажирского космического корабля «Иоанн Креститель» отчего-то казалась подобием страдающего, гибнущего существа, понёсшего страшные увечья и покрытого яркими, раскалёнными, кровоточащими ранами.

Те немногие капсулы, что успели стартовать до того, как пожар заполнил механизаторский отсек, сейчас спешно, подобно крупным насекомым из сгорающего улья, разлетались в разные стороны от обречённого звездолёта. На нём звёздные путешественники-колонисты держали путь на планету, согретую лучами чужой звезды, совсем непохожей на земное Солнце... Крупный, частично освещённый «полумесяц» этой планеты сейчас призывно сиял над казавшимся необозримым воздушным горизонтом безымянного великого газового гиганта, чьим естественным спутником она была.

Пассажир капсулы номер три, ещё менее получаса назад входивший в экипаж звездолёта, в силу своих профессиональных навыков занял место пилота сего спасательного модуля. Остальные несколько десятков человек, плотно набившиеся в основной отсек капсулы и заполнившие его внушительное пространство без остатка, являлись обычными пассажирами. Они были крайне напуганы, подавлены и совершенно деморализованы. Пилот хорошо понимал их чувства, и сполна разделял их. На обзорном экране пульта он видел, как множество неудавшихся переселенцев с Земли сидят прямо на полу, впритирку друг к другу. Лишь относительно немногим из них удалось разместиться на длинных скамьях вдоль бортов. В основном это были женщины, а также дети, которые появились на свет на борту звездолёта во время долгого, более чем двадцатилетнего межзвёздного путешествия. Мужчины составляли меньшинство – как при любой подобной катастрофе во все времена, ответственный экипаж в первую очередь пытался спасти женщин и детей. Впрочем, и мужчин в капсулу набралось немало: гигантский колонизаторский звездолёт «Иоанн Креститель» мог вместить свыше десяти тысяч будущих колонистов, добровольно решивших начать новую жизнь в ином, необжитом мире, и его спасательные модули также спроектировали весьма объёмистыми, способными нести не одну сотню человек.
На других мониторах внешнего обзора пилот видел ещё две капсулы, в отдалении приборы регистрировали ещё одну. Автоматика этой последней, дальней капсулы отказала – видимо, из-за повреждений, причинённых кораблю метеоритом; теперь неуправляемая тяга двигателей с огромной скоростью уносила сам аппарат и его беспомощных, обречённых пассажиров в бездну космоса, прочь от планет этой звёздной системы. Пилот капсулы номер три страшился думать о том, что чувствуют сейчас люди, заточённые внутри той космической "шлюпки", ставшей для сотен людей общей, братской космической могилой с отказывающей системой жизнеобеспечения. В летающей гробнице из термостойкого композитного сплава, по сути, похороненные заживо в бездне вакуума страдальцы со скоростью в десятки километров в секунду улетали в леденящую пустоту... Впрочем, были ли пассажиры капсулы номер три вместе с её пилотом в лучшем положении?

Изначально спасательных капсул было пятнадцать, однако с полуразрушенного корабля успели стартовать только четыре. Две из них уже взяли курс к ближайшей из двух планет-спутников газового гиганта. Пассажиры тех модулей, также ведомых пилотами из числа бывших членов экипажа звездолёта, теперь превращённого в догорающую развалину, смогли продолжить прерванный полёт к их общей мечте – жизни в новом мире, на «второй Земле» с прекрасной девственной природой.
Взирая на то, как быстро и уверенно, держась поблизости друг от друга, те два аппарата на полной тяге следовали к своей цели, пилот капсулы номер три почти не сомневался, что уцелевшие счастливцы сумеют достичь её и невредимыми совершить посадку на её поверхность.

Увы – насчёт собственного будущего, как и участи своих пассажиров, он вовсе не питал ни оптимизма, ни иллюзий. 

...Они едва покинули доки, когда взорвался энергетический реактор покинутого звездолёта, и один из крупных обломков из его развороченного нутра сильно задел спасательный аппарат. К счастью, он уцелел, не случилось ни разгерметизации, ни отказа системы управления. Однако возникли серьёзные неполадки с двигателями. Будто бы в противоположность той неуправляемой капсуле, которую «взбесившиеся» двигатели уносили в космос, у «тройки» разом отказали оба реактивных мотора. Пилоту пришло в голову, что злой рок жестоко насмеялся и над теми, и над другими, обрекая их на разные, но одинаково страшные виды конца!

И вот под воздействием тяготения планеты-гиганта «тройка» начала отклоняться в её сторону. Пилот пытался скорректировать полёт по инерции так, чтобы выйти на устойчивую орбиту, но по вине сбоившей техники потерпел неудачу, и полёт перешёл в неконтролируемое сваливание – по сути, падение в необъятную пучину зыбкого мира без всякой поверхности – твёрдой либо водной. Да и будь она, эта поверхность -  там, внизу, в титаническом мире чудовищных давлений и газов в различных агрегатных состояниях, их бы это не спасло.

Всей тяги уцелевших тормозных двигателей едва хватало на то, чтобы замедлить скорость аппарата, дабы тот не сгорел от трения в атмосфере... Но и только.

При этом пилот отдавал себе отчёт, что бесполезно всё. В ТАКОМ мире, - средоточии газов-ядов и царстве лютых бурь, - для людей попросту не было места!

Звёзды за лобовым стеклом затуманились густеющей дымкой, и капсулу немилосердно затрясло - в полном соответствии с законами механики атмосфера планеты-гиганта жёстко сопротивлялась вторжению в неё чужеродного объекта.

«Это всё, - содрогаясь, подумал пилот. - Хана, отлетались! И чего, спрашивается, сим дуроломам дома не сиделось?..»

Он ругал не столько пассажиров погибшего колонизаторского звездолёта, сколько свою собственную глупость и гордыню, заставившую его уверовать, будто ему подвластна судьба покорителя Мирового пространства.

"Да, не вышло из меня второго Гагарина... - честно признал пилот. - А из этих беспомощных бедолаг, замурованных в "бочке" - первопроходцев иных миров!"

На спасение рассчитывать было нелепо. Если бы на Земле и узнали об их беде, другой корабль смог бы прибыть в эту звёздную систему только по прошествии десятков лет по земному времени!

Несмотря на все повреждения, связь работала вполне исправно, и пилот потянулся к рубильнику передатчика, чтобы вызвать пилотов двух уцелевших капсул. Ему вдруг захотелось напоследок услышать голоса тех, кому судьба подарила шанс добраться до цели – планеты Земшар. Ещё раз услышать перед смертью своих товарищей, Спиридона и Амира, тоже былых членов экипажа «Крестителя», сейчас занимавших места водителей спасательных модулей под номерами пять и восемь.

Но рука пилота замерла в сантиметре от переключателя. Он вдруг понял, что ему нечего сказать этим парням. Как, впрочем, и им – ему. О чём сейчас можно было говорить? Прощаться? Это было бы дико, и сейчас лишь ещё больше усугубило бы его состояние. К тому же теперь всё внимание пилота сосредоточилось на управлении капсулой в попытках хотя бы отсрочить неизбежный конец.

Вдали, во тьме космоса, полыхнула огненная вспышка. Полыхнула, на миг став ярче любой из мириад звёзд, и тут же погасла. Одновременно с этим с монитора радара исчезла одна из точек - уже далёкая, невидимая невооружённому взгляду неуправляемая капсула, набитая обречёнными пассажирами. Погас на пульте огонёк её аварийного радиомаяка...

С учётом неумолимых обстоятельств её пилот принял мудрое и смелое решение – включил систему мгновенного самоуничтожения своего модуля. Со всеми, кто находился в нём. Этим он избавил и себя, и своих пассажиров от изощрённых мучений в преддверии неотвратимой гибели.

Страдания их собратьев по несчастью кончились. И пилот капсулы номер три понимал, что ему остаётся одно – поступить так же, как и его погибший сотоварищ. Это было единственным выходом.

Но он всё медлил, не смея решиться на этот необратимый шаг. А капсула тем временем всё быстрее погружалась в необъятное небо чужого мира. Тормозные двигатели работали в форсированном режиме, и от перегрузки начался их перегрев. Аппарат принялся раскачиваться с возрастающей силой, впервые испытав на себе сокрушительную мощь здешних ветров-шквалов.

«Это несправедливо! – в отчаянии помыслил пилот, думая о сотнях охваченных смертным ужасом и отчаянием людей, заточённых в пассажирском отсеке, и безуспешно пытаясь примириться с неизбежностью гибели. – Ведь мы почти что долетели!..»

Расширенными от страха и изумления глазами он смотрел вперёд и вниз, на титаническую панораму из облаков, которые многократно превосходили по площади поверхность планеты Земля. Эти необъятные облака-тучи были красочно подсвечены снизу сиянием раскалённого ядра, - пылающего атомным пламенем «сердца» этого необычайного мира.

«Но и всё-таки... как же красиво!» - со странной, отрешённой улыбкой пилот отщёлкнул небольшую прозрачную крышку на боку приборной панели и положил пальцы на ярко-красный рубильник, с поворотом которого мощный заряд взрывчатки оставил бы от капсулы, и от них самих лишь воспоминание - в виде горячего облака из пыли и газа. Однако вторая его рука продолжала сжимать рычажный руль, удерживая аппарат на гибельном курсе в облачную бездну.

В эти мгновения у пилота не осталось ни мыслей, ни воспоминаний. После столь жестокой каверзы судьбы у него не стало душевных сил даже для последней молитвы.
Единственное, о чём он подумал - что если что-то и может спасти их теперь, то лишь некое невероятное, немыслимое чудо.

Божественное чудо, которое ещё ни с кем и никогда не происходило...


 
Глава 1. Питомцы Рода

С того первого дня, как он себя помнил, он любил слушать ветер. Ветер был могуч и свободен, он обладал весьма переменчивым норовом. Ветер мог быть ласковым и тёплым, заботливо "выпасающим" облака во всей их красоте, радуя ими взоры и людей, и самих богов. Он мог принести ядовитые газы из недр воздушного океана, затягивая небо мутной многокрасочной палитрой и наполняя его удушливым духом отравы. Но он же стремительно прогонял яды прочь, даруя свежесть чистого воздуха.
Но ветер бывал и свирепым, смертоносным. Он мог превратиться в беспощадный ураган, сдувающий питомцев со спины Рода в пропасть, где нет ничего... кроме мглистых туч из ядовитых взвесей и далёкого Нижнего солнца, пламенеющего в бездне.

Уча питомцев премудрости, Радетель говорил, что ветры – всего лишь течения воздуха разной силы, возникающие в результате постоянного движения масс газов. Что они возникают и исчезают под действием разных процессов, в которых участвуют и солнца, – и Верхнее, и Нижнее, - и даже меньшие миры, что кружатся вокруг их Воздушного мира.

Но Полад всегда верил, что ветры Вечного неба напоены духом жизни. Он был ещё молод, но давно расстался с детством, и имел право на своё мнение, которым мог ни с кем не делиться. И всё же другие питомцы, наверное, подняли бы его на смех, прознав о том, что он втайне от всех молится ветрам!

Сегодня голос ветра был тревожен. Плотный воздух свистел, с силой обтекая высокие костяные мачты Рода, возвышавшиеся снаружи вокруг их убежища. Он гудел в высокой упругой щетине, которая покрывала шкуру Рода, шумел, обдавая бугры-холмы его тела. Перепонка, растянутая между мачтами-рогами и закрывающая Обиталище от вихрей, холодов и дождей, трепетала под напором ветра. Сквозь проеденные вездесущим грибком мелкие отверстия в этой толстой кожной «плёнке» в душную обитель, нагретую теплом и испарениями тела Рода, проникал зябкий холод.

«Слишком долго в небе царил покой, - подумал Полад. – Теперь пришла расплата».
 
Полад уже успел даже привыкнуть к затянувшемуся небесному штилю, когда сильные ветры покинули эти края, и безбрежный воздушный океан вокруг почивал в благостной тиши. Всё это время Род безмятежно пасся в небесах, вылавливая щупальцами и поедая тучных пузанов и более мелкую добычу, в тихие ясные дни поднимавшуюся в предельные высоты, этим невольно облегчая гиганту охоту на себя. А вечерами и по ночам шёпот ласкового ветра убаюкивал питомцев, навевал на них спокойные сны, по лёгкости и красоте сравнимые разве что с цветными закатными облаками...

Ныне ветер тревожным гулом разбудил его, настойчиво прогнав сон. Полад тронул когтем упругие тенета своего гамака, состоящего из толстых, прочных белёсых нитей будто странной паутины, растущей из красновато-бурого губчатого потолка спальной кельи Полада. Такие же нити во множестве стелились по влажным и слегка пульсирующим стенам вокруг. А сами живые стены складывались в извилистые коридоры, образовывали небольшие «гроты» и обширные своды пещер... Уже очень долго этот замысловатый подкожный лабиринт из полостей в титаническом теле Рода служил домом и кровом для клана его человекообразных питомцев.

От прикосновений к чутким нитям живого гамака тот сам развернулся, и Поладу осталось лишь сгруппироваться, чтобы не упасть плашмя на тёплый пол из упругой плоти, на ощупь напоминавший плотную ткань чьего-то большущего нёба.

Питомец поднялся на ноги, потянулся. Вокруг него, в самых разных местах стен из плоти, торчали корявые крюки и выросты – выступы сложнейшего костяного каркаса их существа-обители. На одном из таких роговых крюков висела его одежда: длинная набедренная повязка из большого куска отмершей и высохшей кожи Рода с ремешком из сухожилий летуна-скорохода. Повязка эта требовалась, чтобы прикрыть и защитить чресла, а на пояс вешались охотничьи подсумки и мехи для воды, когда возникала нужда выйти наружу. Другой одежды ни у кого не имелось; да она и не была особенно нужна. Вместо неё у здешних людей был густой мягкий мех. Он покрывал их тела почти целиком, за исключением голых ладоней, - а ещё колен, стоп и локтей, защищённых природными костяными пластинами.

Шерсть Полада была красивого буро-золотистого цвета, что привлекало к нему женщин. Но его время обзавестись семьёй, продолжить род ещё не пришло. Во всяком случае, он сам предпочитал так думать – до той поры, пока ни одна из особ иного пола не осчастливила его выбором в мужья. Менее многочисленные женщины-питомцы сами избирали себе супругов из более обширного мужского племени. А Полад пока был слишком молод и ещё недостаточно прославился на Страде, чтобы претендовать на гордое имя отца семейства...

Полад вышел из своей ниши и окинул ещё сонным взором хитросплетение органических коридоров и просторные полости, простиравшиеся вдаль. Всё было как обычно, - отрадно и взгляду и сердцу.
Свет снаружи почти не проникал в Обиталище, и всюду царил синеватый полумрак. Даже там, где органический неровный пол плавно поднимался и вёл к выходу наружу, солнечные лучи и в самый ясный полдень лишь скудно просачивались сквозь толстую защитную перепонку.

Ночную тьму и дневной полумрак в пещерах-пустотах гигантского организма рассеивали зеленовато-золотистым светом небольшие существа, похожие на больших, очень толстых, но прелестных с виду гусениц длиной с ладонь, которые прилепились к стенам или медленно извивались на полу. За красивый и довольно яркий свет, источаемый ими, они назывались сиятели.

В гротах и глубоких нишах стен жизни было больше. Там покачивались на стебельчатых ножках произрастающие из живого пола, подобно растениям, существа тодоры; иногда они вдруг «оживали», резко приходили в движение, чтобы игольчатыми головками с излучающими синеву зрительными «прорезями» сцапать одного из вяло летающих вокруг бледных червеобразных квази-светляков... Сонно чавкали, распластавшись по полу и срастив свои щупальца с плотью Рода, причудливого облика желеобразные кафилы. Местами из стен росли покрытые псевдоподиями червеобразные лианы, которые медленно извивались. То и дело отвлекали взор летуны-скороходы, почти бесшумно и стремительно порхавшие по проходам и в глубинах телесных пещер, разгоняя тени своим серебристым мерцанием. Неуловимо-быстрый полёт летунов-скороходов изобиловал хаотичными метаниями и замысловатыми пируэтами, и сопровождался каскадами отсветов, которые в такт своему стремительному трепетанию отбрасывали их сверкающие крылья на влажно поблёскивающие стены из плоти.
По потолку и плавно закруглённым органическим стенам ближайшей к Поладу ниши красочно переливалось бледное зеленовато-голубое зарево. Там почти бесшумно колыхалось (ибо как Род всегда был в полёте, так и жидкость пребывала в постоянном движении), маленькое мелкое озерко яркой светоносной жидкости. Состояло оно не из воды, а из особой, целебной слизи Рода, натёкшей с потолка и собравшейся в обширном углублении. Она чудодейственным образом лечила раны, иногда даже спасая жизни питомцев, серьёзно раненых Паразитами.

«Отрада!» - Полад улыбнулся, и его ноздревые клапаны затрепетали от удовольствия.
Снаружи, похоже, занималась буря. Но дома, внутри Рода, он чувствовал себя защищённым - насколько это вообще было возможно в причудливо-суровой реальности Воздушного мира без земли.

В Обиталище никогда не заглядывали ни солнце, ни звёзды, ни меньшие миры. Но Полад, как и остальные питомцы Рода, тонко чувствовал течение времени, и даже в убежище-чреве всегда мог определить время суток благодаря природному чутью. Сейчас был рассветный час – хотя снаружи, наоборот, сгущалась мгла: воющий ветер стремительно нагнал тёмные тучи и застил ими весь небесный простор.
Грозно громыхнул гром, и у Полада слегка заложило уши. Но не от силы грома – ибо не только свет, но и звук слабо проникал сквозь плотную перепонку. Просто Род, чтобы уберечься от губительных ударов молний, прекратил ровный полёт в высоких слоях воздуха и прянул вниз сквозь гигантскую толщу газов. На внезапную, кратковременную потерю веса барабанные перепонки отреагировали частичной «глухотой», эффектом заложенных ушей. Тело отозвалось нервной дрожью и лёгким головокружением. Это хорошо знакомое, но малоприятное ощущение повторялось многократно, пока колосс рывками продолжал снижение, прогоняя воздух сквозь брюшные полости в теле и мощно выталкивая его через клапанные отверстия органов-двигателей. Каждый раз при этом пол кренился, заставляя питомца терять равновесие и искать опору, когда дно Обиталища уходило из-под ног. Чтобы избавиться от «заложенности» ушей, вызываемой переменой давления при резких и глубоких нырках-опусканиях Рода, Поладу приходилось сглатывать, как человеку в самолёте, который снижается или проседает в полёте в «воздушные ямы».

Одновременно Род порциями стравливал из подбрюшных кожных пузырей-«подушек» водород, чтобы уменьшить свою подъёмную силу и погрузиться ниже, в плотнеющие с глубиной слои атмосферы. Род частично поглощал водород из окружающего воздуха, но по большей части выделял его сам, - потому что в составе этой газовой планеты преобладал гелий, который хоть и был тоже очень лёгким газом, вдвое уступал по летучести водороду, и не слишком подходил для того, чтобы носить в небесах такого гиганта...

Обычно питомцы Рода пробуждались перед восходом, чтобы на заре выйти на Страду. Но сегодня, почуяв непогоду, Полад проснулся затемно. А сейчас, когда началась такая «карусель», не до сна стало уже всем.
Стало уже ясно, что сегодня о работе снаружи можно забыть. Род страшился убийственных молний Воздушного мира и очень не любил его холодных дождей. Зная характер своего «дома-хозяина», его жители понимали, что он не станет торопиться обратно в свою высь, в область чистого воздуха. Даже когда давление выровняется, грозовой шторм пройдёт и угроза минует, он ещё некоторое время будет летать на максимальной для себя глубине, где вес воздуха сверху начинает становиться осязаемым спудом, а состав его меняется не в лучшую сторону. Где можно «нарваться» на по-настоящему лютый ураган, где из смрадной смеси газов-ядов дышится тяжело, да и с пищей туго. Но зато в воздухе недр было мало кислорода и водяного пара, а оттого не случалось леденящих ливней страшной силы и градов, порой похожих на падение глыб льда. Кислотные дожди, идущие в глубине, ниже "кислородного пояса" атмосферы, были едкими, но сравнительно несильными. Выносливый и неприхотливый Род готов был скорее смириться с едкой ядовитой моросью-капелью, чем с ливнями-водопадами привычных высот.

Лёгкие небесного колосса без вреда для него отфильтровывали из глубинной смеси газов скудный кислород; в придачу к этому Род, подобно земным китам, мог очень надолго задерживать дыхание. Но у его насельников-питомцев состав воздуха на глубине нескольких миль от привычных высот вызывал отравление и удушье. Им не оставалось ничего иного, как пережидать это время в необъятном нутре Рода. Пусть воздух в нём нельзя было назвать свежим, но его состав всегда оставался пригодным для дыхания...

«Итак, по меньшей мере, весь этот день придётся провести в Обиталище». Полад принял эту мысль как данность, покорно и смиренно. Во всяком случае, сегодня судьба избавила его и других питомцев-мужчин от опасностей Страды. Хотя в уплату за эту передышку она застила небо покровом туч и насытила его смертельными ветрами, лишив их возможности выйти наружу, чтобы внимать красотам небесных пейзажей и вновь взыскать достойного риска очистительной охоты на Паразитов... Пусть. Упокоение под надёжными сводами из плоти и общение с другими питомцами возместит эту временную неприятность.

Полад повязал набедренную повязку, тщательно расчесал редким, корявым костяным гребнем золотистую шерсть на всём теле, после чего покинул своё жилище-полость, которое украшал естественный светильник, служивший и единственным предметом «интерьера»: растущее из живого пола статичное существо под названием глазун. От высокого, красноватого трубчатого стебля его отходили куцые отростки, усеянные мелкими выростами, которые постоянно источали неяркий, но приятный голубоватый свет.

Огромная телесная пещера с высоким сводом, трудно различимым в полумраке, служила главным залом Обиталища. Здесь питомцы сообща принимали пищу и собирались всей общиной, чтобы, как говорили они, «молвить информацию» и «рядить дела насущные».

В главной пещере было бы темно, если б не небольшие разрозненные участки вверху и в отдалении, затянутые перепонкой – там, где свод не нависал массивами плоти, а выдавался наружу и подступал к самой спине-«поверхности» Рода. Проникавший сквозь просвечивающую кожную плёнку слабый свет немного рассеивал мрак и делал мглу голубоватой. Но основным источником света были всё те же вездесущие сиятели. В этом «зале» их находилось особенно много. Питомцы собрали десятки больших светящихся гусениц по закоулкам всего Обиталища и поместили их в многочисленных нишах, углублениях пола и стен огромной полости, чтобы хорошо озарить область, где проходили общие трапезы. Крайне медлительные, осёдлые живые светильники большую часть жизни проводили на одном месте, поэтому не было опасений, что они вновь расползутся по дальним углам.

Сиятели расположились и прямо на длинных столах из костной материи – изготовленных из роговых обнажений самого Рода, которые изобиловали на поверхности спины. Длинные скамьи вдоль столов тоже были из кости. Другого строительного материала просто не было. Как не было, конечно же, и гвоздей. Их с успехом заменял клей из слизи – всё того же Рода.

Единственным металлом, существовавшим как на Роде, так и во всём Воздушном мире - в осязаемой, твердой форме, а не в виде ионов в раскалённом ядре или в глубинных облаках недр, - были инструменты Радетеля. Но этими уникальными, драгоценными вещами, привезёнными им из иного мира Тверди, пользовался в основном он сам. Стальных орудий труда было очень мало, и Радетель лично работал ими с костью, изготавливая оружие и предметы быта, и только изредка доверял сии драгоценные приспособления другим питомцам. Увы, Полад такой чести пока не удостоился...
Следом за Поладом в огромную «трапезную» вошли ещё трое гуманоидов, и вскоре в полость-пещеру стало собираться всё племя. Они приходили, невзирая на то, что Род, и пол их нутряной обители, всё чаще содрогался и кренился, повергая питомцев в смятение. В потугах вырваться из урагана летун опускался всё ниже, но буря, похоже, только крепчала, и даже такому огромному существу становилось трудно противостоять ей.

А скоро налетел такой шквал, что его шум и вой проник сквозь защитные перепонки, закрывавшие прорехи в своде, и наполнил грозным гулом все помещения и «коридоры» лабиринта пустот огромного тела. Всё, что не было закреплено или не являлось неделимой частью Рода, начало совершать внезапные и хаотичные перемещения в пространстве. В процессе таких «мытарств» удержаться на ногах питомцам было непросто, и не всегда это удавалось. Но многие другие существа, исконные насельники своего невообразимого прародителя, крепко срослись с его плотью; им, как и летающим тварям, были нипочём эти «приступы нестабильности». Даже сиятели оставались на своих местах, поскольку прилепились к живому полу и стенам присосками.

Все были сильно напуганы, и готовились к худшему. Но вот, наконец, парящий сверхгигант опустился в глубину атмосферы настолько, что вырвался из бури – ураган остался выше. Ощутив себя в безопасности от молний и ветра, Род выровнялся и снизил темп снижения.

Питомцы дождались, когда качка стихнет, и можно будет сносно передвигаться, и только потом начали готовиться к коллективному завтраку. Женщины, блюстители быта, принесли корзины, сплетённые из волокон парящих коконов. Им помогали дети-подростки, - не только девочки, но и мальчики, возраст которых ещё не позволял им разделить со взрослыми мужчинами трудности и опасности Страды; поэтому они трудились в Обиталище. Корзины были наполнены едой – похожими на желе мясными плодами, собранными с тучных тел пещерных кафилов, маринованными в собственном соку тушками змеевиков, освежёванными сырыми оранжами и другими дарами Рода в виде его съедобных обитателей, а также их производных.

Корзины и индивидуальные костяные блюда и пиалы женщины-питомцы спешно, деловито и привычно быстро расставили на столах, и все заняли свои места. Столов было достаточно, чтобы за ними свободно разместились восемьдесят четыре питомца, - всё человекообразное население Рода, включая детей-подростков, а также маленьких детей, которых женщины держали при себе.

Полад занял своё место у края одного из столов. Размещение за столами было вольным, но почти каждый питомец предпочитал место, к которому привык.

Там, где на неровных, но отшлифованных шкурами костяных столешницах расположились маленькие выводки из двух-трёх сиятелей, разливающих вокруг свой зеленовато-золотой свет, корзины, блюда и чаши стояли поодаль от них, оставляя светочам свободное пространство. Это делалось, чтобы едкие, горькие споры-зачатки сиятелей не попадали в пищу. Но со стороны могло показаться, что так питомцы выражают своё почтение существам-светильникам, дарующим избавление от вездесущего сумрака Обиталища... Сиятели питались воздушным планктоном - микрофлорой, обильно рассеянной во влажном воздухе внутри Рода, и не интересовались пищей его жителей-гуманоидов, так что их без опаски можно было размещать на столах.

Готовясь к утренней трапезе, питомцы почти не разговаривали, и приветствовали друг друга кивками или жестами, и лишь иногда вполголоса, почти шёпотом. Даже обычно шумливые дети вели себя тихо. Словно все чего-то боялись, или не хотели нарушать тишину в органических пещерах Рода, где все существа, кроме них самих, всегда хранили молчание. Никто даже не знал, есть ли вообще голос у кого-нибудь из представителей загадочного живого мира симбионтов Рода, никогда не покидавших душную сень телесных сводов.

Но нет, его разумные обитатели не считали нужным чтить царившее здесь безмолвие, как и не страшились громкими речами потревожить нечто опасное в недрах причудливого «лабиринта». Их поведение определялось традицией. Та гласила, что жизнь в новом дне не начинается до общей молитвы перед утренней трапезой. Без этой молитвы никто не считал себя вправе не только приступить к работе или вкусить пищи, но и даже поговорить толком.

Питомцы в молчании сидели за столами, не притрагиваясь к еде. Все по традиции ждали, когда явится Радетель, чтобы благословить свою «паству» и возглавить утреннюю трапезу.

Но Радетель не явился. В такие дни, когда бушевали бури и грозы, и Род в поисках безопасности покидал высоты чистого неба, наставник чувствовал себя плохо. Он не был коренным питомцем, рождённым на Роде, и хуже всех переносил высокое атмосферное давление, изрядно возрастающее по мере погружения их носителя в газовые недра. Также скверно сказывалось на его здоровье дыхание воздухом с примесями ядовитых газов, которые проникали в укрытие через мелкие отверстия в сомкнутой внешней перепонке.

Ныне же и питомцы стали ощущать недомогание. Судя по всему, сегодня Род приблизился к пределу, ниже которого снизиться не мог. Вернее, мог – но тогда погиб бы сам. Если бы превеликий размерами живой «аэростат» ещё больше стравил водород из своих пузырей, то тогда лишился бы оставшейся подъёмной силы и начал падать в бездну, ниже и ниже, сквозь плотные, тяжёлые и мглистые коллоидные облака. По направлению к центру планеты, где чудовищное давление превращало газы в подобие жидкости, расщепляя даже атомы и превращая их в ионы... Это гибельное падение в уплотнившемся воздухе Род бы уже не смог остановить даже при помощи крыльев, и продолжал бы падать всё быстрее, неотвратимо ускоряясь под властью притяжения центра Воздушного мира, - его полыхающего жаром и радиацией ядра, которое питомцы называли Нижним солнцем. И в итоге распался бы на частицы, превратился в молекулярное облако, так и не приблизившись к малому центральному «светилу»...

Впрочем, Род тонко чувствовал ту грань, когда ещё можно было остановиться, не рискуя сорваться в неуправляемое падение под давлением массы газов сверху. Обычно он был осторожен и не приближался к этой незримой, но опасной границе. Но сегодня в стратосфере разгулялся столь сильный грозовой шторм, что он был вынужден спасаться в такой глубине воздушной пучины, куда обычно спускаться не осмеливался. Здесь он балансировал лишь при помощи своих могучих крыльев, не давая им отдыха.

Конечно же, пребывание на этих глубинах весьма сказалось на гуманоидах-питомцах, которые начали физически страдать.

Хотя тряска и внезапные крены прекратились, когда Род перестал снижаться, теперь Полад ощутил, как налилась тяжестью и болью голова, и движения поневоле стали замедленными и вялыми. Атмосферное давление на такой глубине возросло; менее значительно, но также ощутимо увеличилась и сила тяжести, - ввиду некоторого приближения к центру массы, ядру. Вдобавок смесь ядовитых газов успела насытить воздух смрадом, вызывала жжение в горле. Щипало глаза. Столь же несладко приходилось и его собратьям.

На изменившиеся давление, силу тяжести и состав воздуха плохо реагировали не только питомцы. Сиятели умерили силу свечения, и летуны-скороходы больше не радовали взоры своими стремительными сверкающими «пируэтами» в полумраке под сводами Обиталища...

Наперсник Михолай, старший из питомцев по рангу, поднялся со своего места и молча направился к глубокой расселине в дальней оконечности одной из смежных «пещер». Та обширная прореха вела к нижним полостям, уже непосредственно соседствующим с брюшиной Рода. Там, внизу, было жарко, душно и влажно, воздух насыщен зловонными испарениями и углекислым газом. Но именно там Радетель оборудовал себе убежище, куда спускался, чтобы укрыться от всепроникающих ядовитых газов из глубин Воздушного мира.

Питомцы знали, куда и зачем отправился их собрат, и терпеливо ждали его возвращения, не разговаривая и не дотрагиваясь до еды. Наконец, Михолай вернулся. Перед тем, как занять место за столом, он встал на открытом, видном месте, озарённым обширным пятном золотистого света сразу от нескольких крупных выводков сиятелей, - чтобы «молвить информацию» от Радетеля. Эта причудливая иллюминация живых светочей подчёркивала темноту его угольно-чёрной шерсти.
 
- Радетель благословляет всех нас в наступившем дне.
По меркам любого землянина голос Михолая был смешным и диковинно-нелепым, каким-то клоунским. Словно некий шут потехи ради решил пощеголять своим умением на преглупый лад искажать тембр речи. Таким неестественным, забавным, визгливо-крякающим голоском на Земле разговаривали разве что персонажи весёлых, но посредственных мультфильмов.

Но никто не улыбнулся. Более того, ни один из его собратьев не усмотрел в голосе Михолая и намёка на юмор. Его и не было вовсе.

Потому что так говорили все питомцы Рода – люди Воздушного мира. Таково было свойство их речи, обусловленное жизнью в этом мире. И даже не строение голосовых связок человекообразных гуманоидов служило тому причиной, а состав воздуха газовой планеты-гиганта, в котором преобладал гелий.

К тому же, несмотря на причудливо-потешные природные обертоны, слова питомца-наперсника были исполнены серьёзности и почтения. Поэтому внимали ему соответствующим образом.

- Но сегодня Радетель не сможет почтить нас своим присутствием, - в придачу к тону Михолай делал ударение не столько на гласных буквах, сколько на звонких согласных, что делало его говор ещё более причудливым. - Он сильно занемог, и просил нас предаться делам без него.

Ввиду обстоятельств питомцы ожидали услышать такой ответ. Отсутствие Радетеля всех огорчило, но теперь, после визита к нему наперсника и получения благословения, можно было с полным правом приступить к молитве, а затем и к трапезе. Если, конечно, из-за нынешних перипетий у кого-то ещё сохранился аппетит.

Все одновременно поднялись из-за столов. И так же синхронно, как по команде, принялись произносить нараспев заученную с детства молитву.

- Во имя Рода и во здравие его!.. – диковинной скороговоркой, словно хор комичных мультипликационных персонажей, заговорили все разом, будто по команде. - Мы, питомцы великого и могучего, дающего нам пищу и кров, приютившего нас в телесном своём Обиталище, возносим молитву и хвалу Роду и всем сущим силам, дающим жизнь и соблюдающим Воздушный мир! Пусть же не станет этот день последним для нас! Да благоденствует Род вовеки! И не погубит его буря и не опалит молния! Боги всех солнц и Вечного неба тому порукой!

Питомцы выдержали паузу, а затем изрекли завершающие фразы молитвы:
- Род – источник жизни. Наша жизнь – в служении Роду.

Молитва была окончена, и питомцы принялись за еду.
Завтрак действительно получился недолгим и «скомканным», без обычных во время трапез дружеских бесед и обсуждения сегодняшних снов. Толкование снов было важной частью жизни питомцев. Хорошие сновидения вдохновляли их и вселяли новые надежды, а кошмары повергали в уныние и считались скверными предзнаменованиями судьбы. Чьи-нибудь особенно зловещие грёзы могли даже привести к их отказу выходить наружу для истребления Паразитов, - даже в самые тихие и ясные дни, не сулящие ненастий.

У Полада и в самом деле пропало желание вкушать пищу. Насыщенный, тошнотворный запах сероводорода, который сегодня ощущался на глубине особенно сильно, отбивал не только аппетит, но и отчасти, как ему казалось, сам вкус еды. Но всё же он заставил себя съесть несколько кусков, просто для поддержания сил. А также для поддержания компании, как того требовала традиция.

Трапеза уже подходила к концу, и некоторые питомцы начали подниматься из-за столов, когда пол резко дёрнулся, и костяные блюда со звонким стуком подскочили на столах из того же материала. Еда с них частично рассыпалась по столешницам и полу, а пиалы с ценной, долго и старательно собираемой дождевой водой опрокинулись и опростались. Спустя миг толчки стали повторяться, усиливаясь и сопровождаясь дрожью. Одновременно с этим питомцы услышали гул, похожий на эхо от чьего-то мощного трубного гласа. Он прокатился по всем многочисленным полостям Обиталища, вызывая трепет у всполошившихся питомцев. Это был голос Рода, который не на шутку испугался. А ещё через мгновение, когда наступил настоящий хаос, стало понятно, что именно устрашило их живой парящий мир настолько, что тот подал голос...

Несусветная буря налетела на титана и закрутила его, понесла его кубарем, так что питомцы повалились и полетели в разные стороны вперемешку со столовой утварью и новыми, недавно сделанными скамьями, ещё не успевшими, как столы и прочие лавки, прочно врасти в живой органический пол. Маленькое озерко светящейся целебной слизи, скопившейся в узкой, но глубокой яме неподалёку, стало волнами выплёскиваться из вместилища, и цветными радужными потёками расплескалось вокруг.
Полада мутило, голова его кружилась, что вкупе с качавшимся и «прыгающим» сумрачным пейзажем огромного чрева и криками его собратьев создавало полную неразбериху в ощущениях. Но он понимал, что Рода настиг шквал низинного урагана, по мощи сильно превосходящего грозовой шторм наверху. Такой стихии небесный гигант противостоять не мог. Воздушные органические двигатели его тела были бессильны против такой ужасающей мощи, а могучие крылья попросту переломало бы шквалом, если б он не успел вовремя убрать их в боковые пазухи... В такую адскую бурю Род ещё никогда не попадал на веку Полада и его сверстников!

Молодому питомцу пришло в голову, что снаружи, облекшаяся «плотью» яростных ветров, разгулялась сама Смерть...

Когда парящий колосс безвольно закувыркался в необоримых потоках страшного ветра, будто насекомое в вихре смерча, и Обиталище вместе со всем содержимым принялось кружиться кувырком, Полад лишился чувств. Он только и успел, что запомнить, как падает на отдалённый бугристый потолок, вдруг оказавшийся на месте пола.

                *     *     *

- ...Полад! Слава ветрам – ты живой!

Полад медленно поднялся с пола – вновь ставшего полом: за время, пока он пребывал в бесчувствии, буря закончилась, и Род принял нормальное, устойчивое положение. То, что шквал не погубил его, не умчал в гиблую бездну Воздушного мира, было несказанным чудом!

Жестоко болела ушибленная спина, правое плечо было сильно ободрано, и буро-золотистая шерсть в этом месте слиплась и потемнела от пропитавшей её крови. Но обошлось, к счастью, без переломов. Мягкая плоть Рода, из коей состояли стены пещеры, упругостью напоминала плотную резину и частично погасила сильнейшее соударение. Да и кости питомцев, кроме обычных присущих им веществ содержавшие железо и обладавшие изрядной прочностью, могли выдерживать удары, которые обычного человека превратили бы в инвалида или вовсе лишили жизни...

Полад поморгал, чтобы сфокусировать зрение. Оглядевшись, он увидел вокруг полный беспорядок из разбросанных повсюду предметов утвари и валявшейся по полу еды. Скамейки были раскиданы, а многие разбиты при ударах о стены, когда их швыряло во все стороны при хаотичном кувыркании Рода во власти урагана. Крупные, массивные столы глубоко и крепко вросли в пол, но кто-то своим телом при падении расколол одну столешницу.

Большинство питомцев находились здесь же. Они бесцельно бродили, потирая ушибы и зализывая открытые раны, или сидели на тёплом телесном полу, подавленно озираясь и постепенно оправляясь от пережитого потрясения. Неподалёку две женщины и мужчина приводили в сознание ещё двоих собратьев.

А перед Поладом стоял Журась – его верный друг. Он тоже выглядел помятым, но его ноздревые клапаны трепетали от радости: питомец не скрывал восторга, что Род выжил в такой буре, а с ним уцелели и его насельники-обитатели. Красно-коричневый, красивого каштанового цвета мех Журася, кроме того, что был всклокочен и потрёпан, ещё стоял немного дыбом – шок от произошедшего не до конца отпустил его.

- Вижу, что и тебя, Журась, судьба сберегла, - сказал Полад. – Ты цел?
- Так, - покивал его приятель. – Но ушибов много очень. А вот Бахха боги не уберегли – он до времени отдал душу ветрам.
Полад потряс головой, окончательно приходя в чувство.
- Плохо, худо, не годится никуда, - сокрушённо проговорил он. – Горе всё-таки проникло в Обиталище... Как случилось это?
- Когда Род стал кувыркаться, Бахха бросило на стену, и он удалился головой о рог.
С этими словами Журась указал на дальнюю от них стену, где из плоти выступали крупные и неровные костяные выступы.

- Да унесут ветры душу нашего брата Бахха в безопасную высь, - произнёс Полад подобие отходной молитвы, принятой у питомцев, и опасливо покосился на громадный роговидный выступ, торчавший из потолка над ним. И подумал, что при падении туда, на свод, он тоже мог угодить не в мягкое тело, а в эту твёрдую, как камень, кость. Тогда последствия для него были бы намного хуже!
- Очень жаль его. Молод был Бахх. Но зато теперь навеки Страда его закончена.
- О да, - согласился Журась. – Свобода богов ему наградой. Мы лишь радоваться за него должны, Полад.
- Ещё кто-нибудь умер, Журась? Скорее молви информацию! О чадах что скажешь?
- Выжили они. Взрослым хуже пришлось. Батал сломал ногу, Рафузор – руку. Ламия ударилась головой так сильно, что в бесчувствии она. Её только что отнесли к Радетелю, осмотрел её он чтобы тоже.

Маленьких детей, ещё не вступивших в подростковый возраст, женщины носили при себе, привязывая их к спине или груди ремешками. Но при первых признаках бури матери прятались вместе с ними в небольших пустотах-«кельях» с мягкими влажными стенами, где дети не могли покалечиться или разбиться насмерть, если налетит такой ураган, с которым Род бессилен будет бороться. Сегодня соблюдение этого правила спасло жизнь более чем двум десяткам маленьких питомцев...

Проходила головная боль, постепенно исчезала и тяжесть, давящая на барабанные перепонки. Это значило, что Род медленно, но верно поднимался к «поверхности» Воздушного мира – то есть в верхние, самые спокойные слои атмосферы, выше которых он не мог воспарить в силу физических законов. Он мог взлетать быстрее, но нарочно выдерживал медлительный темп. Как и питомцы, Род не мог сразу приспособиться к существенным изменениям давления, хотя переносил их легче, чем они. Поэтому гигант поднимался в свою обычную зону обитания в течение длительного времени, постепенно привыкая к уменьшению воздушного давления; вместе с ним проходили «декомпрессию» и те, для кого он был домом.

Но Полад ничего не ведал ни о каких декомпрессиях. Всё, чем жили питомцы – это Род, Страда, повиновение Радетелю и заботы друг о друге и о своём убежище. Одно лишь истребление Паразитов, сопряжённое с собственным выживанием, требовало подчас немалых усилий и смекалки, и не оставляло времени для размышлений о загадках мироздания.

Вот и теперь Полад смотрел на разбросанные и разбитые скамейки, на повреждённый стол, раскиданные повсюду блюда и еду, и его обуревало желание немедленно всё собрать и починить.

И не успел ещё Род подняться в привычные высоты, а причудливые «люди» Воздушного мира уже принялись за работу. Женщины и дети-подростки собирали разбросанную еду и посуду. Полад с несколькими собратьями принялись склеивать костяные фрагменты и пластины переломанной «мебели» клеем из вязкой слизи. Застывая, она обретала прочность цемента из-за растворяемых в ней экскрементов рукокрылых оранжей.
Другие питомцы, которым посчастливилось избегнуть серьёзных травм, разошлись по полостям телесной обители и приступили к обычной работе по хозяйству. Надо было чистить стены в тех местах, где их успел покрыть зловонный гнилостный налёт, выискивать и уничтожать замаскированные в закоулках гнёзда ядовитых червей, заодно убивая их самих. Собирательство съедобных «даров» Рода также входило в число ежедневных трудов.
Невзирая на любые обстоятельства, насущные заботы требовали внимания питомцев Рода непрестанно.
 
                Глава 2. Утро Воздушного мира

В эту ночь Полад спал плохо. Фактически, не спал вообще.
 
После яростной бури в небе воцарилось безветрие, и Род парил в полудрёме в воздухе тихой ночи. Обиталище опять казалось незыблемым, словно подземные катакомбы. Неравномерно и скудно озарённый светом причудливых созданий и цветными озерцами светящейся слизи лабиринт нутряных полостей в мглистом полумраке действительно мог показаться каменным. Если бы, конечно, кто-то из питомцев знал, как выглядит скала, камень. Ибо все материалы, им знакомые, были разновидностями органической плоти Рода и его костью.

В течение минувшего дня Полад не раз видел Радетеля. Видно было, что ему сильно нездоровится – ураган, едва не закончившийся для всех катастрофой, и вынужденный спуск Рода в глубину неба плохо сказался на здоровье их наставника-пришельца из иного мира Тверди, и без того изрядно подорванном. Несмотря на это, Радетель не поскупился на слова утешения и поддержки для питомцев, и сделал всё, что было в его силах, чтобы помочь тем, кто пострадал во время грозового шторма.
 
И всё же впервые молодого питомца покинуло ощущение надёжности его живого дома. Он больше не чувствовал себя в безопасности, как раньше. Конечно, сильные ураганы случались и прежде. Но последняя буря, которая поставила и Рода, и всех его обитателей на грань выживания, живо напомнила всем, насколько немощен, беззащитен их парящий живой оплот перед мощью стихий Воздушного мира.

Оттого-то сон толком не шёл к Поладу. Стоило сомкнуть глаза и на миг забыться, как ему начинало грезиться, что ветер необоримой силы опять подхватывает Рода - и швыряет воздушного титана в бездну, как беспомощного мотылька. А затем жестокий вихрь настигает его самого, и уносит из Обиталища прочь, вдаль и в неведомую глубь, навстречу погибели...

А ещё сон прогоняла боль. Перед тем, как пойти почивать, Полад обработал пострадавшее плечо, ушибленное и ободранное при жестоком падении на «потолок», люминесцирующей целебной жидкостью из ближайшего озерца в углублении естественного пола. Поэтому раны уже закрылись и частично зарубцевались. Но плечо всё ещё саднило, и вдобавок ломило кости в местах сильных ушибов.

Немудрено, что Полад полночи проворочался в своём живом гамаке, и ещё до того, как забрезжил рассвет, уже был на ногах. Некоторое время он блуждал полутёмными переходами и гротами, наблюдая за безмятежным существованием более примитивных насельников Обиталища. В отличие от гуманоидов-питомцев, они не обладали даже зачатками сознания. А некоторые были и вовсе лишены мозга, и по уровню организации не отличались от растений – как глазуны, существа-светильники с мягко сияющими каплеобразными наростами на ветвистых отростках, один из которых освещал маленький грот Полада. Пока в Обиталище всё было спокойно, пребывали в бездумном умиротворении и они.

В одном из отдалённых гротов Полад набрёл на большущего кафила. Его тучное тело настолько разрослось, что занимало целую нишу внушительных размеров. Мясистая, студенистая, слизистая туша этого переростка слегка вздрагивала во сне. Во сне кафилы проводили большую часть жизни, и пробуждались нечасто. При этом они были статичными животными, и не могли передвигаться. Всю жизнь они оставались там, где и вылуплялись из коконов, отложенных их же предшественниками. Тела кафилов раз и навсегда врастали в живой пол - по сути, сливаясь с Родом. Так, его телом, эти животные-симбионты и питались, взамен снабжая Рода полезными веществами.

Кое-где на желеобразной туше выступали жёсткие пузыри, похожие на огромные бородавки. Вид гипертрофированных «бородавок» был неприятен, но именно они служили одним из постоянных источников пищи для питомцев. В них зрели мясные плоды-«мячики», зародыши будущих коконов величиной с кулак, обладавшие приятным сладковатым вкусом.

Во время задумчивых блужданий Поладу встречались его собратья, также не находившие покоя после недавнего бедствия. Они тоже поднялись затемно и бесцельно и безмолвно слонялись по затенённым полостям, среди разноцветных организмов-светочей. Разговаривать без дела никому не хотелось; вместо этого питомцы тревожно прислушивались к тишине, временно воцарившейся вовне и внутри Обиталища. Все внимали его природному безмолвию и любовались на успокаивающие, умиротворяющие душу разливы колышущегося радужно-голубоватого зарева, которое отбрасывали на стены озерца густой сияющей жидкости – может, и не слизи вовсе, а некоего целебного эликсира, в отдельных местах выделяемого железами Рода.

Но Полад оказался единственным, кто решил попытаться выйти наружу до восхода солнца, когда ещё не ослаб ночной мороз. Он знал, что Радетель не одобрил бы такого поступка, но сейчас, после жуткого события минувшего дня, не устоял перед искушением лишний раз испытать свою храбрость и выносливость. А ещё он любил красоты ночного неба настолько, что готов был ради них потерпеть жестокий холод ночи-зимы Воздушного мира.

Ночной порой внешние перепонки были наглухо закрыты. Никто из питомцев не сумел бы своими силами раскрыть смычный шов. Так что Поладу пришлось дождаться, когда первый, бледный утренний свет начнёт с трудом просачиваться сквозь участки главного свода, подступавшие к поверхности спины Рода, поэтому также затянутые перепонками.

Тогда прихотливым лабиринтом живых коридоров он направился туда, где органический пол плавно поднимался, выводя к поверхности спины Рода. Путь ему преградила защитная перепонка. Она была тёплой, полупрозрачной, пронизанной сетью вен и мелких кровеносных сосудов, что было видно на просвет в ясные дни.

Полад с силой провёл когтем пальца сверху вниз по плотно сомкнутому смычному шву.
Он сделал попытку, не ожидая, что Род отзовётся на его прикосновение-просьбу. Снаружи уже светало, но всё же пока было слишком рано, и чересчур холодно, чтобы рассчитывать на выход.

Но, к его удивлению, перепонка вздрогнула и слегка раздвинулась. Полад с усилием расширил руками образовавшуюся щель и протиснулся в отверстие. Кожная створка за спиной сомкнулась снова – Род берёг внутри тепло в полостях своего тела, которое помогало ему не мёрзнуть в высотах неба. При этом он обогревал и всех, кто в них жил.

Полад оказался на поверхности.
 
Вернее – на громаднейшей спине вечно парящего животного-гиганта...

                *     *     *

После тепла Обиталища ночной воздух больно обжёг кожу лица, как будто морозными щупальцами проник в горло и лёгкие вместе с дыханием, терзая их болью. Голову окутали густые облака пара от горячего дыхания. В леденящем воздухе они моментально превращались в блестящие россыпи мельчайших кристалликов льда и оседали на «поверхность», шкуру Рода, - вперемешку с редкими сухими снежинками, падающими с неба. Но частицы замёрзшей влаги так и не касались живой тверди, под действием её жаркого тепла истаивая до того, как успевали упасть.

Везде, куда ни кинь взор, над шкурой Рода клубилась туманная дымка, порождённая испарениями тела небесного титана.

Тусклое малиново-красное зарево уже начало разливаться, разгораться на востоке. Но пока оно было слишком слабым, чтобы прогнать царившую в Вечном небе ночь. Лучи незримого, слишком низкого солнца ещё не могли толком пробиться сквозь толщу Воздушного мира, даруя благословенное тепло. И всё же Род ощутил незначительное повышение температуры воздуха – потому и дал питомцу покинуть убежище.

Сейчас ничто не напоминало о том, что вчера весь день лютовала буря истребительной силы, едва не погубившая Рода, и грозовой шторм стремглав мчал по нему бурлящие потоки чёрных туч, метавшие каскады ветвистых молний гигантской протяжённости и убийственной для всего живого силы.

В небе на фоне фантастичных звёздных россыпей сияли главные светила и украшения ночного неба – разновеликие небесные тела-спутники Воздушного мира. Двое из них были самыми настоящими, большими планетами, кружившими по орбитам вокруг газового гиганта, но изрядно уступавшими ему в размерах и массе, а оттого подчиненными гравитации набольшего «владыки». Также высь украшали несколько небольших, но ярких лун.

Ближайшая планета неполным, частично затенённым шаром висела в тёмном небе. На её освещённой части были видны живописные салатово-зелёные фигуры континентов, покрытых буйной растительностью и буроватыми цепями гор, и разделённых огромными индигово-синими проливами всепланетного океана. Грандиозные, высочайшие пики снеговых гор белоснежным крапом расцветили материки, а также восставали в небо того чудного мира прямо из океанских глубин. Эту захватывающую картину довершали обильные, похожие на изморозь завихрения облаков в светящемся голубоватом нимбе атмосферы соседнего мира.

Радетель не раз рассказывал что-то причудливо-мудрёное насчёт того, почему меньшие миры не падают на Воздушный мир, а летают вокруг него и Верхнего солнца по незримым и неизменным путям, проложенным богами. И отчего на них можно было бы жить так же, как и здесь, не ощущая себя вверх ногами. Но Полад уже не помнил сути этих объяснений, слишком сложных для него. Он просто стоял, запрокинув голову и затаив дыхание, забыв на время даже о холоде, и мечтательно и страстно взирал на прекрасную землю, повисшую в небе над ним и надо всем безбрежным воздушным океаном газовой планеты - обратившись к ней своим «опрокинутым вниз» пейзажем, словно лицом...

Звалась ближайшая планета Земшар. В чистых и прозрачных ночных небесах она дразнила молодого питомца своей несказанной и недосягаемой красотой и кажущейся близостью. Полад вновь, в несчётный раз, возмечтал о том, чтобы волшебная сила богов перенесла его отсюда, со спины Рода, из зыбкого мира без тверди, на эту планету, где ему грезился описанный Радетелем рай – надёжный и безопасный, изобилующий чудесами. Туда, где можно ходить по настоящей земле, и идти по ней без конца, не опасаясь достичь её края, и не страшась, что неугомонные ветра сбросят в смертельную бездну. Туда, где даже сильнейшие бури не сравнить с адским буйством ураганов и натиском грозовых штормов родного газового гиганта. Туда, где воду не нужно «ловить», собирать в костяные ёмкости, ожидая дождя или растапливая скудный горьковатый снег, насыщенный посторонними примесями. Ибо там чистая вода вечными потоками течёт прямо по поверхности, и недостатка в ней, как в Воздушном мире, не бывает.

Но, увы – тот мир был недостижим. О нём оставалось лишь грезить и мечтать...
Вторая планета, немного меньше первой и более удалённая, привлекала взор красочной картиной из своих ярких и плотных серебристо-белых облаков. Эти облака всегда скрывали её поверхность, смутными буроватыми «тенями» проглядывающую под ними.

Со слов Радетеля все знали, что в основе своей эти планеты - средоточия тверди, покрытой только слоем воздуха, и местами разделённой обширными участками воды. Что же до лун – то большинство из них вообще не обладали атмосферой. В этом отношении все меньшие миры были, по сути, противоположностями Воздушному миру, вовсе не имевшему земли!

За возможность быть свидетелем красоты ясной и тихой небесной ночи, озарённой сиянием ближних миров-светил, приходилось жестоко платить. Сразу после выхода из убежища Полада затрясло от холода, зубы принялись выбивать громкую и затейливую дробь. Почти непроизвольно переминаясь с ноги на ногу, он сжал ноздревые клапаны, чтобы леденящий воздух не слишком обжигал внутреннюю слизистую оболочку носа.
Но сутки в Воздушном мире, несмотря на его великие размеры, длились недолго, и уже занявшаяся заря быстро разгоралась, возвещая скорое наступление жаркого лета. Хоть и было оно длиной всего в один быстротечный день...

Поэтому выносливый, покрытый шерстью получеловек решил не сдаваться, и вопреки стуже встретить новое «рождение» Верхнего солнца. Тем более что такое чистое, яркое небо было нечастым явлением в Воздушном мире, чьи неспокойные небеса будоражили бури, и могучие течения воздуха топили Рода в пасмурных океанах облаков, а вертикальные конвекционные токи порой приносили из глубин цветную туманную мглу отравленных газов... Предстоящее зрелище Полад считал достойной наградой, чтобы принять вызов суровой природы, чреватый риском получить обморожение или воспаление лёгких. К тому же после вчерашней бури он нуждался в том, чтобы вновь стяжать спокойствие и душевное равновесие, забыть о пережитом страхе. А вид восхода солнца был для него лучшим лекарством для души.

Впрочем, выдержать сие испытание оказалось непросто. Если бы не собственный густой шерстяной покров и не согревающая плоть Рода под ногами, распространяющая вокруг волны тепла, Полад не вынес бы такого мороза. Но всё равно жестокий холод ночи-зимы Воздушного мира стремительно делал своё дело. Очень скоро мех перестал защищать питомца от холода атмосферы газовой планеты, выхоложенной в отсутствие солнца. Мертвящий холод пронизывал его до костей, подбираясь к сердцу. Казалось, мороз свирепеет с каждым мгновением, злобно прогоняя одинокого «выскочку» обратно в укрытие.

Полад терпел, сколько мог, но хватило его ненадолго. Очень скоро ему стало отнюдь не до вдохновенных созерцаний. Чтобы согреться, он начал размахивать руками, подпрыгивать, лихо приплясывать и приседать, обильно окутываемый облачками белого пара от дыхания в свете разгоравшейся зари.

А потом он и вовсе припустил бегом, описывая широкие круги по «земле» - то есть по морщинистой, плотной и толстой шкуре Рода в том месте, где она не шла крупными складками и не образовывала больших возвышенностей. Скованные холодом суставы повиновались неохотно, но он усилием воли заставлял их работать.

Совершая согревательную пробежку, Полад всё время держался вблизи Обиталища. Пока сумерки не рассеялись, он опасался отходить далеко от «дома» - и не единственно холод был тому причиной. Паразиты, которые обитали под шкурой Рода, не знали сна, не боялись холода и могли напасть в любом месте и в любое время. У одинокого питомца было очень немного шансов без поддержки товарищей прикончить такую тварь – даже с костяным копьём, которое именно по этой причине он и не взял сейчас с собой. Но рядом с Обиталищем он успел бы спастись бегством под родной кров и вернуться с отрядом собратьев-охотников, поднаторевших в истреблении этих хищных бестий на Страде.

Маршрут пробежки оставался неизменным – по обширной, неровной окружности, центром которой был бездонный «колодец» в толще плоти, находившийся неподалёку от Обиталища. Взор Полада то и дело возвращался туда, где зиял этот провал, ведший в бездну Воздушного мира.

Дыру в тулове Рода проделал большой камень, упавший с небес в то давнее время, когда Полад был ещё ребёнком. То был один из бесчисленного множества метеоритов, которые планета-гигант могучим притяжением отклоняла от их космических траекторий, притягивала к себе и топила в своём необъятном газово-жидком океане недр. Топила, одновременно сжигая и разрушая их, и пополняя их веществом собственное раскалённое ядро... К счастью, колоссальное невезение не оказалось фатальным: бедовый метеорит попался не слишком большой, и пронзил Рода в том месте его тела, где не было жизненно важных органов, а на выходе не повредил летательные пузыри с водородом. К тому же сквозную рану мгновенно прижгло раскалённой плазмой, которая объяла метеорит, когда он «таранил» воздушную толщу. Поэтому животное не истекло кровью.

Долгие времена тяжело раненое громадное создание жестоко страдало и отчаянно боролось за жизнь. Но в итоге Род не только выжил, но и сумел выздороветь. Пробоина, которая поначалу превышала тридцать метров в диаметре, медленно, но неуклонно затягивалась, и к нынешнему моменту сократилась в несколько раз.
Но и остающегося диаметра было более чем достаточно, чтобы туда мог провалиться питомец, на миг потерявший осторожность...

Наконец, Полад остановился перевести дух. Дыхание в леденящем воздухе быстро сбилось, от шерсти в промёрзшем воздухе пошёл пар. Хрипло дыша и кашляя, он снова обратил взор в Вечное небо.

Увы, предутренний свет значительно опережал наступление тепла. К тому же ветер, как будто ненасытный вампир, вместо крови высасывающий температуру тела, жадно допивал из него последнее тепло. Так что даже бег помог не слишком - пальцы рук начала терзать боль, а лицо онемело, превращаясь в бесчувственную маску.
 
И тогда Полад просто лёг. Плашмя на толстую, жёсткую шкуру Рода. Исходящий от неё приятный, умеренный жар объял всё его тело, согревая его.

Затем так же, по-пластунски, он приблизился прямо к метеоритной дыре. Кроме того, что лёжа он спасался от холода, при движении ползком ему было не так боязно заглянуть в провал, открывающийся в бесконечность, в бездну.

Инстинкт самосохранения побуждал отступить, не рисковать понапрасну. Но со страхом боролось ярое, какое-то нездоровое желание бросить взор в газовые недра Воздушного мира. Ещё раз проникнуться захватывающим дух ощущением того, как изумителен, странен этот бескрайний, бездонный мир без тверди даже для населявших его уроженцев!

Медленно, осторожно Полад подполз к самому краю пробитого метеоритом «колодца». И заглянул вниз.

Сердце его замерло, а ладони вспотели, несмотря на холод.
В головокружительной туманно-сиреневой бездне, далеко-далеко внизу, громоздились, переслаивались тёмные массы плотных, тяжёлых и ядовитых облаков запредельных глубин – в пучине, недосягаемой ни для Рода, ни для любых иных живых организмов. Эти мрачные, мглистые облака никогда не поднимались в верхние слои Воздушного мира, потому как представляли собой коллоидные взвеси, состоявшие из сгустков молекул различных веществ, плавающие в плотной субстанции в нижних слоях планеты, где газы были спрессованы давлением в полужидкую гущу.
Но сквозь прорехи в туманной мгле этих необъятных масс рвался золотистый свет Нижнего солнца - огнедышащего ядра, недвижимо застывшего в центре газовой планеты, не восходящего по утрам и не скрывающегося под вечер, в отличие от истинного солнца. Свет и тепло, что давало ядро, были гораздо слабее, чем от солнца, но зато не зависели от времени суток. Как бы ни сгущалась тьма плотных туч в далёких глубинах, где кончалась даже власть ветров, сияния «солнца глубин» полностью заслонить они не могли. Его яркость, жар и радиация хоть и отчасти, но всегда рассеивали вековечную хмарь. Стлавшиеся в глубинах газовой планеты необъятные скопления коллоидной жижи и прорывающееся сквозь них сияние ядра творили разительный контраст, величественное и грозное зрелище.

Стоило Поладу протянуть руку над бездонной дырой, как его ладони коснулся слабый, но явственно ощутимый ток согревающего воздуха, тянувший снизу, из вселенской пропасти. Этого тепла не хватило бы для выживания гуманоиду, но для парящих созданий Воздушного мира, подобных Роду, радиоактивного и инфракрасного излучения «Нижнего солнца» было достаточно, чтобы пережить ночь-стужу...

У Полада захватило дух, и шерсть его невольно встала дыбом, хоть он видел всё это не впервые. Тем более что сейчас он застал ещё одно красочное диво: восход солнца. Пока что его можно было видеть, только заглядывая вниз – за край спины Рода, или через метеоритную дыру в его туловище. Метеорит пронзил его плоть не строго вертикально, а под углом, и сейчас этот наклонный сквозной «колодец», вдобавок несколько расширявшийся книзу, позволял увидеть начало восхода - зримое явление солнца в зыбких недрах газового мира.

Солнце словно бы всплывало из мглистой бездонной пучины воздушного океана. Сначала оно предстало в виде мглистого, размытого зарева вишнёвого цвета, его очертания были неразличимы за планетарным газовым массивом. Но с вращением планеты солнце поднималось к тем широтам, где летал Род, и всё меньшая толща воздуха поглощала его излучение. И по мере восхождения оно принимало очертания тусклого, насыщенно багровеющего крупного диска, а свет и тепло всё ощутимее разливались в верхних слоях атмосферы.

Ненадолго Верхнее и Нижнее солнца, - большое, алое небесное светило и бело-золотистое внутреннее ядро, - оказались в одной, нижней области неба. Разные и обликом, и размерами, и цветом свечения, они прорывались своим лучистым заревом сквозь бесконечные облака глубин, заставляя те непредсказуемо менять краски.
Скоро солнце скрылось от взора Полада за нижним краем метеоритной скважины, за массивом горообразного тела Рода. Но оно быстро поднималось всё выше, проступало всё чётче, разгоралось всё ярче, озаряя высь, даль и глубины бездны оттенками пламени. Багряное зарево, в котором потускнели звёзды, стремительно разливалось по украшенному планетами и лунами небу, - словно где-то очень далеко занялся грандиозный пожар космического масштаба.

Облик «царства ветров», когда в нём сияли планеты и луны, даровал Поладу спокойствие и радость. Но при взгляде не в высь, а вниз, в бездну Вечного неба, питомец ощутил, как восторг от его красоты уступает место страху и трепету перед его бесконечностью и смертоносностью.

От длительного всматривания сквозь широкий провал в газообразные недра Воздушного мира вдруг закружилась голова. Так сильно, что Поладу почудилось – пропасть затягивает его в себя, и вот-вот он соскользнёт вниз...

Ужас охватил его, и он изо всех сил вцепился в шершавую, покрытую редким жёстким ворсом кожу Рода; а затем поспешно отполз назад, прочь от жуткого колодца, ведущего в никуда. От верного пути в погибель, в Вечность. Он понял, что слишком расхрабрился, и своим дерзким любопытством, должно быть, прогневил богов.
 
«Когда ты слишком пристально вглядываешься в бездну, то бездна начинает всматриваться в тебя», - внезапно вспомнились ему слова Радетеля. Тот утверждал, что придумал их не он, а некий мудрец из другого мира, мира по имени Твердь, - или Земля, - откуда родом был сам владыка питомцев. Но лишь сейчас Полад осознал мудрость этих слов!

Температура воздуха теперь быстро повышалась, и вот он уже смог оторваться от тёплой кожи Рода, не опасаясь замёрзнуть. Полад встал на ноги и потряс головой, приходя в себя от морока и смятения. Невзирая на всё величие зрелища, только что открывшегося его взору, он дал себе зарок больше без нужды не приближаться к этой яме без дна...

Наконец, терпение его было вознаграждено. Солнце пересекло условную горизонталь (ибо горизонта не было в мире без земли), и верхним краем, обрамлённым золотисто-оранжевой световой короной, показалось над «живыми», органическими холмами спины Рода. Теперь оно светило почти в полную силу, и Полад слегка зажмурился от его яркого алого сияния. Планеты и луны в небе словно купались в розовом зареве светлеющего неба. Пейзаж сразу стал контрастнее и рельефнее из-за длинных теней, протянувшихся от нервностей и возвышенностей титанической спины существа, чьи размеры были подстать площади средней величины города на далёкой, далёкой Земле.
Лютый холод исчез, сменяясь благодатным теплом, но теперь у Полада появился иной повод скорее вернуться в Обиталище. Скоро все питомцы должны были собраться на утреннюю трапезу. Полад не мог, не имел права явиться после того, как под главный свод придёт Радетель, чтобы вместе со всеми произнести молитву. Это было бы верхом неприличия.

Радетель был добр. И, конечно, простил бы его. Но свои традиции люди Воздушного мира чтили истово. Исключением был только сам вождь. На него законы стада не распространялись в силу естественных причин.

Раскрывая защитную внешнюю перепонку и входя в благословенную теплынь внутренней полости, Полад подумал, что уже не так долго ждать, когда сквозная рана-дыра у Рода затянется совсем. Конечно, все соблюдали осторожность, и ещё не было случая, чтобы кто-то нечаянно упал в этот провал. Но метеорит угодил в живую твердь так близко от Обиталища, что лишь по счастливой случайности не затронул его полостей, не погубил всё живое, что находилось внутри, включая всех питомцев. Так что никто из них не забывал о таком опасном соседстве.

Поэтому мысль о том, что со временем дыры не станет, и Род окончательно исцелится, даровала Поладу чувство удовлетворения.

В ненадёжном, полном разнообразных и непредсказуемых угроз Воздушном мире даже простое сознание такого факта служило утешением и поддержкой для разумных существ, чьи предки по изощрённой прихоти судьбы оказались здесь...

 
                Глава 3. Радетель

Леонтий Бардин, более известный среди местного люда как Радетель, проснулся оттого, что его бил сухой болезненный кашель. Так часто бывало по утрам.
Он был ещё не стар, но чувствовал, что умирает. Впрочем, понимание сего факта пришло к нему много раньше – задолго до этого дня. Когда недуг, которому он сопротивлялся так долго, окончательно подкосил его здоровье. Уже давно он засыпал и просыпался с тяжёлым чувством приближающегося конца.

Болезнь мучила его уже давно, и Леонтий не знал, является ли она инфекционной, или же следствием накопленной радиации. Как не знал и того, какое из зол для него хуже. Но признаки болезни всегда были неизменны: жестокая ломота в костях, головокружение, скованность в теле, потери сознания и даже видения. И было уже ясно, что, каковы бы ни были причины, неотвратимым итогом её станет смерть.
Бывший космонавт называл этот застарелый недуг «лихорадкой Рода»...
 
Огрубевшими, морщинистыми, жёлтого цвета пальцами Леонтий подёргал нити причудливых органических образований, похожих на толстые нити грубой паутины. Хотя к настоящей паутине ни не имели отношения: то были похожие на грубые белёсые волосы нервные волокна Рода.

В ответ на его прикосновения волокна вздрогнули и пришли в движение, в результате чего «живой» гамак развернулся, распеленав покоившегося в нём человека. Леонтий привычно сгруппировался, опёрся руками о тёплый живой пол и, по-старчески кряхтя, встал на ноги, после чего нервная «паутина» свесилась, расслабленно провисла вдоль бугристой, розовато-бурой стены из плоти.

Его скромная обитель являла собой округлую незамкнутую полость, расположенную на некотором удалении от основных пещер и большинства других, меньших ниш Обиталища, где жили питомцы, рождённые на парящем живом гиганте и вскормленные им.

Род. Так когда-то назвал это титаническое воздушное животное, бывшее для них твердью, домом и кровом, сам Леонтий. Род – коротко и звучно. Род - как некая основа, без которой жизнь людей попросту немыслима в Воздушном мире, на гигантской газовой планете.

Местные уроженцы приняли это название как данность, поскольку всегда чтили землянина как своего предводителя и наставника. Притом, что от людей, чьими потомками они являлись, они отличались настолько, словно тех и других разделяли многие тысячи лет эволюции. Тогда как прошло лишь несколько десятков лет по времени Земли с момента, как корабль с переселенцами-колонистами, державшими курс на обитаемую планету в этой звёздной системе, попал в метеоритный рой и потерпел катастрофу на самом подлёте к цели...

В скудном свете ярких, но редких голубых светляков на закруглённом низком «потолке» и стенках напоминавшего пузырь помещения-полости, темнел широкий ровный спил большого роговидного выроста. Он выдавался наружу из жилистого живого пола и занимал большую часть площади естественной «кельи». Этот костяной спил служил для Радетеля и сиденьем, и столом. А в его глубоких выемках, собственноручно сделанных в спиле долотом, он хранил все вещи с Земли, которые у него сохранились. Больше держать их было негде: полости, проделанные в живой плоти, быстро зарастали, а гнойная, вездесущая грибковая плесень ещё давно привела в негодность сверхпрочную суму из плотной синтетической ткани с вкладками из углепластика. Едкая микрофлора Рода «осилила», проев до дыр, даже бронированный скафандр! Теперь он представлял жалкое зрелище. Потемневший, словно истлевший, во многих местах насквозь проеденный плесенью, без одного рукава и без штанины до колена, свисающий лохмотьями и перемотанный повязками из отмершей кожи и сухожилий, бывший скафандр мешковато сидел на исхудавшей фигуре землянина. Но иной одежды у него не осталось.

Буквально до сегодняшнего дня Леонтий вёл счёт земному времени. Каким-то чудом электронный наручный хронометр проработал до этого времени, и окончательно сломался только накануне, когда редкое по силе ненастье едва не погубило Рода, а вместе с ним и всех, кто жил в нём и на нём. Но перед тем как погаснуть навсегда, небольшое жидкокристаллическое табло, питаемое самозаряжающейся батареей, показывало дни, месяцы и годы, прошедшие на Земле с той поры, как Леонтий, подобно своим давним предшественникам-колонистам, угодил здесь в ловушку судьбы.
Двадцать лет, один месяц и семь дней – столько минуло по земному летоисчислению с того злополучного момента, когда он начал новую жизнь в Воздушном мире. И закончил ту, прежнюю жизнь, в которой он был членом экипажа межзвёздного корабля «Памир»; жизнь, в которой у него была семья. И был дом – как на Земле, так и в лице самой родной планеты.

«Двадцать, - безрадостно усмехнулся Леонтий. – Всего двадцать... А кажется, что все девяносто!..»

Если бы не хронометр, Радетель давно бы потерял счёт всякому времени. Да и как тут можно было вести ему счёт? Огромнейшая, гораздо больше земного Солнца, звезда этой звёздной системы давала достаточно энергии, чтобы на громадной газовой планете смогла зародиться и развиться жизнь, приспособленная к здешним необычайным условиям. Но для того чтобы обогнуть столь большую звезду, медленно «ползущей» вокруг неё планете-гиганту требовалось время более чем в тысячу земных лет. Так что один год в Воздушном мире составлял срок, за который на Земле сменяются эпохи, возникают и исчезают многие поколения людей!

Да и природные, климатические сезоны, по привязке к которым можно было бы вести хоть какой-то календарь, в Воздушном мире отсутствовали. Даже сутки здесь не имели одинаковой продолжительности! Две крупные, «твердотельные» соседние планеты вкупе с несколькими лунами сильно влияли на вращение атмосферных масс в разных поясах газово-жидкого мира, и скорость его вращения вокруг оси могла меняться.
Поэтому, чтобы хоть как-то отслеживать время жизни на этой планете, оставалось лишь считать дни. Но одно лишь это не имело особого смысла, так что Леонтий и здесь предпочитал ориентироваться по земным часам. Так у него сохранялось хоть какое-то представление о течении времени в мире.

А местные гуманоиды, преобразившиеся потомки людей, и вовсе не нуждались в летоисчислении. Для них существовали только день и ночь. Ночь-зима, краткий период холода и темноты - время отдыхать и отсиживаться в Обиталище, и столь же быстротечный день-лето, - время Страды. Так, опять же с подачи землянина-Радетеля, у питомцев называлась работа и охота снаружи, на спине Рода, когда это позволяла погода.

Леонтий быстро осознал бесполезность затеи вести в этом мире календарь. Зато у него были надёжные, бронированные космические «ходики», до вчерашнего дня исправно продолжавшие отсчитывать дни и годы Земли. Тогда как присутствие духа в нём поддерживала трепетная привязанность к нему здешних питомцев, и драгоценные воспоминания о Земле и обо всём, что он навеки оставил там. Ведь земляне бывшими не бывают – сколько бы времени они ни провели вдали от родного мира.

А сейчас, когда хронометр, наконец, испортился, одинокому землянину уже не требовалось задумываться о времени. Как и о собственном будущем вообще. Потому что лично для него время как таковое подошло к концу. Впереди его ждала Вечность.

Землянин опустился на колени, перекрестился и медленно, вдумчиво и с чувством прочитал свою всегдашнюю молитву. Ибо когда-то вместе с ним крепкая, истовая христианская вера перекочевала с Земли в чуждый для человека Воздушный мир.

                *     *     *

Леонтий искренне радовался тому, что на Роде не было зеркал; или того, что могло хоть в какой-то степени заменить их. Ему уже давно не хотелось видеть себя со стороны. Ибо от крепкого, здорового, красивого мужчины, которым он был двадцать земных лет назад, осталось, по сути, одно воспоминание. Когда ему случалось набирать в костяные чаны воду из луж, собиравшихся снаружи, в складках шкуры Рода после дождей, и невольно смотреть в них, в воде отражалась изуродованная физическими условиями на Роде и душевными страданиями телесная оболочка больного пожилого человека. Кожа его сморщилась и покрылась струпьями, стала вечно бурой от сильнейшего загара и усеянной тёмными пятнами - следами радиационных ожогов от солнечных лучей, лишь слабо фильтруемых тонким, рассеянным озоновым слоем.

Если Род мог усваивать радиоактивное излучение от солнца и ядра планеты с пользой для себя, то человеческому организму оно наносило лишь вред.

К счастью, очень далёкое, но громадное солнце этой звёздной системы, алый Субгигант, испускало не слишком много смертоносной радиации. По астрономическим меркам оно было древней, тусклой, угасающей звездой с низкой активностью внутренних процессов; её солнечный «ветер» давно ослаб, и основная часть энергии приходилась на тепловое излучение. За счёт размера звезды тепла её хватало для обогрева планет этой звёздной системы. Одной из них был Воздушный мир, образовавший уникальный «союз» из трёх планет и нескольких лун, скрепленный гравитационными узами газового гиганта.

Вдобавок, благодаря мощному магнитному полю и кислороду в верхних слоях атмосферы, на Воздушном мире имелся слой озона – нестабильный, тонкий, но кое-как защищавший от космических лучей.

Если бы не эти факторы, люди (даже здешние, видоизменённые) не смогли бы выжить в высотах Воздушного мира.

И всё же радиационный фон здесь был слишком высок для человека. Но организм космонавта, подвергшийся в своё время уникальной закалке, оказался достаточно живуч, чтобы продержаться в здешних условиях, в довольно вредной атмосфере и в изобилии чужеродных микробов, больше двадцати земных лет. А может быть, Леонтий выжил лишь благодаря усердным молитвам, без которых не обходился ни дня на протяжении всего этого времени в Воздушном мире... Однако всему наступает конец.
Но не сегодня, сказал он себе, когда окончил молитву и, с трудом превозмогая боль в истончавших костях, поднялся с колен.

Сунув пальцы в один из вырезов в костяной столешнице-сиденье, Леонтий извлёк оттуда испорченный наручный хронометр, отныне ставший для него лишь сувениром, и задумчиво взглянул на пустой, лишённый цифр, навсегда «ослепший» накануне жидкокристаллический циферблат.

Здесь, в нутряном обиталище, никак нельзя было определить время суток. Но Леонтий, хоть и не обладал природным, интуитивным чутьём местного времени, как здешние уроженцы, давно жил в одном режиме с ними и издавна привык просыпаться до того, как у его подопечных начиналась молитва. Предводитель этой странной общины не любил опаздывать на утреннюю трапезу. Ведь именно он в своё время создал нынешний уклад жизни гуманоидов-полулюдей, привил им цивильные законы общежития и дисциплину. Он, как мог, учил их уму-разуму и грамотной человеческой речи, заменившей их изначальный примитивный диалект.

Разумеется, в здешней нехитрой иерархии он был главным - как в силу своих знаний, так и по праву рождения в другом мире. На легендарном для питомцев «мире Тверди» – планете Земля...

Леонтий вернул испорченные часы на место и бережно извлёк из двух других глубоких вырезов пару иных артефактов с Земли. Первым была изящная курительная трубка, а вторым – небольшая стеклянная колба, имевшая отверстие в одном торце, герметично запаянное. Примерно треть колбы занимал тёмный порошок табака высокой очистки. Но табака было мало. По этой причине за двадцать с лишним лет на Роде Леонтий ни разу не закурил свою трубку, с которой не расставался в бытность свою навигатором звездолёта. Хоть курение и было анахронизмом на Земле, там он так и не отказался от этой экзотической и явно неполезной привычки. Однако здесь, в Воздушном мире, трубка и колба на годы стали для него декоративными изделиями, что напоминали землянину о прошлом и помогали поддерживать дух борьбы за жизнь в этой нелюбезной, донельзя странной реальности. А вот теперь к этим бесполезным, но милым сердцу сувенирам добавился хронометр, «приконченный» ударом о костяной выступ во время вчерашнего грозового шторма.

Но с первого дня на Роде Леонтий мечтал, как разобьёт колбу, набьёт трубку и задымит, как встарь. Но время шло, а он всё без конца оттягивал этот вожделенный момент...

Леонтий решительно отринул все грустные раздумья, вернул земные предметы на место и поднялся с рогового спила. Чтобы выйти из своей живой кельи, ему пришлось пригнуться, так как выход был низким.

Всё было бы ещё не так плохо, если бы в этом тесном, душном помещении-полости его не начинали терзать приступы клаустрофобии. Прежде он никогда не страдал боязнью закрытых помещений, но с некоторых пор, глядя на широкую щель входа-выхода, он усиленно гнал от себя мысли о том, какой конец его ждёт, если этот проход из-за рефлекторного сокращения мышц Рода вдруг закроется. Подобного в этом убежище ещё не случалось, но отделаться от таких мыслей было сложно. На всякий случай Леонтий соорудил из обломков большущего костяного панциря летающего броненосца пару массивных распорок, которые установил в углах входного проёма кельи.

Бардин направился в самую большую полость Обиталища, которая считалась главным помещением общего дома, на утреннюю трапезу питомцев.

Радетелю предстояла ещё одна молитва. На этот раз молитва не тайная и личная, а общая, предназначенная не столько для него самого, сколько для его подопечных. Посвящалась она Роду. Существу, которое не могло слышать воззваний своих насельников, но благодаря которому все они могли жить, выживать в Воздушном мире без земли.

                *     *     *

- ...Во имя Рода и во здравие его!.. Мы, питомцы великого и могучего, дающего нам пищу и кров, приютившего нас в телесном своём Обиталище, возносим молитву и хвалу Роду и всем сущим силам, дающим жизнь и соблюдающим Воздушный мир!..

Слушая эти наполненные неподдельным торжеством фразы, Леонтий смотрел на покрытых шерстью полулюдей, которые стояли за длинными, выточенными из кости Рода столами. Их было восемьдесят четыре – странных, лишь отчасти напоминающих человеческих существ, но при этом ничуть не отталкивающих или устрашающих (хотя и красавцами их никто из землян бы не назвал) гуманоидов в неряшливых набедренных повязках из цельных кусков отмершей кожи парящего гиганта или шкур его животных. В этих материалах, – кости и коже, - на Роде недостатка не было. Вот только, к вечной досаде землянина, не было ничего другого из того, что могло здорово пригодиться в хозяйстве – ни дерева, ни камня, ни металла...

Лица гуманоидов-питомцев также были не вполне человеческими. Серая плотная кожа с горизонтальными наслоениями складок-морщин под глазами, одинаково бесцветные глаза в глубоких впадинах глазниц, тонкие длинные рты, похожие на прорези, а также плоские носы с крупными ноздревыми клапанами, способными плотно закрываться, защищая дыхательные пути от холодного воздуха снаружи – таковы были эти лица.

Дети были более миловидны, нежели взрослые. Мех, покрывавший их тела, был мягок и больше напоминал густой пух.

Возможно, кому-то эти человекообразные создания, изменённые на свой лад Миром без земли, показались бы причудливым извращением природы.  Но Леонтий относился к ним с большой симпатией, добротой и заботой.

За почти отеческое отношение к своей «пастве», за неустанное радение о ней Леонтий и получил у питомцев Рода своё новое имя-прозвище в Воздушном мире. Вернее – заслужил его.

- ...Пусть же не станет этот день последним для нас! – «звенел» на диковинный лад молитвенный хор. - Да благоденствует в веках Род! И не погубит его буря и не опалит молния! Боги всех солнц и Вечного неба тому порукой!..

Для Леонтия эти странно-комичные голоса, вызванные преимуществом в воздухе гелия, причудливо искажавшего и убыстрявшего речь, звучали обыденно, привычно, и давно уже ни веселили, ни удивляли его. В конце концов, он и сам разговаривал именно таким голосом, и ничего не мог сделать, чтобы вернуть себе тон, что был ему свойствен на Земле.

Он помнил, ещё в юности на Земле они с приятелями забавы ради вдыхали гелий, которым были наполнены летающие воздушные шарики. И каким смешным и неестественным на короткое время становился тогда голос.

А тут, в Воздушном мире, - во всяком случае, в верхних его слоях, - инертный газ гелий составлял под восемьдесят процентов, и лишь на двадцать с лишним был «разбавлен» кислородом с другими примесями. Если бы случилось чудо, и Бардин вдруг заговорил земным баритоном, то не только поверг бы в ужас питомцев, но и сам перепугался. Он настолько привык за долгие времена к своему «новому» голосу в новом мире, что прежний бас, некогда восхищавший женщин на далёкой Земле, теперь показался бы ему нелепым рёвом или мычанием.

Диковинный, ускоренный, тонкий, с обертонами дурачащегося клоуна голос, коим наделил его самого и его подопечных Воздушный мир, больше не удивлял землянина. Но зато его завораживали искренность и страсть, с которой питомцы день ото дня произносили своё моление Роду. Многие из них уже не помнили, что этот текст в его нынешнем виде принадлежит Леонтию. Когда-то он помог им довести до совершенства молитву – символ необычной веры, ещё крепче сплотившей питомцев в их общем труде и быту на лоне Рода.

Однако и для землянина эта молитва была не просто ритуалом. Ведь чем дольше он жил в Воздушном мире, тем больше крепло его подозрение, что Род – это не просто титаническое животное, пожизненно витающее в верхних слоях воздушного массива этой газовой планеты-гиганта. Временами ему начинало казаться, что их «дом-хозяин» если и не обладает разумом сам, то, во всяком случае, благоустроен Провидением нарочно, чтобы стать спасением, оплотом и жилищем для пришельцев с Земли, попавших в беду вдали от родины. Пусть даже жизнь на Роде лишила их потомков значительной части человеческого естества.

Гамаки-постели из живых нервных волокон. Существа-светильники – сиятели, и растущие из пола глазуны, а также прочие создания, рассеивающие вечный мрак в полостях гигантского чрева... Другие полезные соседи людей по нутряной обители, - такие как кафилы, дающие годное в пищу мясо; или тодоры, из пузырей которых цедили кисловатый зелёный сок – спасение от жажды, когда подолгу не случалось дождей... Жидкости, выделяемые железами внутренней секреции Рода, тоже были как будто специально к услугам его насельников: озерки особой влаги, исцеляющей раны. Наконец, само Обиталище, которое Род обогревал теплом своего тела, запечатывая его перепонками в холодные ночи, во времена ненастий и «отравленного неба»... Всё это заставляло его питомцев думать, что парящий титан не только знает о тех, кто живёт в его чреве и ходит по его спине, но и заботится о них.

Так что Леонтий мысленно молился со всеми – чтобы гарант их жизни в Воздушном мире и вправду остался невредим. Только, в отличие от питомцев, молился он не Роду – но за него...

- ...Род – источник жизни. Наша жизнь – в служении Роду... И, как благословляем мы Рода, так да благословит всех нас и Радетель!

Это были завершающие слова молитвы. После них шерстистые питомцы почтительно поклонились Леонтию.

- Дарю вам моё благословение, питомцы! – громко изрёк тот, а затем широким жестом рук предложил им сесть и приступить к трапезе.

Все расселись на костяные скамьи, с аппетитом поглядывая на привычные яства, собранные на стол женщинами. Все женщины присматривали за Обиталищем и собирали в нём провиант – годные в пищу порождения разных осёдлых существ-симбионтов, не покидавших нутряные полости Рода. Ещё они и их помощники-дети заботились, чтобы всегда всё было вовремя готово к общей трапезе.

Сегодня на столах было много коконов ползунов - тварей, что жили в глубинных полостях, ближе к утробе Рода, где люди не селились из-за жары, поистине банной духоты и влажных гнилостных испарений, отравлявших воздух. Ныне ползуны дали собирателям особенно щедрый «урожай» крупных яйцевидных коконов серого цвета, в которых шевелились клубки частично созревших зародышей этих существ, похожих на земных протеев. Среди питомцев они считались лакомством, и в первую очередь попадали на зубцы костяных вилок. Кроме того, на костяных блюдах в достатке было представлено всегдашнее мясо кафилов и месиво из пятнистой фосфоресцирующей бахромы, состоящей из одноклеточных микроорганизмов и собираемой по берегам мерцающих луж целебной слизи. Наличествовали и другие экзотические, но вполне обыденные для питомцев Рода кушанья.

Но Леонтий, по своему обыкновению, ел очень мало, и к тому же весьма выборочно. Ровно столько, чтобы отчасти притупить голод. Из обилия представленных «яств» он предпочёл мясо кафила. Как и всякое мясо здесь, оно было сырым, - ибо готовить его было не на чем. Огня обитатели огромного животного не знали. Но и сырым студенистое мясо из зародышевых почек-пузырей было сладковатым и нежным, как желе, да и выглядело аппетитно для человека, успевшего основательно отвыкнуть от земной еды.

Леонтий неспроста с опаской относился к здешней пище, предпочитая существование впроголодь. Он не ведал, какие именно процессы претворили людей, детей или рождённых уже здесь потомков колонистов, в причудливых гуманоидов-мутантов, коих он видел перед собой. В питомцев, гораздо лучше обычных людей приспособленных к жизни на Роде, в Воздушном мире. Человекообразных существ, сохранивших разумность, но почти потерявших внешнее сходство с землянами, как и всякую память о своих предках с Земли.

Здесь явно не обошлось без влияния высокой радиоактивности. Но Бардин подозревал, что в этой трансформации повинны также микроорганизмы Рода – в воздухе или в пище.

Умом Леонтий понимал, что он едва ли станет таким, как его здешние подопечные-друзья. Мутагенные факторы, которые превратили землян в питомцев Рода, скорее всего, сказались на детях (а в полной мере на более отдалённых потомках) осевших на Роде космических колонистов, чей корабль когда-то постигла беда над Воздушным миром, по пути на соседнюю планету Земшар.

Но всё же Леонтий не мог знать этого доподлинно. Он любил питомцев, но всё же очень не хотел хоть в чём-нибудь уподобиться им внешне. Этим и объяснялась такая воздержанность в еде в течение всей его жизни в Воздушном мире. За двадцать стандартных лет он действительно сильно изменился, сдал, постарев и потеряв здоровье. Однако и внешне, и здравостью рассудка он продолжал оставаться истинным сыном Земли.

Мясо кафила Леонтий запил водой из костяной пиалы. Дождевую воду собирали в чаны, также из кости, установленные снаружи, на спине парящего животного. От воды во рту осталась оскомина, словно от прогорклого масла – не иначе, в чан попала слизь Рода.

Чтобы утолить голод, проглоченного куска было явно недостаточно, но Леонтий этим и ограничился. Он отложил вилку и принялся смотреть, как трапезничают питомцы. Те ели неспешно, соблюдая правила приличия и почти не разговаривая за столом. Если отрешиться от их несуразного для людей облика, могло показаться, что Леонтий пребывает в окружении чинно обедающих аристократов. И вели они себя так вовсе не для того, чтобы угодить Радетелю. Пусть они утратили и физическую, и ментальную связь с предками, разумность и культура были у них в генах, «в крови». Поэтому питомцы отлично восприняли уклад и правила, привнесённые в их быт вождём-землянином.

Люди Рода завтракали, иногда утробно урча от удовольствия, осиянные зеленовато-золотистым светом живых светильников, больших пещерных «гусениц», угнездившихся прямо среди блюд с едой. А высоко над ними тёмный свод главной полости Обиталища усеивали, словно россыпи ярких, одноцветных голубых звёзд в ночном небе, многочисленные светляки. Эти мелкие создания, из-за своих прозрачных панцирей похожие на отполированные светящиеся кристаллики, развивались из специфических спор и врастали в плоть живой пещеры, предпочитая селиться на её своде.

Леонтий находил зрелище испещрённого огнями тёмного свода изысканно-красивым, будто в планетарии. Когда-то, в детстве на Земле, он изучал в планетарии звёзды и астрономию, когда готовился связать свою судьбу со звездоплаванием, с дальним космосом. Боже, как же давно это было, с нахлынувшим изумлением подумал Леонтий, задумчиво взирая на то, как над живым полом с выпуклыми переплетениями громадных вен живописно стелется сизый туман – вернее, густая дымка испарений от влажной тёплой плоти Рода...

Навеянная воспоминаниями задумчивая сонливость спала с Леонтия, когда питомцы вдруг зашевелились. Повинуясь распорядку, они закончили еду почти одновременно и начали вставать из-за столов, негромко переговариваясь смешными голосами – всё то же неизбежное следствие состава здешнего воздуха. Они приготовились приступить к работе, но никто не двигался с места без распоряжения Радетеля. И он не замедлил дать очередное своё «благословение».

- Пусть начнётся Страда! – произнёс он стереотипную, повторявшуюся почти изо дня в день фразу, поднявшись из-за стола по традиции последним из всех. – Моё благословение с вами.

Женщины и дети-подростки, как обычно, принялись убирать со столов и чистить посуду. Так как воды всегда было мало, и её берегли для питья, утварь тщательно протирали сухими кусками старых кож. А мужчины-питомцы привычно быстро и деловито разделились на две разные по численности группы. Одной из них вменялось в обязанности очищение Обиталища от хищных созданий, могущих представлять угрозу, таких как зубатые слизни. Это была не особенно опасная, но кропотливая работа – ведь чтобы осмотреть все полости и закоулки общего дома, требовалось немало времени и усердия.

Второй большей по численности группе предстояло взять костяные копья и луки и выйти наружу, чтобы охотиться. Но ещё более важной и трудной задачей, чем добывание пропитания, было истребление хищных Паразитов, которые водились в теле Рода. Именно эта истребительная охота, по большому счёту, и называлась Страдой.
Михолай, наперсник, то есть главный среди питомцев и приближённый землянина-вождя, отправил одного из соратников наружу, чтобы тот убедился, что погода благоприятствует Страде. Посланец вернулся быстро и сообщил, что «после вчерашнего ненастья боги Вечного неба сменили гнев на милость и всецело благоволят к нам».

Выслушав посланника, Михолай приблизился к Леонтию и почтительно поклонился ему.
- Небеса прозрачны и чисты, Радетель, - забавной природной скороговоркой зазвучал его голос. – Полад сказал, что сегодня даже неуёмные ветры растворились в солнечном безмолвии. Я смею верить, что непогоды день нынешний нам не сулит.

Леонтий улыбнулся, выслушав эту проникновенную речь, сказанную, впрочем, без всякого пафоса и желания произвести впечатление. Красота, вдохновенность фраз была присуща многим его подопечным, и проявлялась в любых разговорах. С некоторых пор их манера речи не переставала удивлять его необычным построением фраз и изысканными оборотами, которые порой он сам затруднился бы измыслить. Он никогда не учил питомцев выражаться прихотливо и цветисто. Эту премудрость они освоили сами после того, как случай – счастливый для них (ибо судьба ниспослала им Радетеля), и скорее несчастный для их наставника – привёл Леонтия Бардина в Воздушный мир. В мир газовой планеты-гиганта, который поневоле стал его новой родиной, когда бывший навигатор с разведочного корабля по воле рока разделил участь потомков неудачливых колонистов, став пожизненным пленником Рода. Пленником – но при этом тоже его питомцем, полностью зависимым от этого существа-кормильца, существа-носителя. По сути, существа-дома.

Из разговорного русского языка своего вождя здешние гуманоиды создали возвышенный поэтический диалект, в представлении землянина мало соответствующий облику шерстистых полулюдей...

Михолай, гуманоид с чёрной шерстью, выглядел по-старчески плохо. Зубы и мех его поредели, глаза приобрели яркий нездоровый блеск, а когти пожелтели и затупились. По прикидкам Леонтия, Михолаю в пересчёте на время Земли было меньше тридцати лет. Ведь тот был ещё ребёнком, даже не подростком, когда он познакомился с ним - а заодно со всем его племенем. Для землян это молодой, почти юношеский возраст. Но Воздушный мир, в лице своего обитаемого живого мирка, отмерял своим уроженцам иные сроки жизни. И век питомцев Рода был краток.

Впрочем, в этой звёздной системе с иными гравитационными «константами», основой и центром которой служило солнце-Субгигант, - к тому же на газовой планете, - летоисчисление Земли было понятием условным, мало применимым к реальности. Само время здесь текло как-то по-иному, и жизненные циклы организмов были совсем другими. Те питомцы, кто не умирал насильственной смертью от ядоносных жвал Паразитов, от иных бед или болезней, по достижении нынешнего возраста Михолая быстро теряли силы, угасали и умирали.

Но для самих питомцев короткий срок их жизни был в порядке вещей. Законом природы, неизбежным злом, волей их хозяина-носителя, или просто судьбой – для кого уж как...

- Значит, препятствий для выхода нет, - отбросив сторонние мысли, постановил Леонтий в ответ на слова Михолая. – Хорошо. А скажи мне, Михолай, - как себя чувствуют пострадавшие вчера во время бури? Им лучше, надеюсь?
- Есть такое, - кивнул Михолай. – Как вы и наказали нам, Радетель, они принимают лечебные ванны.

Он имел в виду светящие озерца из жидкой целительной слизи Рода, которая скапливалась в некоторых углублённых полостях-нишах. Вчера после бури Леонтию пришлось оказывать помощь двоим питомцам, получившим серьёзные увечья в то время, когда Род беспомощно кувыркался, несомый могучим вихрем. Он, как умел, прооперировал их, обработал раны, наложил на места переломов соединительные «шины», которые сделал из костей добытого охотниками кьярра с обмотанными поверху сухожилиями и кусками отмершей кожи этого животного. Дальше им предстояло выздоравливать самостоятельно, и купание в лужах-озерцах целебной слизи было отличным средством для ускорения исцеления.

- Мы чаем, что Рафузор скоро вновь пополнит число здоровых для Страды, - продолжал Михолай. – Но Баталу худо пока. За ним Тато сегодня присматривать взялся.
- Неудивительно, - кивнул Леонтий. – У Батала не просто сломана нога – у него перелом со смещением. Тяжёлая травма. Вечером после Страды я его навещу.
- Как, Радетель? – от волнения Михолай утробно заурчал. - Вы опять отправляетесь с нами на Страду?
- Не опять, а снова, - пряча улыбку, кивнул Леонтий. – А что? Ты разве против, Михолай?
Питомец виновато согнулся перед ним в поясном поклоне.
- Нет, Радетель. Это радость и честь. Но... надеюсь я, вы хоть не будете снова искать с нами Паразитов?
- А почему нет?
- Вы и так слишком часто бесстрашно устремляетесь навстречу клыкам живой смерти. Быть может, лучше вам просто сопровождать нас, отринув бой? Или побыть снаружи, у Обиталища, внимая ясности небес? Вы...

Встретив открытый весёлый взгляд, Михолай смущённо умолк. Но Леонтий понимал его.
Питомцы переживали за своего предводителя и не хотели, чтобы тот рисковал жизнью, даже невзирая на умение землянина орудовать копьём. Леонтий был признателен им за заботу, но отсиживаться в Обиталище в такое ясное и тихое утро не пожелал.

Чтобы ободрить окончательно смутившегося наперсника, Леонтий с улыбкой похлопал его по шерстистому плечу.
- Верно, здоровье у меня уже не то, что раньше, - сказал Бардин. – Этого не скрыть. Но кое-что я ещё могу!

На это Михолай уже не осмелился ничего возразить. Он ещё раз поклонился и отошёл.
А Леонтий направился в свою нишу-келью, чтобы взять копьё. Погода в Вечном небе без поверхности была весьма переменчива и совершенно непредсказуема, и могла испортиться очень быстро. Поэтому не стоило терять время зря.
 
                Глава 4. Страда

Внешняя перепонка разделилась по вертикальному шву и широко раскрылась, выпуская наружу восемнадцать покрытых шерстью гуманоидов и одного землянина. Все двигались строго друг за другом, и по очереди выходили из глубины своей обители на спину Рода.
Леонтий шёл одним из последних в этой процессии добытчиков. Питомцы берегли его, оттого и поставили едва ли не замыкающим. Ведь сначала нужно было осмотреться, оценить обстановку. После длительного пребывания в полутьме Обиталища требовалось время, чтобы привыкнуть к яркому свету снаружи, и на короткое время после выхода не только под солнце, но даже на свет пасмурного дня питомцы почти слепли. В такие мгновения они были очень уязвимы. Тем более что опасность представляли не только Паразиты. На Роде водилось много тварей, которых следовало опасаться. К примеру, ползучие стрекала, которые охотились стаями, скрытно стелясь, подобно ветвистым плетям, по его шкуре. Даже мелкие «летучие жала», если их не заметить вовремя, представляли угрозу для зрения, поскольку при атаке могли поразить глаза.
Леонтий никогда не прятался за спинами других. Но предпочитал не спорить с местными уроженцами в вопросах охоты-страды.
Шествие замыкали двое питомцев, которые шли вслед за Леонтием. Сопя от натуги, они несли носилки из костей и кожи. На носилках, укрытое с ног до головы старой полуистлевшей шкурой, покоилось тело гуманоида Бахха, погибшего вчера во время ненастья.
Обряда погребения не существовало у жителей Воздушного мира, ибо на Роде негде было хоронить умерших. Не представлялось возможным и подвергнуть их кремации. Если бы питомцы и могли добыть огонь, он бы навредил парящему титану. Но и оставлять тела сородичей снаружи, на съедение всевозможным стервятникам, они не могли себе позволить из соображений морали.
Поэтому всех умерших ждал последний путь к Нижнему солнцу. Долгий полёт в бездну.
Процессия двигалась неспешно. Каждый, кто выходил под открытое небо, некоторое время стоял рядом с остальными с копьём наизготовку, ожидая, когда глаза приспособятся к дневному свету. Ясная высь, сквозившая в отверстие раскрытой перепонки, жгла очи Леонтия, заставляла их слезиться. Сначала он даже прикрыл их ладонью.
Подошла его очередь покинуть привычную духоту Обиталища. Леонтий ступил на спину Рода, и прохладный воздух словно омыл его кожу свежей волной. Сегодня в нём не ощущалось вредоносных газов-примесей из глубин. Ветра почти не было, и эту тишь, редкую в Воздушном мире, все посчитали доброй вестью.
После темени нутряных пещер глаза одолевала невыносимая резь, и Леонтий стал глядеть себе под ноги, на пятнистую серую шкуру Рода, покрытую грубым чёрным ворсом-щетиной. Но постепенно небесный свет перестал казаться нестерпимо ярким, вокруг проступали всё новые детали. И вот, наконец, глаза окончательно привыкли, и окружающий мир словно проявился перед ним, предстал во всей красе и вопиющей странности, с которой так и не смог окончательно сжиться землянин. Несмотря на то, что он провёл в Воздушном мире около половины жизни.
Вокруг, далеко во все стороны, тянулась неровная, бугристая, местами всхолмленная или собранная в массивные складки живая твердь. Кое-где высились настоящие курганы из плоти, вместо травы поросшие всё той же жёсткой колкой щетиной угольно-чёрного цвета. Вся твердь кругом, за исключением небольших костяных куполов и прочих фрагментов сложного скелета Рода, местами выпирающих из его титанического тела, являлась не почвой, не камнем, не горной породой, – а твёрдой толстой шкурой, малочувствительной к холоду и боли. Эта шкура, и вообще вся толща плоти летающего существа невероятных размеров, много лет назад навсегда заменила Леонтию Бардину земную сушу. Она была диковинным суррогатом истинной, земной тверди, вновь ощутить которую под ногами он почёл бы за высшее счастье во всей Вселенной...
Будто диковинные аналоги деревьев, из-под кожи Рода произрастали статичные существа, похожие на цветные ветвистые кораллы – не полноценные животные, но и не растения вовсе. Они глубоко и накрепко вросли, внедрились в жёсткую плоть. Однако взгляд натыкался на них нечасто – их зародышам, бесчисленным летающим спорам, по прихоти ветров странствующим по небу в поисках хозяина-носителя, редко удавалось встретиться в бескрайних просторах Вечного неба с его обитателями - даже такими громадными, как Род. Да и закрепиться, укорениться в его плотной шкуре тоже было для них непростой задачей.
Этот причудливый пейзаж простирался далеко, и его трудно было объять взглядом, даже взобравшись на самый высокий органический «холм» вблизи Обиталища. А чтобы пересечь спину парящего гиганта от края до края в любом направлении, требовалось пройти больше десяти миль!
Но, пожалуй, наиболее выдающимися деталями облика Рода, - и в прямом, и в переносном смысле, - были костяные «мачты». Сложно было как-то по-другому назвать эти длинные, узкие костяные образования в десятки метров высотой, которые в отдельных местах торчали из гигантского тела. Острые и скошенные, по-разному изогнутые, похожие на огромные рога или впрямь на диковинные фигурные мачты, порождённые нечеловеческим замыслом, они с давних пор вызывали у Леонтия вопросы. Смотрелись они величественно, но их практическое назначение (если оно вообще было) оставалось неясным. Единственное разумное объяснение, приходящее ему на ум, что эти «мачты» - защитные приспособления Рода. Возможно, для обороны от своих собратьев, а может быть, от каких-то других угроз бескрайних небес, пока неведомых людям...
Далеко за грядой возвышенностей, протянувшейся по центру спины Рода, ввысь были воздеты восемь гигантских желтовато-серых щупалец. Ими Род ловил тучных пузанов, которые составляли основной его рацион.
Несколько пузанов, похожих на огромных многоглазых рыб, сейчас реяли в небе, но так высоко, что Род не мог дотянуться до них. Пользуясь редким безветрием и ясной погодой, эти существа поднялись на предельную высоту, куда бессильны были воспарить другие создания Воздушного мира. Там, раздувшись до предела от переполнявшего их водорода, пуча белёсые глазищи, пульсируя и издавая громкое гулкое бульканье, пузаны жадно впитывали свет солнца. Питались они воздушным планктоном, плотной взвесью из органики, образующей целые облака в более низких и плотных слоях атмосферы. Но они также могли питаться энергией солнца, поглощая её всей кожей. Для этого они и поднимались так высоко в солнечные тихие дни.
Небо Воздушного мира приковывало внимание не меньше, чем живой пейзаж Рода. Особенно сейчас, когда вся бескрайняя высь сияла ослепительно-розовым заревом с багряным отливом, в которое окрашивал небо большой огненно-красный шар солнца. Для Леонтия, который до сих пор часто видел во снах яркую синь чистого летнего неба Земли, такой вечно кровавый оттенок небес казался недобрым, угрожающим. Только в зените он уступал место сиреневому цвету. Утро было в разгаре, переходило в день, но в зените продолжали светить звёзды. Впрочем, в удалении от небесной вертикали звёзды резко редели, тускнели, а затем и вовсе пропадали из вида, словно растворяясь в пучине небес. Белоснежная вязь высотных облаков раскинулась по светоносному, уходящему, казалось, в бесконечность своду атмосферы, в придачу к воздушным краскам и звёздам украшенному сиянием лун и обоими «ликами» соседних планет.
Великолепие бескрайних и бездонных небес окружало питомцев Рода и их предводителя со всех сторон. Небо простиралось в необозримую даль, оно уходило ввысь и вглубь. Небо было и ощущалось всюду, ни на мгновение не позволяя забыть о своей необъятности и своём величии.
И только Род был островом тверди среди безграничных просторов Воздушного мира.
Обозревая эту фантастичную бездну, окружавшую их живой «остров-носитель», в которой ничто, кроме отдалённых светил и облаков, не останавливало взора, Леонтий остро чувствовал, каким меленьким, ничтожно крошечным в сравнении с Вечным небом был даже их могучий сверхгигант! А люди и вовсе уподобились бактериям, беспомощным и полностью зависимым как от непредсказуемых внешних условий, так и от произволения самого Рода...
Между тем ясной, тёплой и почти безветренной погодой этого дня воспользовались отнюдь не только питомцы и пузаны.
В высоте над Родом, маша черными перепончатыми крыльями, летали рукокрылые оранжи. Холоднокровные, с плотной шкурой и густым мехом, они, как обычно, собрались в стаю из пары десятков особей и теперь оживляли, разнообразили небесный пейзаж своими синхронными пируэтами. Они тоже грелись в лучах восходящего солнца, и его свет медными отблесками переливался на их туловищах, будто специально для контраста с чёрными крыльями покрытых мехом ярко оранжевого, апельсинового цвета. Из-за этого цвета они и получили от Леонтия своё название... Оранжи описывали в небе повторяющиеся фигуры, и даже крыльями взмахивали почти в такт. В их стаях не было вожаков, но действовали эти довольно примитивные животные всегда слаженно, в едином ритме - благодаря коллективному сознанию, приумножавшему скудные умственные способности каждой особи в отдельности.
Питомцы видели вокруг и многих других существ. Для подавляющего большинства их Род также был миром-обителью, без которого их жизнь была бы невозможной.
Единственными, кто пока что докучал людям, были мелкие «летучие жала». Они и впрямь походили на заострённые жала длиной примерно с фалангу пальца и с голубыми глазками-крошками. Крылышки у оснований их телец-жал позволяли этим маленьким летучим рострам стремительно носиться в воздухе, и с налёта вонзаться глубоко под кожу. За это весьма гадкое свойство их так и назвали. К счастью для питомцев, этих мелких, но очень юрких и агрессивных хищных паразитов на Роде водилось не слишком много, ибо и на них находились охотники из числа здешних обитателей. По счастью, яд летающих жал был слабым, или почти не действовал на гуманоидов с инопланетными корнями. И всё же атаки летучих "гвоздей" были болезненными, к тому же во время Страды приходилось постоянно беречь от них глаза...
Первым делом надлежало отдать дань памяти и скорби погибшему, а затем избавиться от его тела. Шерстистые гуманоиды и человек, озираясь и бдительно высматривая, не шевельнётся ли под шкурой, не покажется ли где на поверхности необъятной спины Паразит, направились туда, где в теле летающего гиганта зияло сквозное отверстие, ещё не успевшая затянуться рана от метеорита. Уже не в первый раз эта дыра служила для отправки к центру планеты тех, кто погиб на Страде или умер естественной смертью. Сию скорбную церемонию Леонтий именовал возвышенно - погребением в бездне. Хотя столь же справедливо было назвать её и «естественной» кремацией: ведь по мере приближения к центру газовой планеты безжизненные тела распадались в раскалённых пламенеющим ядром плотных слоях газа, сжиженного гигантским давлением глубин.
Когда-то, чтобы проститься с покойником, требовалось проделать довольно долгий, к тому же небезопасный путь к ближайшей оконечности тела Рода, где его спина обрывалась, и лишь там сбросить тело вниз. Но затем метеорит, поразивший воздушное животное вблизи Обиталища и пробивший массив его тела насквозь, весьма облегчил процедуру «похорон» - ибо теперь не требовалось далеко ходить.
«Но отверстие затягивается, и чем дальше, тем быстрее, - думал Леонтий, вместе со своими спутниками осторожно приближаясь к метеоритной дыре. – Она заметно у;же, чем дней тридцать назад, когда мы расставались с телом Муддара, растерзанного Паразитом. Скоро вновь придётся совершать дальние погребальные походы к краю Рода!..»
Питомцы сгрудились недалеко от широкого сквозного «канала», но всё же на почтительном расстоянии от него. Никому не хотелось, если Роду вздумается совершить внезапный манёвр и накрениться, ненароком улететь в бездну вместе с покойником. А то и вместо него!
Носилки с телом «виновника церемонии» поставили значительно ближе к краю провала. Ему-то, в случае чего, уже всё равно...
Обычно питомцы вели себя раскованнее. Но вчерашнее происшествие, когда Род едва не погиб вместе со своими насельниками, стало для большинства из них откровением о том, что «хозяин» не так могуч, как привыкли считать питомцы, и тоже беспомощен перед всей мощью ветров Воздушного мира. Впечатления о грозовом шторме были ещё совсем свежи, и никто больше не чувствовал себя в безопасности на Роде – ни на его спине, ни в убежище внутри его тела.
Конечно, бури случались и раньше, пусть и не такие сильные, как вчера. Не так давно во время бури погибли двое детей и две женщины. Но на этот раз смятение и страх глубоко и надолго угнездились в сердцах питомцев. Леонтий понимал это, да и сам разделял их чувства. Глядя, как нетерпеливо переминаются они на краю могилы-пропасти в ожидании краткой отходной молитвы из уст Радетеля и скорейшего завершения «небесных похорон», он не стал заставлять своих подопечных ждать.
- Ты был нам добрым другом, Бахх, - Леонтий начал с расстановкой произносить слова молитвы. – Но смерть взяла твоё тело, а боги призвали твою душу. И теперь твои страдания и страхи в прошлом. Мы, твой народ, желаем твоей сущности свободных странствий по Вечному небу до скончания веков. А тело твоё мы с грустью и горестью предаём огню Нижнего солнца!
Завершив молитву, Леонтий кивком дал знак шерстистым гуманоидам. Хотя сам он даже в мыслях не называл так своих подопечных. Для него уроженцы Рода были людьми.
Молодой питомец по имени Полад первым подошёл к носилкам, откинул шкуру-покрывало с тела и вопросительно оглядел остальных. Его спокойное и решительное поведение послужило вдохновляющим примером. Сразу несколько его сородичей взялись помочь. Но для завершающего этапа скорбной церемонии требовалось всего двое, и пару Поладу составил рослый широкоплечий альбинос по имени Кубитар, чья снежно-белая шерсть никогда не знала пигмента, а глазные яблоки были ярко-красного цвета.
Полад взял тело под подмышки, а Кубитар – за ноги. Вдвоём они подняли покойника с носилок и осторожно поднесли его к дыре-провалу, а затем сбросили вниз.
Никто, включая самих двух «могильщиков», не стал смотреть, как тело улетает-падает в облачную бездну, где, как палевое солнце за тёмно-сизыми тучами, под нижней облачностью и маревом коллоидных наслоений горело ядро в центре планеты... Полад и Кубитар поспешили отойти от края сквозной дыры и присоединились к остальным. Ещё некоторое время все стояли в молчании и задумчивости, невесело размышляя и вспоминая навечно покинувшего их сородича и доброго товарища.
Тем временем Леонтий украдкой наблюдал за Поладом. Ему нравился этот молодой питомец с храбрым и весёлым нравом. Впервые он задумался о том, чтобы сделать Полада своим наперсником – после того, как покинет этот мир престарелый Михолай. «Отдаст душу ветрам» - так говаривали питомцы... Уже долгое время Михолай честно и хорошо исполнял роль наперсника, приближённого при Радетеле, поставленного распорядителем среди своих сородичей. Но естественный конец его был близок. Кроме того, жизненный путь самого землянина также завершался, и ему стоило срочно задуматься о том, кого он оставит после себя – и вместо себя...
- Всё кончено, - выдержав долженствующую паузу и поглядывая в небо, где в солнечных лучах и недосягаемой для Рода высоте серебристо отсвечивали тела пузанов, Леонтий подвёл итог скорбной церемонии. – А теперь нас ждёт Страда!
Повторять ему не пришлось. Питомцы оживились в азартном предвкушении. Свой долг они всегда выполняли с воодушевлением.
Истребление паразитов в теле Рода и впрямь было делом весьма полезным. Иначе эти твари могли слишком расплодиться и нанести огромный вред своему «хозяину»; а то и вообще убить его, источив гигантский организм изнутри. Помогая Роду избавляться от обитавших в нём червеобразных монстров, питомцы увеличивали шансы на собственное выживание в дальнейшем.
Они это знали. А потому самоотверженно шли на риск для жизни, с коим была сопряжена охота на Паразитов.

*     *     *

Перед тем как приступить к охоте, четверо питомцев отделились от основной группы и отправились проверить костяные чаны, установленные и кое-как закреплённые в глубоких морщинах «рельефа» шкуры Рода неподалёку от входа в Обиталище. В эти чаны набиралась дождевая и снеговая вода (в зависимости от того, днём или ночью выпадали осадки), которую использовали в основном для питья, и только излишки - для омовения тел и нужд в хозяйстве.
Увы – они сумели обнаружить лишь один чан из пяти. Да и он уцелел только случайно, ибо его прочно заклинило промеж костяных выростов близ подножия высокой роговой мачты. Однако и это было большой удачей: ведь остальные сосуды попадали в пропасть во время вчерашней бури в глубине небес и кувыркания Рода в её губительных «объятиях»... В чане даже нашлось немного воды – конденсат, собравшийся в нём за ночь, да ещё скудная влага от растаявшего ночного снега.
Глядя на то, как двое питомцев осторожно высвобождают объёмистый сосуд из «тисков» и уносят его в Обиталище, Леонтий подумал, что теперь ему придётся изготовить новые чаны взамен утраченных. Кости Рода были лёгкими и полыми внутри, как у земных птиц, что облегчало его вес и давало ему возможность летать. Но сам материал кости был твёрд, поэтому вытачивание объёмистых вместилищ для воды из крупных роговых массивов отнимало много времени и сил. Но, к счастью, у бывшего космонавта имелись верные и усердные помощники.
Когда «водоносы» вернулись, компания разделилась на три группы по шесть питомцев в каждой. Леонтий возглавил один из отрядов, в который вошли также Михолай и Полад.
Группы разошлись в разные стороны, но не слишком далеко, - так, чтобы всё время быть в поле зрения друг друга, и в случае опасности быстро прийти на помощь собратьям.
С копьями наготове питомцы бдительно осматривали выбранные области – пространные и относительно ровные участки, а также подножия возвышенностей на спине Рода. Почти везде его шкура поросла колкой щетиной, на ощупь напоминавшей Леонтию толстые хитиновые «волосы» некоего гигантского насекомого. На большинстве «холмов» ворс рос выше и гуще, и местами образовывал жёсткие колючие пучки, которые бессилен был поколебать слабый ветер. Когда землянин смотрел на такие сгустки чёрной щетины, способной легко проколоть человеческую кожу, они казались ему злой пародией на нежную, живую, зелёную траву его безмерно далёкой Земли... В щетинных сгустках часто устраивали гнездовья разные мелкие обитатели Рода. Среди них, кроме летающих жал, были «очи» - ещё более причудливые создания, каждое из которых представляло собой небольшой круглый глаз с тремя зрачками по периметру, парой крылышек вверху и четырьмя мелкими щупальцами – внизу.
Когда ветер начинал крепчать, вся живая мелочь сразу пряталась в дыры-норки и глубокие щели, чтобы её не сдуло с Рода вон. Но в дни затишья она во множестве летала вокруг.
Кое-где шкуру парящего титана покрывали обширные тёмные пятна разных размеров и форм. Но особым вниманием питомцев пользовались те её места, где пятна меняли цвет и становились болезненно-зеленоватыми, а щетина на них резко редела. Пигментные аномалии и зоны «облысения» служили главными угодьями для охоты на Паразитов. То были верные признаки, что где-то поблизости в глубине плоти-тверди обитает монструозный червь, а то и не один. Паразиты жили глубоко под кожей Рода, но с наступлением дневного тепла нередко прогрызали себе путь к свету, поскольку любили греться на солнце. При этом они не упускали возможности поживиться какой-нибудь дичью - если подвернётся. Этой их повадкой и пользовались охотники.
Большие, отвратительные Паразиты были серьёзной угрозой для людей. Немало питомцев с "начала времён" пало от ядовитых зубов этих бестий...
Дозор внимательно обследовал окрестности Обиталища. Неспешно, но и без задержек питомцы обходили знакомые всю жизнь места. Не встречая признаков присутствия естественных врагов, они уходили всё дальше от своей обители. Небольшие группы двигались произвольными маршрутами, но старались не разбредаться далеко друг от друга и охватить вниманием как можно больше мест. Когда им попадались области, где можно было ожидать встречи с коварным гадом, питомцы останавливались и тщательно исследовали такой участок. В эти моменты они нарочито громко шумели и даже подпрыгивали, чтобы вибрацией спровоцировать агрессивного Паразита, - окажись он поблизости, - на нападение. Но пока им не везло: ни разу нигде под шкурой даже не обозначилось шевеление, выдающее присутствие твари.
Впрочем, никто на это не досадовал. Паразиты не кишели вокруг, и подчас за целый день не удавалось найти ни одного. Когда-то этих вредителей попадалось значительно больше, но это было давно. Леонтий верил, что именно благодаря трудам питомцев удалось сократить поголовье мерзких червеобразных существ. А постоянная Страда, которую прерывали лишь ненастные дни и исключительные события, не позволяла тем расплодиться вновь...
Не забывали питомцы и о полезном промысле. Они среза;ли костяными ножами с ветвистых коралловидных существ наросты, похожие на орехи средних размеров, и складывали их в поясные кожаные подсумки. Эти «орехи» содержали в себе воду, отцеженную из тела Рода, и поэтому ценились у питомцев.
Также охотники проверяли все встречавшиеся по дороге паутинистые сети, сплетённые большущими сороконожками с кристаллическими панцирями. Чёрные паутины, состоявшие из прочнейшего органического материала с включением металла, хищники сплетали промеж костяных мачт Рода, а также между другими выступами рельефа его спины. Неосторожные жертвы попадали в эти сети и запутывались в них, и тогда сороконожки, подобно паукам на Земле, приканчивали и пожирали их. Но они предпочитали активно охотиться, а не ждать, пока кто-то угодит в их тенета, и лишь время от времени наведывались осмотреть свои ловушки. Так что люди, убедившись в отсутствии поблизости хозяев сетей, могли присвоить их добычу.
Однако сегодня в большинстве сетей висели лишь обглоданные останки и несъедобные для людей большие летающие слизни. Но в одной из них охотники нашли ещё живого, надёжно запутавшегося рата – шарообразное животное с белым пупырчатым туловищем и уймой тонких коленчатых ног. Это уже была настоящая дичь, и она немедленно перекочевала в мешок для добычи. Сама паутина-сеть также стала трофеем питомцев и пополнила их охотничий инвентарь. Разрезать её, отделив от костяных роговидных выростов, удалось только стальным ножом Леонтия. Костяные лезвия резали её с большим трудом, и пришлось бы провозиться полдня.
Впрочем, паутины сороконожек использовались питомцами не только как охотничьи сети. Из их прочных «металлизированных» нитей получалась хорошая тетива для луков. Тем более что здесь её попросту не из чего было больше делать...
В другой сети, растянутой между выпирающими сквозь шкуру Рода огромными костями над большой естественной впадиной, сражался за жизнь угодивший в ловушку неосторожный оранж. В потугах освободиться он трепыхался и бил крыльями, но только ранил кожу о тугие нити и ещё сильнее «увязал» в слоях крепкой паутины. Теряя силы, оранж злобно пищал и исступленно рвал её беззубыми челюстями, но путы не поддавались.
Один питомец уже приготовил копьё, чтобы оборвать муки крылатого животного и сделать его очередным трофеем. Но внезапно среди чёрной щетины ярко сверкнуло длинное юркое тело, и охотники мгновенно отпрянули от паутины – это явился её хозяин. А от него следовало держаться подальше.
Покрытая панцирем из какого-то закристаллизованного минерала огромная сороконожка, в длину не меньше руки Леонтия, хрустя жвалами причудливого устройства, быстро вскарабкалась по сети к беспомощной добыче, и тут же вцепилась в неё мёртвой хваткой. Оранж из последних сил рванулся и попытался оказать сопротивление, но его рывки быстро превратились в агонию. Когда он окончательно замер и обмяк, сороконожка растворила спеленавшие его нити паутины своей слюной с содержанием сильной кислоты, и высвободила безжизненную добычу. После чего принялась раздирать когтистыми лапками и поглощать пищу. Солнечные лучи бликами играли на полупрозрачной, сегментированной кристаллической «броне» пирующего хищника.
Питомцы обошли стороной это место и продолжили обход окрестностей.
По мере того как солнце всё сильнее прогревало воздух, в небо поднималось всё большее количество оранжей. Изредка их стаи снижались к Роду, приближаясь к людям. Но даже тогда летучие создания оставались вне досягаемости охотников, хоть те и были вооружены луками. Ни один из них не делал попыток подстрелить пролетавшего мимо оранжа, ибо не надеялся ни ранить этих крылатых созданий, ни даже попасть в них.
Вот если бы они имели не слабые костяные, а мощные деревянные луки, как у древних землян, - думал Леонтий, - охота значительно упростилась бы. Но только откуда же взяться древесине на Роде?!
На оранжей не охотились при помощи луков. Это оружие использовалось для другой дичи, - более медлительной, бескрылой, и с менее прочной шкурой. В основном питомцы отлавливали оранжей после захода солнца, реже на рассвете - в холода, когда те засыпали, устроившись на ночёвку, или ещё не прервали сна. Ночевали эти создания целыми стаями, рассаживаясь на боках и спине Рода, и прикрепляясь присосками к его шкуре на случай встрясок. Тепло тела колосса позволяло его пожизненным спутникам без ущерба переживать ночные холода. Во время сна, морозными ночами, холодная кровь оранжей ещё больше остывала, и потому сон их был так крепок, что напоминал кому, а к активной жизни их возвращало только тепло нового дня. Так что охотникам даже не приходилось для их поимки использовать сети, забираемые у плетущих прочные паутины сороконожек. Если выйти на охоту затемно, презрев риск слечь от простуды или обморожения, оранжей можно было собирать руками. Вот только найти их было не всегда просто – для ночёвок эти животные выбирали укромные участки живого рельефа огромной спины, а чаще предпочитали менее удобные, но зато недоступные для бескрылых хищников места на крутых боках Рода...
Время перевалило за полдень, а работники Страды не только не убили, но даже не видели ни одного Паразита.
Так как охота всё не приносила успеха, сосредоточенность мало-помалу начала покидать Леонтия. И чем дальше, тем больше, - как и всегда вне Обиталища, - он любовался небом.
Вот солнце, в пике своей высоты в этих широтах, уже «потушившее», затмившее почти все звёзды, кроме самых ярких. Солнце этой системы совсем непохоже на солнце Земли: большое, оранжево-красное, оно зримо больше земного светила в несколько раз – несмотря на чудовищное расстояние свыше миллиарда километров, на котором расположен от него Воздушный мир. Ведь здешнее солнце громадно, и его тепла хватает, чтобы поддерживать полноценную жизнь даже на газовой планете, прогревая её колоссальный воздушный «океан».
Но ещё красивее солнца смотрится ближайшая планета-спутник, оригинально названный земными учёными Земша;р. По аналогии с названием «земной шар» - оттого, что условия на этой планете идеально подходили для людей. По астрономическим меркам она находилась рядом, и совершала свой тысячелетний орбитальный облёт солнца-субгиганта в прочной гравитационной связке с Воздушным миром. На ней поистине сказочно: окутанные плывущими туманами высочайшие горы, восстающие в небеса прямо из изумрудной глуби океанов, дивные леса, не уступающие по красоте и обилию жизни пущам Земли; покрытые багровыми травами равнины, где мирно пасутся стада изящных зелёных ящеров, наделённых поразительным для травоядных животных умом. А небо на Земшаре украшено, помимо солнца и лун, громадным сиренево-голубым «диском» Воздушного мира... Наконец, там огромные просторы, никогда не ведавшие порчи примитивной цивилизации. И климат там очень тёплый. Хотя периодически планета-гигант заслоняет Земшар от солнца, и тогда температура на нём ненадолго падает, даруя всему сущему там часы благостной прохлады.
Обо всём этом людям было известно из данных автоматических разведывательных зондов дальнего поиска, по причине отсутствия в них организмов способных путешествовать в космосе несравненно быстрее, чем звездолёты с пассажирами. Ибо ни человек, ни любое другое живое создание не смогли бы пережить пребывание в ином измерении пространства, в котором летали многоцелевые аппараты-роботы, быстро перемещаясь между отдалёнными звёздами...
Леонтий мечтал побывать на Земшаре ещё до того, как прибыл в эту систему огромной алой звезды на космическом корабле нового поколения, способном перемещаться Пространстве в "обход" законов трёхмерного мира. Тогда, двадцать с небольшим земных годов назад, и более чем семьдесят лет спустя после того, как потерпела крах миссия космических колонистов, в эту звёздную систему впервые прибыли новые люди. Только теперь, через многие десятилетия после гибели колонизаторского звездолёта, разведочная экспедиция сумела добраться до этой весьма далёкой от Земли солнечной системы.
За те десятилетия многое изменилось на Земле. Но главное – произошёл Контакт. Первая в истории человечества встреча людей с инопланетной цивилизацией. Народ Ра оказался очень древней и высокоразвитой расой, представители которой с незапамятных времён посещали Землю. Теперь они подарили человечеству новые знания и технологии, изрядно обогатили их культуру, и даже изменили сам уклад жизни людей, прекратив войны. Они стали освободителями и учителями землян.
Одной из технологий расы Ра, диковинных людей с голубой медистой кровью и клювами вместо ртов, были те самые установки для очень быстрого, сверхсветового перемещения на любые расстояния. Они открыли землянам путь к межзвёздной космической экспансии. Леонтий и его современники стали межзвёздными исследователями новой Эры Контакта.
Но пассажиры «Крестителя», первые земляне, что отважились пуститься в дерзновенный полёт к новому миру, открытому исследовательскими роботами-зондами в системе другой звезды, отправились в межзвёздное путешествие ещё до Контакта, на звездолёте с реактивными двигателями. Они пошли на риск со знанием того, что в случае беды помощи они не дождутся, поскольку их полёт занимал годы. Увы, худшие опасения оправдались сполна...
Как только это стало технически возможным, земляне отправили к Земшару экспедицию разведчиков с целью выяснить судьбу первого колонизаторского корабля, его пассажиров и экипажа. В неё вошёл и навигатор Леонтий Бардин.
Едва корабль «Памир» переместился от Земли и материализовался в точке назначения, группа приняла сигнал бедствия. Он был слабым, но звучал в эфире постоянно. И, похоже, уже очень долгое время. Притом исходил тот сигнал не откуда-то из космоса, где, по логике вещей, должен был находиться «Креститель», из-за своих колоссальных размеров не приспособленный для посадки на небесные тела. И даже не с Земшара...
...Внезапно Леонтий дёрнулся и даже вскрикнул он внезапной острой боли, пронзившей руку в районе предплечья. Живое «летающее жало», которое атаковало его и с налёта вонзилось в тело, частично прикрытое остатками скафандра и набедренной повязкой из кож местных обитателей, заставило его опомниться и вернуться в реальность.
«Поделом мне, - подумал Леонтий, потирая пораненную руку. – Хорошо, хоть не в глаз угодило - как давеча Рафу.. Нечего без толку и без конца ворошить прошлое!»
Вблизи одного довольно высоких горбов, шкура вокруг которого была собрана в массивные складки и формировала пересечённую местность, Леонтий первым обнаружил следы недавнего пребывания в этом месте Паразитов. Он крепче сжал копьё и кликнул других охотников.
Рытвины-ходы, которые проделывали Паразиты в шкуре Рода, когда выбирались на «поверхность», быстро заживали. Но несколько ям-язв, найденных сейчас Леонтием, были ещё свежими ранами, и только начали затягиваться. Что означало – гадкие бестии побывали здесь недавно. Это не гарантировало, что они до сих пор обретаются поблизости. Но вполне могло статься и так.
Однако и теперь детальный осмотр местности, шум и топот не дали результата. Паразиты так и не показались.
Солнце жарило всё сильнее, и вскоре питомцы взопрели в своих природных шерстяных «шубах», и страдали от жары намного больше, чем их «голый», то есть лишённый меха, Радетель-землянин. Зато выносливые гуманоиды, преображённые жизнью на Роде, меньше нуждались в воде. Тогда как Леонтию то и дело приходилось прикладываться к своей старой, сплошь изъеденной здешней плесенью фляге. Собранной за последние дни дождевой воды было мало, и приходилось её экономить, скудно отмеривая каждый глоток.
 Леонтий с питомцами немного постояли в тени большого роговидного выступа, чтобы охладиться и перевести дух после длительного захода под палящим солнцем. А затем все три группы охотников взошли на обширный горб – осмотреться и выбрать дальнейшее направление поисков. Наряду со щетиной этот холм усеивали округлые костяные пятачки-бляшки. На покатой вершине горба росли несколько покрытых костяными шипами существ в виде толстых полуметровых стеблей-туловищ с отороченными венцами рожек головками на концах. Стоило неосторожно приблизиться к ним, как головки внезапно раскрывались со слизистым чавканьем. Скрывавшиеся внутри пучки острых клювовидных придатков на длинных сухожилиях с невероятной скоростью вытягивались, «выстреливали» в неосторожную жертву, впиваясь в тело мёртвой "бульдожьей" хваткой и вдобавок поражая его сильным разлагающим ядом.
Судя по облику этих тварей, Леонтий полагал, что они - дальние родственники Паразитов, только в процессе эволюции утратившие свободу передвижения и высасывающие из Рода соки при помощи щупалец-«корней».
Впрочем, питомцев не интересовало происхождение видов, и церемониться с тварями они не стали. Несколько ударов длинными копьями с безопасного расстояния быстро покончили с жутковатым выводком, произраставшим на этом холме...
Измождённый жарой Леонтий сел, опустившись на одну из нагретых солнцем костяных бляшек, на которых не росла колкая щетина, и подставил лицо жарким лучам большого красного солнца в алеющем небе. Его примеру последовали несколько спутников. Все питомцы хранили молчание, обозревая с возвышенности причудливый пейзаж Рода в поисках добычи, Паразитов и прочих опасностей.
Но вокруг всё было спокойно. Поднявшийся тёплый ветер гудел в жёсткой щетине Рода; она вибрировала, и этот тихий низкий звон навевал умиротворение, сонливость.
Снова и снова Леонтий обращал взгляд в небо, где в стороне от солнца призывно сиял расписанный кружевами облаков заветный Земшар. Планета словно нависала над Воздушным миром, притягивая взоры. Когда Леонтий смотрел на неё, то всегда гадал, удалось ли всё-таки кому-нибудь достичь её поверхности? Быть может, хотя бы немногие из пассажиров-переселенцев с «Иоанна Крестителя» живут там сейчас?..
Одно Леонтий знал точно: с тех пор как умолк радиопередатчик со спасательной капсулы, десятилетиями передававший аварийный сигнал со спины Рода в околопланетное пространство Воздушного мира, никто и никогда не найдёт их. Даже собственные сотоварищи с разведочного  корабля, «благословившие» его самого и его друга Ивана на пробный спуск в атмосферу газовой планеты, дабы выяснить источник сигнала, не узнают о судьбе друзей. Конечно же, они давным-давно считают их мёртвыми. И никому больше не открыть того, что Воздушный мир обитаем, населён множеством удивительных существ. Не узнать о существовании замечательных, странных «людей Рода» - потомков тех, кто для всего человечества сгинул без вести в пучине газового гиганта много лет назад.
Поэтому Леонтий давно похоронил бесплодную надежду когда-нибудь снова ступить на благословенную земную твердь.
- ...Простите, Радетель, - раздавшийся над ухом голос Михолая заставил его вздрогнуть от неожиданности. – Велите продолжить Страду?
- Да, - опершись на костяное копьё, Леонтий с неохотой поднялся на ноги; разморенный жарой, он с удовольствием повалялся бы на солнце ещё. – День короток, время дорого, и неудача должна лишь подстёгивать, а не расслаблять нас.
- Премудрые слова, Радетель, - с чувством согласился Михолай. - Ох, и мудрые!..
Они ещё долго скитались в отдалённых окрестностях Обиталища. Паразиты им так и не повстречались, но зато попалась другая добыча. На открытом пространстве за большим курганом они увидели порядка двух десятков ратов – шарообразных животных, собрата которых недавно извлекли из сети-паутины. Некоторые из них выпростали бахрому ножек и семенили по щетинистой шкуре в поисках пропитания. Другие расположились на самых нагретых солнцем местах – костяных проплешинах среди вездесущей шкуры Рода. Они втянули псевдоподии внутрь и стали похожи на гладкие эластичные мячи, из-за своей идеальной белизны почти не страдавшие от жары. Даже с втянутыми псевдоподиями эти живые «мячи» иногда подпрыгивали посредством сокращений мышц, и негромко попискивали.
У этих существ был свой способ спасения от бурь, чтобы лютые ветры не унесли их прочь. Когда поднимался сильный ветер, они сразу выделяли особое клейкое вещество, и с его помощью накрепко приклеивались своей кожей к шкуре Рода. Да так крепко, что не всякий ураган мог отодрать их!
Плоть ратов была несъедобна, к тому же ядовита. Зато из кожи их получались отличные мешки и охотничьи подсумки.
Вот теперь примитивное стрелковое оружие пришлось весьма кстати. Раты не подпускали к себе близко никаких крупных существ, и при их приближении быстро улепётывали прочь, семеня многочисленными ножками. Так что охота с копьями в этом случае не годилась. Но костяные стрелы слабых луков, чересчур медленные, чтобы уязвить летающую дичь, отлично пробивали мягкие покровы ратов. Они стали лёгкой добычей.
Однако питомцы не стали убивать всех, а ограничились всего пятью особями. Поступили они так даже не из жалости к примитивным шаровидным созданиям, которые размножались делением с необычайной быстротой, и всегда были многочисленны. Просто еды и материалов в Обиталище пока хватало, и питомцы не допускали, чтобы обычная охота мешала основному делу Страды – истреблению Паразитов. Охота на дичь осуществлялась лишь попутно, по мере возможности и надобности.
Но сегодня судьба словно насмехалась над ними. Уж недалёк был вечер, а Паразиты будто повымерли. Леонтий только радовался этому, но питомцы начали недовольно ворчать и сетовать на то, что Страда проходит впустую.
Ко всему прочему, начала портиться погода. Все надеялись, что вечер, как и этот день, будет ясным, тихим и тёплым, и серьёзно похолодает лишь когда солнце пересечёт горизонталь и начнёт опускаться вниз, постепенно «исчезая» за воздушной пучиной атмосферы планеты-гиганта. Тогда можно будет с чувством исполненного долга закончить охоту. Но пламенеющее светило ещё только умеряло яркость по мере спуска в западную часть неба, как вдруг поднялся холодный ветер. Напористым дыханием стужи он пробрал до костей не только землянина, но и шерстистых гуманоидов.
«Боги Воздушного мира не терпят затяжного спокойствия...» - зябко ёжась и кутаясь в свои лохмотья, подумал Леонтий, повторяя в мыслях изречение питомцев, ставшее у них пословицей.
Небо оставалось ясным; лишь вдалеке, пересекая большой багровый шар предзакатного солнца, фигурно стелились титанические тёмные облака. Но ветер стал силён настолько, что пришлось прервать промысел и повернуть к Обиталищу.
Страх перед повторением вчерашней трагедии и гневом мифических богов подгонял смелых, но суеверных антропоидов на пути к своему убежищу. Только присутствие спокойного внешне Радетеля удерживало их от того, чтобы перейти на бег.
Охотники Страды отлично знали, что стремительные перепады температур чреваты резким ухудшением погоды. А это в Воздушном мире чаще всего означало гибель. Налети сейчас даже средней силы шквал, и питомцам не помогло бы ничто. Их попросту смело бы прочь с Рода, как мусор.
Но жизнь без оправданного риска, без приключений и отважных дерзаний мало достойна человека. Вечно прятаться по щелям и убежищам – удел грызунов и насекомых на Земле, или ползунов да светящихся гусениц в Воздушном мире; притом даже крысы с тараканами выходят на свет, и ползуны иногда покидают норы. Пассивность и робость ведут человека к деградации, вырождению, убивают в нём саму суть разумного существа - пожалуй, это было главное, чему Леонтий смог научить своих подопечных за время своего пребывания в этом мире.
Вообще же для газового гиганта Воздушный мир был необычайно спокойной планетой. Конечно, в его глубинах, особенно в более южных широтах, ураганные ветры не стихали, и мощь их Леонтий с трудом мог представить. Но если бы здешние ветры достигали хотя бы половины от той силы, как на Юпитере или Сатурне в солнечной системе Земли, то здесь, вероятно, не смогло бы жить ничто, кроме разве что каких-нибудь неприхотливых бактерий!
Ввиду резкого ухудшения погоды удалиться в более безопасные места спешили не только люди. Пузаны, как косяки пучеглазых живых дирижаблей, потянулись по небу куда-то на восток. Чтобы задействовать для полёта свои воздушные реактивные клапаны-сфинктеры, им пришлось опуститься в более плотные слои атмосферы. Там-то некоторые из них и стали добычей Рода. Питомцы дважды с замиранием сердца ощущали, как содрогается, уходя из-под ног, живая твердь под ними, и теряли равновесие, когда парящий колосс резко бросал себя вперёд, чтобы настичь и схватить откормленных воздушных животных. В первый раз в гигантских щупальцах, воздетых в небо вдали, забился с хрипом и истошным бульканьем один пузан, а во второй раз оказались схвачены сразу трое их. В гибких хватательных конечностях Род недостатка не испытывал.
Не затрудняясь умерщвлением добычи, Род незамедлительно отправлял её прямо целиком в свои пасти. Его громадные зевы находились вне пределов видимости тех, кто населял его спину; и ни его питомцы, ни их наставник не знали, что ртов у титанической небесной каракатицы – целых четыре, и расположены они в разных местах его туловища по бокам...
Судя по спешному «бегству» пузанов, питомцы приготовились к тому, что грядёт новый грозовой шторм. Но уже на подходе к Обиталищу ветер внезапно начал стихать. Удивлённые этим, все замедлили шаги.
Но надвинувшийся воздушный фронт принёс стойкий холод – озноб бил и Леонтия, и его спутников. Кроме того, на фоне разгорающихся звёзд поплыли зеленоватые и горчично-жёлтые разводы и сгустки, которые постепенно сливались в высоте в разреженную пелену. То были ядовитые газы, принесённые ветрами из глубин воздушной бездны. Эта едкая хмарь могла сгуститься и отравить воздух.
Так или иначе, настало время завершить рабочий день.
- Поздравляю вас с удачным завершением Страды, - со всей искренностью сказал Леонтий спутникам. – Это был хороший день!
- Как так?.. – с недоумением воскликнул Михолай. – Мы не прикончили, не ранили, и не узрели даже ни единого Паразита! И добычи для пищи боги нам сегодня пожаловали мало!
- Нет, прав Радетель, - поддержал вождя Полад. – Все живы из нас, никто не получил раны и не отдал сущность ветрам. День был и ясен, и тих, и полон солнца. А мы честно выполнили свой труд... Значит, Страда удалась!
Леонтий не сдержал улыбки, глядя на отважного и смышлёного Полада.
- Но и твоя правда здесь есть, Михолай, - сказал землянин наперснику. – Совсем мало стало Паразитов в округе.
- Истину излагаете, Радетель, - серьёзно кивнул Михолай. – В последний раз Страда приносила успех уж порядочно дней назад.
- Девять, - уточнил Бардин. – Я считал. Девять дней назад, на десятый, был убит последний по счёту Паразит.
Михолай снова кивнул. Как и все питомцы, он не вёл счёта дням, и вообще не был в ладах с числами.
- Как скажешь, Радетель.  Слово твоё надёжно, как сама Твердь твоего мира!
Леонтий усмехнулся и по-дружески потрепал Михолая по шерстистому плечу.
- Возможно, мы просто истребили большинство этих бестий в окрестностях Обиталища, - сказал он. – В следующий ясный день нам нужно предпринять дальний поход. Скажем, за второй хребет Рода. Мы очень давно там не бывали.
- Опасно это, - сокрушённо покачал головой Михолай. – В последние времена возмущения небес внезапны. Ненастья сильные находят, как проклятья. День вчерашний – тому порукой! Выждать бы, пока боги успокоятся и станут вновь смотреть на нас без гнева!
Леонтий заметил, как посмотрел на его наперсника Полад. В глазах молодого питомца явно читалось неодобрение к старшему товарищу – мол, «стареешь, брат, стареешь; где твоя былая смелость?»
- Чего ждать? – фыркнул Кубитар. – Наша жизнь – в служении Роду. Так гласит закон. Работу нам надо работать! А страху покоряться – удел низших существ, без воли и ума!
- Воля твоя да будет, Радетель, - Михолай не стал спорить, лишь поклонился. – Клянусь ветрами, в моём сердце нет места страху. Надобно лишь день удачно выбрать, да народа побольше взять, безопасности ради.
- Необязательно, - не согласился Леонтий. – Скорее, наоборот. Рисковать большим количеством питомцев мы не можем, не имеем права. Со мной пойдут немногие добровольцы.
Глядя на то, как Михолай мучительно подбирает слова для ответа, он рассмеялся.
- Ладно, приятель, - подвёл он итог разговору. - Поживём – посмотрим. Всему своё время!
По традиции, Леонтий первым шагнул к входной перепонке, и с силой провёл костяшками кулака по смычному шву.
И перепонка послушно раскрылась, открывая проход в живые пещеры Обиталища.












 
Глава 5. Вечер воспоминаний

- ...Леонтий, там, внизу, нет ничего, - дрожащим от напряжения голосом произнёс Иван Золотарь.
Как заведённый, он поочерёдно смотрел то на пульт перед собой, то в мглисто синеющую мутную бездну за лобовым стеклом, в глубине которой громоздились невообразимых размеров тёмные тучи-облака.
 – Там даже поверхности нет!
 В подтверждение своих слов он ткнул пальцем в пульт, где на нескольких приборах отображались данные локатора и пространственного сканера. Тот действительно не мог нащупать нигде в пределах газовой планеты что-то, хотя бы отдалённо напоминавшее твердь; что, впрочем, и ожидалось.
- Да, но откуда-то ведь исходит этот сигнал, - усмехнулся навигатор Бардин, кивая на мигающую отметку сигнала аварийного радиомаяка. – И вполне стабильный. А что он слабый, понятно – столько времени прошло! Странно, что маяк вообще до сих пор работает... Ваня, разве не интересно узнать, где может таиться источник аварийного сигнала на такой вот планете?!
Иван Золотарь, запасной навигатор разведочного звездолёта «Памир», не колебался с ответом.
- Если честно, то нет, - сказал он. – Меня совсем не тянет это выяснять. Приказ есть приказ, но... Тут что-то не так, старшой. Ох, чую, не к добру всё это. Там что-то нас ждёт... чего не ждём мы.

*     *     *

Почти два с половиной часа минули с того момента, как разведывательный космический самолёт Т-33 системы «летающее крыло» покинул ангар «Памира», а затем и высокую орбиту над газовой планетой-гигантом, на которой тот завис после перемещения с орбиты Земли. Установки для сверхбыстрого межзвёздного перемещения, созданные внеземной расой, произвели «прыжок» мгновенно и точно, как всегда. Ещё относительно недавно о такой роскоши никто не мог и мечтать...
В космическом самолёте находились двое членов многочисленного экипажа «Памира», - офицер-навигатор Леонтий Бардин со своим помощником. 
Где-то там, в воздушных недрах этой безымянной планеты-гиганта, находился источник аварийного сигнала спасательной капсулы с некогда потерпевшего катастрофу в этих местах колонизаторского звездолёта «Иоанн Креститель».
Т-33 был не просто космическим самолётом, а универсальным аппаратом, великолепно приспособленным для полётов и в атмосфере, и в космическом пространстве. Покрыт он был лёгкой, сверхпрочной поликристаллической бронёй, способной выдерживать колоссальные удары и почти звёздную температуру, его двигатели отличались мощностью и надёжностью, оснащение также включало новейшие технические достижения. Этот продукт-средоточие военных и прочих технологий, притом не только земного происхождения, мог выполнять самые разные миссии, и был готов вызволить попавших в беду людей (если бы таковые обнаружились) хоть из адского пекла.
Командиру экипажа «Памира» тяжело далось решение отправить космический самолёт на разведку в верхние слои этой газово-жидкой планеты с экваториальным диаметром около ста девятнадцати тысяч километров, что почти соответствовало диаметру Сатурна в земной Солнечной системе. Не получив ответа на запросы по радио, отправленные к источнику таинственного сигнала, капитан хотел продолжить путь к Земшару – соседней планете-спутнику, куда более чем семьдесят лет назад держали курс сотни людей. В этом и была задача новой экспедиции – проверить, удалось ли участникам первой межзвёздной миссии Переселения основать колонию на Земшаре, спутнике газового гиганта, некогда открытом и исследованном беспилотными кибернетическими зондами дальнего поиска.
Но проигнорировать призыв о помощи капитан «Памира» Ильичёв всё же не смог. Люди обязаны были откликнуться на него, несмотря на то, что минуло очень много времени, и тех, кто взывал о спасении, по логике вещей не должно было быть в живых уже давно.
Принять решение капитану помогли всё те же старые отчёты зондов. Надёжные, не ведавшие страха межзвёздные автоматы в своё время не только посетили и изучили «обычные» планеты этой системы, но и углублялись в атмосферу газового гиганта. По их заключению, тот был относительно спокойным миром - пусть и в сравнении лишь с подобными ему небесными телами, известными людям. А источник сигнала бедствия, по данным приборов «Памира», располагался в верхних слоях атмосферы, где почти не случалось сильных бурь. При этом, что странно, он почти не перемещался, что существенно облегчало поиск его источника.
 Леонтий Бардин добровольно вызвался совершить полёт-спуск к источнику и проверить, что к чему.
Мичман Иван Золотарь категорически не одобрил предприятия. В усердных попытках отговорить капитана от этого дела он даже пошёл на нарушение субординации, что вылилось в ссору. Но он был давним соратником и другом Леонтия. И, видя, что на решение он повлиять не в силах, сам отправился  добровольцем вместе с ним.
Больше не полетел никто. Для управления аппаратом Т-33, как и установления истины, было более чем достаточно двух человек. А рисковать ещё одним космическим самолётом только из-за амбиций других членов команды, ради их страсти испытать себя, бросив вызов неведомой стихии планеты-гиганта, капитан не стал.
Перед вылетом Иван и Леонтий на всякий случай попрощались с товарищами. Они знали, что ни могут не вернуться. Но страх всегда презираем в среде отчаянных людей. Тем паче, что смертельный риск был частью работы космических разведчиков. 

*     *     *

Несмотря на то, что внешний слой данного «воздушного мира» фигурировал в отчётах как более-менее спокойная зона, пилоты с большой осторожностью производили снижение. Они знали, какой сумасшедшей силы ветры дуют на таких планетах. В особенности они опасались мощных шквалов – самого опасного, что вообще может грозить летающему аппарату в атмосфере. А какой силы шквалы могут быть в здешних условиях, было страшно и вообразить!
- Ветер резко усилился, - Иван мог не озвучивать очевидные показания приборов; но он сильно нервничал, а разговоры вслух помогали ему сохранять сосредоточенность. - Приборы фиксируют несколько воздушных потоков, их направление и скорость переменны. Старшой – может, уменьшить дифферент?
- Давай, - согласился Леонтий. – Но оставь градусов двадцать.
Он пристально всматривался в клубящуюся мглистыми облаками бездну – внизу и впереди по курсу. Громоздившиеся далеко, далеко в глубинах плотные, тяжёлые тучи тёмного цвета и неоднородного состава своей огромностью казались ему подобными космическим туманностям.
Но непосредственно вокруг них бескрайние небеса пока что оставались ясными. Сплошная спектральная сирень с сильным кровавым оттенком из-за рассеянных в воздухе лучей большого красного солнца...
- И скорость немного сбавь, Ваня – на пару «щелчков». Но не в ущерб вертикальной тяге. Будем подходить потихоньку, по пологой траектории.
- И быстрее успеем смыться, если что вдруг, - наигранно весело добавил Иван. – Верно?
- А то, - ободрил его Леонтий. – Но ты взгляни, источник сигнала и вправду выше расчетной зоны сильных ветров.
- Знаешь, не слишком-то я верю роботам-изыскателям, - покачал головой его напарник. – Это всего лишь  машины, их выкладки никто из людей на себе не проверял... До нас.
- Заканчивай ныть, - категорично, но по-дружески беззлобно осадил его Леонтий. – Сам же вызвался со мной. Как говорится, «взялся за гуж, не говори - не дюж».
- Вечно ты со своими пословицами...
Полого, постепенно, но неуклонно погружались они всё глубже в атмосферную толщу, ведомые, словно маяком, сигналом аварийного радиопередатчика. И в не меньшей степени, чем оным – любопытством, где именно он может находиться ЗДЕСЬ, среди массы газов, где никакой поверхности нет и быть не может.
- Ветер всё сильнее, - Иван озабоченно покачал головой. – Порывы уже под сотню метров в секунду, и сила растёт. Основной поток слева, угол – тридцать семь. Кажется, мы влетаем в бурю.
- Мы близко, - сказал Леонтий. – До отметки сигнала осталось всего тринадцать тысяч. Похоже, наша цель прямо вон за той облачной грядой.
Тут корабль мелко задрожал, преодолевая усиливающееся сопротивление встречного ветра. Внезапно он прянул в сторону и закачался, когда прямо спереди, «в лоб» на него налетел затяжной сокрушительный шквал. Можно было подумать, что ветер специально тормозит самолёт, упорно заставляя пилотов свернуть, отступиться от своей затеи, пока не поздно.
Леонтий чувствовал, что вспотел от нервного напряжения. Он включил автоматическую корректировку курса и увеличил тягу, но всё равно Т-33 теперь  значительно хуже слушался руля.
- Тика;ть надо нам, старшой, - как всегда при волнении, Иван перешёл на просторечные выражения. – Мы вошли в нехилую зону турбулентности. Если ветер ещё усилится, можем и не выйти уже... Довольно со смертью-то играться!
- Боишься? - Бардин искоса глянул на старпома, и усмехнулся. – Никак струсил, старина?
- Тут испугаешься... - согласился Иван; ему сейчас было не до обид. – Да ясно же, что это «обманка», старый сигнал! Какая разница, кто, когда и на чём запустил летать здесь чёртов передатчик? Ведь сколько лет-то прошло! И даже если бы не давность лет – всё равно здесь нет людей. Никого тут нет, и ежу понятно!
- Ежу, может, и понятно, - хмыкнул Леонтий. – А мне вот нет!
- Да не до шуток сейчас...
- Мы что, зря летели? – огрызнулся Бардин. – Сигнал-то есть! Или у нас коллективные галлюцинации? А с приказом как быть?! Причём сами же вызвались... И мы ведь уже рядом! Не дотянем, что ли?! Этот самолёт и не такое способен выдержать.
Иван скрипнул зубами и умолк. Леонтию вдруг стало совестно, что он позволил такой тон в отношении друга.
- Только глянем, что здесь такое, - сухо добавил он, направляя самолёт прямо в громадное длинное облако чернильного цвета. - Убедимся в твоей правоте – и тогда уж с чистой совестью «до дому». Хоть будет, что доложить капитану.
- И связь, как назло, заглохла, не могу наладить связь с "Памиром", – сказал Иван; его руки на приборной панели нервно подрагивали. – В здешней атмосфере магнитные бури посильнее ветровых! Что, если...
И в этот миг они пронзили клубящуюся, взлохмаченную вихрем тучу и вылетели с другой её стороны. И тогда, наконец, увидели то, что искали.
Если бы Иван Золотарь не был пристёгнут к пилотскому креслу, то, без сомнения, вскочил бы на ноги, как ошпаренный.
- Видел?! Вот оно!..
Возглас он сопроводил жестом, возбуждённо указывая пальцем на нечто за лобовым стеклом – несколько ниже положения их самолёта.
Теперь пришлось резко сбавить скорость, и шквалы урагана начали сказываться гораздо сильнее. Кое-как, запоздало и почти машинально, нивелируя сбивающийся курс самолёта под хаотичными ударами воздушных потоков, Леонтий в немом шоке, расширенными от изумления глазами уставился на гигантскую тварь, дрейфующую в штормящих небесах газовой планеты.
Не было ни малейших сомнений – сигнал исходил именно отсюда. Создавалось впечатление, что его испускает сама эта крылатая воздушная «каракатица» поистине чудовищных размеров. По сравнению с ней космический самолёт казался маленьким, примерно как оса рядом с человеком внушительных габаритов...
Это  летающее чудище не имело строго определённой формы. Так как Т-33 находился над ним, вниманию пилотов открылся вид сверху на громадную, площадью более десятка квадратных миль, спину. Тело его было более или менее изометрической формы, будто у некой титанической медузы. Спину покрывали вздутия и бугры, расположенные порознь или уподобленные цепям холмов. На ней же находились впадины и узкие костяные выросты, которые выдавались вверх на немалую высоту. Всё это, вперемежку с большими и относительно ровными пространствами, создавало диковинный пейзаж, чья странность граничила с вычурным уродством. Там, где спина титана обрывалась по краям, ограничивая причудливый «ландшафт», с двух сторон из боков его туловища тянулись многочисленные щупальца тёмного окраса. Местами они росли и прямо из спины, но спинных конечностей было гораздо меньше. Чудовищные щупальца тянулись от туловища в стороны на мили, и толщина их также была подстать размерам их обладателя.
Головы у летающего монстра не было. Видимо, в ней он и не нуждался.
А по бокам этого создания, прямо под змеящимися щупальцами, простирались громадные и угольно-чёрные, словно у бога смерти, кожистые крылья. Не только размеры, но и сама их форма выглядела довольно устрашающе – заострённые, с большущими изогнутыми шипами на концах, и вдобавок с угловатыми выступами по передним краям, также увенчанными костяными «крюками».
Эти крылья мощно и часто вздымались и опускались, помогая чудищу бездонного неба сопротивляться разбушевавшейся буре. Но было видно, что ему всё одно приходится туго. Ветер толкал его в стороны, крутил, заставлял крениться. Иногда животное вынужденно поджимало крылья, которые только мешали, - раздуваясь, как чёрные паруса, когда налетали особо сильные порывы ветра.
Итак, газовая планета оказалась обитаемой...
Вообще-то Леонтий предполагал что-то подобное, когда задумывался о том, где в этом «воздушном царстве» в принципе можно поместить радиомаяк. Но поверить, что так и есть, не смог бы, пока не увидел сам.
- ...Что ты делаешь?! – вскричал Иван Золотарь, когда Леонтий резко подал мощность на двигатели и направил самолёт вниз. – Ты что это задумал, старшой?..
- Пройдём разок пониже над этой тварью, - откликнулся навигатор. – Сделаем несколько крупных планов её спины. Не иначе, колонисты с «Крестителя» сели прямиком на эту штуку!.. Капитан не поверит, если не предъявить ему доказательства. Видео материалы годятся. Тем более связи-то в этом магнитном "вихре" нет,  доложиться  устно не выйдет...
- Ты с ума сошёл, - убеждённо покачал головой Иван. – Ты... Ты псих! 
- Пусть так, - не стал спорить Леонтий. – Но не в большей степени, чем те, кто решил приземлиться на спину этого летающего «мастодонта»!
Т-33 стремительно понёсся над спиной парящей каракатицы величиной со средний город на Земле, в то время как работавшие в автоматическом режиме видеокамеры в разных ракурсах и спектрах фиксировали «холмы и равнины» обширной живой поверхности.
Леонтию казалось, что высоты в четыреста метров над спиной внеземной каракатицы-монстра вполне достаточно, чтобы промчаться мимо на высокой скорости, быстро провести детальную съёмку и удовлетворить собственное любопытство. Он держался вне досягаемости громадных спинных щупалец, и намного выше того уровня, до которого дорастали спинные роговидные выступы, чем-то похожие на мачты. Опытный пилот, поднаторевший в вождении многих летательных средств, почти не сомневался, что такому гиганту, к тому же занятому борьбой с натиском бури, не будет дела до столь мелкого (в сравнении с ним) объекта. Или что чудовище не успеет сделать попытки напасть до того, как самолёт стремительно промчится над ним и вновь устремится ввысь, возвращаясь в космос. Также Леонтий уповал и на собственное мастерство лётчика.
Как ни странно, по мере приближения к титанической туше Иван Золотарь несколько успокоился. Он изумлённо, жадно разглядывал это фантастичное явление живой природы, не забывая, впрочем, следить за приборами и по мере надобности помогать Бардину с управлением. Не сумев высмотреть глаз у небесного чудища, Иван предположил, что оно, вероятно, лишено их так же, как и головы.
- Должно быть, оно слепое, как крот, - предположил он. – И верно, зачем глаза какой-то там медузе – хоть морской на Земле, хоть заоблачной и с город величиной – здесь? Тем лучше для нас, - верно, старшой?..
К несчастью для себя, оба фатально недооценили возможности этого существа.
Каракатица газовой планеты отреагировала на незваного гостя в лице самолёта хоть и не сразу, но зато очень яростно и быстро. Т-33 уже пронёсся над её спиной и начинал набор высоты, когда она вдруг мощно замахала крылами и резко рванулась вверх, агрессивно, хищно растопырив многочисленные щупальца длиною в мили.
Леонтий тут же положил штурвал на себя, резко поднимая носовую часть самолёта кверху, и включил форсаж двигателей, чтобы он «свечой» ввинтился ввысь и со всей возможной скоростью покинул атмосферу. Но было поздно.
Страшенный удар одним из щупалец пришёлся на заднюю часть корпуса Т-33. Он смял одно из сопел двигателей и повредил левую часть корпуса в том месте, где тот был вытянут в виде крыла. Весьма прочная двухслойная обшивка вмялась внутрь и покрылась трещинами, словно податливая глина.
От удара самолёт закрутило в воздухе. Откуда-то сзади, прямо сквозь металл переборок, до пилотов донёсся надсадный стон перегруженной двигательной системы. Казалось, что это не машина сбоит, а стенает от боли живое существо...
Удача и мастерство пилотирования позволили Леонтию уберечь машину от новых атак чудовища и подняться в безопасную зону над ним, но урон оказался очень серьёзным. Без одного двигателя, и с поврежденным вторым, аппарат сбавил скорость, и вдобавок из-за урона корпусу лишился изначальной устойчивости в воздухе.
И теперь уже не живое порождение газовой планеты атаковало их, а ураганный ветер набросился на повреждённый воздушно-космический самолёт, точно лютый хищник на раненую жертву.
Они угодили в лютейший шквал. Тот обрушился на самолёт, сшиб его с курса и швырнул вниз. Если бы не защитные ремни, обоих пилотов просто размазало бы по кабине. Казалось, что Т-33 настиг не поток воздуха, а могучий камнепад! Точно обезумев, ветры гнали самолёт с двумя землянами всё ниже, точно стремясь загнать, затащить их в глубины бездонного воздушного «океана», откуда точно нет спасения...
Но на той высоте, где летало чудище, сила ветра была ниже, и вдвоём пилоты смогли взять управление подбитой машиной под контроль. Однако теперь, пока не стихнет высотная буря, можно было и не мечтать вырваться «на свободу», в безвоздушное пространство, где их ждал «Памир». Все их усилия уходили на то, чтобы противостоять разбушевавшейся воздушной стихии, и при этом держаться в стороне от извивающихся щупалец летающего животного, чья неимоверных размеров туша парила, "громоздилась" поблизости, наводя ужас и заслоняя собой половину облачного пейзажа.
А колосс и не собирался преследовать самолёт. Как человек, отогнав назойливую муху, не устремляется за нею в погоню и возвращается к своим делам, так и его ничуть не заботила дальнейшая судьба летательного аппарата. Было видно, как трудно даётся ему «сражение» с бурей. Монстр то выпрастывал крылья из боковых пазух под щупальцами, чтобы с их помощью противостоять натиску урагана, то вновь убирал, втягивал их обратно. Некоторые порывы ветра были так сильны, что гигант опасался за сохранность даже своих огромных, могучих крыл...
Грамотными, профессионально выверенными действиями Иван изрядно помогал Леонтию удерживать самолёт в возмущённой атмосфере, в то время как сокрушительные шквалы налетали с разных сторон, будто злобно задирая машину и её «обитателей», а мощные вихревые потоки норовили сбить её с курса, закрутить, окончательно дезориентировать лётчиков.
 Дело своё Иван Золотарь знал хорошо, но язык его, похоже, перестал ему подчиняться. Он теперь говорил, уже почти не подбирая слов, в запале стресса мешая молитвы с руганью. Забыв о всякой субординации, а отчасти и о приличиях, он твердил о том, что командир самоубийца, и сам он-де предупреждал сюда не соваться. И что он, Иван, заранее знал, что ураган непременно застигнет их... Но весь этот поток сумбурной бранной речи Леонтий прервал всего лишь одной выдержанной фразой:
- Делать нечего, придётся сажать машину на спину этой твари.
Его помощник мгновенно осёкся и умолк.
Оторвавшись на миг от приборов, чтобы мельком взглянуть на друга, Леонтий увидел выражение его лица – и счёл необходимым добавить:
– Двигатели частично отказали, мы потеряли скорость. А буря только усиливается. Если эта карусель затянется ещё немного, – нам конец! Нам нужно переждать где-то бурю. Кроме спины этой громадины, другого места здесь явно не наблюдается... Как только ветер немного утихнет, сразу стартуем.
Иван промолчал, «подавившись» совсем уж нецензурными словами, призванными со всей категоричностью отразить его личное отношение к данной идее.
- Мы безумцы, - только и сказал он наконец. - Все мы отпетые безумцы... Значит, так нам, наверно, и надо!
Но Леонтий и не сбирался вступать с ним в прения. Ни времени на это, ни другого выхода из ситуации просто не было. Он перевёл в форсированный режим вспомогательные двигатели вертикальной тяги, расположенные внизу, в крыловидных отделениях корпуса, чтобы придать машине устойчивость и набрать высоту, взлететь над гигантской тварью. Пусть не сразу, но ему это удалось.
- Готовь посадочные клещи, Ваня, - распорядился Леонтий, направляя самолёт вниз, навстречу горообразной массе живой плоти с массой колыхаемых ветрами титанических щупалец. – Нужно будет получше закрепиться, чтоб нас не унесло!
Иван молча повиновался, скрежеща зубами.
Из открывшихся люков в днище самолёта выдвинулись и раскрылись острые клещи на длинных механических манипуляторах. Эти клещи использовались, когда нужно было посадить самолёт в сложных условиях; к примеру, на скалу или какую-то наклонную поверхность. Цепкие стальные захваты, снабжённые вдобавок мощными лазерными свёрлами, крепили аппарат ко всему, что могло выдержать его вес.
Прежде клещи на этом самолёте использовались всего лишь раз – на одной вулканической луне, когда потребовалось переждать землетрясение. А сейчас они нацелились на живую плоть летучего титана, готовые пронзить его прочную шкуру и глубоко внедриться в могучие мышцы и громадные кости...
- Бардин, на связи «Памир», - раздался из динамиков системы связи искажённый помехами голос. – Это Ильичёв. Ну, наконец-то мы прорвались сквозь эти жуткие помехи!.. Что там у вас? Ответьте!
«Некогда, - подумал Леонтий, дрожащими руками стискивая штурвал, и на скорости подводя самолёт сверху к спине колосса. – Всё потом...»
Дважды горообразное животное-чудище попыталось достать Т-33 ударами щупалец, но пилотам удалось избежать их.
Совершая самую странную и опасную в своей жизни посадку на огромный живой остров в бурном воздушном океане без дна, Леонтий молился отчаяннее и искреннее, чем когда-либо прежде...

*     *     *

Леонтий болезненно вздрогнул и открыл глаза. Некоторое время он просто лежал, ни о чём не думая и глядя на низкий потолок «кельи», скудно освещённый редкими, разрозненными голубыми светляками. Даже неприхотливые светляки плохо приживались тут, в самых глубоких полостях Обиталища... «Потолок» слегка пульсировал покрывающими его мелкими жировыми складками.
То, что ему пригрезилось, было не сном, а видением из прошлого. Видения приходили всякий раз, когда у Леонтия случались приступы болезни. В такие периоды у него нередко мутилось сознание, и тогда случались галлюцинации, больше похожие на бредовый морок. 
Но на этот раз память как будто вернула бывшего лётчика-космонавта в прошлое. Когда он был вынужден пристать к спине Рода, чтобы на нём, с его помощью, переждать внезапную и ужасающую бурю газовой планеты.
Тогда он не допускал мысли, что останется здесь навсегда. Но Род в одночасье погубил его надежду вернуться на звёздный корабль...
Сегодня никто не выходил на дневную Страду, так как с самого утра поднялся ураганный ветер. Он был не слишком силён, и Род вполне справлялся с его напором. Но ветры такой силы подняли бы в воздух и попросту сдули с его спины людей.
Сейчас время шло к вечеру, и ураган стих. Однако воздух насытился ядовитыми газами из низов Воздушного мира, и питомцы, дабы не отравиться, продолжали оставаться в Обиталище.
Особенно скверно на самочувствии Леонтия сказывался сероводород с запахом тухлых яиц, который всегда появлялся в воздухе, когда ураганы из глубин выносили наверх токсичные газы. Они проникали в Обиталище сквозь мелкие отверстия-язвы в кожных перепонках, проеденных болезнетворным грибком, и землянин испытывал сильнейшее недомогание. Ему приходилось намного хуже, чем рождённым здесь питомцам, привычным к условиям Воздушного мира и легче переносившим «плохой воздух». Поэтому всякий раз, когда небо становилось отравленным, землянин покидал обитаемые живые пещеры и удалялся в «нижнюю келью». Так он называл одну из глубинных полостей, которые располагались ниже, примыкая уже непосредственно к брюшине титана.
Вот и сегодня Леонтию пришлось спуститься в эту полость, спасаясь от вездесущей отравы. И здесь же его застал очередной приступ. Он начался с резких болей и спазмов – таких сильных, что Бардин уверился в том, что вот-вот умрёт. Но потом боль ослабла, силы оставили его окончательно, и он лишился чувств, невольно совершив «путешествие во времени»...

*     *     *

Самым страшным из его воспоминаний (и в бреду, и наяву) было то, как Род воспротивился присутствию на своей спине инородного тела, космического самолёта. Это случилось вскоре после того, как Т-33 по воле лётчиков бесцеремонно сел на него, причиняя боль стальными когтями – крепёжными клещами-захватами. Гигант воспринял это как нападение, но всё же отреагировал не сразу. Но лишь потому, что поначалу все его силы были направлены на то, чтобы противостоять урагану и сохранить высоту. Зато потом, когда лютые ветры ослабли, его ответ превзошёл все ожидания пилотов.
Вследствие своих колоссальных размеров Род был малочувствителен к ущербу, который ему порой причиняли населяющие его мелкие формы жизни. Внешне он не реагировал даже тогда, когда Паразиты прогрызали его мясо и шкуру и вылезали наружу, чтобы погреться на солнце. Так сильный, закалённый таёжный житель на Земле, привычный к суровым условиям дикой природы, часто не чувствует укусов комаров, или не обращает на них внимания.
Но большой, весом в тонны, космический аппарат с его посадочными клещами-захватами, пронзившими шкуру и вцепившимися в тело, оказался куда более серьёзным фактором!
Род неоднократно пытался достать крепко вцепившуюся в него машину спинными и даже боковыми щупальцами, но безуспешно. Пилоты посадили её вне их досягаемости, - возле большого и крутого телесного бугра, частично защитившего самолёт также и от ураганных ветров.
Но небесное животное не сбиралось мириться с присутствием на своей спине постороннего предмета, и предприняло иные попытки избавиться от него.
Беда случилась, когда буря уже стихала, но ещё не унялась. Внезапно Род издал громкий утробный рёв, который разнёсся на много миль окрест, и резко завалился набок. Затем он качнулся в другую сторону, накренившись так, что его спина встала почти вертикально, и взглядам людей из кабины открылась затянутая мглистыми цветными облаками воздушная глубина.
Один придаток с посадочными клещами под действием веса самолёта вырвало из грубой плоти вместе с куском шкуры и мяса, и машина повисла над бездной на двух оставшихся захватах. Ужас и паника охватили пилотов. Иван лихорадочно пытался запустить двигатели – но те сбоили, повреждённые ударом щупальца ещё в воздухе. А Леонтий спешно пробрался в соседний отсек, извлёк оттуда два лёгких скафандра, переносную радиостанцию и персональные наборы для выживания в неземных условиях.
Бардин действовал быстро и чётко, как учили. Его вёл инстинкт, подстёгиваемый страхом. Он лишь смутно сознавал, что это не просто другая планета – а Мир без земли. И здесь, возможно, даже бронированный скафандр с «вечной», замкнутой системой восстановления воздуха может не помочь ему выжить. Но в тот момент это было неважно. Тогда нужно было немедленно что-то решать, как-то выбраться из гиблой западни. Хотя бы попытаться сделать это.
Когда Леонтий вернулся в кабину, качка уменьшилась, хотя и не прекратилась. Род, измождённый долгой борьбой с ураганом, выровнялся и собирал силы, чтобы всё-таки избавиться от назойливой мелкой «твари» на своей спине, впившейся в него, словно оголодавший овод в спину человека. И теперь стало ясно, что рано или поздно он добьётся в этом успеха.
Иван, пользуясь короткой передышкой, смог запустить двигатель с неповреждённым соплом.
Леонтий начал ожесточённо спорить с напарником, убеждая его покинуть обречённую машину, пока не поздно, и попытаться найти какое-то укрытие здесь, пока не придёт спасение, которое они вызовут при помощи радиостанции. Он внушал Ивану, что ветер ещё слишком силён, и на одном двигателе при такой силе ветра им не набрать достаточную скорость, чтобы потягаться с его напором. И что в любом случае монстр теперь не ставит их в покое – стоит им подняться в воздух, как Т-33 тут же попадет под удар его щупалец.
Иван орал в ответ, что гибель с гарантией как раз-то снаружи, на спине этой твари, и что никакого спасения они здесь не дождутся. Яро утверждал, что их единственный шанс – как-то поднять космолёт в небо.
Маленькая, спаянная давней дружбой команда из двух человек моментально распалась. Они уподобились загнанным зверям, ослеплённым инстинктом самосохранения перед верной смертью...
Леонтий лишь смутно помнил, как он, охваченный паникой, торопливо влез в скафандр, схватил объёмистый герметичный подсумок с припасами первой необходимости вместе с радиостанцией и кинулся в шлюзовой отсек, а затем покинул самолёт и впервые ощутил под ногами плоть спины Рода. 
Зато он прекрасно запомнил, как мощный толчок живой тверди под ногами подбросил его вверх, как при сильнейшем землетрясении, а затем поверг плашмя ниц. Если бы вместо живой шкуры здесь был камень, то даже бронированное стекло шлема скафандра, наверное, раскололось бы от такого удара. Затем коварный оплот вновь резко накренился, и Леонтий начал всё быстрее сползать вниз по наклонной поверхности, усеянной буровато-серыми буграми и очень крупной, колючей, противной на вид чёрной щетиной.
А потом, мёртво вцепившись обеими руками в какое-то ветвистое, явно живое сооружение, похожее на коралл, он в ужасе взирал на то, как самолёт окончательно отрывается от вставшей вертикально спины воздушного Зверя и, кувыркаясь, падает в бездну. Как и предрекал Леонтий, в воздухе его настиг удар сразу двумя боковыми щупальцами разгневанного титана небес, лишив оставшегося внутри пилота и малейшего шанса на спасение. 
Самолёт быстро удалялся и вскоре исчез из вида внизу, вдалеке, где сквозь громадные массивы тёмных облачно-коллоидных наслоений грозно просвечивало золотящимся краешком пламенеющее ядро газовой планеты, размером превышающее Землю.
Иван Золотарь прогадал со своим планом...

*     *     *

В отличие от верхних помещений Обиталища, здесь, вблизи утробы Рода, было жарко и душно. Приходилось натужно вдыхать тяжёлый, словно липкий от влажности и гнилостных испарений воздух. Здесь всегда царил гадкий запах, к которому невозможно было привыкнуть. Но Леонтий предпочитал удушливый, «мёртвый» здешний воздух газообразному яду из смеси Бог весть каких веществ из глубин атмосферы.
Небольшая, низкая костяная кровать, застеленная толстыми серыми лоскутами из кусков отмершей шкуры Рода – вот и вся «обстановка» этой выемки среди узких, зловонных коридоров из плоти. Впрочем, что-либо ещё здесь просто не поместилось бы. Всё, что оставалось Леонтию – сидеть или лежать в скудно освещённом светляками полумраке, дожидаясь своего наперсника. Как только небо очистится, Михолай спустится сюда и известит об этом Радетеля. Это тоже стало традицией.
Здесь, в духоте и вездесущем смраде нижней, необитаемой части нутряного убежища питомцев, Леонтия всегда одолевала сонливость, вызванная недостатком кислорода. Но и полноценный сон не приходил. В душном тесном пространстве, в окружении слизистых живых стен, истекающих тёмной влагой, не только не спалось, но и думалось плохо. Эти условия стали причиной того, что вялотекущая болезнь вдруг обострилась.
Сквозь эластичную мускульную стенку Леонтий отчётливо слышал, как бурлят жидкости во внутренностях Рода, ощущал пульсации его внутренних органов. А ещё до него доносились необычные звуки, похожие на гулкое чавканье, которое неравномерно перемежалось с глухим, но мощным стуком.
Что, интересно, это работает, подумал Леонтий. Желудок? Или сердце? И сколько вообще у Рода желудков и сердец? Да и есть ли вообще у Рода органы наподобие тех, что имеют люди?
Между тем, справедливы были сразу оба предположения. То, что он слышал, было звуками работы одного из гигантских о;рганов, совмещавших у Рода роли желудка, сердца и печени. Эти универсальные биологические устройства не только переваривали пищу, но одновременно фильтровали, разогревали и разгоняли по телу белую радиоактивную кровь колосса. Их и впрямь было несколько - семь дублирующих друг друга многофункциональных органов. Впрочем, и мозг у Рода был тоже не один...
Леонтий не знал всего этого. Он просто лежал, стараясь поменьше двигаться в душном воздухе, перенасыщенном двуокисью углерода, слушал звуки из глубин необъятного чрева и капе;ль воды пополам со слизью. И предавался единственному занятию, возможному здесь: болезненной дрёме и вялым размышлениям.
А потом очередной полуобморок, в который он впал, вновь вернул его во времена давних и удивительных, хотя и безрадостных событий...


*     *     *

В отличие от закреплённого на поясе поверх скафандра объемистого подсумка с припасами первой необходимости, радиостанция, захваченная Леонтием из самолёта, упала в бездну, когда Род повернулся вертикально. Когда он был вынужден выпустить её из рук, чтобы ухватиться за растущее из шкуры создание и не рухнуть в газообразные недра следом за своим другом, который остался в кабине космолёта.
Но старый аварийный маяк колонистов, посылавший сигналы бедствия в космос, Леонтий обнаружил почти сразу при помощи пеленгатора радиоволн, встроенного в шлем. Только  прежде, чем он до него добрался, пришлось долго дожидаться, когда буря окончательно стихнет. Вдобавок потом разразился ужасной силы ливень. Космонавт спасся от него, забившись в какую-то щель.
Радиостанция-маяк была врезана станиной глубоко в костяной бугор, выпиравший из вездесущей шкуры. Поэтому её не сдуло ураганами и не сбросило в пропасть во время манёвров летуна-великана. Она продолжала до сих пор работать также благодаря защитному композитному кожуху. Самозарядные батареи её, рассчитанные на «многие лета», за долгое время подпортились, подсели; сигнал стал слабым, но продолжал с должной периодичностью передаваться в межпланетное пространство.
Бардин помнил, как удивился тогда – хотя ещё в космолёте стало ясно, что радио-зов о помощи может исходить только отсюда, со спины горообразного по своим размерам летуна. Теперь этот факт обрёл зримое подтверждение.
Значит, «Иоанн Креститель» всё-таки погиб, по неведомой причине так и не достигнув Земшара. Но, по крайней мере, какая-то часть людей с того корабля спаслась, и обрела убежище именно тут, на спине животного газовой планеты-гиганта.
Однако повстречать кого-нибудь из них Леонтий не рассчитывал. Он не сомневался, что все они давно умерли, погибли в здешних нечеловеческих условиях.
Не знал он тогда, что у потомков первых колонистов есть постоянное убежище в нутряных полостях преогромного существа...
Леонтий осторожно настроил стародавний передатчик на костяном бугре на стандартную частоту связи в попытке связаться с радиорубкой «Памира», чтобы сообщить, что произошло с ним и его помощником.
Бардин сам не знал, что возьмёт верх в его душе, когда он услышит голос радиста с «Памира» - оглушительная радость и жажда спасения, рождённая обуревавшим его страхом, или мужественная решимость, воспитанная годами работы в космосе. В его власти было просить послать за ним второй космический самолёт. Но долг обязывал его передать категорический запрет соваться в атмосферу «мира без земли», чреватую жуткими бурями, и приближаться к парящему колоссу, способному легко уничтожить космический корабль... Настраивая дрожащими руками кодировку на пульте передатчика под защитным кожухом, Леонтий не представлял, каким будет итог его разговора с командиром «Памира», капитаном Ильичёвым.
Тем более не знал он того, какое решение принял бы Ильичёв. Решился ли бы на отчаянную и сомнительную авантюру с небольшими шансами на успех, ради спасения одного человека рискуя целой спасательной группой и ещё одним кораблём? Либо предпочёл бросить друга и соратника на произвол судьбы, на верную смерть, и завершить разведочную экспедицию к планете Земшар, не подвергая опасности других членов экипажа и не ставя под угрозу всё предприятие?..
А лучше всего было и вовсе не выходить на связь, а разрушить передатчик. Чтобы не было даже искушения позвать товарищей на помощь сюда. Тогда уж точно никто из людей больше не посетит газовые глубины этой гиблой планеты-гиганта, созданной отнюдь не для них!
Ужас в сердце Леонтия вступил в смертельную схватку с неумолимым зовом долга и чести, и собственными руками поломать передатчик оказалось выше его сил.
Однако выбор вместо него, - и за Ильичёва, - тогда сделала сама судьба.
Когда Леонтий настроил кодировку и, уже готовый выйти в эфир, попытался усилить мощность передающего контура, в старом аппарате что-то щёлкнуло, заискрило. Изнутри его потянулись струйки дыма. Вконец изношенные схемы не выдержали «вмешательства» извне и усиленной нагрузки, и сгорели. 
Аварийный передатчик замолчал навсегда...

*     *     *

Первые дни, сутки после этого Леонтий, словно зомби, непрерывно и бесцельно бродил по гигантской спине парящего животного. Блуждал по ней как по пустыне, охваченный лютым отчаянием, атакуемый злыми ветрами, резкие порывы которых заставляли его терять равновесие, а порой и валиться ниц... Здесь некуда было идти, нечего было искать. Но Леонтий с упорством маньяка исследовал каждую пядь островка живой тверди среди бесконечности чужого неба, где ему предстояло закончить свои дни. Не раз пересёк он из края в край громаднейшую спину «чудища небесного», когда это позволяла сделать погода. А ураганные ветры и ненастья газовой планеты он пережидал, забившись в глубокие складки-ложбины плоти Рода. Лучше всего для укрытий подходили старые, ещё не до конца затянувшиеся норы-раны, прокушенные изнутри червеобразными Паразитами.
От стресса он почти не чувствовал голода, и лишь иногда скудно подпитывал организм глотками пищевой пасты из специальной емкости в скафандре. Для этого прямо в шлеме имелось приспособление, позволявшее принимать полужидкую пищу через специальный мундштук. Пока космический костюм был цел, не было проблемы с водой: её изначальный запас возобновлялся очищением влаги из отходов жизнедеятельности, которая перерабатывалась в дистиллированную воду. Также постоянно восстанавливался в герметичном скафандре и состав воздуха из баллонов - путём разложения углекислого газа, что выделялся при дыхании, на кислород и углерод. Углерод утилизировался, а Леонтий обеспечивался привычной азотно-кислородной дыхательной смесью на всё время, доколе продолжала работать долговечная система электрического питания скафандра.
Тот же скафандр уберегал от жары в дневное время, когда большое алое солнце плыло в небе. А по ночам, когда изморозь покрывала космический костюм, внутренний обогрев надёжно хранил землянина от жестокого мороза, смертельного для человека. Ведь климат в Воздушном мире кардинально менялся в течение одних суток. Ясными днями солнце-гигант часто прогревало верхние слои воздуха газовой планеты так, как в земных тропиках в разгар самых жарких сезонов. Ночью же температура падала до нескольких десятков градусов ниже нуля, и тогда почти вся причудливая местная жизнь замирала, пряталась, впадала в мертвецкую спячку, зарывалась под шкуру Рода. И воцарявшееся безмолвие тревожил только шум ветра, звуки которого доносили до слуха Леонтия акустические датчики...
Его скафандр был удобен, прочен и хорошо защищён от разных повреждений, и вдобавок питался от энергетических элементов, ресурса которых должно было хватить по меньшей мере на год по земному времени. Диковинные твари, исконные насельники Рода, которых он встречал, были бессильны навредить ему в скафандре.
Так что отнюдь не внешние физические факторы медленно, но верно убивали Леонтия Бардина. Это делали «изнутри» отчаяние и безысходность. Они подтачивали его волю, рассудок и физическую крепость, - исподволь, день ото дня набирая силу и толкая одинокого страдальца на грань безумия. Среди враждебной странности окружавшего его спинного пейзажа, под вопиюще-чужим солнцем, среди огромных облаков Воздушного мира он спасался от окончательного помрачения разума лишь постоянной молитвой.
Между тем, анализатор состава внешнего воздуха показывал, что в нём вполне достаточно кислорода для дыхания – факт, очень странный для газовой планеты-гиганта. Это можно было объяснить разными теориями, от состава исходного газопылевого облака до процессов в здешнем раскалённом ионном ядре. Учёный-богослов увидел бы в этом одно из чудес Творения.
Но Леонтия в то время не интересовали никакие объяснения. Он понимал, что всё равно обречён. Да, в скафандре он мог продержаться какое-то время. Но раньше или позже, а безвременная смерть неотвратимо настигнет его здесь. Ведь на этой твари нет пищи, пригодной для человека, а собственные запасы подойдут к концу довольно скоро. Система жизнеобеспечения скафандра хоть и долговечна, но отнюдь не вечна.
Однако гораздо раньше, чем скажутся все прочие факторы, мог не выдержать его рассудок. И вот этого Леонтий опасался больше всего.
Находиться в скафандре безвылазно целыми сутками было угнетающе тяжело, но у него и в мыслях не было даже на мгновение снять шлем, чтобы «отведать» воздуха этой планеты. Ибо основным газом, помимо кислорода, здесь был не азот, как на Земле, а гелий с некоторым процентом водорода. Леонтий не мог знать, как отреагирует его организм на такую смесь. Но ещё больше его страшили микробы, которые были здесь.
С упорством храбреца, не утратившего веры, и в отчаянной надежде на какое-нибудь чудо Леонтий решил держаться за жизнь «до последнего вздоха», и не снимать скафандра, пока есть такая возможность. То есть пока действует система жизнеобеспечения.
В его наборе для выживания имелось и оружие – энергетический пистолет, чьи заряды можно было не экономить благодаря мощной самозаряжающейся батарее. В тихие, спокойные дни он видел вокруг себя много разнообразных существ, что жили при Роде, - и на нём. В обширной «компании» этих весьма странных на его взгляд созданий, с интересом наблюдая за ними, пропавший без вести космонавт не так остро ощущал своё одиночество. К счастью, ни одно из них, вопреки ожиданиям (благодаря удаче и осторожности землянина), не сделало попытки напасть на него. К счастью в основном для них самих, поскольку вооруженный, покрытый бронёй защитного скафандра человек был малоуязвим и мог за себя постоять.
Но и Леонтий был рад, что стрелять ему не пришлось. Более того, - он не был уверен, что осмелился бы на это даже в случае нападения какой-нибудь из местных тварей. И вовсе не из жалости к ним. Ведь его энергетический пистолет был огнестрельным оружием в буквальном смысле, - так как стрелял разрушительными плазменными болидами звёздной температуры. Леонтий боялся, что если он станет отстреливаться, то плотный сгусток раскалённого ионизированного газа по случайности угодит в шкуру Рода и причинит ему сильную боль, что приведёт к скверным последствиям. От боли громадный летун мог взбрыкнуть в воздухе, рвануться, накрениться и скинуть со своей спины всё «лишнее». Поэтому основные надежды в случае возможной схватки с местными обитателями Бардин возлагал на боевой нож и крепость своего бронированного скафандра. Но он уже не раз видел Паразитов. И истово надеялся, что если и придётся применить плазменный пистолет, то его глазомер и тренированная рука достаточно верны, чтобы поразить вероятного агрессора, не причинив вреда их общему носителю!
Спина титана имела немало естественных впадин и прогрызенных тварями нор, где можно было укрыться от напастей, и он приспособился пережидать в них ураганные ветра и лютые непогоды Воздушного мира. Но и ясные дни и ночи, исполненные неповторимой красоты, совсем не радовали его сердце. Хуже того, ему невыносимо больно было смотреть на такую близкую, прекрасную, но теперь недосягаемую для него планету Земшар...
Неизвестно, как долго протянул бы Леонтий, и каким стал бы его печальный конец. Но однажды, во время очередных бесцельных скитаний по спине парившего над облаками гиганта, он встретил вдруг местных людей.
Если, конечно, так можно было назвать покрытых шерстью гуманоидов, которые поначалу страшно его испугались, а потом, из-за его скафандра, приняли пришельца за какого-то бога и бросились ему в ноги с примитивными подношениями и молитвами.
Леонтий сразу предположил, что это и есть потомки колонистов с «Иоанна Крестителя», за время пребывания в этом мире претерпевшие странные мутации, которые стали генетическими признаками, передающимися по наследству детям этих "людей". Успешная попытка наладить с ними речевой контакт подтвердила правильность его догадки. Человеческая речь в устах этих антропоидов представляла собой довольно примитивный, но затейливый диалект из слов разных языков Земли.
Он быстро подружился с этим диковинным народцем. Конечно, здешние потомки землян сильно изменились, во многом деградировали. Внешне могло даже показаться, что они отчасти уподобились животным – с их-то меховым покровом, когтями да набедренными повязками. Мало того. Леонтий с изумлением установил, что никто из них не помнит ничего о Земле! Они утратили всякую связь с цивилизацией, из которой изошли. Странные метаморфозы затронули их мозги, сами сознания, в которых не осталось ни памяти об иной жизни и их предках, ни научных знаний. Ничего. Вся родовая память, все воспоминания оказались потеряны, словно стёрты неведомой силой. Бытие на Роде так преобразило людей Воздушного мира и внешне, и внутренне, что, несмотря на доводы здравого смысла, порой Леонтий начинал сомневаться, что эти гуманоиды имели общие с ним родовые корни, а не зародились здесь, на летучем чудище!
Да, за возможность полноценно прижиться в Воздушном мире люди расплатились сполна. Но и взамен они обрели немало. Истинное братство, предрасположенность к взаимовыручке и самопожертвованию ради ближних, отсутствие всякой злобы, зависти и ненависти друг к другу, гипертрофированное чувство справедливости отличали их от многих людей с Земли, которые так и не смогли измениться за многие века...
Знакомство с питомцами Рода изменило и самого Леонтия. В том смысле, что он перестал чувствовать себя одиноким мучеником, понёсшим незаслуженную кару. По прошествии трёх дней с момента встречи с этим причудливым племенем он впервые осмелился снять шлем скафандра. В его специальной ёмкости ещё оставался запас пищевого раствора-концентрата, которого при экономном использовании хватило бы на какое-то время. Система жизнеобеспечения работала отлично, да и в воде, благодаря замкнутой системе очистки, Леонтий недостатка не испытывал. Он знал, что, свинтив шлем, подвергнет свою жизнь серьёзной угрозе. Здешний воздух необычного состава мог оказаться непереносимым для его организма, к тому же он был насыщен чужеродными микробами. И это, второе, было особенно опасно.
Но общение с питомцами придало ему решимости. Ибо вид человека в скафандре вселял в них иррациональный, суеверный страх, и это сильно затрудняло общение, исключая доверие. К тому же Бардин знал, что всё одно рано или поздно ему пришлось бы снять шлем.
«Они выжили – может быть, смогу и я», - решил тогда Леонтий.
Он долго и мучительно привыкал к воздуху Воздушного мира. Наверное, ему не выжить бы вообще, не имей он возможности надевать шлем, чтобы подышать привычной газовой смесью, - такой же, как на Земле. От сочетания кислорода с инертным газом ему казалось, что лёгкие его раздуваются, едва не разрывая грудь, а всё внутри мучительно жгло. Жуткие головные боли изводили его. Его рвало, едва не выворачивало, исторгая наружу те скудные запасы пищи, которые он так бережно, экономно потреблял.
И всё же Леонтий постепенно сумел приспособиться к здешней атмосфере. Но он помнил, как долго не мог привыкнуть к своему новому, изменённому ею голосу! Убыстренное, потешное «кряканье», сменившее его земной баритон и вызванное обилием гелия в воздухе, повышенной скоростью распространения в нём звука и, как следствие, изменившимся резонансом голосовых связок, долгое время удивляло и смешило землянина. С того момента, когда он ступил на спину Рода, он и не помышлял, что после вынужденного и вечного расставания с Землёй, с родным и привычным миром, хоть что-то во Вселенной сможет когда-нибудь снова заставить его весело улыбнуться, тем более смеяться! Но забавные голоса питомцев Рода и собственный тембр речи, пусть и вполне естественный для здешних условий,  на первых порах вызывали у него приступы нервного, гомерического хохота, что повергало в полное недоумение его новых знакомых.
Другие физические условия, хотя и оставляли желать лучшего, тоже оказались переносимы. Воздух был не сильно разрежен, и сила тяжести, по счастью, не выше, а даже несколько ниже, чем на Земле. Но и не настолько низкая, чтобы доставлять проблемы.
Когда закончилась его собственная провизия – полужидкий концентрат из резервуара скафандра и запас еды из аварийного набора, Леонтию пришлось привыкать к здешней пище. Поначалу он даже пробовал разжигать маленькие костры из просушенных костей здешних тварей, намереваясь готовить на них мясо существ, которых сырыми употребляли в пищу питомцы. Огонь он разводил на больших костяных обнажениях, чтобы не причинять боль воздушному гиганту.
Но Род однозначно дал понять, что этого делать не следует. После того, как он как-то раз воспротивился огню на своей спине и устроил сильнейшую тряску и качку, Леонтий никогда больше не осмеливался на такие эксперименты. Пришлось, рискуя жизнью и здоровьем, приучать свой организм к сырому мясу местных животных.
А по прошествии времени под действием грибковой плесени Рода сначала прохудился, потеряв герметичность, а затем пришёл в полную негодность скафандр. Как бы ни был надёжен и прочен космический костюм, но и он не выдержал едкой здешней микрофлоры.
Но до того, как это произошло, землянин стал наставником и вождём странного местного люда, снискав славу мудреца, ниспосланного богами из иного мира.
Так началась его жизнь в качестве Радетеля питомцев. Каковым он оставался и посейчас...

*     *     *

Тихих шагов стоп с природными костяными «подошвами», с характерным шелестом ступавших по липкому, влажному живому полу, Леонтий не услышал. Но раздавшийся голос вырвал его из затянувшегося, будто гипнотического забытья-полудрёмы, навеянного тьмой и духотой.
Михолай спустился из верхней части Обиталища через одну из «отдушин» при помощи верёвки, сплетённой из нитей прочной паутины гигантских сороконожек. Он явился сообщить, что небеса очистились.
- Высоты посетил новый ветер, Радетель, - сказал наперсник. – Он чист, как дыхание богов. Плохой воздух изгнан с этих высот!
Это означало, что время для хандры и воспоминаний для Леонтия кончилось. Пришла пора возвращаться к обычному распорядку и насущным делам.
 
Глава 6. Последняя охота Радетеля

Несколько дней непрерывно дули мощные ветры. Их нельзя было назвать бурями в полном смысле. Учитывая, что есть настоящие бури в Воздушном мире, то были заурядные воздушные токи малой силы, которые были нипочём не только Роду, но и существам не столь больших размеров.
Но для людей эти ветры были опасной помехой, поэтому никто из них в это время не покидал Обиталище.
Все эти дни Леонтий занимался изготовлением новых чанов для дождевой воды - взамен тех, что упали в недра планеты во время недавнего грозового шторма небес.
Его долото из набора для выживания давно затупилось от постоянной работы с костью Рода, а заточить его было нечем. Однако небольшой, но довольно увесистый молоток (из того же набора), сделанный из цельной стали с заострённым концом с одной стороны набалдашника, неплохо сохранился, хотя тоже был покрыт зелёными узорами, как будто прожжёнными некой кислотой. Грибковая плесень и всевозможные микроорганизмы, коими кишмя кишели полости в теле Рода, медленно, но верно подвергали порче даже космическую сталь, не подверженную обычной коррозии-ржавчине. Уже скоро все стальные инструменты должны были рассыпаться на кусочки...
«Но мне не дожить до того, когда это случится, - думал Леонтий, ножом и молотком осторожно обтачивая в своей рабочей нише небольшой массив из кости, который должен был его стараниями превратиться в чан. – Питомцы ещё попользуются этими штуками после меня. А потом будут пожинать последствия их отсутствия, когда они, наконец, рассыплются».
Если даже сталь не выдерживала здешних условий, то человеческий организм – и подавно. В последние дни ломота в костях почти не ослабевала. Кашель терзал Бардина с удвоенной силой, и с ним начала отхаркиваться кровь. Это значило, что его тяжёлая болезнь развивается. Вернее сказать – теперь уже окончательно добивает его...
Тем не менее, в первый же тихий погожий день после затяжных ветров Леонтий возглавил дальнюю Страду. Он собрался осуществить свой давний план, - поискать Паразитов там, куда питомцы не наведывались уже порядочно времени.
Он мог только догадываться, когда и как именно он встретит свой последний час. Но почему-то остро чувствовал, что сегодня – его последняя Страда.
Но Леонтий остался верен себе, и не стал впадать в уныние. Он собрал оставшиеся силы, - и два десятка питомцев мужского пола в придачу, - чтобы отправиться в другую часть спины Рода. Сначала он хотел взять значительно меньше людей, но питомцы настояли на том, что для такого опасного похода потребуется большая группа. Выступить с Радетелем на дальнюю Страду рвались все мужчины, и Бардин поручил Михолаю отобрать двадцать проверенных и опытных охотников. Участию в походе большего количества народа он категорически воспротивился, дабы не рисковать нанести неприемлемый ущерб немногочисленной общине – в случае, если что-то пойдёт не по плану, и группа не вернётся.
Последнюю в своей жизни охоту на чудищ Леонтий хотел превратить в запоминающееся приключение.
Опять же не зная, каким кошмаром оно обернётся...

*     *     *

И снова небо... Это Вечное небо.
Ясная бесконечная высь излучала розовое сияние и пестрела огромными разреженными кучевыми облаками. Сквозь спектральные краски приглушённо светили дневные звёзды – поодиночке и скудными россыпями в зените, куда никогда не добирался большой ярко-красный «диск» солнца.
Там, где сейчас стояло утреннее солнце, небо окрасилось в сочный алый цвет артериальной человечьей крови.
Дальние угодья, куда направлялись Радетель с питомцами, располагались милях в семи от Обиталища, за обоими хребтами Рода.
Леонтий мог и ошибаться, но он считал, что две параллельные, пересекающие спину почти из края в край, гряды больших крутых возвышенностей с особенно густыми зарослями щетины и часто оголёнными костяными «макушками» - это два хребта летуна-гиганта. Во всяком случае, внешне выглядело похоже, поскольку они располагались в центральной части спины.
«Долина» между хребтами имела ширину больше мили, но в этой длинной ложбине преобладали обширные обнажения массивов голой кости – плохие места для Паразитов. Там они встречались крайне редко. Зато за второй грядой можно было рассчитывать на славную охоту. Вот только питомцы в тот край забредали крайне редко – всё-таки путь туда от Обиталища лежал неблизкий, а небо с его непредсказуемостью было гораздо опаснее, чем все хищные обитатели Рода, вместе взятые. В случае чего можно было не успеть вернуться обратно.
Хоть стояла ясная погода, сегодня с самого утра дул холодный ветер. Пусть и слабый для «стандартов» Воздушного мира, питомцев он угнетал резкими порывами и холодом. Леонтий, лишённый шерстяного покрова, мёрз особенно сильно. Но как всегда для Страды, поверх остатков скафандра и набедренной повязки он надел подобие плаща из кусков шкуры Рода, которые сшил сухими жилами. Сие простое одеяние отчасти защищало от холода и атак летающих жал.
Несмотря на ветер, Леонтий принял решение не прекращать Страду: ему жаль было терять такой ясный день. Ведь он предчувствовал, что возможности встать во главе охотничьего отряда ему может больше не представиться.
Когда осталась позади первая хребтовая гряда, солнце уже поднялось высоко и жарило сверху, наполняя воздух благостным теплом. Воздушные массы прогрелись, ветер потеплел, и холода не стало.
На отдельных участках местности шкура Рода вяло ёрзала; иногда твердь бугрилась прямо под ногами охотников. Но те обращали на это мало внимания и шли без остановки, не забывая бдительно осматриваться. Они знали, что подкожные черви Рода здесь не при чём, и это результат сокращения мышц парящего гиганта. Признаки присутствия Паразитов были иными.
Леонтий, в отличие от питомцев, почти не утруждался высматриванием дичи, положившись в этом на спутников. В течение всего пути он любовался бескрайними просторами ясного неба, его дивными светоносными красками, следил за восходящими в его высь планетами и солнцем. Он созерцал всё это так самозабвенно, точно в первый, - или последний, - раз.
Это казавшееся бесконечным, как вселенная, величественное в своей красоте, никогда не повторяющееся небо давало землянину и местным уроженцам иллюзию жизни в мире без границ. Хотя реальная среда их обитания ограничивалась территорией спины Рода площадью всего в десяток с лишним квадратных миль...
В этот день ветром принесло необычно много парящих коконов. Нередко они проносились мимо Рода, над и под ним.
Парящие коконы были летающими квази-растениями Воздушного мира. Выглядели они как большие, по нескольку метров в диаметре, паутинистые шары. Прочные нити тёмно-серого цвета густо оплетали лёгкий каркас из нескольких изогнутых прутьев, состоявших из органического полимера и так соединённых между собой, что получалось подобие полого шара-«мяча». Внутри таких коконов находились студенистые пузыри, и в каждом из них вызревали семена-зародыши – образования, которые при попадании на твёрдую поверхность стремились сразу закрепиться в ней и прорасти ветвистыми псевдо-кораллами, в итоге дававшими начало новым коконам. А поверхностями в Воздушном мире служили только тела огромных летающих существ. Впрочем, коконам весьма редко выпадало «везение» столкнуться с одним из воздушных живых «островов», подобных Роду. В подавляющем большинстве они никогда не встречали носителя, и продолжали летать по воле ветров до тех пор, пока не высыхали и не рассыпались в прах.
В процессе пути охотники дважды стали свидетелями, как парящие коконы соударяются со спиной Рода и легко катятся по ней, подобно шарам перекати-поля на Земле. Однако они сразу же выпрастывали многочисленные усики-придатки с липучками на концах, которыми прикреплялись к шкуре и останавливали своё движение. После чего раскрывались, пузыри внутри них лопались, выпуская из себя семена-бегунки, похожие на юрких паучков. А те находили места помягче и начинали быстро внедряться под шкуру, чтобы вскоре взойти жёсткими игольчатыми ростками будущих псевдо кораллов...
В протяжённой ложбине между хребтовыми грядами ввысь на огромную высоту тянулись три желтовато-серых спинных щупальца парящего колосса. Они были меньше, чем его боковые конечности, но всё равно в основаниях напоминали титанические колонны в  десятки метров в диаметре. Щупальца медленно покачивались, но в любой момент были готовы схватить неосторожного пузана или другую добычу достаточно крупного размера. У Рода отсутствовали глаза в человеческом понимании, но все его щупальца были усеяны чувствительными точками, способными воспринимать свет в самых разных спектрах, а также видеть тепловое излучение, магнитное поле и живые объекты. Заодно эти незримые, но бесчисленные «глаза» на гибких конечностях Рода могли прекрасно чувствовать запахи – то есть они служили и для обоняния... Внешняя, кажущаяся медлительность щупалец была очень обманчивой: они могли совершать молниеносные движения, дабы сцапать и обвить жертв подобно гигантским удавам. Спастись из такого захвата было уже невозможно.
Кроме того, Род имел обыкновение иногда хлестать этими самыми спинными щупальцами самого себя, мощно охаживая свою спину. Так он массировал её, чесался и очищал шкуру от слишком разраставшихся на ней псевдокораллов. Поэтому питомцы и их предводитель соблюдали осторожность, проходя мимо, и внимательно следили за вялыми движениями титанических щупалец, в сравнении с которыми сами казались крошечными букашками; да и чувствовали себя ими...
Наконец, они перевалили через второй хребет. С его вершины уже было различимо то место, где спина Рода заканчивалась, круто закругляясь и переходя в бок. Там, вдали, за обрывом, простирались, извивались многочисленные боковые щупальца тёмного цвета.
Далее впереди, за хребтом до самого обрыва, простиралось обширное пространство, почти сплошь затянутое шкурой, где почти не встречались крупные выступы скелета Рода и участки голой кости. Местность, куда вступили путники, спустившись со склона, отдалённо походила на равнину, на которой лишь в редких местах поднимались небольшие пологие возвышенности.
И как только Радетель и его спутники вступили на эту «равнину», то сразу обнаружили Паразита.
Неподалёку от них шкура вдруг резко вспучилась. Вооружённые копьями питомцы тут же взяли свои костяные пики наизготовку и ринулись вперёд. Леонтий не отставал от них.
Едва они успели окружить то место, как толстая шкура Рода с хрустом треснула. Затем в ней появилось крупное отверстие, прогрызенное иглами большущих жвал. А ещё спустя мгновение, поддавшись мощному усилию снизу, шкура разошлась рваной дырой, пропуская на поверхность безобразную угольно-чёрную тварь.
Представший взглядам Паразит являлся типичным представителем своего вида: бестией с длинным извилистым телом толщиной где-то в пару метров, увенчанным крупной головой без видимых признаков глаз. Она оканчивалась удлинёнными жвалами, а их, в свою очередь, венчали несколько внушительных, слегка изогнутых шипов, почти сомкнутых вместе у концов, когда пасть была закрыта. Вид этих жвал, как и самого их обладателя, внушал отвращение и трепет. Ими он прогрызал ходы внутри живого тела Рода, одновременно пожирая его мясо.
Но питомцы хорошо знали, как вести себя с такими тварями.
Паразит, вылезший на поверхность Рода с целью понежиться на солнце, был немедленно атакован. Взявшие его в кольцо питомцы с копьями наперевес пока держались от него на некотором расстоянии, но многие из них также были вооружены луками, которые немедленно пустили в ход.
Одиннадцать охотников разом, как по команде, натянули тетивы, сделанные из прочных нитей паутины сороконожек. Одиннадцать стрел почти одновременно и почти в упор ударили со всех сторон в слизистое туловище и голову гадкого существа.
Обычно костяные стрелы, выпущенные из слабых костяных луков, не пробивали прочную, толстую кожу Паразитов. Но стрелки; не ставили себе цели ни убить, ни даже сильно уязвить монстра. Их задача состояла лишь в том, чтобы раззадорить чудище, причинив ему боль. Тогда оно не станет ретироваться, не спрячется обратно под шкуру, откуда выудить его будет весьма затруднительно. Разозлённые Паразиты теряли страх и свою обычную осторожность. А будучи ранеными, они вообще впадали в бешенство и нападали на всех, кого видели, не считаясь ни с размерами противников, ни с их количеством. Как раз это-то и нужно было охотникам.
Но сейчас лучники стреляли почти в упор. Девять стрел отскочили от слизистой шкуры твари, хоть при этом и повредили её болезненными проколами. А ещё две всё-таки пронзили её и застряли в холодном склизком теле.
Чудовище раззявило жвала и гнусаво завопило – больше от ярости, чем от боли, и завертелось, обозревая десятки стоявших вокруг него противников. Пока оно, смущенное столь большим их числом, выбирало себе первую жертву, питомцы не теряли времени. С отчаянным синхронным криком, - своим боевым кличем, - они в тот же миг бросились на врага со всех сторон.
Паразит попытался пустить в ход жвала, но не смог, так как напоролся на выставленные вперёд длинные костяные копья-пики, с разбега всаженные в его тело. Острейшая пика одного из питомцев вонзилась прямо в разверстый зев бестии и пронзила её голову насквозь. Из пасти Паразита, будто из трубок под давлением, тугими струями забила желтоватая и пенная, как моча, кровь. Захрипев, он опал вниз, извиваясь и содрогаясь в конвульсиях. Удачный колющий удар в мягкую глотку убил гадкого червя верно и быстро.
Всё свершилось почти мгновенно, и Леонтий даже не успел внести свой вклад в расправу. Но он сполна разделил торжество своих подопечных и поздравил их с удачным почином в новый день Страды.
Однако за общей радостью и традиционными восхвалениями богов питомцы не заметили новой опасности. Как, впрочем, не увидел её вовремя и их вождь...
После завершения быстротечного боя Леонтий расслабился, и его внимание снова привлекла алеющая высь, в которой свет стоявшего в пике высоты солнца оставил лишь бледные призраки отдельных звёзд. Но во всей красе наблюдались четыре луны.
Планеты-спутники сейчас сильно разминулись в небе. Ближайшая из них, Земшар, уже скрылась из вида, и светила где-то над другим полушарием Воздушного мира. Зато вторая планета стояла высоко в небе, услаждая взор большим светозарным полумесяцем колдовского облика. За ясной, прозрачной толщей воздуха над головой Бардин смутно различал очертания всего её планетарного шара, частично вошедшего в тень газового гиганта.
«Загадочная». Так он назвал эту вторую планету-спутницу титанического газово-жидкого шара. О Земшаре он много и часто рассказывал питомцам. Но на другой соседней планете, более удалённой и почти полностью закрытой густой облачностью, зонды-разведчики дальнего поиска так и не побывали, сосредоточившись в своё время на доскональном изучении новооткрытого Земшара. И можно было только гадать, каков он, тот второй загадочный мир, таящийся под вечными облаками.
Светило-субгигант расположило свои миры совсем иначе, чем небесные тела находились в планетной «семье» Земли, и две твёрдые планеты стали спутниками газового гиганта...
Зрелище было очень красивым. Леонтий неторопливым шагом удалился на пару десятков метров от питомцев, которые на радостях подняли слишком большой гам. Он запрокинул голову, с восхищением взирая на небесный пейзаж.
Громкие, гнусавые, нестройные звуки противного и жутковатого тембра, которые внезапно раздались прямо за его спиной, ни с чем невозможно было спутать. Леонтий так и подскочил, выронив от неожиданности копьё, и порывисто обернулся.
И увидел второго Паразита, прогрызшего шкуру Рода и вылезавшего на воздух буквально в двух шагах от него. Голова чудища возвышалась над его собственной головой метра на полтора; жвала агрессивно щёлкали шипами. Оторопевший Леонтий отметил, что таких огромных Паразитов он в жизни не видел.
В самом деле, этот гипертрофированный, отъевшийся червь был вполовину больше, чем любая подобная тварь, встреченная питомцами до сих пор!
Оторопь длилась какой-то миг, а затем Леонтий резко нагнулся за копьём. Послышались сумбурные крики питомцев, чья радостная эйфория моментально сменилась всеобщим смятением и страхом за Радетеля, оказавшегося в смертельной опасности.
Но до того как подоспела помощь, - и даже прежде, чем он успел поднять копьё, - коварный ядовитый гад молниеносно прянул вперёд и вцепился жвалами в ногу Леонтия ниже колена.
Резкая жестокая боль поразила Бардина, и он, вскрикнув, повалился наземь. А вместе с болью мелькнула мысль о том, как бы сейчас пригодился стреляющий плазмой энергетический пистолет! Но, увы - оружие из набора для выживания давно пришло в негодность. Его безнадёжно испортила, источила (по сути, попросту съела) вездесущая грибковая плесень Рода...
Жвала с ужасной силой сжались, терзая плоть, венчавшие их иглы-шипы пронзили даже кость. Яд разложения проник в кровь, - и словно раскалённая лава хлынула по венам... Страдалец не смог сдержать крика, но сумел сорвать с пояса нож. Не костяной, а самый настоящий нож из металла, «раритет» из прошлого, из другой жизни на Земле; его постоянный спутник и подспорье.
Леонтий изогнулся и вонзил нож в «морду» паразита, меж сочленений жвал – так глубоко, как только мог.
Монстр от боли судорожно дёрнул головой, и внушительный охотничий нож, за долгие времена изъеденный всё той же всеядной плесенью, со звоном обломился у основания лезвия.
И в тот же миг на огромного Паразита яростной стаей набросились питомцы.
Однако всех опередил Полад. Он стремглав метнулся к червеобразному чудовищу и начал с размаху, в исступлении, с отчаянными криками наносить ему мощные удары по голове увесистой дубиной, которой служила большая, с утолщением на конце, кость.
Но вкусивший крови Паразит и не думал отпускать свою жертву. Он только ещё глубже вонзил жвала в её тело...
Все вместе двадцать питомцев быстро прикончили и этого гада, - до того, как он успел убить человека. Но Леонтий уже не стал тому свидетелем. Он потерял сознание.
Хорошо, что он лишился чувств – ведь чтобы разжать «челюсти» даже дохлого чудовища и освободить ногу, бригаде охотников пришлось крепко потрудиться...

*     *     *

Обработать глубокие раны было нечем, поэтому их просто промыли водой из кожаных мехов питомцев и фляги самого Леонтия. Чтобы перемотать изуродованную ногу, как и всегда в подобных случаях, использовали «бинты» из полос высушенной кожи рукокрылых оранжей.
Но когда Бардин с помощью Полада попытался подняться на ноги, его конечность снова пронзила такая боль, что он не смог этого сделать.
- Раны серьёзные, - констатировал он. – Сам я идти не могу. Думаю, мне не обойтись без вашей помощи, друзья.
Полад огляделся, убедившись лишний раз, что нигде в обозримых окрестностях нет ничего, что могло послужить материалом для изготовления носилок. Ни псевдо кораллов, ни костей окрестных обитателей или залётных тварей, нашедших смерть на Роде. Ничего.
- Не бойтесь, Радетель, - похрюкивая от нервного перевозбуждения, заверил его наперсник Михолай. – Донесём мы вас. И погода нам в помощь – боги уняли ветры и очистили для нас небо!
Леонтий бросил взгляд в высь, которая к этому времени полностью очистилась от облаков и превратилась в сплошное кроваво-розовое сияние. Установилась аномальная тишь, совершенно несвойственная бурному Воздушному миру. Даже «вечный» ветер, постоянно дувший в разных направлениях и с переменной силой, почти стих.
Зато стало очень жарко. Алый круг полуденного солнца казался огромным. Оно словно довлело над всем сущим, и палило поистине беспощадно. Жара стояла такая, как на Земле на экваторе в самые «горячие» сезоны.
«Да уж, ситуация, - с кислой усмешкой подумал Леонтий. – Впереди несколько миль ходу, и придётся миновать две хребтовых гряды... Но ничего. Главное, чтобы погода не испортилась».
- Нужно идти, - поторопил он питомцев. – Быстрее выступим, быстрее окажемся дома.
- Оно так, - Михолай закивал. - Сами боги внимают вашей мудрости!
Несмотря на боль, Леонтий от души рассмеялся, и в мыслях назвал наперсника льстецом. Хотя тот, по своему обыкновению и простодушию, говорил вполне искренне.
Два питомца, Полад и его друг, коренастый крепыш-альбинос Кубитар, взяли его под подмышки и осторожно помогли встать. При этом Леонтий опирался на здоровую левую ногу; но когда он попытался опереться на правую, изувеченную, то едва не заорал...
Но они пошли. Медленно, с остановками, но всё же двинулись вперёд. Кубитар и Полад поддерживали Радетеля с боков, а тот, подпрыгивая на здоровой ноге, по мере сил старался «идти» быстрее и облегчить им труд.
Леонтий знал - теперь ему точно долго не протянуть. Яд Паразитов приводил к заражению крови и гангрене, но это было ещё не самое худшее. Из-за инфекции, которая содержалась в их жвалах, кровь постепенно переставала быть кровью, и превращалась в густую жёлтую гнусь. И человек, будь то землянин или местный гуманоид, умирал в ужасных муках.
Так, впрочем, происходило не всегда. Если стигматы, нанесённые Паразитом, не были глубоки, то нередко хватало сеанса купания в озерце целебном "нектаре" Рода, чтобы вылечиться. Но с такими ранами, как у Леонтия, надеяться выжить было нелепо.
Он мог приказать спутникам бросить его здесь. Конечно же, те и сами понимали, что его дела вконец плохи.
Но такое повеление питомцы ни за что не исполнили бы. Бесполезно было требовать от них бросить в смертельной беде своего друга. И уж тем более - Радетеля!
«Я придумал Страду как способ сплотить питомцев, направить их усилия на полезное дело, - размышлял Бардин в пути, изнемогая от боли, усилий и жары. – Эту смертельную охоту, которую они вели издавна, я возвёл в традицию. И вот теперь сам пал её жертвой... Это плата, справедливое воздаяние судьбы за то, что я потворствовал тому, чтобы эти люди рисковали жизнями, уничтожая Паразитов. Конечно, этим мы приносим пользу Роду, и я часто рисковал собой наравне с ними. Но ведь это не оправдание. Рано или поздно справедливость должна была свершиться – в полном соответствии с Христианским учением... Хм, даже звучит складно: пострадал на Страде!..»
Впрочем, Леонтий не особенно корил себя. Действительно, ещё задолго до его попадания сюда потомки колонистов умели бороться с Паразитами, и время от времени успешно их убивали. Он лишь упорядочил этот процесс, научил причудливое «небесное племя» тактике групповой охоты и защиты, и много чему ещё. Благодаря его помощи питомцы Рода стали гибнуть гораздо реже.
Некогда замышленная Леонтием «очистительная страда» с её опасностями сплотила людей Воздушного мира в крепкую общину, в дружное племя, верное своим простым, но правильным  и добрым идеалам. Страда заставила их почувствовать свою полезность, дала им сознание миссии, цель в жизни. Новые знания, которые преподал им землянин, приучили этих гуманоидов думать и развиваться, а не влачить дикарское существование.
Конечно же, Бардин досадовал, но всё же не слишком кручинился и по поводу собственной кончины. Застарелая «лихорадка Рода» и без того почти подвела его к смертной черте; а нынешнее происшествие лишь приблизило скорбный финал. Конец, который сам Леонтий расценивал как освобождение и избавление от мук.
Более того – землянин испытывал удовлетворение оттого, что удар злого рока пришёлся на него, обречённого страдальца, а не на кого-то из его друзей. К тому ж сегодня удалось прикончить двух Паразитов, один из которых оказался настоящим гигантом. С учётом неудач последнего времени, Страд без добычи, это был хороший вклад в «правое дело» очищения, избавления Рода от червеобразных вредителей!
Когда около четверти пути до Обиталища осталось позади, Полада с Кубитаром сменила другая пара помощников, которые со свежими силами подставили плечи Радетелю.
Сегодня было очень жарко, поэтому форм жизни вокруг было особенно много. Порождения Воздушного мира обожали такие ясные, почти безветренные дни. Ибо большинство их, наряду с органической пищей, питались солнечной энергией.
Далеко в вышине неба висели огромные пузаны. Гораздо ниже, над Родом и вокруг него, кружила живность более мелких порядков, способная летать, но нуждавшаяся в «надоблачном острове» не меньше, чем его бескрылые обитатели. В основном такими летунами были оранжи и птеродонты. Паче всех прочих изобиловала всякая мелочь – ползучие «стрекозлы», порхающие стайки закоссов - «крылатых очей», агрессивные летающие жала.
Среди причудливой местной фауны встречались опасные представители, и питомцы, как всегда, бдительно следили за всем, что их окружало.
И всё же ландшафт титанической спины Рода вместе со всем, что на нём водилось, был для них хорошо познанным, родным мирком. Настоящая же опасность, грозившая гибелью всему их маленькому народу, таилась вовне. Её несли ветры и непогоды Вечного неба.
Но сегодня угроза явилась не в виде погодного бедствия, а в живом воплощении...
Путники переходили второй хребет, когда Род внезапно предпринял крутой разворот. От крена, который он дал, многие попадали и заскользили вниз по склону гряды, по грубой шкуре, цепляясь за её складки и друг за друга. К счастью, костяной «кряж» в этом месте был не особенно крут, поэтому никто не покалечился. Хотя без серьёзных ушибов и ссадин не обошлось.
Огромные телесные клапаны, создающие могучую реактивную тягу, быстро развернули живую махину на другой «галс». Как только Род выпрямился, в тихом воздухе снова раскатился громкий звук, напоминающий затяжное фукающее шипение громадных воздушных насосов. И одновременно с шумом органических двигателей великий колосс начал быстрое поступательное движение.
От резкого рывка при ускорении питомцы опять потеряли равновесие. Леонтий тоже едва не покатился со склона хребта, когда двое помощников, помогавших ему идти, вместе с ним повалились навзничь. Но он успел ухватиться за выступ костяного обнажения, который торчал из-под шкуры, и удержался на месте. Иначе не миновать бы ему ещё одного увечья...
Никто не мог взять в толк, что заставило гиганта совершить такой стремительный манёвр. Сейчас ему нечего было страшиться ветров или молний, а пузанов ещё с утра в заоблачные выси поднялось так много, что Род насытился и к этому времени перестал охотиться, предавшись мирной дрёме в жарком потоке солнечного света. Но теперь у всех создалось впечатление, что их могучий носитель, одушевлённый остров-мир, которого питомцы почитали хозяином и почти божеством, готовится к сражению.
Что же встревожило его?.. Естественные враги? Но разве могли они быть у такого-то великана? Во всяком случае, на памяти его разумных обитателей ещё не было случая, чтобы Роду кто-то угрожал. Да никому из питомцев и в голову прийти не могло, что это вообще возможно!
В попытке выяснить причину все, не сговариваясь, начали спешно карабкаться обратно на вершину рогового массива. Если и был способ увидеть, что так взбудоражило Рода, то только с хребта - одной из самых высоких точек на Роде, доступных для его двуногих жителей.
В том направлении, куда летел сейчас Род, в небе виднелось тёмное пятно. Из-за сияния солнечной выси и большого расстояния не сразу удалось разглядеть детали, но сразу стало ясно – сие и есть то, из-за чего животное-воздухоплаватель утратило покой. Объект быстро приближался, и вскоре у питомцев не осталось сомнений, с чем именно им всем, - и в первую очередь Роду, - придётся иметь дело. Вернее сказать – с кем.
Сердце Бардина ёкнуло от ужаса и лихорадочно забилось. До сего момента ему казалось, что он готов к смерти. А оказалось, что отнюдь... Во всяком случае, такой «мученический венец» был ему явно не по челу - так подумал Леонтий, рассмотрев «бахрому» длинных, агрессивно изогнутых щупалец по краям громады тёмно-серого тела другого обитателя Воздушного мира, летевшего навстречу Роду. Судя по стремительности их сближения, а также по тому, что Род тоже воздел вверх щупальца, грозя сородичу, их скорая встреча явно не сулила ничего хорошего.
Впервые и питомцы, и Леонтий видели такое же существо, как и то, на котором жили сами.
- Смотрите, Род!! – возопил тощий высокий питомец с ярко-рыжим мехом, по имени Руш, указывая копьём. – Ещё один Род! Сейчас они будут сражаться!.. Быстрее, о боги, нам нужно...
Конец его фразы потонул в оглушительном, низком крике, исторгнутом их Родом. Гулкий, протяжный вой-стон разнёсся по небесам на многие мили, вселяя страх и трепет в существ как на самом гиганте, так и в его ближних и дальних окрестностях. Это был боевой клич, возвещавший неизбежность смертного боя между двумя титанами Вечного неба.
Иногда обитатели Рода слышали могучий голос своего живого оплота. Но ещё никогда на их памяти тот не кричал так громко, и в его вопле не сквозила такая лютая, столь явно ощутимая ярость. Вой был настолько силён, что у всех заложило уши.
Оранжи, стаей кружившие в высоте, бросились в разные стороны...
От изумления и шока Леонтий даже почти перестал ощущать боль в изувеченной ноге. Он заворожено наблюдал, как налетает грозный враг. По размерам он нисколько не уступал Роду!
«Род... – бормотали питомцы вокруг него; все они стояли, точно громом поражённые, пригнувшись от только что прозвучавшего оглушительного воя, и отказывались верить глазам. – Ещё один Род... Великий и могучий...»
Если б сейчас было подходящее время для разговоров, Леонтий не согласился бы с ними. Сколько бы ни водилось в неизмеримых широтах неба гигантов такого же вида, Род был только один – тот, на котором обитало племя потомков землян. Тот, который служил им поверхностью, парящим островом в Воздушном мире, и давал им возможность жить на себе, обеспечивая пищей и кровом.
Кроме того, как выяснилось, титанические высотные каракатицы были врагами друг другу. Таким образом, сородичи Рода представляли угрозу для него – а значит, и для его питомцев тоже.
Поэтому ни одно другое животное-гигант не заслуживало почтенного имени Род.
«Тать».
Это название внезапно всплыло из подсознания в смятённый разум Леонтия при виде жуткой громадины, которая выпрастывала огромные крылья из боковых пазух под щупальцами, распростёртыми для боя.
«Воистину – «налетел как тать»!..» - подумал Бардин, оглядываясь в поисках хоть какого-то укрытия, но не находя такового.
Впрочем, имена, которые давали здешним существам люди, сейчас не значили ничего. Лишь одно имело значение: то, что Род должен был отстоять своё право на жизнь в смертельной битве с равным соперником. Или умереть в беспощадной схватке. Победитель получал законное право, право сильнейшего, и дальше охотиться в бескрайних небесных угодьях. Попутно убив одного из конкурентов в добывании обильных, но всё же ограниченных пищевых ресурсов Мира без земли.
Что касается питомцев, то они могли только молиться о том, чтобы победа досталась их Роду...









 
Глава 7. Битва воздушных гигантов

Вой Рода снова разнёсся по небу, и его противник, который был уже близко, тоже подал глас, не менее яростный и мощный.
Леонтий бросил взгляд в сторону ближайшей оконечности спины Рода, что находилась за второй грядой, в том направлении, откуда они шли с охоты. Колоссальные щупальца за её краем сейчас воздевались ввысь, словно в желании дотянуться до соседней планеты, и нервно, хищно извивались, - их хозяин предвкушал схватку. С противоположной стороны, на расстоянии нескольких миль, тоже, и в таком же множестве змеились щупальца. Хотя находились они далеко, и зрительная перспектива сильно умаляла их визуально, зрелище тоже было весьма грозным...
Когда противник, Тать, в ответ на угрожающий крик Рода исторг ответный вой, из концов всех щупалец обоих противников вытянулись огромные изогнутые когти.
Теперь врага можно было рассмотреть во всех деталях. Впервые питомцам представилась возможность узнать, как устроен сам Род, увидев со стороны такое же создание.
Но разве кому-то сейчас было до этого дело?! Паника охватила питомцев. Они, только что стоявшие неподвижно, словно вдруг очнулись, зашумели и начали лихорадочно озираться, не зная, куда бежать-спасаться. Кто-то запричитал в голос, кто-то и вовсе упал на колени и принялся молиться, простирая к небу руки.
Одним из немногих, кто наряду с Леонтием выказал собранность и здравомыслие, был молодой Полад.
- Радетель, - сказал он в ухо Бардину, чтобы тот мог слышать его за гвалтом перепуганных сородичей. – Вон, видите?!
Он указал дрожащей рукой вниз, на обширную ложбину недалеко от подножия гряды, меж проступающими под шкурой длинными костями, похожими на огромные рёбра. В том месте ветвистые, коралловидные растительные существа, проросшие из летающих спор, росли так густо, что образовали подобие небольшого причудливого сада. Это был единственный участок на Роде, где споры дали такой изобильный «урожай».
Леонтий мгновенно понял, что имел в виду Полад.
- Питомцы! – ему пришлось возвысить голос и прикрикнуть на подопечных, чтобы они стали сейчас его слушать. - Нам нужно скорее спуститься с гряды вон в ту ложбину! Там в любом случае безопаснее, и там есть... за что ухватиться.
К счастью, ему не потребовалось тратить драгоценные мгновения, оставшиеся до начала битвы титанов, на разъяснения. Ужас ещё не настолько застил разум питомцев, чтобы лишить их способности здраво рассуждать.
- Радетель прав! – поддержал землянина Полад. – Бежим!
Подгоняемые страхом, боясь лишний раз оглянуться, гуманоиды, оступаясь и падая, сбежали с гряды. Кто-то просто съехал вниз по склону при помощи своего меха. Многие при этом побросали в страхе копья и луки, сейчас ставшие помехой при беге.
Но при этом никто не спасался поодиночке, не бросил на произвол судьбы остальных. Все дождались, когда Леонтий и его помощники осилят крутой спуск. По сути, четверо питомцев, среди которых был и Полад, просто спустили Радетеля с вершины костного хребта, держа его на руках.
Внезапно спина Рода затряслась так, что это напомнило Леонтию землетрясение. Ему живо вспомнилось то давнее время, когда он в первый раз ступил на эту живую твердь. Когда Род стряхнул с себя в бездонную пропасть космический самолёт вместе с его помощником, вторым пилотом и другом Иваном Золотарём...
Сначала все подумали, что тряска означает начало схватки, и два воздушных «чудища» уже сцепились между собой. Но оказалось, что ещё нет. Род просто содрогался от напряжения, злости и страха, пока он и его враг кружили рядом друг с другом. Каждый старался устрашить супостата своим грозным видом и хаотичными взмахами когтистых щупалец, и при этом выбирал лучший момент для нападения.
Когда спуск остался позади, четыре питомца не стали опускать Радетеля на шкуру. Так же держа его на руках, они вместе со всеми остальными помчались к «низине», заросшей псевдо-кораллами. Поскольку носильщиков было целых четыре, а истощённый, сухопарый Леонтий отнюдь не отличался избыточным весом, они почти не отставали от своих собратьев, бегущих поодиночке.
Как только они достигли коралловидных зарослей, снова раздался вой, громче и страшнее прежнего, исторгнутый одновременно из глоток обоих врагов. Теперь их боевой клич послужил сигналом к началу битвы.
Питомцы увидели, как край огромного тёмного тела надвигается на Рода, как своей массой, так и многочисленными щупальцами заслоняя часть неба. На межкостную низину стала наползать широкая тень чудовища.
Леонтия торопливо опустили на шкуру, и он крепко ухватился за стебель одного из псевдо-кораллов. Разновеликие, похожие на острые рога отростки неудобно впились в кожу рук, упёрлись в живот и плечи. И на твёрдом стебле, и на отростках светились, помаргивали округлые голубые глазки;. «Коралл» вибрировал и дёргался в руках - ему не нравилось столь бесцеремонное обращение.
Все остальные не замедлили последовать здравому примеру Радетеля. Так как больших, крепких, глубоко вросших в плоть Рода псевдо-кораллов в этих диковинных зарослях оказалось значительно меньше, чем питомцев, некоторые ухватились за ветвистые рогатые стебли по двое, а то и по трое сразу...
А потом началось.

*     *     *

Род стравил значительную часть водорода одновременно из всех подбрюшных пузырей и резко снизился в намерении нанести супостату удар корпусом снизу, в наиболее уязвимое место -  живот. Для этого и предназначались его высокие «мачты» из кости, игравшие роль рогов в битвах с противниками, сопоставимыми с ним по размерам.
Если бы эта атака удалась, она могла сразу завершить бой – мачты бы распороли, пробили Тати брюшину и газовые пузыри. Но расстояние между врагами было уже слишком мало, и Род не успел произвести манёвр. Тать опередил его. Несколько бескостных конечностей он использовал, чтобы схватить Рода за спинные мачты, и этим сковал его движение.
Таким образом, Род оказался в невыгодном положении, ниже своего врага. И Тать нанёс удар первым.
Все увидели, как над грядой возвышенностей взметнулись сразу полтора десятка огромных вражьих щупалец, ощетинившихся когтями не только на концах, но и почти по всей длине. Почти одновременно они обрушились на спину Рода, и тот мощно содрогнулся. Страшный удар рывком опустил его ещё ниже. Но Род тут же подкачал водорода, вдобавок сильно разогретого его телом, в объёмистые кожистые подушки-пузыри и стал неуклонно подниматься на прежнюю высоту, протягивая боковые щупальца к противнику в жадном желании растерзать его...
От ужасающего толчка при ударе вспотевшие ладони Леонтия едва не сорвались со стебля живого коралла, а тупые шипы глубоко процарапали кожу и мышцы; по стеблю заструилась кровь. Но он ещё крепче вцепился в естественный «поручень», который дёргался, тщетно, но настойчиво пытаясь избавиться от своего невольного мучителя. Весь псевдо-коралловый «сад», в котором надеялись спастись питомцы, пришёл в движение в таких же потугах...
Враги обменялись несколькими могучими ударами, разошлись в воздухе, маша крыльями, – а затем с разгоном налетели друг на друга и столкнулись, чтобы начать борьбу.
Сила соударения горообразных гигантов была такова, что многих питомцев, а с ними и Леонтия, оторвало от стеблей-туловищ и подшвырнуло вверх на пару метров. Мало кто сумел удержаться на месте. Но все тотчас же снова судорожно ухватились за статичных растительных существ.
«Так утопающие отчаянно хватаются за всё, что плавает на поверхности...» - в смятении подумал Леонтий. Теперь он схватился за псевдо-коралл одной ладонью, а правой рукой накрепко обхватил неудобный бугристый стебель, задействовав сгиб локтя и предплечье.
Род и Тать схватились в жестокой борьбе, заключив друг друга в смертельные, удушающие объятия десятков щупалец. Они больше не подавали голосов – сражались в тишине, лишь громко и натужно шипели их воздушные реактивные клапаны-двигатели. Оба раскачивались, кренились то так, то этак, и перепуганных страдальцев мотало из стороны в сторону. Одно из щупалец Тати с грохотом легло поблизости от края коралловой ложбины. Оно с шумом, будто драли наждаком картон, елозило по шкуре Рода, погрузив в неё когти и раздирая плоть. Белая, как молоко, кровь заструилась из глубоких рваных ран широкими, обильными ручьями... Под морщинистой тёмной кожей щупальца многометровой толщины и длиною в мили перекатывались бугры огромных, могучих мускулов.
Другое вражье щупальце, подобное жуткому змию из некоего кошмарного мифа, легло поверх гряды, которую только что преодолели питомцы. Оно перевалилось через её гребень и сплелось в чудовищный живой узел с одним из спинных щупалец Рода. Противники неистово старались пересилить один другого, и эта борьба сполна отражалась в противоборстве извилистых конечностей.
При очередном толчке и особенно сильном крене Леонтий услышал приглушённый вскрик и оглянулся.
Он и не заметил сразу, что Полад остался без «своего» коралла. Когда гиганты сшиблись в полёте, стебель под его весом обломился, и теперь питомцу было не за что ухватиться. Он, как мог, балансировал на кренящейся тверди, постоянно падая и хватаясь за всё, что придётся.
Его положение ухудшало то, что от напряжения сил в пылу битвы Род обильно взопрел. Теперь везде, куда ни кинь взор, его шкура блестела, маслянисто лоснилась от выступившего пота, больше похожего на слизь, и была покрыта белёсыми кровяными потёками. Полад скользил на влажной коже, и даже густая жёсткая щетина Рода не слишком-то выручала.
- Полад! – закричал Леонтий. – Сюда, держись за мой коралл!..
Полад не заставил себя упрашивать и заспешил к нему. Но Род, невольно уступая лютому напору своего противника, наклонялся всё больше. Полад упал сначала на колени, потом плашмя, и начал изо всех сил карабкаться вверх. Но всё равно продолжал соскальзывать.
Когда Леонтий уже лишился надежды на то, что Полад сумеет выкарабкаться, угол наклона спины Рода несколько уменьшился, и гуманоид с золотистой шкурой, совершив огромное усилие, рванулся вперёд и схватился за протянутую ему руку землянина. Бардин подтянул его к себе – и вот уже Полад вцепился в длинный роговидный отросток ветвистого псевдо-коралла, а затем и в его основание. Теперь они вдвоём держались за один стебель. Нагрузка на него увеличилась вдвое, и псевдо-коралл начал трещать и раскачиваться под их общим весом, когда Род наклонялся особенно сильно.
«Может, мне просто разжать руки? – вдруг подумал землянин. – Всё равно я смертельно болен, вдобавок меня отравил Паразит. Мне осталось всего несколько дней. А так я дам Поладу дополнительный шанс...»
Но когда Леонтий обернулся, окинув взглядом спину Рода, которая сейчас напоминала крутой склон, он лишь ещё сильнее ухватился за коралл. Его бросило в пот, а в глазах потемнело.
Бардин осознал, что не станет разжимать руки. Попросту не сможет.
И ещё он подумал, что его гибель, гибель Радетеля, добавит ужаса питомцам, деморализует их. Тогда тех, кто выживет, станет меньше. Если, конечно, вообще будут уцелевшие на этой Страде...
Из наклонного положения, в котором теперь находился Род, питомцы не могли видеть их общего врага. Зато видели, как щупальца Тати извиваются вверху, над телом Рода, слышали громкое, натужное хлопанье о воздух чудовищных крыльев обоих противников. И чувствовали сквозящую, болезненную вибрацию от мощнейших ударов, приходившихся на их живой оплот.
От очередного удара Род прянул вниз, и на миг все потеряли ощущение опоры. Леонтию сначала даже показалось, что их «хранитель» потерпел поражение и падает. Но нет, он удержался, хотя ещё больше накренился.
На соседнем коралле обломился массивный рог, за который хватался немолодой питомец с серебристым от седины мехом. Он с истошным воплем заскользил по наклонной спине, которая медленно, но верно вставала вертикально. Бедняга пытался нащупать хоть что-то, за что можно ухватиться, но напрасно. Вскоре его скольжение превратилось в падение кубарем, словно и вправду по огромному склону, уводящему в бездну неба.
«Прощай, храбрый весельчак Йокка, - произнёс в мыслях эпитафию Леонтий, когда страдалец скрылся из виду. – Быстрой тебе смерти!..»
- Радетель, наш Род слабеет, - задыхаясь скорее от страха, чем от усталости, сказал Полад; он судорожно обнимал руками основание стебля. – Он не может справиться!
- Погоди, ещё посмотрим, - попытался ободрить друга Леонтий, хотя и сам думал о том же. – Держись лучше крепче!
Совет был уместен. Ведь теперь и они с Поладом, и все остальные повисли, лишившись опоры для ног. Они раскачивались навесу, а под ними простиралась бездна, в глубинах которой устрашающе, угрюмо громоздились невыразимо огромные массивы-полосы тёмных туч, почти затмившие ядро. Золотистым краешком-«полумесяцем» оно ярко и грозно сияло сквозь туманную мглу.
От падения питомцев спасали только жалобно скрипящие и провисающие над ними, под их весом, ненадёжные живые псевдо-кораллы...
Но и кораллы переставали выдерживать такое испытание. Эти осёдлые существа росли крепко, и коренились довольно глубоко под шкурой, но нагрузка и качка была так сильны, что они начали подаваться и ломаться. Упругие твёрдые стебли давали трещины, а затем обрывались или обламывались. В первую очередь не выдерживали те из них, за которые держались по трое или по двое питомцев.
Антропоиды начали срываться в бездну. С дикими воплями, или в обречённом молчании, они в окружении хаотично метавшихся в страхе рукокрылых оранжей и в сопровождении частей обломанных кораллов падали вниз, и вниз, и вниз... Стремительно удаляясь, они уменьшались в точки на фоне Вечного неба, и вскоре исчезали из вида тех, кто пока не повторил их судьбы.
Но Леонтий не смотрел вниз. Его очень страшила «преисподняя» газовой планеты, которая как будто затягивала в себя. Он не желал глядеть ни в эту красочно-гибельную бездну, ни на жуткую смерть своих друзей. Довольно было того, что он слышал их отчаянные крики, затихающие вдали, в воздушной пустоте.
Правда, несколько «утешала» мысль, что обречённые страдальцы не будут долго мучиться. Каждый из них умрёт от страха и обречённости, от смертельного шока и разрыва сердца спустя какие-то мгновения после начала падения в недра Воздушного мира. Не дожить им до того, как их тела начнёт расплющивать, ломая кости, давлением воздуха в пучине. И тем более не «дотянуть» до тех глубин, где газы тем же давлением превращались в жидкость, а облака – в коллоидные взвеси, и где температура из-за внутренних процессов и разогрева ядром возрастала неимоверно...
«Вот и всё, - обречённо подумал Леонтий. – Похоже, конец».
Он крепко зажмурился, ощущая, как предательски скрипит и раскачивается над ним и Поладом псевдо-коралл, и как всё больше слабеют руки, судорожно вцепившиеся в его стебель. Леонтий страстно молился о том, чтобы коралл не подвёл – не обломился, не вырвался из-под шкуры с корнем.
Полад, висевший рядом с ним, негромко подвывая в ужасе, почти перестал верить, что Род одержит верх над противником, и смирился с гибелью. А землянин и вовсе не пытался гадать, кто из них победит. Его даже не слишком волновало уже, как именно закончится битва - общей ли гибелью людей вместе с их носителем, победой Рода, или же смертью с падением в бездну всех вольных и невольных участников этой безжалостной «дуэли» титанических крылатых каракатиц Воздушного мира. Изнемогая от страха и прилагаемых усилий удержаться, Леонтий мечтал только о том, чтобы это жуткое приключение, наконец, закончилось – как угодно. Хоть спасением, хоть смертью – лишь бы поскорее пришёл конец мучениям!
И вот их небесный титан начал заваливаться спиной вверх... Тать оказался намного моложе и явно сильнее, и Род не выдерживал его натиска. К тому же сказывалась сквозная, ещё не затянувшаяся рана-дыра от метеорита, пробившего насквозь тело живого воздушного оплота питомцев.
Спина Рода, до того вставшая вертикально, стала опрокидываться, из «стены» превращаясь к «крышу». Тогда как «пола», основания, не существовало. Вокруг была лишь бездна. Истинная Бездна, сливающаяся за границей мира без тверди с космическим пространством вечности...
Когда Леонтий приоткрыл глаза, чтобы взглянуть, держится ли ещё Полад, он увидел, как неподалёку сорвался в пропасть Кубитар.
Между тем, питомец-альбинос изначально оказался в довольно выгодном положении. Выбранный им псевдо-коралл выглядел массивным и прочным, к тому же Кубитар держался за него один, без дополнительного груза в лице кого-то из собратьев. Однако всё это не помогло. Когда Род опрокинулся спиной вниз, коралл Кубитара не выдержал.
Раскинув руки и дрыгая ногами в инстинктивных попытках нащупать несуществующую опору, получеловек со снежно-белым мехом камнем полетел в пропасть. Леонтий не мог понять, - или в небе поднялся ветер, или воздух нагоняют на них гигантские крылья Рода, судорожно и могуче рассекавшие атмосферу далеко по сторонам его тела. Так или иначе, из-за шума воздуха он не смог бы поручиться, что действительно слышал голос Кубитара. Но ему показалось, что тот прокричал слова прощания...
После этого некоторые питомцы начали срываться уже сами. Ужас неизбежности гибели, теперь представлявшейся им очевидной, окончательно иссушил их волю и физические силы. Всё больше слабнущих рук начали отпускать стебли и рога-отростки кораллов, или соскальзывать с них, когда отдельные страдальцы теряли сознание... Далеко внизу, уже за гранью видимости, их подхватывал мощный ветер и уносил, словно лёгкие сухие листья, куда-то в даль, или прямиком в глубины космического Океана из газов.
Леонтий взглянул в расширенные, округлённые глаза Полада. Оба в ужасе ожидали, когда настанет их черёд рухнуть в бездонный ад вслед за своими друзьями.
Губы Радетеля шевелились, но слов молитвы не было слышно – от ужаса он потерял голос.
Леонтий Бардин приготовился к смерти.

*     *     *

Могло показаться, что исход схватки небесных чудищ предрешён. Тать пересилил Рода, опрокинул его вниз спиной. Теперь он должен был придушить ослабевшую жертву, окончательно лишить её сил в объятиях борьбы, а потом вскрыть ей брюхо когтями щупалец.
Но вышло не так.
Род не уступал врагу в размерах, и тоже был колоссально силён. Он сражался за свою жизнь яростно, отчаянно и с диким упорством. Чтобы одолеть его, Тати пришлось задействовать для захвата все щупальца и прилагать все силы. А Род, будучи уже перевёрнутым и быстро теряя высоту, получил возможность немного ослабить борьбу. Исступленно маша крыльями, чтобы хоть как-то держаться в воздухе, он высвободил несколько щупалец, которые затем использовал как ударное оружие из наиболее удобного положения – снизу вверх.
Собравшись с силами и изловчившись, Род резко ударил сразу пятью щупальцами в один из громадных подбрюшных кожистых пузырей врага, служивших резервуарами для водорода, который живые «аэростаты» выделяли и накапливали, дабы обеспечить подъёмную силу. Кожа пузырей была эластичной, но очень прочной, однако колющий удар огромными когтями могучего колосса смог проткнуть её. Летучий газ с шипением и свистом начал улетучиваться в атмосферу, а сам кожистый пузырь – быстро опадать.
От боли Тать оглушительно взвыл и резко ослабил хватку. Род тут же этим воспользовался: упёрся гибкими конечностями в живот врага, и резким толчком отбросил его от себя.
Тать лишился не только значительной части своей подъёмной силы, но и равновесия. Один из трёх пузырей, расположенных снизу, в брюшной части его туловища, стремительно пустел, испуская водород, и по мере этого животное утрачивало стабилизацию в воздухе. Враждебное чудище всё сильнее кренилось на один бок, и в бессильных попытках исправить положение неистово размахивало щупальцами. Его могли бы выручить крылья, но одно из них Род сломал ему во время боя.
С двумя оставшимися пузырями из трёх - и теперь лишь с одним дееспособным крылом, - Тать ещё мог удержаться в полёте, но вот продолжать бой – нет. Неуклюже балансируя и раскачиваясь, кое-как помогая себе уцелевшим крылом, он отпрянул в сторону, чтобы оказаться вне досягаемости Рода. Он уже не делал попыток сблизиться и возобновить бой, а наоборот – пустился наутёк.
А Род начал переворачиваться, принимая нормальное положение. Делал он это медленно, но неуклонно. Чтобы перевернуться, ему пришлось стравливать водород сразу из двух газовых «подушек», смещая центр тяжести на край своего тела.
Наконец, он перевернулся, после чего недолгое время отдыхал, восстанавливая силы и постепенно подавая новые порции водорода в пузыри. Но вскоре он устремился вдогонку за отступающим врагом. Род не хотел отпускать его живым, и снова зычно завыл, возвещая ему смертельное возмездие...
Тать улетал так быстро, как только мог. Его воздушные органические двигатели громко свистели, с натугой прогоняя сквозь толщу тела массы воздуха под давлением. Но без прежней устойчивости он не мог развить обычную скорость, ибо теперь его силы уходили также на то, чтобы сохранять безопасную высоту и не опускаться всё ниже, в зону сильных ветров. И скоро Род, который сохранил возможность пользоваться обоими крыльями, настиг его.
Страшный удар массой щупалец пришёлся на спину Тати как раз с той стороны, где ниже, под брюхом, находился повреждённый опустевший пузырь. От удара Тать завалился почти вертикально, и Род, уступавший врагу в силе, но превосходящий по возрасту и сообразительности, начал облетать его, метя в открывшееся уязвимое брюхо – и во второй летательный пузырь...

*     *     *

Когда Род оттолкнул от себя противника, от толчка коралл, за который держались Леонтий и Полад, треснул у основания и зашатался.
Всё потемнело и поплыло в глазах Бардина, его руки начали слабеть. Он понял, что вот-вот лишится чувств и сорвётся, и из последних сил стискивал надломленный стебель. А когда Род начал переворачиваться обратно, спиною вверх, и Леонтий случайно бросил затуманенный взгляд под ноги, в клубящуюся бездну, сознание всё-таки покинуло его. Руки его безвольно соскользнули с псевдо-коралла...
Он не помнил, что было дальше.
Не помнил, как Полад успел отнять одну руку от стебля и схватил его за запястье, чем уберёг от падения в недра Воздушного мира. Не помнил, как питомец, стеная от натуги и неведомо как продолжая держаться за вихлявшийся коралл одной рукой, удерживал его над бездной, сам едва не теряя сознание – и не понимая, какое чудо не даёт стеблю растительного существа обломиться окончательно...
Когда Род уже перевернулся и частично принял нормальное положение, коралл, наконец, не выдержал.
В тот момент титан ещё не успел толком выровняться, его спина находилась под наклоном. Лишённый чувств Леонтий и накрепко вцепившийся в его руку Полад начали быстро съезжать вниз, обдираясь о грубую шкуру и её жёсткую щетину. «Плащ» землянина из кусков кожи Рода при этом разлетелся в лоскуты, оставив его в обрывках скафандра и набедренной повязке.
К счастью, на их пути оказался костный хребет, и он остановил это грубое, болезненное и опасное скольжение, почти падение.
А потом, когда Род выровнялся окончательно и, огласив небеса очередным трубным гласом, начал преследование удирающего врага, потерял сознание и измождённый Полад.
Но воздушный бой продолжался...

*     *     *

Два парящих гиганта снова вступили в противоборство, но теперь явный перевес был на стороне Рода. Раненый Тать отчаянно отбивался щупальцами, но его травмы доставляли ему не столько боль, сколько огромное неудобство. Чтобы дыра в пронзённом пузыре затянулась, и тот снова смог бы наполниться водородом, требовалось время. А пока Тать всё время заваливался набок, и с одним здоровым крылом никак не мог сохранить равновесие.
Но Род не знал милосердия к врагу. Раз за разом он наносил ему удары десятками щупалец: плашмя по спине, и остриями их когтей – в брюхо; пока не пробил и второй надувной пузырь.
Теперь Тать лишился всяких шансов на выживание. Один целый пузырь не мог обеспечить такому колоссу достаточной подъёмной силы. Да и Род продолжал в яростном исступлении нападать. Его чудовищные удары причиняли противнику всё новые травмы, разрывали шкуру и мясо, крушили кости.
И вот Тать пал.
Он пал в бою – и пал в буквальном смысле, начав своё гибельное низвержение.
Сначала медленно, но затем всё быстрее Тать валился в бездонную пропасть, навстречу толщам глубинных облаков и далёкому пламенному сиянию планетарного ядра. Он безвольно, медленно кувыркался, растопыренные в ужасе щупальца развевались в воздухе. Небо в последний раз огласил его долгий, оглушительный, исполненный безумного отчаяния, лютой злобы и дикого страха трубный вопль-вой...
Наконец, он скрылся из виду в глубине воздушной пучины. Но Род всё продолжал кружить на одном месте, словно желая окончательно убедиться, что его враг повержен. А когда убедился, то не стал торжествовать победу, как поступили бы на его месте разумные представители живого мира.
Род просто перевёл дух, постепенно успокоился, и как ни в чём не бывало, вновь предался вольготному парению в небесах, принимая солнечные «ванны», которые помогали ему быстрее залечивать раны, и попутно высматривая пузанов и более мелкую дичь, на которую он мог поохотиться.
Он честно отвоевал это право у грозного соперника.




















 
Глава 8. Необычное укрытие

Леонтий пробуждался медленно, мучительно. После пережитого ужаса и потери сознания его преследовали бредовые, кошмарные видения. Но вот, наконец, землянин открыл глаза. Он настолько устал, что усилие понадобилось даже на то, чтобы просто раздвинуть налитые тяжестью веки.
Несильный, но никак не стихавший ветер овевал его. Чтобы прийти в себя, осознать, где он находится, и что вообще произошло, потребовалось некоторое время.
Вдруг Бардин вспомнил, как висел над бездной и уже распростился с жизнью, и сначала его бросило в дрожь и в пот от страха.
А потом пришло изумление – когда он огляделся и понял, что жив и, как и прежде, покоится на спине Рода. Тогда как, по логике недавних событий, его всмятку раздавленному чудовищным давлением бренному телу уже следовало разлагаться на химические элементы в густых и горячих, как кипящий суп, газово-жидкостных глубинах Воздушного мира, раскалённых и ионизированных «Нижним солнцем»...
Небо по-прежнему было солнечным, хотя минуло уже немало времени, и день клонился к вечеру. Род мирно «пасся» среди облаков.
«Что же произошло?! – без конца вертелся в голове вопрос. – Понятно, что Род в итоге взял верх над врагом, и это отрадно. Но как возможно, что сумел выжить я?..»
Ответ нашёлся, когда Леонтий, с трудом передвигая распухшей, изуродованной Паразитом ногой, сел и огляделся. И увидел рядом Полада. Тот только начал приходить в себя. На его лбу вздулась большая шишка, а ниже темнел большой кровоподтёк. Он ударился головой, когда их обоих волокло по наклонной спине Рода, и на пути встала гряда костяного хребта.
«Меня спас Полад», - догадался Леонтий.
Его поразило, как в одночасье переменился его друг. Полад стал сед! Его мех, ещё совсем недавно бывший красивым, буро-золотистым, теперь почти лишился окраски и сделался серовато-белым, цвета старого снега... Молодой питомец не смог перенести без последствий страшное испытание, выпавшее на их долю, и оно оставило на его внешности неизгладимый след.
Но ничего удивительного в том не было. Леонтий, наверно, и сам бы поседел, - будь у него волосы. Роскошная чёрная шевелюра, которой землянин некогда гордился, в Воздушном мире исчезла без следа. То ли из-за повышенной радиации, то ли по причине гормональных изменений, вызванных здешней едой - а может, из-за того и другого вместе! - но уже давно вместо густейшей «копны» волос у него осталась гладкая, как яйцо, голова, тёмная от загара и покрытая бурыми пигментными пятнами. А редкие усы и клочковатая борода, неровно обрезанная ножом, у него поседели намного раньше.
Воздушный мир и так кардинально изменил его облик, и сегодняшнее событие не смогло бы ещё больше усугубить это преображение. Ныне землянин ничем не напоминал того бравого молодого космонавта, дерзнувшего спуститься на космическом самолёте в верхние слои газовой планеты, следуя по радиомаяку старого сигнала бедствия...
В обрывках скафандра Леонтий видел оголённую часть своей пострадавшей ноги. Она ужасно распухла, пожелтела, пошла неестественно-синими пятнами, и Бардин скривился от неприязни. Зрелище было действительно жутковатым, прискорбным. Он понял, что ему больше не придётся пользоваться этой ногой.
«Лучше бы её вовсе ампутировать, - подумал он. – Но без толку. Яд Паразита уже проник в мою кровеносную систему, и спасения нет... Пожалуй, Полад зря рисковал, когда спасал меня!»
Он знал, что ему осталось совсем немного времени. Может, всего сутки, а может быть, и несколько. Но теперь особой разницы не было.
Истерзанной ноги Леонтий не чувствовал, она занемела. Но хотя бы не стало боли.
Он подполз к Поладу и начал, окликая, тормошить его. Тот открыл глаза и медленно сел, озираясь и потирая ладонью разбитую голову. Всё его тело было в ушибах и болело. Впрочем, как и у Леонтия.
- Радетель, - выдохнул он, несколько ошеломлённо  обозревая себя – точнее, свою поседевшую шерсть. – Род наш выстоял и победил! И боги Вечного неба оказались милосердны к нам – сохранили нам жизнь!
- Неизвестно, боги ли это были, - ответил Леонтий. – Насколько я понял, мою жизнь спас ты, Полад. Я же потерял сознание тогда. А ты не дал мне упасть. Не правда ли?
- Так, Радетель, - признал питомец. – Так же, как вы спасли меня до того. Вы тоже не дали мне упасть в Вечное небо!
- Верно. Но всё одно спасибо. Расскажешь, что было после того, как я лишился чувств?..
Полад стал рассказывать, а Леонтий слушал его и глядел по сторонам. Он надеялся, что покажется кого-нибудь из их выживших товарищей, но тщетно. Пока он видел только большую стаю оранжей, летающих в высоте, и троих ратов, безобидных шарообразных существ, которые кочевали неподалёку, перемещаясь небольшими прыжками посредством сокращений тел, словно эластичные живые мячи. Как прежде - будто ничего и не было... Раты пережили смертоносные кульбиты Рода в воздушном бое так же, как и во время ураганов: приклеившись своими телами к шкуре своего носителя.
Вокруг сновали летающие жала. Поскольку импровизированного плаща Леонтий лишился, досужие жала порой таранили его, нанося болезненные уколы своими мелкими игловидными тельцами-рострами. Но серьёзных опасностей не наблюдалось. Во всяком случае, пока.
- ...А потом и моя душа временно тело оставила, - сказал Полад, заканчивая своё недолгое, сбивчивое повествование. – Как закончилось всё, не ведаю. Но уж раз наш Род жив – значит тот, другой, нет!
- Логично, - согласился Леонтий. – Хотя, может, Тать смог удрать?.. Впрочем, это вряд ли. Такая-то туша... Ладно. Хорошо, что всё обернулось так. А сейчас нужно посмотреть, уцелел ли ещё кто-то из наших друзей. Если кто-то выжил, и ранен, то ему понадобится помощь.
- Ваша правда, Радетель. Большая группа была у нас. Я верую, что погибнуть все не могли!
- Всё может быть, - пожал плечами Леонтий. – Иди, осмотри ближайшие окрестности. Если найдёшь кого, возвращайтесь сюда вместе. Я не смогу пойти с тобой, сам видишь.
- Да, - Полад сокрушённо затряс головой. – Ваша нога плохо выглядит. Но я вернусь скоро, и вместе мы дойдём до Обиталища!
- Надеюсь. Но ты не слишком задерживайся – уже вечереет, а нам нужно успеть вернуться домой засветло, пока тепло. И облака сгущаются. Как бы не разразилась буря.
Полад кивнул, поднялся, поклонился землянину и зашагал к зарослям потрёпанных, переломанных псевдо-кораллов, в которой питомцы надеялись спастись. Леонтий содрогнулся при воспоминании о том, сколько народу попадало в бездну. Заросли растительных существ не смогли уберечь его отряд от гибели в ситуации, когда требовалось надёжное укрытие.
Лучи опускающегося солнца не позлащали мех уходящего Полада, как раньше. Теперь он белёсо отливал серебром седины. Молодой питомец брёл неуверенно, точно до конца не мог поверить, что снова идёт по тверди спины Рода, которую уже не чаял ощутить под ногами. Правой ладонью он сжимал левую руку выше локтя – столкновение со склоном хребта едва не сломало её.
Если бы гряду слагал не относительно мягкий костный массив, частично покрытый толстой шкурой, - а камень, как на твердотельных планетах, то удар такой силы сломал бы бедняге не только плечевую кость, но и шею. Да и из Леонтия наверняка бы вышиб дух.
Бесспорно, свой благотворный вклад в то, что они выжили, и ещё так легко отделались при падении на склон, внесла здешняя сила тяготения. На столь большой высоте, таком удалении от центра-ядра газового гиганта, гравитация была ниже, чем на Земле. Леонтий (как и все остальные) весил здесь меньше, чем там. Да и Род, с его огромнейшей массой, мог так легко парить в небе отчасти благодаря здешнему тяготению, уступавшему земному стандарту. При земной силе тяжести летать в этих высотах ему было бы затруднительно, даже при наличии великанских крыльев и громадных пузырей с водородом...
Полад ушёл, а Леонтий устроился за обломком костяной мачты, недалеко от подножия хребтовой гряды. Эту «мачту» обломало одно из щупалец Тати. Более чем двух третей мачты - напоминавшей ребристый, немного изогнутый тупой бивень сорокаметровой высоты, не стало: верхняя часть её обломилась и канула в бездну, когда Род перевернулся под нажимом врага спиною вверх. Но всё же оставшийся выступ-обломок был достаточно велик, чтобы защитить от неслабого ветра, а главное – от ненужного внимания окрестных обитателей, могущих представлять опасность. Ибо не было у них с Поладом больше ни копий, ни даже хилых луков для защиты: когда Род перевернулся, всё оружие тоже попадало в небесную пропасть. Всё, что осталось у Леонтия и его друга - один костяной нож на двоих. Да и тот сейчас был у ушедшего питомца.
Леонтий ждал, погрузившись в невесёлые размышления. Почему-то он совсем не верил, что Поладу удастся разыскать ещё хоть одного уцелевшего.
«Но если он всё же найдёт кого-то, кто серьёзно ранен? – думал он. – Как мы сможем помочь ему – или им? Все походные припасы утеряны, включая бинты из шкур, и нас всего двое. Я не ходок, да и Полад не в лучшей форме. Самим бы как-то суметь добраться до Обиталища!»
На мгновение у него мелькнула надежда, что их смогут найти. Что, если отряд не вернётся до заката, кто-нибудь отправится на их поиски. Но надежда угасла так же быстро, как и появилась.
«Нет, - продолжал размышлять Бардин, отметая все глупые иллюзии. – Никто не отважится покинуть Обиталище сейчас, после «битвы Родов» и её последствий. Никому, наверное, и в голову не придёт, что хоть один из ушедших на Страду товарищей мог уцелеть в таком бедствии! Хорошо ещё, если в самом убежище обошлось без жертв... Тем более, сегодня на промысел отправились двадцать питомцев, не считая меня. Слишком большая группа, чтобы рисковать ещё хоть кем-то!»
- Да и вечер «при дверях», - пробормотал он вслух, зачем-то разговаривая сам с собой, как будто душевнобольной. - Температура падает. И ветер всё усиливается, наверно будет буря... Так что поиски «братья» организуют только завтра поутру, и не раньше. И это если повезёт с погодой, да ещё отыщутся такие простаки, которые верят, что Радетель бессмертен... Вот только смысла в завтрашних поисках, боюсь, уже не будет - если сегодня мы не выкрутимся сами.
И ещё он подумал: ежели и нашлись бы смельчаки, готовые нарушить закон выживания и отправиться на поиски, ведомые призрачной надеждой, им было бы непросто разыскать двоих выживших счастливцев на просторах Рода, среди спинных курганов, равнин, морщин и зарослей щетины!
Итак, чтобы выжить, он и Полад могли полагаться только на себя.
Впрочем, у Леонтия созрел план. Но чтобы воплотить его в жизнь, требовалось дождаться возвращения его друга.

*     *     *

Полад вернулся довольно скоро. Один.
Он не нашёл никого - ни живых, ни мёртвых. Притом что он тщательно обыскал не только всю коралловую ложбину, но и её окрестности.
Кроме него и Леонтия, сражение воздушных титанов погубило всех.
- ...Понятно, – по одному угрюмому виду питомца Леонтий понял, что к чему, и прервал на полуслове объяснения друга. – Что ж, поминальная молитва состоится позже. А пока... Времени у нас мало. Ты сейчас отправишься в Обиталище. Один, без меня. Ты расскажешь, что случилось, потом возьмёшь ещё троих, носилки, и с ними вы быстро вернётесь сюда. Я буду ждать здесь.
- Но как же я оставлю вас, Радетель? – воскликнул опешивший Полад. – Я не...
- Это не обсуждается, - строго перебил Бардин. – С такой ногой, хм... точнее, без ноги, я и с твоей помощью не смогу добраться домой до глубокой ночи. Уже вечереет, а впереди больше четырёх миль пути!
Он вдруг вспомнил, что и Полад, и другие питомцы имеют смутное представление о мерах расстояния, принятых у землян, и уточнил:
- То есть мы не прошли и половины пути до Обиталища от места сегодняшней охоты.
- Да, идти далеко, - Полад кивнул. – Но если я сделаю так, как вы велите, это не поможет. Я побегу в Обиталище... Вернусь потом с носилками и друзьями... Потом мы понесём вас, пойдём медленно... Это так много времени... Нет, Радетель. Простите меня великодушно. Но если по-вашему сделать, то мы тоже не успеем все вместе воротиться до ночи... Не успеем никак.
«А ведь он прав, - подумал Леонтий, глянув в небо, где солнце опустилось уже низко и начало тускнеть по мере того, как приближалось к условному горизонту неба, - ниже которого должно было окончательно померкнуть, «утонуть в воздушной пучине», скрыться за толщей атмосферы газовой планеты. - Битва длилась долго, и мы пробыли без чувств не меньший срок. Ещё и поиски выживших отняли время!»
- Мы отправимся вдвоём, - решительно предложил Полад. – Пусть ночной хлад в пути застигнет нас, и мороз высосет наше тепло и скуёт жилы, боги помогут нам дойти в живости! Если так потребно, я понесу вас, Радетель! Мы перемогли эту страшную Страду, и мы переможем путь грядущий.
- Храбрые и красивые слова, мой друг, - улыбнулся Леонтий. – И искренние. Но я боюсь, что ты ошибаешься. Тащить меня на спине очень далеко. Гораздо легче сказать, чем сделать. Если и доберёмся, то позже полуночи. Тогда мороз станет смертельной стужей, и входная перепонка не откроется. Мы замёрзнем насмерть.
- Значит, вместе замёрзнем, - упрямо стоял на своём Полад. – Но пока есть жизнь, живёт и надежда! Выхода другого нет. Каждое праздное слово забирает время от жизни, а миг нам каждый драгоценен!
- Тогда пойдём к Рогатому кургану, - сказал Бардин. – Там находится ближайшая ноздря Рода. Если повезёт, в ней можно переждать ночь и холод.
- Да, Кривая ноздря, - поразмыслив мгновение, Полад несогласно качнул головой. – Но Рогатый курган не по пути к дому. Если мы к нему пойдём, мы к Обиталищу не приблизимся, а станем удаляться только. И ноздря – плохое укрытие на ночь. Там опасно очень. Никто и никогда ещё не спускался в ноздрю Рода. Погибнем мы там, чую я.
- У нас нет выбора, Полад. Значит, погибать нам в любом случае. Но курган относительно недалеко. Пока будем идти к нему, может, набредём на какое-то укрытие получше.
- Радетель, в этих местах негде укрыться, если...
- Хватит разговоров, - Леонтий вскинул руку, пресекая дальнейший спор. – Ничего лучше не придумается. Всё, решено, идём к Рогатому кургану. Но сначала придётся нам снова навестить ложбину с кораллами – мне надо разжиться чем-нибудь вроде костыля... Помоги-ка мне встать, Полад.

*     *     *

Идти Леонтий больше не смог, даже с помощью Полада, и молодому питомцу пришлось дотащить его на себе до потрёпанной «рощи» псевдо-кораллов. Шёл он медленно, покачиваясь под весом землянина, и стало окончательно понятно, что возвращение к Обиталищу сегодня для них невозможно. Ноздря Рода была слабым, но единственным их шансом пережить грядущую ночь.
Они отломили часть стебля псевдо коралла, и тот кое-как сгодился в качестве палки-костыля. Леонтий опёрся на дубину правой рукой, а под левую руку его подхватил Полад.
Теперь, при помощи палки, они пошли быстрее. Но к этому времени солнце уже пересекло горизонталь, и путники видели только верхнюю часть его над спиной Рода. Солнце утратило былую яркость, алый огонь его сияния померк, сменившись багряным светом кровавого оттенка. Опускаясь, с каждым мгновением оно всё больше пропадало из вида, заслоняемое телом воздушного колосса, и живой бугристый пейзаж вокруг погружался в тень.
Становилось всё холоднее. Воздушный массив ещё сохранял накопленное за день тепло, но постепенно отдавал его космосу и нижним слоям атмосферы. По мере того, как убывал свет, лик-полумесяц планеты Земшар, уходившей в тень Воздушного мира, светил всё ярче. Леонтию чудилось, что от него ощутимо веет холодом...
И ветер тоже крепчал. Он дул теперь непрерывно, и при этом бил прямо в лица бредущих с трудом путников, словно старался ещё больше задержать их. Ветер мчал по небу нескончаемые вереницы длинных фиолетовых облаков, а вечер множил звёздные огни. Однако вскоре звёзды померкли в струящейся мутной пелене, поднятой ветрами из глубин. Видимость резко ухудшилась, как при пыльной буре, но в воздухе вместо пыли стали ощущаться горькие, едкие примеси ядовитых газов.
- Будет Ядовитая буря! – закашлявшись, выдавил Леонтий. – Мы, похоже, вовремя!
- Да, мы почти пришли, - сказал, отдуваясь, Полад; он изрядно устал, помогая Радетелю идти. – Вон он, курган Рогатый...
Впереди в отдалении виднелась возвышенность, отороченная заострёнными костяными выростами, похожими на рога. Из-за этого она и получила название.
«Хорошо, что я не польстился на уговоры Полада отправиться к Обиталищу, - подумал Леонтий, глядя на небо, погрузившееся в тусклое туманное зарево малинового оттенка, которое рассекали тёмные полосы туч. – Тогда бы нам пришёл конец ещё на полпути!»
Когда они приблизились к кургану, обоих уже колотил жестокий озноб, а зубы стучали. Дневной зной сменялся стужей наступавшей ненастной ночи.
Всё обозримое пространство застил багровый сумрак, и в нём, на фоне померкшего неба, с трудом различался силуэт старого радиомаяка с куцым обломком антенны, возвышавшегося на высоком костяном «холме» прямо за Рогатым курганом. Это была та самая аварийная станция связи первых колонистов-неудачников, которая десятилетиями по земному летоисчислению посылала в космос сигналы с призывом о помощи. Именно она когда-то завлекла Леонтия и Ивана сюда, в этот мир...
Маяк, врезанный в голую костяную верхушку органического холма, неплохо сохранился. Но с той давней поры, когда передача сигналов прекратилась, и он стал лишь грудой бесполезной аппаратуры, Леонтий с питомцами частично разобрали его на всякие материалы. Металл, пластик, защитный кожух и всё остальное, что могло быть хоть как-то использовано в хозяйстве жителей Рода, пошло в дело.
Но и поныне руина радиомаяка всегда останавливала взгляд землянина, когда ему по воле случая доводилось оказываться в этих местах. Полуразрушенная станция связи стала памятником, напоминавшим ему о Родине и прошлом, о совершенно другой жизни. Она скорбно высилась на гипертрофированном костяном бугре, точно горестный символ несбывшихся надежд...
Но сейчас Леонтию было не до того, чтобы вспоминать прошлое. Холод гнал его и Полада вперёд – туда, где поодаль от Рогатого кургана шумно сопела, выдыхая и вдыхая воздух, огромная ноздря Рода.
Вообще-то ноздрей у этого существа было порядка сорока. Располагались они в разных местах его спины, а особенно большие - по бокам туловища. Ноздря, что находилась здесь, была сравнительно небольшой, около пяти метров в поперечнике. Её края оторачивали густые пучки щетины. Через неравные, но довольно продолжительные промежутки времени ноздря сжималась, втягивая воздух внутрь тела Рода, а затем резко расширялась, с громким, резким фукающим звуком выбрасывая массы отработанных огромным организмом газов. Часто вместе с выдохами наружу вылетали обильные брызги слизи.
Полад и Леонтий остановились поблизости от шумно дышащей влажной ямы. Прежде, в хорошую погоду, им уже случалось из любопытства заглядывать туда. В отличие от многих других ноздрей Рода, эта не была строго вертикальной, и была немного деформирована и внутри, и снаружи. В этом месте пролегал ровный глубокий рубец, рассекавший плоть и наружный край ноздри. Рубец был длиной больше десятка метров, а в глубину превышал полтора метра. Там, где он разрезал край дыхательного «колодца», из его внутренней стенки были выворочены хрящи. Один из них - широкий, иззубренный хрящевой выступ почти горизонтальной протяжённости, располагался относительно неглубоко. В случае удачи до него можно было добраться со дна рубца, спустившись по наклонной стенке ноздри, не провалившись вниз. По прикидкам Леонтия, выступ был достаточно широк, чтобы на нём можно было удержаться вдвоём – опять же, если повезёт.
Из-за рассекавшего её рубца эту ноздрю так и назвали – Кривая. Именно в ней человек и гуманоид Рода надеялись найти укрытие на эту ночь.
Прежде, наведываясь к маяку, Леонтий гадал, откуда взялся этот рубец. Но теперь почти не сомневался, что это старый шрам, оставленный другим парящим гигантом. И в самом деле – очень давно, ещё до того, как Род стал пристанищем неудавшихся колонистов, он сразился ещё с одним своим врагом-собратом, которого тоже одолел, как сегодня Тать...
Чёрные тучи стремительно застили уже почти всё небо, в отдалении их начали пронизывать гигантские, ослепительно-белые, ветвистые молнии. Дождя пока что не было, но от оглушительных раскатов грома закладывало уши.
Задыхаясь и шатаясь от ударов крепчающего ветра, с трудом преодолевая его напор, друзья спустились по краю рубца, рассекавшего плоть Рода, на его дно. Шрам был достаточно глубок, чтобы отчасти защитить их от ветра, но медлить всё же не стоило – буря быстро набирала силу. Да и холод всё усиливался. Леонтий чувствовал, как его кожа от мороза теряет чувствительность.
- Воздушный мир не терпит долгого покоя, - бормотал Полад, но Леонтий не слышал его за гулом ветра и устрашающими раскатами грома. – Расплата бывает всегда...
От ядовитых газов, поднятых из глубин и несомых ветрами, мучительно резало глаза и першило в горле. Начала болеть голова. Нынешний ураган зародился в недрах и был насыщен вредоносными химическими соединениями.
Они остановились рядом с дырой, и Полад аккуратно опустил Радетеля на землю. Питомец дождался, когда закончится затяжной выдох, и во время длительной паузы, предшествующей очередному вдоху, глянул вниз.
- Я первый, Радетель! - почти прокричал он, перекрикивая рёв ветра. – А потом помогу вам!
Гром всё равно заглушил бы его слова, поэтому Леонтий просто кивнул.
По прошествии где-то полминуты ноздря немного сжалась, когда Род совершил вдох. И сразу после этого Полад начал спуск. Леонтий подполз к самому краю ноздри и заглянул в неё.
Внутренняя полость ноздри представляла собой широкий жёлоб округлого сечения, чья кольцевая стенка состояла из влажной красноватой плоти. Он тянулся вниз и терялся в кромешной темноте. Из его глубины тянуло отвратительным гнилостным запахом.
Полад спускался осторожно, но при этом так быстро, как только мог. Леонтий удивился, как ловко ему даётся это нисхождение; впору было подумать, что он раньше практиковался лазить по ноздрям Рода! Хотя, конечно же, его прыть и отчаянная отвага диктовались безвыходностью ситуации и стрессом от сознания того, что смерть близка. Ведь задержись они ещё хоть ненадолго снаружи – то либо замёрзнут насмерть, либо слетят со спины Рода, подхваченные ураганом.
Широкий выступ хрящевого «карниза» находился метрах в пяти ниже отверстия ноздри. Не слишком низко, чтобы туда невозможно было спуститься, и не слишком близко к поверхности спины, - что позволяло надеяться переждать там ночную стужу и не замёрзнуть. Горячее дыхание Рода будет обогревать их, и даст продержаться до восхода солнца. Главное, чтобы буря не затянулась на несколько дней, как бывало нередко...
Внезапно плотный поток тёплого удушливого воздуха ударил Леонтию в лицо и с силой оттолкнул его назад. Вместе со смрадом мощного выдоха ему в нос и глаза угодили мириады мельчайших брызг слизи. Он отшатнулся и принялся утирать лицо обрывком рукава из ветхих лохмотьев, бывших когда-то прочнейшей тканью бронированного скафандра.
- ...Радетель, спускайтесь! – донёсся до него ослабленный шумом ненастья голос Полада. 
- Иду! - крикнул в ответ Леонтий и медленно, ползком, стал спускаться точно по тому же «маршруту», что и Полад.
«Будь что будет... – подумал он. – В случае чего, мне уже, по большому счёту, всё равно... Хотя обидно будет умереть не на свежем воздухе, а в смрадной «носоглотке» гигантской небесной каракатицы!..»
Там, где рубец рассёк край дыхательного отверстия, спуск был достаточно пологим, и он без особых трудностей достиг того места, где живой колодец уходил вниз более круто.
Он не мог пользоваться своей правой ногой, и уже почти не ощущал её. Парализованная конечность превратилась в лишнюю тяжесть и помеху. Но Леонтий внимательно проследил за тем, как спускался Полад, и теперь старался действовать в точности как он. Даже то, что у него осталась одна дееспособная нога, не слишком ему мешало: главное, было за что хвататься руками. Внутренняя поверхность дыхательного пути была влажной и скользкой, но повсюду сквозь плоть торчали осколки хрящей, раздробленных и вывернутых наружу, когда противник Рода нанёс ему рану-рубец. В придачу ноздря изобиловала шершавыми наростами, похожими на бородавки; за них тоже можно было держаться. А Полад, стоявший на спасительном хрящевом «карнизе», снизу подсказывал, где найти опору получше. Кроме того, вверху часто сверкали молнии, и в их свете Леонтий сам мог видеть, за что ухватиться и куда поставить ногу... Однако вспышки слепящего света мощных электрических разрядов не могли осветить до дна тёмный колодец, тянувшийся вниз на большую глубину.
Леонтий спускался очень медленно и осторожно. Сверху, при вдохах Рода, его то и дело обдавали потоки леденящего воздуха с примесью едких газов, а снизу, во время выдохов – приятно тёплые, но насыщенные смрадом внутренностей.
Во время каждого могучего вдоха Леонтий замирал и плотно прижимался к влажной стенке ноздри, чтобы его не скинуло вниз, и старался не обращать внимания на потёки слизи, стекавшие при этом по его коже. Упругие потоки выдохов, напротив, помогали ему, поддерживая снизу и облегчая спуск. Как только тёплый воздушный поток снизу стихал, Бардин принимался медленно считать до двадцати, чтобы не быть застигнутым врасплох новым вдохом. Примерно такой промежуток, больше полминуты, сохранялся между каждым втягиванием и выпусканием воздуха.
- Сидеть здесь будет довольно гаденько, - чтобы успокоиться, Леонтий рассуждал вслух, но почти не слышал себя - гром грохотал с такой силой, будто над головой рвались снаряды старинных орудий-гаубиц, которые он когда-то видывал в музее на Земле. – Ноздря – она и в Воздушном мире ноздря. Сидеть в ней – то ещё «удовольствие»! Ну да ладно. Это издержки, плата за возможность выжить.
Ещё некоторое время назад Род начал снижение в попытке скрыться от бури и молний. Нередко он опускался рывками, и тогда Леонтию приходилось подолгу останавливаться и ждать, изо всех сил вцепившись во всё, что было под рукой, когда тряска стихнет.
Один раз он едва не сорвался. Это случилось, когда огромная молния ударила в спину Рода.
Гигант взвыл так, что его голос на мгновение перекрыл даже рёв бури, резко покачнулся, накренился и прянул вниз. Леонтий успел ещё сильнее вцепиться в две большие бородавки, но его «единственная» нога соскользнула с ненадёжного скользкого выступа плоти. Он непременно упал бы вниз, если б в этот самый миг не последовал мощный, натужный выдох испытавшего сильную боль Рода. Душный поток воздуха ударил снизу и поддержал его навесу. Этого краткого времени едва хватило, чтобы Леонтий сумел вновь нащупать опору...
Этот спуск длиною в пять с лишним метров показался Леонтию самым долгим и трудным делом в его жизни. Он ощущал себя сродни скалолазу, спускающемуся с обледеневшей, скользкой горы без страховки. Разве что вместо холодного ледника его руки и ноги скользили по тёплой слизистой стенке дыхательного жёлоба внеземного великанского летуна... Но он всё же осилил этот путь. Последние полтора метра ему активно помогал Полад – уже не подсказками, а делом: рискуя сам сорваться с осклизлого хрящевого выступа, питомец поддерживал Радетеля снизу ладонью вытянутой руки, пока тот тоже не встал на естественный «карниз».
Места для обоих хватало с трудом, но кое-как они смогли разместиться на выступе. Бардин, неспособный стоять, устроился сидя, но Поладу места для сидения уже не хватило. Всю ночь ему предстояло провести на ногах, держась за хрящи, выступавшие из стенки на уровне его головы.
Началось долгое, томительное ожидание. Сквозь отверстие вверху они видели чёрное небо ненастной ночи, в котором вспышки электрических разрядов освещали гигантские круговороты тёмных туч. В свете молний и зарниц блестели капли дождя, изобильно падавшие сверху.
Друзьям сопутствовала удача: из-за ливня верхний «клапан» ноздри сжался, оставив лишь щель – во время дождей Род частично прикрывал все спинные дыхательные пути, чтобы в них попадало как можно меньше воды. Отверстие над их головами расширялось лишь тогда, когда следовал выдох, после чего сжималось опять, препятствуя доступу внутрь воды и выхолаживанию живого колодца. Конечно, ледяные капли всё равно обильно залетали внутрь, обдавая Леонтия и Полада, отчего они чувствовали себя не лучшим образом. Но они терпели, понимая, что могло быть хуже.
Опять же, защищаясь от ливня и ночного холода, Род вдыхал морозный воздух значительно реже, чем обычно. А жаркие выдохи согревали его питомца и землянина. Стенка ноздри тоже дышала теплом - всё-таки температура тела Рода была гораздо выше, чем у человека.
Однако выдохи несли такой смрад, что часто приходилось задерживать дыхание...
Оба боялись, что Род, спасаясь от ненастья, спустится в нижние слои атмосферы, и тогда ядовитые газы погубят их. Но этого, к счастью, не произошло. Хоть и начался ливень, грозовой фронт прошёл стороной, так что Роду не пришлось спускаться глубоко в атмосферу, где воздух был негоден для дыхания людей.
Хотя необычное убежище дало им защиту от мороза, температура в разгар ночи упала очень сильно, и Радетель с питомцем сильно замёрзли. Прижимаясь к тёплой живой стенке ноздри в попытках согреться, они следили друг за другом, чтобы никто из них не уснул, и даже на мгновение не задремал. Особенно тяжело пришлось Поладу – ведь он всю ночь провёл на ногах, лишь иногда опускаясь на корточки, чтобы размять затёкшие ноги.
Оба ужасно устали. Но если бы сон сморил их, это означало падение с узкого хрящевого выступа. И дабы не дать заснуть ни себе, ни своему товарищу, скоротать время, а также хоть как-то отрешиться от тягот и тревог, Леонтий рассказывал Поладу истории о Земле и про свою жизнь на ней. Это помогло. Тем более что питомец был хорошим, любознательным слушателем. Он жадно внимал всему, что касалось чудесной и загадочной «Планеты Тверди».
А Леонтий, повествуя о своей жизни на Земле, безмерно завидовал её людям, которым Господь даровал возможность иметь под ногами почву, настоящую планетарную поверхность. Вечную твердь... Он теперь лучше, чем кто бы то ни было, понимал, какая эта благодать – просто ходить по земле. Это счастье, которого люди, погруженные в свои великие и мелочные заботы, не то что не ценили, но часто даже и не осознавали вовсе!
Когда-то Земля постоянно являлась ему во снах. Но с течением времени это случалось всё реже. Ныне же грёзы о родине окончательно остались в прошлом. Вместо них Леонтий начал видеть кошмары о своей гибели в бездне Воздушного мира. Но чаще всего его сны были черны, как небытие. Видимо, мозг отключал все видения, даруя измученной душе временный покой...
Полночи вверху ревела буря; но затем она стала быстро стихать. И незадолго до рассвета небо частично очистилось от облаков, открывая взорам звёзды и луны. Затем оно посветлело, и сквозь просвет наверху начало сочиться бледное розовое зарево. Солнце «родилось», проявилось в глубине неба, и теперь ждать наступления света и тепла оставалось недолго.
Начинался новый день-лето.

*     *     *

Утро выдалось более-менее погожим. Это было видно даже при взгляде из ноздри Рода.
Они не стали дожидаться, когда рассветёт окончательно, и решили поскорее покинуть своё необычное укрытие. Совершить восхождение первым надлежало Поладу. Затем он должен был помочь подняться Леонтию – подать ему руку и вытянуть наверх.
Оба понимали, что подъём предстоит ещё более трудный, чем был до этого спуск. Поэтому Леонтий придумал план, как облегчить его для них обоих.
Полад начал подниматься. Он карабкался вверх по морщинам и осклизлым хрящам наклонной стенки только во время выдохов, когда воздушный поток помогал ему, подталкивал снизу, почти поддерживая навесу. Во время длительных промежутков-«затиший», и уж конечно во время вдохов, он прекращал движение и прижимался к стенке, а заодно придирчиво высматривал, за что ухватиться и куда лучше поставить ногу.
Стратегия оправдала себя. Полад поднимался очень медленно, но зато без особых усилий выбрался наружу. Потом он заглянул вниз, чтобы следить, как будет подниматься Радетель.
Леонтий приготовился повторить «подвиг» питомца.
Но когда он поднялся на полтора метра над хрящевым выступом, Род внезапно покачнулся. Неизвестно, что стало тому причиной. Возможно, гигант просто охотился, и решил резко изменить курс, чтоб настичь кого-то, кого он посчитал потенциальной добычей; а может, и не поэтому. Так или иначе, от толчка пальцы Леонтия соскользнули с осклизлого выступа.
Он упал вниз.
Живой туннель плавно изгибался, и Леонтий, пролетев несколько метров, заскользил по гладкой стенке дыхательного пути огромного существа. Стремительно съезжая всё дальше вниз, он слышал несущийся сверху отчаянный крик Полада, пока тот не стих в отдалении. Правая нога окончательно потеряла чувствительность; да и вообще вся нижняя часть тела начала отниматься, отмирать – ядовитый флюид Паразита действовал медленно, но неотвратимо. Так что ни боли в изувеченной ноге, ни её саму во время этого хаотичного скольжения-падения он не чувствовал.
Леонтий думал, что ему пришёл конец. Что сейчас он провалится во внутренние органы Рода – бронхи, лёгкие, пищевод... или что там находилось внизу. Но вдруг живой жёлоб под ним начал закругляться, скольжение замедлилось. Подвижной ногой и ладонями раскинутых рук Бардин отчаянно пытался остановить его совсем. Не сразу, но это ему удалось.
Его окружила полная темнота. Кромешная тьма, неимоверная духота и тошнотворная вонь, напомнившая Леонтию смрад гниющего мяса. Потоки выдыхаемого воздуха накатывались на него, но не приносили ни малейшего облегчения.
Стенка дыхательного жёлоба под ним находилась под наклоном, но на этой глубине тот стал достаточно пологим, чтобы удерживаться, не соскальзывая дальше вниз.
Землянин лежал на чём-то мягком, мокром, морщинистом и пульсирующем; сначала он даже подумал, что это какое-то живое существо. Но потом, бегло ощупав сие нечто, убедился, что это вовсе не тварь, а живая ткань, напоминающая мягкое нёбо у человека.
На этот раз у него не было никакого плана. Скорее, сработала интуиция, которая мгновенно навела на мысль.
Медлить нельзя было ни мгновения. Если и существовал шанс выпутаться из этой скверной истории, то только лишь этот...
К великой удаче Леонтия, во время падения ему посчастливилось не лишиться ножа, чей чехол из кожи был привязан к поясу. Его собственный, стальной нож был сломан вчера, во время боя с искалечившим его Паразитом. Но перед тем как начать вылезать из ноздри на поверхность спины, Полад по просьбе Леонтия дал ему свой, костяной нож.
«Мало ли что, - сказал ему землянин. – Ты-то здоров. Чтобы выбраться наверх, нож тебе без надобности. А у меня уже и здоровая нога начинает сбоить от проклятого яда... Жаль, конечно, делать больно Роду, но может статься, мне придётся раз-другой вонзить нож, чтоб удержаться на этой скользкой стенке...»
Леонтий вырвал нож из чехла и несильно, но с нажимом провёл остриём лезвия по мягкой слизистой плоти, на которой лежал.
Случилось то, чего он и ожидал – замкнутая закруглённая стенка дыхательного жёлоба всколыхнулась под ним, задрожала.
Он принялся вновь и вновь язвить податливую плоть, оставляя на ней ножом длинные царапины; стараясь, впрочем, не слишком сильно ранить мягкие чувствительные покровы.
Ничего нельзя было видеть в кромешной темноте, но он почувствовал, как весь извилистый жёлоб вокруг него пришёл в движение, начал спазматически сокращаться. Пару раз Леонтия с силой подбросило. Торопливо, на ощупь он убрал нож обратно в чехол, при очередном толчке порезав себе руку.
И тут же мощнейший поток горячего смрадного воздуха из чрева Рода вознёс землянина вверх по проходу, как смерч, и вместе с целым фонтаном слизи вышвырнул его, точно жалкую букашку, прочь из ноздри титана.
Выхлоп оказался настолько силён, что выбросил Леонтия на несколько метров над зевом огромной ноздри, будто из жерла вулкана. Он упал на землю неподалёку и по инерции покатился по спине Рода. Жестокое падение вышибло из него сознание...
Но всё вышло так, как он и задумал.
Род чихнул и извергнул крошку-человека из своего нутра.







 
Глава 9. Воздушный отлив

Леонтий не приходил в сознание так долго, что Полад, глубоко потрясённый тем, что случилось с Радетелем, начал бояться, что он умрёт. И был несказанно рад, когда землянин открыл глаза и заговорил с ним.
«Зря ты так радуешься, - вяло улыбаясь, думал Бардин, терпеливо и благодарно пережидая поток радостных словоизлияний. – Ещё день два – и для всех вас настанет повод скорбеть, когда я умру. Но хотя бы умру не такой унизительной смертью, как та, что предлагала мне судьба!»
- Когда я провалился внутрь его носового прохода, Род выдохнул меня вместе с чихом, - не вдаваясь в подробности, объяснил он в ответ на вопрос Полада. – Стоило лишь «пощекотать» дно его ноздри ножом. Мне здорово повезло.
Полад одной рукой обнял Леонтия за плечи и помог ему осторожно подняться и сесть, второй рукой тщетно стараясь оттереть засохшую слизь, которой был обильно перепачкан его собственный мех во время пребывания в ноздре Рода. Впрочем, и Леонтий был тоже не в лучшем виде. Его левая рука неслабо пострадала при падении, - налицо был сильный вывих. Вообще всё тело болело от ушибов; Леонтий подозревал, что у него сломана, по меньшей мере, пара рёбер. Но он понимал, что ещё счастливо отделался.
Было раннее утро. Солнце находилось низко и ещё не успело толком прогреть воздух, но холод уже вполне можно было терпеть. Средь туч зияли обширные прорехи кристально-чистого неба, усеянного ярким крапом утренних звёзд. Теперь это была переменная облачность, в данный момент не обещавшая дождя или ненастья. Но погода могла измениться с разительной быстротой.
Медленные, булькающие посвисты раздавались вокруг. Это с наступлением утра подавали голоса птеродонты – небольшие летающие твари, похожие на пупырчатых, многоногих паукообразных ящериц причудливого облика. Каждая из них имела по широкому одинарному крылу-«плащу», окружавшему тело подобно кожистому куполу, который вздымался и опускался, обеспечивая существу подъёмную силу.
Птеродонты были вестниками зари Воздушного мира - подобно петухам на далёкой Земле, которые тоже встречали утро...
- Спасибо за нож, - Леонтий протянул костяное оружие Поладу. – Он спас меня.
- Себе оставьте его, Радетель, - тряхнул головой питомец. – Раз он спас вас, то этот нож зачарован самими богами. Он приносит спасение и удачу, и должен принадлежать вам!
- Меня спасли не боги, а мои опыт и смекалка, - устало возразил Бардин. – Да ещё удача – ведь если бы я не попросил у тебя этот нож, то гнить бы мне во чреве Рода до конца.
- Всё едино, - заупрямился Полад. – Значит, ум ваш непревзойдён, и боги Воздушного мира покровительствуют вам!
- Ладно, пусть так, - Леонтий не стал спорить. – Договоримся так: оставь мне этот нож, а сам беги в Обиталище. Возвращаемся ко вчерашнему плану. Ты приводишь помощь, и вместе с помощниками вы доставляете меня домой – на руках или на носилках.
Лицо Полада отражало такое сомнение, что Леонтий засмеялся.
- Не тревожься, друг мой. Ступай. Сейчас день, и замёрзнуть я не рискую. А я посижу тут... Ну? И чего ты ждёшь? Раньше пойдёшь – раньше вернёшься.
- Но вас может застать буря, - воспротивился Полад. – И ещё много чего. Воздушный мир скуп на благости, но на беды богат!
- Ты же сам сказал, что боги Воздушного мира оберегают меня, - перебил его Леонтий. – И «волшебный» нож со мною останется. Так что бояться мне нечего, верно?
Полад в смятении теребил длинную прядь поседевшего меха за ухом, с болью разглядывая человеческую развалину, лежавшую, не в силах подняться на ноги, перед ним.
- Даже с ножом, богами благословлённым, вы слишком беспомощны, чтобы воздать отпор чудищам, - наконец, изрёк он. – И в движениях, Радетель, вы скованы изрядно. Если ветры опять придут в ярость, ни убежать вам, ни спрятаться.
- Вот ведь упрямец, - вздохнул Леонтий, и решил объясниться без обиняков: - Взгляни на меня, Полад. На мою ногу, на эти стигматы Паразита. Ты сам видишь, что я отравлен его ядом. Я уже не жилец! Мне осталось... мало. Какая разница, умру я сейчас или через два дня?.. Я знаю, что ты меня не бросишь. Поэтому иди за помощью – так будет быстрее.
Ничего не сказал на это Полад. Он молча развернулся и пошёл – но только не в сторону Обиталища, а к расселине-рубцу. Вернулся он со стеблем псевдо коралла, который Леонтий вчера бросил, когда начал спускаться в ноздрю. Импровизированный костыль валялся на дне глубокого шрама, закатившись в какую-то щель, и поэтому его не унесло ветрами бурной ночи.
- Вот, - сказал питомец, протягивая твёрдый стебель-палку Леонтию. – Это ваше, возьмите.
- Спасибо, - землянин взял «костыль». – Но зачем он мне, если ты сейчас отправляешься за подмогой?
- Мы отправляемся вместе, - хмуро поправил его Полад. – И не за подмогой – а домой.
- Как? – Леонтий несколько удивился. – Ты ослушаешься меня, или как?
- Я не оставлю вас, - веско изрёк Полад, избегая смотреть ему в глаза. – И повелению вашему вопреки. Если я брошу вас сейчас, в опасности, болезни и немощи, то... То пусть тогда моя сущность падёт в огонь Нижнего солнца вместе с телом - в день, когда среди живущих кончится моя Страда!
- Красиво излагаешь, - сдаваясь, признал Леонтий, пока Полад помогал ему подняться. – И жёстко. Такие аргументы крыть проблематично... Ладно, пусть будет по-твоему!
«Быть тебе вождём, - подумал он про молодого питомца. – Вернее, новым вождём людей Рода... Похоже, мой последний путь в Обиталище будет всё же не напрасным!»

*     *     *

Их долгий, медленный и довольно мучительный путь длиной в несколько миль прерывался многократно. Измождённому Поладу часто требовался отдых – поскольку Леонтий уже не смог идти даже при помощи опоры в виде стебля-палки, и питомцу пришлось нести его на себе, взвалив на спину, как мешок.
Во время всё более частых привалов Леонтий, уже без омерзения или страха, разглядывал свою чудовищно, противоестественно распухшую правую ногу, и гноящиеся стигматы, которые источали густую жёлтую жидкость. Ту самую гнусь, в которую постепенно превращал кровь яд Паразита. Состав крови в его венах пока не изменился настолько, чтобы убить его, но Леонтий чувствовал, что процесс губительной метаморфозы идёт всё быстрее, отравляя его организм.
Конечно, они оба проголодались, но не обращали внимания на голод. Главное, что вдоволь было воды – после ночного дождя в ложбинах спины Рода её собралось немало, и она ещё не успела высохнуть. Вода плохо пахла, горчила и имела гадкий привкус из-за растворённых в ней газов, и много её было не выпить, но друзья искренне радовались, что она вообще имеется. Вода на Роде была если и не роскошью, то всегда дефицитом. Её расходовали скупо, очень экономили, и во время жарких «засух» пили вместо неё зелёный сок статичных существ кафилов, живущих в Обиталище. Или цедили воду из «водяных орехов», что росли на псевдо кораллах снаружи...
Удалось путникам поживиться и кое-какой едой. Во время одной из остановок Полад изловил нескольких существ, которых питомцы называли охи. Эти безопасные и безобидные формы жизни, хоть и напоминали гипертрофированных стрекоз-скорпионов, были съедобны. И нежное белое мясо из их брюшков, и сок, заменявший им кровь, были вкусны и питательны. Полад сумел изловить семерых псевдострекоз, пока те ещё не проснулись окончательно, и в утреннем холоде не успели обрести свою обычную подвижность. Наверное, он мог бы поймать и больше, но скитальцы спешили попасть в Обиталище, и не стали надолго отвлекаться даже на такую нехитрую охоту.
Столь скудное количество мяса, тем более поделенное на двоих, не могло ни утолить, ни даже приглушить чувства голода. Но его хватило, чтобы придать Поладу и его спутнику немного сил.
Помимо привалов на отдых, случались и вынужденные остановки. В первый раз – когда они увидели летучего броненосца, бронированное летающее членистоногое весьма внушительных размеров.
Пришлось остановиться, залечь и ждать, пока броненосец не скроется из виду. Но он летел в их сторону, прямо на Леонтия и Полада.
Оба замерли неподвижно, вжимаясь в шкуру в надежде, что грозный хищник их не заметит. Однако зоркость броненосцев, чьи многочисленные глаза смотрели во все стороны сквозь щели в лёгком, но твердокаменном костяном панцире, была хорошо всем известна. К тому же этот их представитель летел достаточно высоко, чтобы обозревать окрестности на большом расстоянии от себя.
Если бы броненосец напал, то у скитальцев Рода не было бы шансов уцелеть – даже будь они полностью здоровы, полноценно вооружены, полны сил, и ещё под охраной всей своей общины! Но судьба снова смилостивилась над ними. Броненосец вдруг изменил направление полёта, и благополучно пролетел в стороне. Его летательные органы состояли из двух костяных пластин с тремя лопастями каждая. Расположены они были у концов удлинённого тела на спине, на вертикальных осевых придатках. Пластины с трескучим звуком и довольно высокой скоростью вращались в противоположные стороны, точно несущие винты вертолёта. Эти винты работали, не останавливаясь, на протяжении всей жизни броненосца, управляемые автономной нервной системой. Как остановка сердца для человека означает немедленную смерть, так неполадка с вращающимися крыльями для такого животного значила падение вглубь Воздушного мира – и тоже гибель. Броненосцы не могли даже ненадолго замедлить это вращение, чтобы приземлиться на спину Рода и передохнуть. Оттого и охотились эти существа всегда на лету... Длиннющие коленчатые ноги, составленные из нескольких твёрдых фаланг и способные пронзать добычу подобно пикам, шевелились, медленно сжимаясь и распрямляясь – словно это могло помочь объятому наружным скелетом хищнику лететь ещё быстрее.
На своих потенциальных жертв, землянина и шерстистого получеловека, к их удивлению, броненосец никак не среагировал, хоть и пронёсся довольно близко. То ли не приметил их, то ли просто не обратил внимания, уже успев набить своё объёмистое чрево добычей поменьше, которой немало было вокруг.
К великой удаче Леонтия и его подопечных, летающие броненосцы Воздушного мира встречались крайне редко. Несмотря на их огромную популяцию и уникальную живучесть, в этих широтах они массово гибли во время сильных бурь. Их обычным ареалом были приполярные области газовой планеты, где ветры были гораздо слабее. Иначе эти твари уже давно извели бы питомцев.
Да и сам заоблачный «дом», опять же того не зная, помогал своим разумным жильцам и в этом отношении тоже. Отчего-то Род питал к броненосцам особую, "личную" неприязнь, и потому редко упускал случай сократить их поголовье. Далеко не всегда колоссу удавалось изловить быстрых броненосцев, тем более столь малых в сравнении с ним самим. Но не единожды питомцы становились свидетелями того, как титаническое щупальце хватало зазевавшегося «костяного» монстра и расплющивало его всмятку, превращая твердейший панцирь в осколки, как яичную скорлупу. Или просто с ужасной силой припечатывало его к своей спине – подобно тому, как человек раздражённо давит овода...
Вскоре после несостоявшейся смертельной встречи с броненосцем двое путников увидели Паразита. Чёрный как смоль червеобразный «гад» прогрыз шкуру и показался на воздух менее чем в десятке метров от них.
Полад мгновенно остановился, как вкопанный, а затем, с Леонтием на спине, медленно попятился назад от гадкой твари, с гнусавыми стенаниями извивавшейся перед ними. Теперь этот враг, привычная добыча питомцев, был им не по силам.
- Вот незадача, - досадливо процедил Леонтий. – Когда идёт страда-охота, Паразитов порой и не найти. А когда они и подавно не нужны, то сами лезут едва не в руки!
- Так, Радетель, - почти шёпотом от волнения, подтвердил Полад. – Боги смеются над нами!
В этом Леонтий отчасти с ним согласился. Хотя Полад довольно своеобразно высказался о феномене, который на Земле в простонародье именовали законом подлости – нелогичным, ненаучным и несовместимым с теорией вероятности...
Но обошлось и на этот раз. Паразит вполне удовлетворился боязливым поведением людей и тем, с какой готовностью они отступили, избегая схватки с ним. Червь не охотился, и показался на «поверхности» Рода только затем, чтобы погреться на солнце. Но поскольку солнце скрылось за облаком, он недовольно пощёлкал жвалами и выразил своё возмущение серией омерзительных звуков, похожих одновременно на кряканье, шмыганье и хрюканье. После чего быстро втянулся обратно под шкуру и уполз куда-то вглубь толщи тела Рода по извилистому ходу, прогрызенному им же.
Ещё трижды Леонтий с Поладом останавливались, когда спина Рода вдруг сотрясалась: воздушный титан хлестал себя щупальцами. Он просто чесался, а заодно очищал шкуру от растительных существ, имевших свойство разрастаться на ней без регулярной очистки. В этом не было ничего необычного, так происходило каждый день. Два «небесных островитянина» могли не бояться того, что Род нечаянно прихлопнет их, ведь сейчас они находились вне досягаемости спинных щупалец. Но после ужасной битвы гигантов, забравшей жизни почти трети взрослых мужчин общины питомцев, а также последующих событий, нервы у обоих были на пределе.
Всякий раз, когда щупальце Рода обрушивалось на его спину, и живая твердь вибрировала под ногами, человек Земли и человек Воздушного мира невольно замирали и оглядывались в тревоге. В такие мгновения им казалось, что воздушный бой их носителя с чужаком ещё не окончен...

*     *     *

Они преодолели чуть больше половины пути от Кривой ноздри до Обиталища, когда Род угодил в обширный облачный фронт. Ветер нагнал тёмные тучи, и всё кругом погрузилось в беспросветное мглисто-серое марево облаков, из-за которого не стало видно ничего, кроме плывущей и клубившейся пелены. Вездесущая влажная муть и белёсые завитки плотного тумана оставляли на шкуре летучего колосса и коже Леонтия капли воды. Мех воина-охотника вскоре насквозь промок, отчего его обретённая в одночасье седина поблёкла, потемнела, и питомец стал напоминать прежнего Полада. Но набухшая от влаги густая шерсть отяжелела, мешая идти. Полад и без того очень устал, а теперь окончательно выбился из сил. Но он мужественно продолжал брести вперёд, волоча ноги и качаясь под весом Леонтия, - пока тот сам не велел остановиться.
- Всё, привал, - уже в который раз объявил он. – Ничего не видно, один туман. Отличный повод передохнуть.
- Я знаю дорогу, - тяжело дыша, откликнулся Полад. – Мы идём правильно. Нужно только держаться всё время прямо, никуда не сворачивать...
- Всё равно в таком мареве легко сбиться с пути, - резонно возразил Леонтий. - Или набрести на какую-нибудь одушевлённую пакость, что не побрезгует нами закусить. Кстати, если я правильно помню, где-то поблизости находится ещё одна ноздря Рода. Ещё провалимся туда ненароком!
- Не провалимся, - упрямился храбрый питомец; он ни за что не хотел выказывать перед Радетелем слабость и усталость. – Мы заранее услышим шум дыхания Рода, громко дышит он.
Впрочем, Полад тут же спохватился, что негоже так разговаривать с предводителем.
- Но правда на твоей стороне, - поспешил он добавить. – Заплутать риск реален! Но не видать пока, что нисходит тьма ненастная. Подождём, - может быть, распогодится. Наберёмся сил и положимся на богов добрую волю. И снова прав ты, Радетель. Зоркость твоего разума стремится вдаль. Она проникает сквозь самые тёмные покровы облаков, и я...
Леонтий похлопал его по плечу, деликатно пресекая дальнейшие восхваления.
- Ну ладно, хватит славословий. Давай, опускай меня, дружище. «В ногах правды нет» – как говаривали на Земле.
Они уселись рядом, вплотную друг к другу, спина к спине - чтобы хоть как-то согреться, уберечься от холода, царившего в мглистом «море» облаков. Глядя в противоположные стороны, ещё они рассчитывали «в четыре глаза» обеспечить круговой обзор, и вовремя заметить одушевлённую угрозу, которая могла явиться из клубящейся непроглядной пелены, поглотившей сверхгиганта Рода, как песчинку.
Но ни один, ни другой не питали уверенности, что в их нынешнем состоянии, и в придачу почти без оружия, они смогут справиться даже с малейшей опасностью Воздушного мира...
Пока ничего иного не оставалось, как только ждать и надеяться, что мутный облачный вал схлынет, рассеется, а не разразится смертельным ненастьем. В подвижном океане облаков, где уже ничего не стало видно и на расстоянии вытянутой руки, было бессмысленно искать укрытие, случись непогода. Впрочем, в здешних окрестностях они не нашли бы убежища и при ясном небе.
Род тоже чувствовал себя неуютно в густых скоплениях облачности. Не в большей степени, чем человекам, ему хотелось угодить в тёмный грозовой фронт с могучими ветрами, под огромные электрические плети молний, которые ещё прошедшей ночью изуверски "стегали" его спину, напоминая о себе жгучей болью новых ожогов... В стремлении покинуть облака он не раз резко разгонялся и менял направление полёта. Иногда он наклонялся и стремительно нырял вниз, чем доставлял большие неприятности Леонтию и Поладу, которые судорожно цеплялись за шкуру и пучки щетины, чтобы удержаться на месте.
Наконец, Род уверился в том, что его попытки вырваться в зону чистого неба обречены на неудачу. Осознав, что заблудился в нахлынувшем океане облаков, он угомонился, завис в воздухе и отдался на волю умеренных ветров. Матёрый, опытный парящий колосс-долгожитель решил дождаться, когда небо очистится само, и не метаться зря. По крайне мере, до той поры, пока не началась буря.
Усталость, угнетённое состояние духа и плывущая, овевающая их с Поладом зябкая серая мгла, умалившая видимость почти до нуля - всё это словно погрузило Леонтия в иное измерение, в мир безвременья... Чтобы хоть чем-то заняться, отвлечься от тягостного ожидания, он принялся обматывать ступню относительно здоровой, не покалеченной ноги полосами высушенной кожи. Обмотки, заменяющие ему обувь, на левой стопе прорвались, протёрлись, и жёсткая острая щетина Рода болезненно колола кожу, от чего не вполне защищали даже грубые "древние" мозоли. Леонтий размотал полоски кожи на правой ступне, всё равно потерявшей чувствительность из-за яда Паразита, и стал заматывать ими левую, как грубыми бинтами.
Что до Полада, он таких проблем не знал – ведь его стопы, как и у всех питомцев, были покрыты снизу костяными пластинами, сросшимися в сплошную поверхность и предохранявшими его ноги от повреждений при ходьбе.
Глаза Леонтия начали слипаться от усталости. Он держался, сколько мог, но потом всё же растянулся на шкуре Рода, положив руку под голову, и сказал Поладу, что должен поспать хоть немного.
- Почивай в покое, Радетель, - сказал ему Полад. – Я буду сторожить твой сон, сколько надобно. Нож удачи, зачарованный богами, не покинет моей длани. Я разбужу тебя, коль случится опасность.
- Ждать «сколько надобно» не нужно, - ответил Леонтий, засыпая. – Дай мне поспать немного, потом буди, - и мы выдвигаемся. День недолог. Если облака не рассеются, продолжим путь вслепую. Я готов положиться на твоё чутьё, дружище.
Полад что-то ответил, но землянин не запомнил, да и не услышал толком, что именно. Веки его смежились, и он провалился в сон, будто в бездну Воздушного мира...

*     *     *

- ...Радетель! – с трудом, словно откуда-то издалека, добрался до сознания голос Полада. – Просыпайтесь скорее!..
Бардин медленно открыл глаза, - но быстро сел, тряся головой, чтобы скорее отойти от тяжёлого сна. Как только он огляделся, в голове сразу прояснилось.
Леонтий ожидал увидеть, как вокруг клокочут, изрыгая молнии, тёмные тучи, которые вот-вот разразятся сильнейшим ливнем, чьи потоки захлестнут их с Поладом и повлекут прочь, чтобы вместе с водопадом низринуть обоих с края спины.
Был готов он и к тому, что их окружили сороконожки с кристаллическими панцирями, которые сейчас кинутся на них со всех сторон – как эти твари делали, устраивая засады на своих жертв, когда Род погружался в густые облака.
Или что Паразиты подобрались к ним незаметно, подкопались из-под шкуры, обрекая их на не менее жуткую смерть... Он был готов ко всему – кроме того, что увидел в действительности.
- Долго я спал? – спросил Леонтий своего спутника.
- Не слишком долго, Радетель, - откликнулся Полад. – Видите, только день перевалил за середину.
И Леонтий впрямь видел это. Видел солнце во всей силе его света – хотя когда он засыпал, казалось, что весь мир утонул в сплошных облаках.
Но сейчас вокруг Рода распростёрлось чистое солнечное небо. Красновато-розовое зарево выси, сияние планет и лун, и большое алое солнце – как в самые ясные дни Воздушного мира. И – ни одной тучи! Облачный фронт сгинул в одночасье, как муторное сновидение, как будто его и не было.
- Воздушный мир богат на чудеса! – подражая поэтической манере речи Полада, сказал Леонтий; чтобы быть услышанным, ему пришлось сильно повысить голос – невзирая на установившуюся ясную погоду, ветер был пугающе силён.
Леонтий удивился, почему такой шквалистый ветер не разбудил его, и пришлось это делать Поладу. Больной, отравленный, изувеченный и смертельно усталый, он уснул как убитый, и даже такая погода не смогла привести его в чувство.
«Странно, что я вообще проснулся!» - с тоской подумал он; на страшно распухшую, гниющую заживо ногу он старался больше не смотреть – по возможности.
- Боюсь, это и не чудо, Радетель, – Поладу тоже приходилось говорить громко, чтоб его голос преодолел шум ветра. – Это новое испытание, которое посылают нам боги.
- Верно, - зябко обхватив руками плечи, согласился Леонтий; уже в который раз он яро завидовал Поладу, покрытому согревающей шерстью! – Проклятый ветер! Но хоть пока не ураган. Будем надеяться, что стихнет. Небо-то прояснилось.
- Не в ветре дело, - не согласился Полад. - Даже урагану не под силу прогнать столько туч так быстро. Я боюсь, что начинается воздушный отлив.
- Ах, вот оно как...
- Тогда ветер скоро утратит силу, - с уверенностью, основанной на опыте, заявил питомец Рода. – И мы сможем идти.
- За приливом всегда следует отлив, - задумчиво произнёс землянин. – Справедливо как для водных океанов, так и для воздушных сред...
Полад не ошибся. Ветер начал стихать, пока не превратился в слабый ток прохладного воздуха. В небе бесследно растворились последние облачка, и в бледной красноте вышины ярче и отчётливее проступили дневные звёзды зенита.
На далёкой Земле приливы да отливы в океанах и морях обуславливались притяжением Луны. Атмосфера тоже подчинялась её гравитационному воздействию, хотя и не так очевидно. Ведь исконный спутник у планеты-праматери людей был один. А здесь, кроме семи лун, имелись ещё и два больших небесных тела – настоящие планеты. Все вместе они оказывали существенное влияние даже на такого межзвёздного гиганта, как Воздушный мир. Когда обе планеты и большинство лун собирались в одной области неба, их совместное тяготение несколько оттягивало его атмосферу «на себя». Результатом становились воздушные приливы и отливы. Сильнее всего они сказывались как раз в тех высотах, где парил Род.
У Леонтия заломило кости - как всегда бывало, когда атмосферное давление понижалось. В придачу к этому в ушах зародился звон, который постоянно нарастал: верный признак того, что с громадным оттоком воздуха давление не просто понижается, а падает.
Он жестоко закашлялся – и сплюнул кровью.
- Ладно, - сказал он устало. – Всё лучше, чем буря или облачная мгла!
- Увы, Радетель, - Полад вздохнул. - Не лучше. Сильный воздушный отлив смертелен для нас так же, как и страшный ураган. И то, и другое – две крайности, противоположности одной большой беды, которую несёт Вечное небо... А этот отлив, чует моё сердце, будет сильным!
- Тогда оставим философствования до лучшего времени, – предложил Леонтий. - Соберись, дружище. До Обиталища уже не так далеко!

*     *     *

Сколько ему хватило сил, накопленных за время длительного отдыха, Леонтий шёл отчасти сам, опираясь на плечо Полада и на коралловый «костыль», с которым он так и не расстался, и подпрыгивая на ещё действовавшей ноге.
Впрочем, сил ему хватило ненадолго. Он ковылял всё медленнее, мучительнее, и невольно заставлял тормозить и своего спутника-помощника. Воздушный отлив сказывался всё сильнее, усугубляя его травмы и недуги. Его терзали боли, одолевала тошнота.
Наконец, стебель-палка дала трещину, а затем и вовсе расселась надвое. Леонтий выронил её и безвольно повис, поддерживаемый Поладом.
Тогда питомец, корчась от натуги, снова взвалил его на спину и кое-как понёс. Но почти сразу и его ноги подкосились, и уже вдвоём они повалились на шкуру.
Лёжа, Полад жадно хватал ртом разреженный воздух, как спортсмен после длительного, изнурительного марафонского забега. Землянину приходилось не слаще.
Хотя большое алое солнце «таращилось» с чистого неба, изливая потоки печного жара, высь потемнела, приобрела неестественный для разгара дня фиолетовый оттенок. В ней заметно прибавилось звёзд.
Конечно, им и прежде приходилось видеть небо во время воздушных отливов. Но раньше они всегда могли укрыться в Обиталище, в котором всякие «капризы» погоды переносились легче.
- Велик, силён нынешний отлив, - пожаловался Полад. – Не было, не было ещё на веку моём такого!
- Ага, - Леонтий поморщился от боли в барабанных перепонках; его голос теперь звучал приглушённо в разредившейся атмосфере. – Пройдём, сколько сможем... А там уж – как Бог даст...
Ещё медленнее, чем раньше, но с прежним упорством изувеченный человек и гуманоид Рода продолжили сокращать расстояние между собой и Обиталищем. Высокие костяные мачты, между которыми располагался его кожистый купол с входной перепонкой, призывно маячили впереди в отдалении. Один только их вид придавал Поладу сил идти дальше.
Даже будь коралловый стебель цел, Леонтий уже не смог бы его использовать. Его кости теперь болели так, словно некий изувер пробовал их на излом физически, а в суставах ощущалась скованность и резь, как при подагре в последней стадии. Всё его тело было разбито и отказывалось подчиняться.
От недостатка воздуха и солнечного пекла мир вокруг словно вымер. Почти все существа попрятались, забились во впадины, щели. Или в норы, прогрызенные в шкуре, либо же просверленные в костяных обнажениях спины Рода теми, кого эволюция приспособила для этого. Исчезли из выси рукокрылые оранжи; они пережидали наступившее «анти-ненастье» в тени, прилепившись присосками к громадным бокам и брюху Рода. Не видать было в небе и пузанов – огромные рыбообразные «животные-дирижабли» давно опустились в глубину атмосферы. В отличие от Рода, они могли без особого вреда для себя переносить сильнейшие ветры глубин, которые носили их, как наполненные газом громадные поплавки, по небесным далям... Паразиты, и те сейчас не показывались на воздух.
Только раты, сухопутные существа-шары, никуда не прятались. Они просто втянули в себя свои куцые конечности и замерли, отражая солнечный свет белоснежной шкурой – на вид и на ощупь и впрямь теперь напоминая эластичные мячи.
Некогда, в юности на Земле, Леонтий увлечённо занимался футболом. При виде замерших шарообразных животных-«мячей» в его памяти ожили те дни. Когда он на сильных, здоровых ногах гонял мяч. Бегал без устали, почти летал, часто обыгрывая соперников из другой команды.
Однако воспоминания о прошлом уже не принесли бывшему землянину ни горькой тоски, ни минутного облегчения, как случалось раньше. Все мысли и чаяния обоих скитальцев были сейчас только о том, чтобы добраться, наконец, до «дома»!
Солнце в контрасте с потемневшим небом стало казаться неестественно большим и болезненно кровавым. Звёзды в зените высыпали целыми россыпями.
Свет стал казаться Бардину таким ярким, что слепил его даже сквозь прищуренные веки, а перед глазами от кислородного голодания плавали призрачные цветные пятна. По той же причине кружилась голова, а в частично оглохших ушах стоял звон, который болью отдавался в ней. Он часто и натужно дышал открытым ртом, но надышаться никак не мог, лёгкие жгло. А снаружи кожу обжигали палящие солнечные лучи, хотя разреженный воздух стал холодным...
А ещё ужасно хотелось пить. Но яростное солнце успело иссушить почти всю дождевую воду, которая собралась во впадинах после ночного ливня. Тогда как фляги Леонтий вчера лишился во время боя гигантов, а в кожаных мехах Полада не осталось ни капли влаги.
По пути они всё же набрели на две иссыхающие лужи в крупных лунках, в тени от большого бугра. Но в лужах копошились, принимая тёплые ванны, летающие слизни, и пить эту воду было уже нельзя...
Леонтий лежал на спине Полада, уткнувшись щекой во взмокшую от пота шерсть и отчаянно заставляя лёгкие отцеживать кислород, как ему казалось, из душной пустоты. В горле пересохло так, как будто туда насыпали горячего пыльного песку, коего и быть не могло ни на Роде, ни вообще в Воздушном мире.
Ему пришла мысль, что примерно так чувствует себя рыба, выуженная из воды... Он не пытался и представить, каково сейчас приходится его другу, который с фанатичным упорством тащил его на себе! Конечно, Полад, рождённый в этом мире, был более привычен и к этим условиям тоже. Лёгкие питомца изначально имели больший объём, и он от природы обладал большой выносливостью. Но всё же каждый шаг, каждый оставленный позади метр этого пути требовал от Полада воистину героических усилий!
Род был тоже очень недоволен воздушным отливом. Ведь по мере того, как воздух редел, он опускался ниже и ниже, поскольку даже громадный объём водорода в летательных пузырях уже не мог поддерживать горообразное существо на прежних высотах. Род держался сколько мог, до отказа наполняя сверхлёгким газом свои пузыри-«подушки» и максимально разогревая его жаром тела, ибо могучие крылья теперь помогали слабо. Но всё одно он постепенно терял высоту, опускаясь в зону более плотного воздуха.
Но дышать не стало легче. Хоть ветры и стихли, мощные вертикальные конвекционные токи газов, вызванные температурными перепадами и постоянно перемешивающие атмосферу, вознесли из недр негодные для человека газы. Среди них, как обычно, особенно чувствовался сероводород с его характерным гадким запахом, напоминавшим землянину вонь протухших яиц. Однако сегодня к сероводороду примешивался другой ощутимый смрад, как от гниющей рыбы. Так пах газ фосфин, образующийся при смеси водорода с фосфором. И того, и другого было предостаточно в глубинных слоях атмосферы Воздушного мира. Изобиловал фосфор и в «живых облаках» - густой органической взвеси, своеобразном воздушном планктоне, который в отсутствие сильных ветров собирался в обширные массы, и впрямь подобные облакам. Этими скоплениями микроорганизмов питались пузаны и некоторые другие существа.
Такая смесь ядовитых газов с отвратительными запахами ещё больше ухудшила самочувствие Леонтия. Сдерживая рвотные позывы и балансируя на грани беспамятства, он зарывался лицом во взмыленный мех Полада, также источавший едкий дух.
- Фосфин... – в полубреду бормотал Бардин. – Треклятый фосфин... Нет, я не выживу...
Полад фыркал, с отвращением втягивая носом (вернее, двумя снабжёнными защитными клапанами ноздрями, что были у него вместо обычного человеческого носа) изменившийся состав воздуха.
- Бредите вы, Радетель... - хрипло постановил гуманоид-мутант, прислушиваясь к вялому бормотанию землянина. – Нет такого животного по имени фосфин... Вы держитесь только! Ещё немного. Не вечно же будет отлив, и дойдём мы скоро...
Больше Полад не стал тратить оставшиеся драгоценные силы на слова.
А Леонтий и вовсе потерял сознание.

*     *     *

Воздух с хрипением вырывался из перетружденных лёгких Полада, он изнемогал от жары и своей тяжкой живой ноши.
Шатаясь от нехватки сил, задыхаясь от недостатка воздуха, в мыслях проклиная все ветра Воздушного мира, тащил он на спине полумёртвого, лишённого чувств Леонтия.
Неоднократно Полад падал под его весом, но потом, кое-как отдышавшись, вставал и вновь взваливал его на себя... Стискивая зубы в отчаянном усилии, он чувствовал, как трескаются пересохшие губы, и кровь стекает по подбородку.
Зрение расплывалось, сердце словно рвалось из груди. Сознание время от времени меркло, но тело продолжало, как автомат, тяжело и медлительно шагать, подгоняемое только лишь волей, необходимостью во что бы то ни стало, даже ценой своей жизни донести Радетеля в убежище.
В напечённой солнцем голове не осталось ни единой мысли. Только образы. Полад грезил, бредил наяву, видел, как прикладывается к костяной пиале, доверху наполненной водой. Пусть та вода будет горькой, принесённой нечистыми дождями в пору отравленного неба, но она утолит смертельную жажду... Он вожделенно, с нежностью мечтал о прохладе и своеобразной, мглистой красоте живых пещер Обиталища, где на затенённых сводах горят подобные звёздам россыпи голубых огней светляков, и колышутся, плавно раскачиваемые полётом Рода, светящиеся цветные лужи-озерца прозрачного и густого целебного нектара из желез летучего великана. А в загадочном вечном полумраке, рассеивая его подобно маленьким маячкам, мягко светятся золотистые «гусеницы» - сиятели, живые светильники природной обители...
Наконец, силы окончательно оставили Полада, и он повалился навзничь, не сумев уберечь Леонтия от удара оземь. Но шкура была толстой, упругой как жёсткая резина, и это падение не стало слишком сильным.
Полад с удушливым хрипом ненасытно хватал ртом скудный воздух, а в нём скапливалось всё больше ядовитых газов по мере того, как Род опускался в глубину атмосферы. В горле горчило, он кашлял и тёр слезящиеся глаза.
Внезапно Поладу показалось, что Леонтий умер, и он похолодел от страха. Но когда он приложил ухо к груди землянина, то с огромным облегчением услышал сердцебиение. Оно было слабым, но слышалось вполне явственно.
Сил нести вождя на себе больше не стало, и Полад потащил его прямо по шкуре Рода...
Наконец, с невысокой, но пространной возвышенности (на этот гипертрофированный мускульный ком было проще взобраться, чем огибать его), куда Полад волоком втащил Леонтия, он увидел Обиталище.
А ещё с этого холма ему открылся вид на низкий, ещё только восходящий в высь Земшар, на фоне которого сейчас висел значительно более мелкий шар одной из лун. А ещё одна луна только «наползала» на планету. По мере того, как Земшар поднимался в небо, он визуально совмещался сразу с двумя малыми спутниками.
Этим и был обусловлен отлив такой большой силы: несколько соседних небесных тел «во главе» с ближайшей планетой выстроились почти в одну линию по одну сторону Воздушного мира. Их совместное притяжение свелось почти к единому вектору...
Последние десятки метров дались Поладу с огромным трудом. Медленно, урывками теряя сознание, подолгу переводя дух и выжидая, когда мышцы живота и конечностей отпустит сводившая их судорога, он  подполз (и подтащил всё ещё пребывающего в бесчувствии человека) к входной перепонке.
Как обычно и бывало, во время сильного воздушного отлива Род наглухо закрыл проходы в свои внутренние полости, дабы сохранить привычное внутреннее давление своего тела. Перепонка не реагировала на прикосновения Полада, даже когда он царапал её грубую кожу когтями.
Тогда он вынул из чехла нож и вонзил его узкое костяное лезвие в смычный шов двойной перепонки. Затем с усилием провёл роговым остриём вниз по шву, стараясь расширить его.
Перепонка дрогнула, но сразу сомкнулась ещё плотней.
Из глотки гуманоида Воздушного мира вырвался досадливый, нечеловеческий клёкот. В злости он начал наносить колющие удары ножом в саму перепонку, вновь и вновь протыкая её насквозь. Он знал, что эти мелкие раны не причинят вреда Роду, и скоро затянутся. Хоть так он пытался понудить Рода открыть заветный проход!
Но тщетно. В условиях разреженного воздуха снаружи и низкого его давления, вызванного оттоком атмосферы, Род отказывался открыть перепонку.
Однако каким бы крошечным не был Полад в сравнении с этим монструозным существом, неистовые множественные удары остриём в чувствительную плёнку кожи причинили парящему титану ощутимую боль. И Род отреагировал.
Шкура под ногами дёрнулась. Полад оступился, и от неожиданности едва не выронил нож. Затем вся поверхность-спина покачнулась, и откуда-то издали донёсся низкий, грозный гул. Это был голос сверхъестественных размеров каракатицы, недовольной своим мелким назойливым насельником.
Полад съёжился, испуганно озираясь... Больше он не осмелился причинять Роду боль. Он снова порадовался, что в окрестностях нет спинных щупалец. Иначе Род прихлопнул бы его, как жалкую букашку.
В запале чувств, с размаху Полад бросил бесполезный нож. Он готов был заплакать от бессилия и отчаяния. Преодолеть такой путь, пережить столько губительных испытаний, выжить вопреки всему, когда столькие питомцы погибли, и достигнуть, наконец, Обиталища... И не иметь возможности войти в него!
Наверно Полад всё-таки разрыдался бы; хоть и знал, что это недостойно мужчины. Но тут его взор упал на узкую, но широкую прореху в перепонке. Находилась она в стороне от смычного шва и внизу, почти у поверхности спины, поэтому измождённый питомец не сразу увидел её.
Дыра была небольшой, но и не такой мелкой, как те прорези, что он сейчас натыкал ножом – в длину немного меньше ладони Полада. Её края выглядели будто рваными, а кожа перепонки вокруг почернела и скукожилась. Сие означало, что это отверстие проела грибковая плесень.
Вообще-то дырки от едкой плесени усеивали перепонку во многих местах. Но всё это были мелкие «точки», которые произвольно появлялись, а затем вскоре исчезали - язвы быстро затягивались. А столь крупные дыры появлялись редко, но зарастали намного медленнее.
Сейчас эта «мелочь» имела решающее значение.
Полад лёг животом на шкуру и плотно прислонился лицом к перепонке – так, чтобы его рот оказался на одном уровне с прорехой. Он отдышался, собрался с силами, набрал полную грудь воздуха. И крикнул, что было мощи.
Он услышал, как голос эхом отдался в глубине нутряной полости, затем повторно вдохнул как можно глубже – и заорал снова...
Он не помнил сам, сколько раз кричал, вопил раз от раза слабеющим голосом. Сознание молодого храбреца помутилось, но он всё продолжал звать собратьев.
И его призыв был, наконец, услышан.
Пещеры Обиталища состояли не из камня, а из плоти, звук в них разносился не слишком далеко, поэтому их жители далеко не сразу расслышали крик Полада. Но, к счастью, одна из женщин внутри оказалась неподалёку от внешней перепонки. Она оповестила всех, и питомцы явились на помощь.
Полад в бессилии осел на землю, содрогаясь в конвульсиях от нехватки воздуха, и то и дело проваливаясь в тёмное небытие беспамятства. Крики отняли у него последние силы.
Но тут с внутренней стороны перепонки, сквозь её смычный шов, высунулся узкий клинок костяного «меча», и слегка расширил щель. Потом несколько пар рук дружно ухватились за края кожных створок и с силой потянули их в разные стороны.
Двойная перепонка не сразу, но всё же поддалась совместным усилиям нескольких мужчин. Получившееся отверстие было невелико, ибо Род сопротивлялся им. Но отчаянными потугами восемь питомцев смогли недолгое время удерживать широкую щель - достаточную, чтоб ещё двое гуманоидов втащили сначала бессознательного Леонтия, а затем и Полада внутрь.
Когда кожистая складка вновь сошлась позади, моментально запечатав выход, Полад уже с «чистой совестью», - точнее, с сознанием завершённой миссии, - лишился чувств.




 
Глава 10. Погребение в небе

Через два дня Леонтий с Поладом вновь оказались снаружи убежища.
Впервые столь ясный и тихий день ознаменовался тем, что никто из питомцев не вышел на Страду. Более того, на сегодня она не намечалась вовсе.
Потому что ныне было последнее утро в жизни предводителя питомцев.
Принять участие в скорбной церемонии «погребения» в Вечном небе, которую впервые за все времена предстояло осуществить самому будущему покойнику, рвались все без исключения питомцы, включая женщин, увечных, и даже детей, едва научившихся ходить.
Но Леонтий простился со своими подопечными в Обиталище. Он попросил их остаться и не ходить с ним - сказав, что это его последняя воля. Больше всего ему хотелось перед смертью побыть одному, наедине со своими мыслями. И с Воздушным миром. В последний раз спокойно помолиться в одиночестве, а затем тихо уйти, покинуть этот мир без лишних свидетелей и горестных сцен.
Но верному другу, не единожды спасшему ему жизнь, Леонтий отказать не смог. Более того – новый наперсник, теперь по праву занявший его место в общине питомцев, не только сам хотел, но и, по всем понятиям, просто обязан был присутствовать при последних мгновениях жизни Радетеля.
Наконец, Бардину просто нужна была чья-то помощь, чтобы покинуть подкожные полости. Ведь ходить самостоятельно он больше не мог.
Так что Полад стал единственным, кому Леонтий позволил присутствовать рядом с собой напоследок.
С той поры, как они вдвоём вернулись из последнего похода и поведали всё, что случилось с ними самими и остальными охотниками, Обиталище наполнилось и радостью, и скорбью. Радовались все потому, что Радетель и Полад, которых уже никто не чаял увидеть вновь, вдруг воротились. Но вместе с тем во время битвы титанов погибли почти два десятка здоровых мужчин их народа. Это нанесло изрядный ущерб и без того небольшой общине-популяции гуманоидов Рода, и принесло горе родным и просто собратьям погибших. Все питомцы были друзьями, а большинство из них - кровными родственниками. И тем горше была печаль!
Сражение гигантов породило хаос и в самом Обиталище. Но все, кто в нём был, уцелели. 
Решение Леонтия не дожидаться жуткой агонии разложения заживо, вызванной ядом Паразита, а закончить свой жизненный путь самостоятельно вызвало у питомцев шок. Но вместе с тем породило и глубокое восхищение.
Но Радетель, как всегда, весьма снисходительно отнёсся к славословиям в свой адрес.
«Невелик подвиг!» - повторял он тем, кто особенно превозносил его «геройство».
Зато Леонтий во всех подробностях рассказал о стойкости и героизме, которые проявил Полад во время их совместных приключений. Рассказал, как Полад удержал его, лишённого сознания, от падения в бездну, когда Тать опрокинул Рода спиною вниз. Он нисколько не приукрасил факты, повествуя о том, как самоотверженно его новый наперсник нёс его на спине, а потом волоком тащил по Роду во время воздушного отлива, когда небо вдобавок насытилось «ядом».
«Прежде я хотел, чтобы Михолай сменил меня, когда мне придётся покинуть вас, - сказал он, завершая историю (и не зная, что она станет легендой у нескольких поколений питомцев, и будет передаваться из уст в уста до самой кончины Рода!). – Но Михолай погиб. А Полад, как вы теперь знаете, проявил себя достойнее его. Достойнее всех. Достойнее меня! Поэтому я нарекаю Полада своим новым наперсником. Отныне это значит – он занимает моё место среди вас. Слушайтесь его, как слушали меня!»
И вот теперь Леонтий устроился неподалеку от сквозной ямы-пробоины в теле Рода, оставленной попаданием метеорита, и ждал от Бога последней милости – быстрой смерти. Чтобы не пришлось самому делать последний шаг в небесную пропасть...
Он сидел, - вернее, полулежал, - на шкуре Рода. Он не только не мог больше ходить, но и двигался с трудом. Теперь Леонтий старался не снимать накидку из кожи – дабы не выставлять напоказ, да и самому не смотреть на язвы и отвратительные струпья, усеивающие всю его кожу, проступавшие сквозь неё гнилостные тёмные пятна.
Полад взвалил его на спину и вынес наружу. К счастью, на этот раз далеко идти не пришлось, ведь метеоритная дыра находилась поблизости от убежища питомцев. За последние дни она ещё слегка сократилась в размерах, но до окончательного заживления сквозной раны было ещё далеко.
Сейчас Полад стоял неподалёку, но всё же на почтительном расстоянии, чтобы не мешать Радетелю размышлять и молиться.
В странном ступоре – и с изумлением, которое отвлекало его даже от печальных дум, Полад наблюдал за тем, как Леонтий... курит трубку!
Молодой питомец уже слышал от самого Бардина, что перед тем, как упасть в пучину Вечного неба, тот собирается совершить таинственный обряд с названием «Последняя трубка». Обряд, который был в ходу у некоторых жителей далекой, легендарной планеты Твердь.
«Цель воскурения – успокоение и сосредоточение, - только и сказал Поладу землянин. – Не пытайся понять, это странный обычай другого мира. Ты всё увидишь сам...»

*     *     *

Практически всё, что некогда входило в персональный набор выживания космического исследователя, было давно израсходовано, оборудование безнадёжно испортилось, разбилось и пошло на ценные для хозяйства питомцев детали.
Но кое-что всё же сохранилось. А именно курительная трубка. В бытность свою на Земле Леонтий питал слабость к табаку, и даже в межзвёздные полёты всегда, «ради экзотики», брал с собой свою изящную трубку с длинным изогнутым мундштуком, и в иные свободные минуты не отказывал себе в удовольствии подымить всласть.
Сохранилась у него и «начинка» для трубки. Запас очищенного табака он прежде хранил в своём бронированном рюкзаке, где были все принадлежности набора для выживания. Сам табак содержался в герметичной стеклянной капсуле с откачанным воздухом, а не в кисете – чтобы ценный порошок, неприкосновенный запас которого мог понадобиться лишь в крайнем случае, не выдохся и не истлел со временем.
Грибковая плесень Рода поедала, уничтожала и металлы, и сталь, и любой пластик. Даже сверхпрочный боевой скафандр, который в иных условиях прослужил бы столетие, не выдержал воздействия здешних микробов. Не разрушали они только стекло, - поэтому табак и остался цел.
Впрочем, и сама трубка выглядела как новая. 
Немногочисленные вещи в том «космическом» наборе, что были сделаны из древесины, разрушились быстрее всех остальных – всё теми же всеядными, агрессивными микроорганизмами. Но слоновая кость, из которой состояла трубка, тоже оказалась неподвластной их разлагающему действию. Нечто в её составе истребляло микробы Воздушного мира не хуже концентрированного спирта.
Трубка пролежала невостребованная все двадцать лет по земному времени с момента, когда Леонтию пришлось покинуть космический самолёт и сойти на спину Рода. И все эти годы он так и нашёл повода, чтобы вскрыть стеклянную колбу и хотя бы раз набить трубку. В Воздушном мире с его трудностями и странностями было совсем не до того. Тем более, если бы питомцы увидели его курящим, то не на шутку бы устрашились. Или сочли, что «боги отняли у Радетеля ум».
Ко всему прочему, табака в медицинской колбе поместилось немного. Его хватало от силы на то, чтобы дважды набить трубку. Ещё несколько припасённых колб с курительной смесью или разбились, или потеряли герметичность, и их содержимое пожрала микробная биомасса. А эту, последнюю, Леонтий берёг для какого-то особого случая. А в последнее время стало ясно, что таким случаем, - ежели таковой вообще представится, - станет именно этот: предсмертный обряд. То есть «Последняя трубка», как объяснил он Поладу.
И вот, наконец, пришло для него время.
С видом священнодействующего человека Леонтий вскрыл колбу, доверху насыпал табака в трубку и утрамбовал его пальцем.
Помимо трубки он захватил ещё одну вещь, без которой «обряд» воскурения на Роде, где неоткуда было взять огонь, не смог бы состояться: линзу, когда-то вынутую из разбившегося полевого бинокля.
Миновал полдень, палящее солнце стояло высоко. Леонтий подставил линзу под солнечные лучи, и направил пятнышко сконцентрированного ею света на табачный порошок в набалдашнике трубки. Почти сразу тот затлел и задымился, испуская струйку голубоватого дыма, чей некогда привычный, но почти забытый в реальности этого мира аромат показался землянину восхитительным, пьянящим.
Он взял в рот мундштук - и медленно, глубоко втянул в лёгкие крепкий, сладковатый дым, зажмурившись от наслаждения. Голова с непривычки немного закружилась... Сделав несколько затяжек, Леонтий взглянул на Полада.
Его наперсник стоял в сторонке, глядя во все глаза на невиданное диво. Он был настолько увлечён, заворожен зрелищем Радетеля, «дышавшего» дымом какого-то загадочного порошка при помощи престранного устройства, что потерял привычную осторожность, забывая оглядываться по сторонам.
Но пока Леонтий смотрел «вместо него». Воздух был чист и прозрачен, высь сияла. В ней парили разрозненные розово-белые облака, но они не затмевали этого сияния, – а наоборот, отражали свет солнца, трёх лун и одной видимой сейчас планеты, Загадочной. Облака нередко заслоняли солнце, уменьшая жару. Не было даже лёгкой туманной дымки, и ничто не препятствовало обзору окрестностей спинного пейзажа. Поле зрения ограничивали лишь костяные и мускульные «холмы» огромнейшего тела – горбы-возвышенности разных форм, размеров и различной удалённости.
Но пока никаких крупных существ, способных представлять угрозу, Леонтий не наблюдал. А от летающих жал Полада отчасти защищал густой мех, а его самого – новый «плащ» из кож. К тому же дым отпугивал здешнюю летучую мелочь гораздо лучше, чем земную мошкару. Пока Леонтий курил, ни летающих жал, ни «крылатых очей», ни даже более крупных существ поблизости не было. Все они боялись чуждого в их мире запаха табачного дыма, и стремглав мчались прочь от его источника, человека, - подобно тому, как убегали когда-то люди Земного средневековья от прокажённого...
В то время как Полад дивился, взирая на «обряд воскурения», землянин от души удивлялся нынешнему «празднику» погоды. Этот день стал редким подарком для жителей Рода! Такая ясность небес и воздушное затишье были тем более странны, что ещё минувшей ночью бушевали ветры.
Бури начались вскоре после того, как Леонтий с Поладом вернулись в убежище – когда Земшар и луны разминулись в небе. После столь сильного и масштабного отлива воздуха равновесие в атмосфере восстанавливалось ценой катастрофического ненастья с формированием циклонов неимоверной силы, и более чем на сутки небеса уподобились воздушному аду. «Противоборствующие» ураганы мчались с разных сторон света, сталкивались и смешивались, закручиваясь в вихревые потоки. Чудовищные по своим размерам воздушные воронки, словно ревущие врата в саму Преисподнюю, бешено вращались, затягивая в себя массы туч и всё живое, что только летало. С одинаковой лёгкостью губительные круговороты всасывали внутрь себя и летающие жала длиной с фалангу пальца, и парящих гигантов, таких как Род...
К счастью для всех, на этот раз Роду хватило сообразительности не искать спасения в глубинах, где он всё одно бы погиб, а наоборот, при первых признаках ненастья подняться так высоко, насколько он вообще был способен. Перепады давления и инстинктивное предчувствие катастрофической непогоды заставило колосса воспарить в «предельную» высь - куда он прежде никогда не залетал, ибо это было чрезвычайно трудно и опасно.
Чтобы удержаться на такой высоте, в разреженном воздухе недалеко от нижней границы экзосферы, Роду пришлось изрядно потрудиться. Крылья на этой высоте его почти не держали, поэтому он наполнил все свои внешние газовые подушки и внутренние, вспомогательные пузыри водородом до такой степени, что они противоестественно раздулись и едва не лопались, причиняя жестокие спазматические боли. Вдобавок на разогрев сверхлёгкого газа для максимального увеличения подъёмной силы животное в то время тратило большую часть своего тепла. В результате его горячая белая кровь сильно остыла, и гигант жестоко мёрз в леденящих высотах «верхнего предела», выше которого было уже никак не подняться. Холод сковал движения его щупалец, стыли ослабевшие крылья, изморозь сплошь покрыла тело. Если б атмосферный шторм затянулся надолго, то Род, вне всякого сомнения, замёрз бы насмерть.
Но на больших высотах ненастья такой силы, скорее похожие на планетарные катаклизмы, редко длились долго, и Роду удалось удержаться над зоной смертельных ветров, пока воздушный шторм не начал стихать. Он выжил.
Но свист ветра снаружи, проникавший сквозь заслоны перепонок, и рёв бури в бездне внизу всю ночь пугали питомцев, не давая им сомкнуть глаз...
Разведчики осмелились выйти и осмотреться снаружи лишь незадолго до полудня, когда ветры стихли. К своему изумлению, они увидели сияние солнца и застали аномальную тишь.
Вот только Леонтий сейчас был не рад солнцу и красотам небесного «штиля».
С жадностью и упоением потягивая густой дым из трубки, он подумал о том, что при пасмурном небе никак не удалось бы разжечь табак и исполнить последнее желание, о котором он так долго мечтал. И всё же сейчас, прощаясь с жизнью, он предпочёл бы, чтобы небо застилали мглистые тёмные облака, и ветер яростно швырял в лицо грязно-серую хмарь сконцентрированной влаги. А ещё лучше – чтобы шёл проливной дождь...
«В день смерти, даже своей собственной, погода должна соответствовать столь скорбному событию!» - искренне думал Леонтий.
Он хорошо помнил, как в детстве часто проводил месяц август в селе у родственников, среди божественной живописи безлюдных далей, в окружении раздольных лугов и позлащённых созревшими злаками, готовых к жатве полей.
Как же тогда не хотелось ему, мальчишке, уезжать из красочного и тёплого мира природы русского Черноземья в искусственно отапливаемый Вертикальный город, расположенный на южном полюсе Земли, в центре морозной Антарктиды! То был единственный город на покрытом льдами материке – тесное средоточие громадных небоскрёбов, чьи дома-башни воздымались выше облаков. Там, в условиях вечных холодов и самых низких на Земле температур, в суровых условиях усердно учились, тренировались, закаляли тела и волю будущие космонавты, исследователи далёких звёзд и их неведомых планет. В их числе тогда был и Леонтий Бардин, избравший для себя такую жизненную стезю.
По иронии судьбы, каждый год в день его отъезда из деревни в конце лета всегда стояло восхитительное солнечное утро, и туман белоснежным, призрачным шлейфом плыл над долиной реки. Восходящее солнце зажигало ярким золотом поля и заставляло бессчётные капли росы на лугах ослепительно сверкать...
А Леонтий в тот день всякий раз мечтал о дожде и ненастье. Чтобы не так грустно было уезжать в фактически иной мир – мир испытаний и суровой дисциплины.
Примерно так было и теперь. Уйти, умереть было бы легче, когда ураганный ветер сбивает с ног, и мрачный зенит мечет громы и молнии; или когда трудно и больно дышать из-за ядовитых газов «отравленного неба». Но – увы...
В такую погоду, лучше которой просто не могло быть на газовой планете-гиганте, даже её странный для человека, опасный, хищный мир казался почти прекрасным. И очень не хотелось его покидать!
«Вот бы мне десяток таких дней напоследок, – подумал Леонтий, но тут же саркастически усмехнулся. – Ага... Размечтался! А ещё лучше, если бы здесь была вечная тишь да благодать, на Роде цвели бы сады с сахарными плодами, а Паразиты и прочие неприятные «соседи» обитали на других живых островах! Но так не бывает. Как и везде, жить, выживать здесь надо уметь!..»
Такие думы неожиданно развеселили его, и саркастический юмор ещё больше ослабил страх перед собственными «похоронами» в бездонной пучине газовой планеты.
Странно, но сейчас у него почти исчезла и боль в теле. То ли подавленный, загнанный вглубь души стресс так подействовал на него, то ли табак оказал столь необычное влияние на организм, отвыкший от земных условий и атрибутов жизни, - но впервые за долгое время Леонтий испытал настоящее облегчение.
Внезапно он поймал себя на мысли, что больше не считает своё затянувшееся пребывание в Воздушном мире трагедией или несправедливо суровым испытанием, которое послал ему Бог. Теперь, в конце, звёздный странник понимал, что всё, что случилось с ним – истинное чудо.
Вместе со своим напарником Иваном он мог погибнуть в пучине газовой планеты. Но ему был дан шанс пожить ещё - здесь, на Роде, в окружении непохожих на людей, но замечательных и добрых потомков землян, которые стали его воспитанниками.
Сейчас, в молитвах, он мысленно благодарил за эту уникальную возможность. И просил ещё об одном чуде – быстрой смерти, которая избавила бы его от необходимости долго корчиться в агонии. Но в любом случае он не желал, - даже вынужденно, - заканчивать жизнь греховным самоубийством, прыгнув в бездну Воздушного мира. Леонтий собирался дождаться естественной кончины; в надежде, что его страдания оборвёт серьёзное ненастье, ураганный ветер, ядовитый газ из глубин или одна из местных бестий...
За размышлениями он и не заметил, как докурил трубку. Леонтий выбил из неё пепел, затем набил повторно, насыпав в набалдашник остатки табака из колбы. Больше табаку не было.
- Помирать нужно с огоньком! – усмехнулся он сам себе, и, дождавшись, когда солнце покажется из-за облака, он вновь разжёг трубку при помощи линзы.
Полад по-прежнему стоял в стороне, наблюдая за Радетелем округлёнными глазами, словно тот вершил колдовской обряд. Да в его понимании так оно и было.
Новый вождь питомцев не мог постичь смысла вдыхания и выдыхания дыма со странным запахом, который достигал его ноздрей почти в полном безветрии. И он явно страшился этого действа – когда Леонтий пригласил его подойти поближе и посидеть рядом, Полад отрицательно затряс головой, почтительно улыбнулся и сделал ещё один шаг назад.
«Впервые в жизни он боится меня, - подумал Леонтий. – Моя «последняя трубка» рождает у него суеверный страх. Пожалуй, впервые он увидел во мне не просто наставника, но и истинного сына иного мира, не утратившего традиций и привычек загадочной планеты Тверди... Ещё бы - ведь земляне бывшими не бывают!»
Леонтий отдавал себе отчёт, что с его смертью никто на Роде не сможет заменить его. Ни одному из питомцев, этих покрытых мехом, изменившихся генетически людей, лишённых облика и исторической памяти предков, не стать вторым Радетелем. Но общине требовался предводитель, который временно возглавит её и станет поддерживать порядок и заведённый жизненный уклад до той поры, когда Род умрёт от старости и канет в бездну, или же его погубит очередная жестокая буря. Либо пока его питомцы окончательно не утратят разум и выродятся в примитивных существ, ведущих жизнь животных.
Бардин часто думал, что если Род окажется исключительным долгожителем, и ему повезёт дожить до естественной смерти, не погибнув в стихии Воздушного мира или в сражениях с сородичами, то следующие поколения питомцев под воздействием биосферы своего живого небесного острова, возможно, со временем станут какими-то совсем иными созданиями. Формами жизни, в которых уже никак нельзя будет распознать потомков землян! И вообще, начиная с этого дня, - когда он, Бардин, покинет этот мир, - «распознавать» их будет уже некому...
Так или иначе, Леонтий сделал всё, что требовал от него долг сына Земли. Он потому и вернулся в убежище умирающим калекой, которому остались, по сути, считанные часы – по зову этого долга.
Вернулся только затем, чтобы успеть перед смертью лично, «официально», в присутствии всех питомцев сделать своим преемником того, кого он считал одним из самых умных, сметливых, отважных и удачливых из них.
Для того он, уже обречённый на смерть, выжил во время схватки небесных гигантов, когда почти все его спутники погибли. Ради этого так отчаянно боролся со смертельным отравлением, и вынудил Рода исторгнуть себя из глубины дыхательного жёлоба... Всё это стало его жертвой, принесённой ради блага маленького народа Воздушного мира. Достойным финалом давнего и самоотверженного служения этому удивительному племени, которое стало смыслом его жизни на протяжении последних двадцати лет по земному времени.
Полад, бесспорно, заслужил оказанную ему честь. С этим охотно согласились все. Да никто бы и не осмелился оспорить благословение Радетеля.
А значит, последняя миссия в жизни Леонтия Бардина была окончательно завершена...
Итак, Радетель уходил. Но оставался наперсник. Отныне это слово обретало новый смысл среди питомцев, заменяя собою слово «вождь».
«Наперсник – это звучит гордо!» - Леонтий не сдержал улыбки.
И подумал, что седина, сменившая прежний цвет шерсти Полада во время «битвы Родов» и её ужасов, с учётом обстоятельств ему даже к лицу. Ведь вождь должен выглядеть солидно!
...Табак окончательно иссяк, рассыпался в белёсый пепел.
«Пора».
Леонтий отложил трубку и линзу в сторону. Пусть Полад потом заберёт их как сувениры, если захочет.
Землянин обратил взор на край метеоритной дыры, чьи бугристые края поросли длинной чёрной щетиной. Он сел к ней лицом, крепко сплёл пальцы рук, так же плотно закрыл глаза. Его губы непроизвольно зашевелились, чуть слышно и непрестанно повторяя слова молитвы.
Полад следил за ним, дрожа от волнения. Его сердце колотилось очень часто и сильно от предчувствия непоправимого события.
- Радетель! – не выдержав напряжения, вдруг вскричал он. – Но... как же нам быть без вас? Что теперь будет с питомцами?!
- Ты теперь главный среди них, Полад, - ответил ему Леонтий. – Многое зависит от тебя. Просто помни, чему я тебя учил. Я уверен, ты отлично справишься!
Полад опустился на колени и сплёл пальцы рук – подражая своему наставнику, и выражая ему этим свою преданность.
- Я справлюсь, - твёрдо сказал он. – Сегодня вы в последний раз молвили нам информацию, и я дал вам слово. Моё обещание так же крепко, как сама Твердь вашей планеты, Земли. И сами боги порукой тому!
- Тебе же и так известно, как быть дальше. С моим уходом ничего особо не изменится, так?
- Да, - печально, угрюмо кивнул Полад. – Вся наша жизнь – в служении Роду... Страда не прекратится.
- Я говорю не только об этом, - улыбнулся землянин. – Заботьтесь друг о друге так, как я заботился о вас. Берегите друг друга, потому как жизнь любого из вас важнее любой страды! И простите меня за то, что по моей вине погибли многие питомцы. Что я повёл вас в дальний поход за хребты.
- Вашей вины нет здесь, - решительно замотал головой Полад. – Вы не могли знать наперёд, что Род будет биться с подобным себе. То, что будет – ведомо богам одним лишь. Но не говорят они со смертными...
Оба умолкли. Все необходимые слова были сказаны. А теперь телу Леонтия предстояло погребение в бездне мира без земли; оно же, в итоге – кремация, сожжение в недрах, где пламенное излучение ядра спалит сгусток органической материи в кипящей смеси сжиженных ионизированных газов.
 «Да, не только жизнь, но даже и смерть в Воздушном мире весьма своеобразна!» - подумал Леонтий с усмешкой.
Как Род в схватке с собратом отвоевал право на свою жизнь, - так Леонтий Бардин отвоевал у судьбы право завершить свою достойно и с честью, а не сгинуть как беспомощная жертва.
«Надеюсь, я с честью выдержал суровый экзамен, которым стала для меня вся жизнь здесь, - подумал Леонтий, наблюдая за синхронными стайными пируэтами стаи рукокрылых оранжей далеко в высоте. - Будет, что вспомнить в ином плане бытия. Если для меня найдётся там место!»
Вдруг он увидел, что несколько облаков, слившихся воедино в зените по воле воздушных течений, сложились в силуэт огромной птицы со сверкающими снежно-белыми крыльями и телом. А «голова» её была окружена алеющим красно-золотистым нимбом из солнечного света, прорывающегося из-за облака.
Леонтий замер, глядя ввысь на это диво. Он мгновенно уверился в том, что это посланное только ему знамение. Очень добрый знак.
И тут внезапно налетел тёплый ветер. Послышался свист натужно крутящегося воздуха, как при сильном вихре. Хотя в окрестностях по-прежнему стояла тишь. 
Леонтий и Полад оглянулись на этот звук. И увидели нечто совершенно удивительное.
Крутящаяся воздушная воронка, похожая на слегка туманный смерч, быстро двигалась над спиной парящего колосса. В воронке, во вращающемся газовом «жгуте», крутился мелкий сор, щетинки Рода и летающие жала, захваченные этим неведомо откуда взявшимся в такую тихую погоду смерчем в несколько метров в высоту.
И эта воздушная спираль стремительно неслась прямиком к сидевшему Леонтию.
Полад поспешно попятился, что-то бормоча, оступаясь и озираясь в суеверном испуге.
Но Леонтий улыбнулся. Он понял, что его молитвы услышаны.
«Я умираю, но жизнь продолжается, - подумал землянин. – Если Род не подведёт, сдюжит, то и у питомцев будет шанс пожить ещё немало. Если же удача от них отвернётся, и Господу будет угодно завершить этот «эксперимент» – то конец для них может наступить и прямо сегодня... Но как распорядиться временем жизни, сколько бы его ни осталось – теперь решать только им!»
Всё, что он успел напоследок – это осенить себя крестным знамением.
А через миг воздушная воронка, словно чья-то могучая незримая длань, легко подхватила его, вознесла в воздух - а потом низверглась вниз сквозь метеоритную дыру, унеся человека с собой...

*     *     *

Едва наставник исчез из вида, Полад в страхе рухнул на колени и зажмурился.
Он ещё долго сидел, дрожа; хотя вокруг было тепло, и воздух был тих. Странный вихрь, который унёс с собой Радетеля, исчез без следа вместе с ним. И при этом нисколько не повредил самому Поладу. «Смерч» пронёсся рядом, но питомец ощутил только лёгкое его прикосновение.
Почему-то Полад сомневался, что собратья поверят ему, если он поведает им о том, что видел сейчас. Он и сам не мог поверить до конца, что это чудо случилось наяву, а не привиделось.
Он долго не мог отвести взгляд от края метеоритной дыры. Шло время, а он всё стоял, не думая ни о чём, и просто смотрел на то место, где в последний раз видел Леонтия. И вместе с отголосками суеверного ужаса чувствовал щемящее, горестное одиночество – как будто не было рядом Обиталища, а в нём – десятков сородичей-питомцев. Лишь теперь он осознал в полной мере, насколько близок, дорог, любим был тот, кого боги ниспослали сюда из немыслимых далей мироздания. И вот теперь забрали так же быстро, как и явили...
Словно загипнотизированный, он забыл времени, а погода постепенно начала портиться. Облака потемнели, сгустились и спустились, поплыли почти на одном уровне с Родом. Иногда массы пара наплывали на него, погружая окрестности в туманную пелену. Ветер усилился. В небе на границе видимости густела мгла, и необозримая даль словно погрузилась в тень.
Из Обиталища вышли несколько питомцев, обеспокоенных чересчур долгим отсутствием Полада. Среди них была молодая женщина со стройной фигурой и белоснежным мехом.
Женщину звали Мабурра. Шерстью такой чистой, незапятнанной белизны обладала только она. Исключением был лишь Кубитар. Но именно был – ведь он погиб на последней Страде, при битве гигантов. К тому же Кубитар был красноглазым альбиносом, от рождения лишённым природного пигмента и глаз, и волос.
А у Мабурры такой цвет меха не был врождённой аномалией, он отличался естественной природной яркостью и смотрелся потрясающе красиво. На этом снежно-белом фоне особенно выделялись её большие сине-голубые глаза. Глаза цвета яркого, чистого весеннего неба на Земле, которого питомцы никогда не видели и не увидят...
К этой женщине Полад давно питал нежные чувства, но всё никак не решался подойти и признаться в этом. Тем более что прежде у неё уже был избранник – питомец по имени Фот; который, кстати, также погиб во время боя Рода и Тати. Пара, как водится, заручилась одобрением на собрании питомцев, но не успела получить благословение Радетеля, скрепляющее супружеские узы. И ныне Полад мог сделать Мабурру своей невестой и женой.
По традиции питомцев, не мужчины, а женщины выбирали себе мужей. Но теперь Полад, на правах вождя-наперсника, получил единоличную привилегию сам избрать себе супругу.
Однако сегодня был не тот день, чтобы назначать праздничную церемонию свадьбы...
О том, что всё кончено, и небесные похороны завершились, Мабурра и её спутники поняли по отсутствию Радетеля; и по глазам Полада, полным слёз.
- Полад, день давно перевалил за середину, - сказала Мабурра. – И погода грозит бедою. Мы просим тебя укрыться вместе с нами.
Поскольку новый вожак питомцев медлил, женщина добавила:
- Я смиренно прошу, наперсник. Радетель бы не одобрил, что ты рискуешь собой, когда боги не ладят, и их гнев грозит Воздушному миру бурей ветров!
Этому разумному призыву Полад внял. Ещё раз оглянувшись на метеоритную дыру, он направился вслед за сородичами к естественному кожистому куполу с перепонками.
Охваченный горем, он так и не взглянул на то место, где лежала бесполезная теперь трубка для курения, - которую почему-то не тронул смерч, даровавший Леонтию избавление от мук.
А рядом с белой трубкой из слоновой кости сиротливо, как большая слеза, поблёскивала «зажигательная» линза...
 


 
Глава 11. Новая жизнь

В один из ясных дней, когда солнце ещё не успело прогреть утренний воздух, питомцы вышли под открытое небо.
После битвы парящих титанов, повлекшей гибель девятнадцати мужчин, Полад очень берёг выживших собратьев, и не дозволял выходить на Страду охотникам в количестве больше дюжины. Горький опыт стал хорошим уроком: с того скорбного дня никто больше не осмеливался уходить далеко от Обиталища.
Но сегодня питомцев было не двенадцать, а три десятка. И были среди них не только мужчины, но и десять женщин. В их числе – девушка с белоснежным мехом: Мабурра, супруга Полада. Вместе с мужем и остальными она собиралась отправиться к самому краю спины Рода.
Традиции были нарушены, потому что сегодня питомцы направлялись не на Страду.
Страда-охота состоялась вчера, в такой же погожий день затянувшегося периода небесного затишья. Но, помимо обычной охоты и поисков и истребления Паразитов, пятеро питомцев из группы всё-таки осмелились предпринять дальнюю разведывательную вылазку. Возглавил её сам Полад, который считал своим долгом, как предводитель, принимать участие почти в каждой «промыслово-очистительной» миссии. Будучи ныне единственным, кто пережил бой Рода и Тати, а также морозную грозовую ночь вне убежища, новый вождь-наперсник считался у своих сородичей величайшим из воинов. Со дня его чудесного возвращения вместе с Радетелем среди них бытовало поверье, что боги одарили Полада «венцом благодатной удачи».
Пятёрка храбрых разведчиков обследовала отдалённую область спины Рода, где питомцы не бывали вообще. Полад повёл товарищей не к грядам хребтовых возвышенностей, а почти в противоположную сторону. На этот раз они просто исследовали отдалённую незнакомую местность, уклоняясь от встреч с Паразитами, против которых было опасно выступать таким малым числом. С особым вниманием они высматривали кущи молодых псевдо кораллов. Точнее, крупные «орехи» с водой внутри, что росли на их отростках. Они подлежали срочному сбору, ибо такие водяные орехи быстро превращались в летающие коконы – те самые, которые потом отрывались и отправлялись в свободный полёт по Вечному небу, разнося мириады живучих спор, способных прорасти из плоти любого существа, которое летает, и при этом достаточно велико, чтобы дать возможность растительным существам поселиться на себе...
Разведка дала весьма неожиданные результаты. И дело даже не в найденной обширной «роще» плодоносящих коралловидных созданий с обилием водяных орехов. Хотя уже одно это было удачей.
Когда смельчаки зашли  в неизведанную область недалеко от одного из краёв спины Рода, они обнаружили подобие второго обиталища.
Лабиринт нутряных полостей, так же закрытых от внешнего мира кожными перепонками, весьма уступал в размерах обители питомцев, но это не имело значения. Всё равно такая находка имела большую важность. Ведь они нежданно обрели второе убежище на Роде – в самом дальнем от дома краю спины, куда до этого дня никто не осмеливался заходить!
Но и этим не ограничились сюрпризы минувшего дня.
Уже собираясь возвращаться к своему народу с приятным известием, Полад с товарищами вдруг ощутили сотрясение живой основы под ногами. Плоть содрогалась всё сильнее, под шкурой начали вздуваться и перекатываться огромные желваки от спазматических сокращений мышц. Дважды Род взревел от боли, и мощные гулкие перекаты его голоса разнеслись по окрестностям, повергнув питомцев в трепет.
А затем они услышали и вовсе странные звуки, которые доносились из-за края спины парящего колосса, откуда-то снизу.
Напуганные спутники наперебой отговаривали его, но Полад, преодолев страх и колебания, всё-таки осмелился приблизиться к покатому краю гигантской спины и заглянуть вглубь неба...
То, что он там увидел, и о чём впоследствии рассказал всем, и стало причиной нынешнего похода в те места, - мимо новооткрытого нутряного убежища, к самому краю. Путешествия, в котором, презрев опасность, приняли участие три десятка питомцев.
Ибо такое невиданное диво стоило смертельного риска!

*     *     *

Полад с копьём наперевес шёл рядом с Мабуррой, бдительно оглядываясь по сторонам, оберегая супругу от возможных опасностей. В придачу к пике к его поясу приторочены были два ножа для обеих рук и колчан со стрелами, а на плече висел небольшой лук. Девятнадцать не менее основательно вооружённых мужчин, в свою очередь, охраняли своего вождя и его жену, а также остальных женщин, принявших участие в этом походе.
Для женщин, прежде никогда не покидавших окрестностей Обиталища, всё окружающее было в диковину, и они с жадным интересом осматривались вокруг. Как и мужчины, они имели при себе оружие – такие же костяные копья-пики и ножи.
Изначально Полад не собирался брать с собой в поход женщин. Женщинам вообще строго запрещалось рисковать жизнью с оружием в руках. Закон питомцев возбранял им не только истреблять Паразитов, но и добывать обычную живность для пропитания. Всё, что могли делать женщины – в тихую погоду заниматься нехитрым промыслом поблизости от Обиталища, собирая икру оранжей, водяные орехи псевдо-кораллов и другие ресурсы, добывание которых не связано с большим риском. Даже питьевую воду собирали в основном мужчины, чтобы уберечь женщин от необходимости ворочать костяные чаны с дождевой или снеговой водой, и от утренних холодов, когда требовалось собирать влагу из луж в спинных ложбинах, пока «ночная вода» от осадков не испарялась с восходом солнца... Ибо делом представительниц прекрасного пола в Воздушном мире, как и на Земле, было рожать и растить детей, как и заповедано женщинам природой. А ещё, опять же как водится от века, они были хранительницами дома, «очага» - то есть Обиталища.
Но когда Полад рассказал о том, что ему и его спутникам довелось узреть накануне, желание посмотреть на диво выразили многие женщины. И среди них была Мабурра, ставшая его женой после смерти Радетеля. Полад, хоть и боялся за неё, не смог отказать ей в этой просьбе. А чтобы другие женщины не были в обиде, он включил в состав группы будущих «свидетелей чуда» ещё девять из них: так много, как только позволила совесть. Он на свой страх и риск нарушил закон, чтобы ни одна из оставшихся в Обиталище женщин не смела роптать, что ей не выпала честь выйти в этот необычный поход.
Сейчас Полад любовался тем, как шерсть его супруги искрится под лучами солнца. Юная красавица с ярко-синими очами и мехом цвета изморози, покрывавшей по ночам костяные выступы спины Рода, стала для него утешением и смыслом жизни после того, как Радетель навеки покинул питомцев в своём телесном обличье.
Со временем боль утраты, тоска по наставнику-землянину ослабла. Но почти совсем она покинула душу Полада лишь тогда, когда выяснилось, что Мабурра носит под сердцем их дитя...
Погода благоприятствовала питомцам на протяжении всего пути, и серьёзных опасностей они не повстречали. Но всё равно мужчины соблюдали осторожность и выбирали наиболее безопасную дорогу.
День в Воздушном мире был не долог, а путь не близок, но путники не особенно спешили. Они знали, что в случае неприятностей смогут провести ночь (а то и не одну) в меньшем, новом  обиталище. Скорости ходьбы они предпочитали заботу о безопасности, и часто останавливались, чтобы разведчики смогли подняться на очередную возвышенность и осмотреть окрестности и небесные дали, предвосхищая проблемы и угрозы – со стороны Вечного неба и животного мира.
Поэтому день уже существенно перевалил за середину, когда группа достигла широкой расселины между выпирающими из-под кожи Рода костяными гребнями, промеж которых была натянута перепонка, скрывавшая вход в телесные пустоты новооткрытого убежища.
Но Полад распорядился пока что не задерживаться здесь. Питомцев ожидало гораздо более удивительное зрелище.

*     *     *

Это была задняя оконечность тела Рода, поэтому здесь не было ни щупалец, ни полостей в боках под ними, откуда выпрастывались крылья. Ниже, в толще тела, в этом месте располагались органы-двигатели, выдувающие наружу воздух, и так создающие реактивную тягу. Выхлопные клапанные отверстия находились в нескольких десятках метров ниже края спины.
Но и здесь приблизиться вплотную к самому обрыву было невозможно, так как везде спина Рода плавно закруглялась у конца. Стоя на её скате, ничего не стоило в случае даже небольшого крена летающего животного, или при сильном порыве ветра, – а то и просто при собственном неосторожном движении, - соскользнуть в бездну.
Впрочем, подходить так близко к границе плотского острова Воздушного мира сейчас и не потребовалось.
Вчера Поладу пришлось распластаться на животе и, вцепившись пальцами в щетинистую шкуру покатого края спины «хозяина», холодея от страха при виде неоглядной пучины неба внизу, взирать на то, как завершаются недолгие, но болезненные роды Рода...
Но сегодня детёныш летающего колосса, появившийся на свет из его утробы только вчера, уже надул четыре подбрюшные подушки водородом и обрёл подъёмную силу. Конечно, объём его кожистых пузырей многократно уступал вместимости газовых ёмкостей «отца», но ведь и размеры взрослой особи и младенца весьма разнились. Так что «Род-младший» держался лишь немного ниже родителя. Теперь новорождённого летуна можно было созерцать свободно, держась поодаль от края и не заглядывая вниз.
Все стояли в немом изумлении, самозабвенно взирая на это живое диво. Да и сам Полад впервые видел детёныша их носителя во всей «красе», в свободном полёте. Вчера он застал лишь явление малыша на свет. Затем пришлось срочно возвращаться, иначе они не успели бы в укрытие до наступления ночи-зимы.
Отпрыск Рода родился совсем недавно, но уже не только был способен к самостоятельному полёту, но и имел полноценный набор щупалец, как у взрослого животного – боковые и спинные. Но все его конечности были ещё относительно тонкими и слабосильными. «Младенец» усердно и натужно пыхтел, разрабатывая свои телесные двигатели, мощно прокачивая сквозь них воздух, и время от времени выпрастывал крылья из боковых пазух туловища, чтобы опробовать их. С крыльями, однако, он пока управлялся не слишком успешно.
Подобно тому, как детёныши травоядных животных Земли встают на ноги сразу же после рождения, чтобы противостоять жестокому миру хищников, так и малыш Рода с первых же мгновений исторжения из утробы инстинктивно готовился бороться за жизнь в невыразимо огромном, смертельно опасном Мире без земли, где главной угрозой были ветры страшной силы. Увы, шансов выжить, и вырасти до размеров родителя, у него было немного. Большинство таких детёнышей гибли.
Но младенец Рода, как и все одушевлённые творения, был готов попытать счастья в этой трудной жизни!
Полад почувствовал, как ладонь Мабурры нащупала и взяла его руку. Розовые женские коготки, более тонкие, изящные, но не менее острые, чем у мужчин, чувствительно впились в его кожу. От избытка чувств, от шока и умиления при виде детёныша Рода супруга с непроизвольной силой стиснула его запястье.
«Радетель, вы только взгляните на это! – мысленно воззвал Полад к почившему землянину. – Как вы говаривали – это надо видеть!»
Он свято верил, что его наставник с Планеты-тверди, ныне бесплотный дух, сейчас незримо присутствует где-то рядом, и вместе с ними радостно дивится необычайному и трогательному зрелищу...

*     *     *

Называть Рода отцом было бы не совсем верно. Как, впрочем, и матерью.
Род не был ни самцом, ни самкой. Существа его вида вообще не делились на два пола. И у них, как следствие, отсутствовало половое размножение.
И всё же, чтобы дать начало потомству, оплодотворение им требовалось! Но происходило оно совсем не так, как у животных Земли, её людей или их здешних потомков.
Битвы монструозных летучих каракатиц Воздушного мира, происходившие почти каждый раз, когда они, изредка и случайно, оказывались в пределах видимости друг друга, всегда велись насмерть. Убивая конкурента за корм, победитель отстаивал своё право на владение небесными «пажитями», чьи просторы и живые съедобные богатства он считал своими безраздельно.
Умные, но всё же лишённые интеллекта-разума животные извечно и яростно убивали друг друга согласно инстинктивным установкам, выработанным в процессе эволюции. Но в своём животном простодушии они не знали, что их смертельные схватки служат не только для утверждения превосходства, но также и для их же размножения!
Когда два врага сцеплялись в жестокой борьбе, обвивая и колотя друг друга щупальцами, нередко происходил процесс взаимного оплодотворения. Именно в щупальцах находились особые железы, в которых содержались семенные зачатки, подобные спорам. Во время боя эти зачатки разлетались вокруг, рассыпаясь по телам противоборствующих гигантов. Когда зачатки попадали в свежие раны, нанесённые теми же щупальцами, происходило оплодотворение – то есть добор спорой генетического материала из кровяных клеток-телец «чужого» животного. А если после этого какой-нибудь из таких оплодотворённых зачатков по случайности проникал в дыхательные пути кого-то из врагов через спинные ноздри, то там, внутри тела, он превращался в зародыша. Тот отращивал ножки и забирался глубоко в утробу, где находил просторное место для развития и роста. Затем он выращивал хоботки, которыми присасывался к окружающим тканями и рос, как паразит, питаясь соками и кровью тела будущего родителя.
Детёныш довольно быстро вырастал, вызревал во чреве; а когда наступал срок, находил путь наружу через естественный проход. В этом ему изрядно помогал сам родитель: он с потугами выталкивал чадо наружу вместе с отходами жизнедеятельности. Так что отпрыск сильно рисковал жизнью ещё во время появления на свет. Нечистоты, как порой и случалось, могли в первые же мгновения «свободы» унести его прямо в составе своей зловонной многотонной массы вниз, в плотные жидкостно-ионизированные газовые слои.
Но в этом отношении чаду Рода повезло. Значит, его шансы выжить в дальнейшем в какой-то мере возросли.
Повезло, кстати, и самому Роду – поскольку в его ноздрю попал всего один «зачаток-паразит». А ведь в дыхательные пути могло проникнуть и несколько оплодотворённых спор Тати. В таком случае ему было бы весьма затруднительно выносить множественное число прожорливых нахлебников!
Вот таким причудливым способом убивающие друг друга твари зарождали в своих врагах новую жизнь.
Но по прихоти эволюции, - или Провидения, - несмотря на необычный способ зачатия в бою, и вынашивание помимо воли родителя, гиганты Воздушного мира заботились о потомстве, испытывая к своим детям даже не родственные, а дружеские чувства. Они держались рядом с отпрысками до тех пор, пока те не подрастали достаточно, чтобы отправиться в самостоятельный пожизненный полёт. До той поры взрослые помогали им добывать пропитание, и как могли, защищали от врагов и непогод.


*     *     *

Род парил в тихом, фиолетово-синем воздушном океане, у которого, казалось, не было границ в пространстве. Мутная дымка застилала глубины, и уровни простиравшихся в немыслимую даль тёмных туч далеко внизу виделись смутно, размыто.
Стоя вблизи оконечности спины, большинство питомцев из нынешней группы впервые получили возможность одновременно окинуть взором не только высь, но и ширь, и недра своей «небесной» планеты. Не только женщины, но и многие из мужчин ещё никогда не подходили к краю спины: или боялись, или просто не забредали так далеко от Обиталища, – и так близко к непреодолимому рубежу своего живого оплота, за которым обрывался их диковинный мирок... и начинался мир Воздушный.
За этим рубежом-обрывом, перед ними и под ними простиралась, зияла яркая синь с белыми кучевыми облаками, уходящими в неоглядную даль, где всё словно бы сливалось в одну матовую белёсо-жемчужную пелену. А над ними бледно багровела высь с редкими звёздами в зените и сияющим «иконостасом» соседних миров, - двух меньших планет и нескольких лун. Перистые облака сегодня плыли так низко над Родом, что до них вполне можно было дотянуться, если подняться на какой-нибудь спинной курган повыше.
На фоне неба и нескончаемых облаков плыл-парил детёныш Рода, уже почти освоившийся в воздушной стихии; замены, альтернативы которой не было в этом мире. Отныне и навеки ему никуда не приземлиться, - лишь пожизненно летать в верхних слоях газовой планеты, не смея опуститься слишком низко, чтобы не погибнуть из-за высокого давления и могучих, скоростных ураганов глубин.
«Малыш» неотступно следовал за степенно летящим Родом, пока пребывая в блаженном неведении, как быстро это ясное тёплое затишье может смениться лютым ненастьем... Но уже скоро ему предстояло это узнать!
Разумеется, назвать это создание малышом тоже можно было лишь относительно. Таковым оно было только в сравнении с Родом. Но для питомцев детёныш выглядел настоящим великаном, размер его достигал почти полумили в условном «диаметре» спины. Его облик был уменьшенной копией взрослого существа, за исключением трёх толстых, напоминающих мощные канаты, придатков-хоботов длиной не в одну сотню метров. Ими он крепко присосался к туловищу Рода и держался за него. Кроме того, у него только начали резаться первые спинные «мачты», - будущие рога-тараны для сражений с другими небесными гигантами.
Без хоботов, этих зубастых хватательных придатков, предназначенных также для питания, как и пуповины у детей человека, детёныш непременно отстал бы - слишком мало пока у него было сил, чтобы состязаться в скорости даже с неспешно летящим родителем.
Но вскоре в этих зубастых «канатах» с присосками, через которые новорождённый сосал кровь Рода, отпадёт нужда. Они сами высохнут и отпадут, или оборвутся от натяжения при первой серьёзной буре. Но к тому времени отпрыск, - если, конечно, повезёт, - уже достаточно окрепнет. Чтобы выжить, он тоже научится охотиться, по примеру Рода самостоятельно вылавливая разных воздушных существ.
И уже много позже, набрав достаточно сил и телесной массы, он отправится в свободный полёт и начнёт самостоятельную жизнь. Если доживет до той поры. Ведь даже защита родителей на первых порах жизни далеко не всегда могла спасти юных летунов от чудовищных бурь и других напастей.
Но питомцы, ставшие свидетелями этого «продолжения Рода», в душе желали детёнышу удачи. Все надеялись, что ему посчастливится выжить в бурном, непредсказуемом мире Вечного неба, и вырасти до таких размеров, чтобы противостоять даже самому мощному воздушному шторму в этих «тихих» высотах близ верхнего предела полёта небесных колоссов. И что он сможет потягаться не только с сильными ветрами, но и с самыми могучими врагами!
А лично Поладу приятно было думать, что нынешний слабый и неопытный летун когда-нибудь тоже станет домом для множества существ, которые нуждались в тверди.
Все эти надежды не были пустыми мечтаниями. Ведь даже Род, будучи уже немолод, постоянно подрастал, постепенно увеличивался в размерах, словно детёныш. Подобно деревьям на Земле, его дитя будет понемногу расти даже в старости.
А от того, доживёт ли сам Род, долгожитель небес, до своей ещё нескорой естественной кончины, зависело благополучие и долголетие общины питомцев.
Но в этом, - как и во всём, что было не подвластно их воле и разумению, - гуманоиды Рода покорно полагались на волю богов...

*     *     *

Полад, Мабурра и их спутники провели долгое время у задней оконечности спины Рода. Погода продолжала благоприятствовать им, и питомцы с радостью задержались бы тут до самого вечера – слишком увлекательно было наблюдать за детёнышем Рода. Тем более до новооткрытого убежища путь лежал недалёкий. Полад заранее, ещё до выхода, предупредил всех, что группа, наверное, проведёт ночь там, а не в Обиталище. Всё равно «второй дом» предстояло обследовать и обживать – и чем быстрее, тем лучше.
Здесь, вблизи "края" сказочно красивой, но смертельной для нелетающих существ бездны, её бесконечность ощущалась по-особенному остро. Даже слабые раскачивания парящего животного казались здесь сильнее, и вызывали тревогу. Немудрено: ведь один внезапный, резкий крен Рода в сторону обрыва – и поход мог закончиться весьма трагично. То есть - гибелью группы.
Полад настрого запретил всем приближаться к Краю. Больше всего он опасался за супругу и их пока не рождённого ребёнка. Но его беспокойство распространялось и на всех остальных: как всякий достойный вождь, он истово заботился о своем племени. Потому никто, включая самого Полада, не подходил к закруглению-скату спины Рода ближе той произвольной границы, где остановился наперсник – двух небольших бугров метрах в двадцати от края, одиноко торчавших среди костяных бляшек, которые как чешуи усеивали шкуру вокруг...
Наконец, детёныш, утомлённый затяжным полётом, начал опускаться вниз, пока не исчез из поля зрения, расслабленно повиснув на своих извилистых «крепёжных» хоботах-придатках. Лишь концы его спинных щупалец теперь возвышались над краем спины Рода, вяло извиваясь.
Но и тогда питомцы не поспешили уходить. Пламенеющее большое солнце «отодвинулось» в западную область неба и сейчас почти не мешало обзору. Высь по-прежнему была ясной, она переливалась в предвечернем свете желтизной и яркой палитрой оттенков пламени. А очень далеко, на огромном расстоянии, которое трудно представить человеку на Земле, стелились и высились тёмные, будто мглистые горные кряжи сказочных размеров, чёрно-свинцовые тучи, в туманный массив которых могла бы целиком погрузиться «обычная» планета - как любая из тех, двух, что сейчас сияли в небе. Или такая, как Земля...
Внезапно Род немного накренился и прянул вниз – не слишком глубоко, но стремительно.
Питомцы потеряли равновесие, некоторые едва не упали. Полад едва успел подхватить жену, когда живая твердь ушла из-под ног. К счастью, при нырке Род наклонился вперёд; его зад немного задрался вверх, и питомцев повлекло прочь от края.
Нырки больше не повторялись, и Род вновь упокоился в небе. Однако это событие стало сигналом к уходу. Намёком самой судьбы: «хватит испытывать удачу».
Но мужчин из числа спутников Полада, опытных и храбрых воинов Страды, не так легко было напугать. Напротив, это только укрепило их решимость задержаться здесь. Им не впервые приходилось испытывать себя, бросая вызов страху перед смертельной пропастью. Конечно, они никогда не карабкались по крутым обрывам и не ходили горными тропами, как скалолазы на Земле, но бездна Воздушного мира грозила питомцам гибелью постоянно, и они с рождения свыклись с этим чувством опасности.
Впрочем, приказы наперсника не обсуждались. После его посвящения Радетелем в вожди Полад стал пользоваться непререкаемым авторитетом среди питомцев.
И отряд шерстистых гуманоидов, весьма впечатленных своим нынешним приключением, направился обживать новую обитель. А завтра, если позволит погода, им предстояла обратная дорога. Всем нужно было поесть и выспаться.

*     *     *

А Род раскованно летал над облаками, не обращая никакого внимания ни на питомцев, ни на других существ, обитавших на его громадной спине. Толстокожий колосс почти не замечал их существования. Он жил в бескрайнем и бездонном небе Мира без земли, в противоборстве с грозной стихией, и ему не было дела до таких мелочей. Тем более теперь, когда заботы требовала новая жизнь, которую он произвёл на свет.
Род блаженно «купался» в лучах вечернего солнца, впитывая кожей, всем телом его тепло. Он накапливал энергию, чтобы нормально пережить предстоящую ночь с её неземными морозами. А рядом с ним парил его детёныш. Ночью тот прижмётся к горячему боку Рода, и тепло родителя поможет выжить и ему.
Когда солнце, опускаясь всё ниже, начало медленно меркнуть, словно исчезать в небе, резко и очень сильно подул холодный ветер. Заботливо опекая детёныша, Род осторожно обхватил его одним из боковых щупалец, чтобы поддержать в воздухе...
Он не ведал о том, что Страда для его питомцев не кончается никогда.